Мой Ванька

Когда я начал работать, на отделении меня встретили не скажу, что плохо, но и не скажу, что хорошо. Не всем понравились мои методы лечения. Многие называют их химерами, хотя и не могут отрицать результатов. По сути, в моей жизни после армии это первый большой коллектив, в котором мне приходится находиться. Поэтому я, видимо, оказался не готов ко всяким не очень приятным проявлениям жизни любого коллектива. Имею в виду всякие сплетни и слухи.

Приехал в больницу специально, чтобы провести сеанс с Синяевым. Охранник на входе в хлам простужен. Глаза красные, нос распух… Показываю ему пропуск. Кивает.

– Ну-ка сядьте! – приказываю я, и он послушно садится. Делаю разные движения, которые мне подсказывает интуиция, вернее – кто-то сверху. Грею полем. Ну вот… Вроде всю энергетическую дрянь убрал.

– Теперь полегчает, – говорю удовлетворённо и, видя его недоверчивый взгляд, добавляю: – Не сомневайтесь! Полегчает!

– Спасибо, – хрипит он.

Захожу в ординаторскую.

– А… Храбрый прогульщик прибыл! – приветствует меня дежурный невролог, пышный мужчина лет сорока, Борис Васильевич. – Ну привет! – внимательно смотрит на меня и делает заключение: – Лицо вроде не помятое, глаза не красные, перегара нет. Что, так плохо погулял?

– Не понял…

– Нет, я понимаю – дело молодое! – он хихикает и хлопает меня по плечу. – Ладно, мы тут всё понимаем. У каждого по молодости загулы были.

– Да я был не в загуле…

– Ладно-ладно… Здесь все свои. Все всё понимают, – и масляно улыбается.

Всё ясно. Кто-то пустил сплетню, и публика её восприняла на «ура». Очевидно, следствие большой любви коллег.

– Ну ладно, я к Синяеву, – бросаю я, не желая оправдываться. Надеваю халат и выхожу из ординаторской.

– Молодец! – звучит мне вслед. – Грехи надо замаливать!

– Здравствуйте, Саша! – приветствует меня пожилая медсестра, тоже Вера, как и в Булуне, но Тимофеевна. – У вас что-нибудь случилось?

Она смотрит на меня с явным сочувствием, поэтому, понимая, что Воронов, конечно, никому не докладывал про визит к нам с Ванькой, решаю ей объяснить.

– Вера Тимофеевна, у моего младшего брата очень сильное воспаление лёгких. Даже Юрий Степанович приезжал. Вот два дня я… был при нём.

– Вот сволочи! – это говорится явно от души. – А Алсан про вас такого наплёл!

Всё понятно. Она с потрохами сдала мне одного из врачей, Альберта Александровича, которого все зовут сокращённо Алсан. Это большой вальяжный мужик с алыми, будто жирными, толстыми губами. У нас с ним сразу возникла взаимная антипатия. Терпеть не могу обсуждений всяких сальностей! А он, как я понял, бабник-теоретик.

– Уже знаю, – устало говорю я. – Да бог с ним! И Бог ему судья.

После сеанса с Синяевым сижу прямо на посту у Веры Тимофеевны и, обжигаясь, хлебаю растворимый кофе. Очень приятно, что она сама пригласила и приготовила.

– Вы не расстраивайтесь, Саша, – тихонько воркует медсестра, одновременно делая пометки о процедурах в историях болезни. – Люди всякие бывают. Хороших, конечно, больше… А сплетню пустить – дело нехитрое и неумное. Ум человека определяется вовсе не полученным им образованием. В наше время образование получить несложно. Ум человека в его душе. Поверьте мне, немолодой женщине. Всякого повидала.

Вот так! Взяла и подписала приговор Алсану. И правильно.

Из больницы заезжаю к Даше.

– Привет, как вы тут с Серёжкой?

– Да у нас всё нормально. А вот ты совсем осунулся, скоро прозрачным станешь.

– Так тем лучше! Буду к вам приходить незаметно, и твой отец меня не увидит.

Василий Семёнович сегодня в вечер, и у меня есть возможность пообщаться с ребёнком. Держу его на руках и переживаю такие мгновения! Он чего-то гукает, трогает пальчиком выдающуюся часть моего лица, короче, нос. Балдею…

– Ладно, нам спать пора. Не разгуливай его.

Передаю Серёжку в Дашины руки, и тут его личико сморщивается… Заплакал…

– Видишь – признал батьку! – смеюсь я, а Даша делает знаки, мол – сваливай! – Ну ладно… Я пошёл, – говорю уже шёпотом и двигаюсь к двери.

Обернувшись, ловлю Дашин взгляд. А в нём такая нежность!

Ванька меня встречает полусидя, глядя в экран телевизора.

– Привет! Извини, задержался…

– Привет! Ты не волнуйся, я слегка похулиганил… Короче, сам поел, – виновато признаётся он. – Там бульон оставался.

– Ты что, вставал с постели?

– Ну, Саш… Прости. Есть захотелось.

– Надавать бы тебе… – беззлобно ругаюсь я, понимая, что если бы не заезжал к Даше и Серёжке, то успел бы. А вообще-то, если есть захотел, это хороший признак. Короче, я опять сам виноват. – Ладно, дай свой лоб.

Наклоняюсь и касаюсь Ванькиного лба губами, чтобы проверить температуру. Так… Похоже, тридцать семь и пять. Тут же две руки обнимают меня за шею и щека прижимается к моей. Эта ласка растапливает, и я позволяю ему немного себя удержать.

– Во-первых, держи градусник. Во-вторых – не подлизывайся. Уколы я всё равно тебе сделаю.

– Не прокатило… – братишка деланно вздыхает и отпускает руки.

Готовлю шприцы, поглядывая на часы. Пора вынимать градусник. Угу… Убеждаюсь, что губами измерил правильно.

– Сколько? – нетерпеливо интересуется Ванька.

– Тридцать семь и пять. Поворачивайся тем местом, где у тебя мозги! – и делаю укол. – Другим полушарием!

Фыркает и поворачивается другим боком. Делаю второй.

– Саш… А ты послезавтра на экзамен пойдёшь? – следует осторожный вопрос.

– Чтобы ты опять болтался по квартире?

– Ну я не буду. Иди на экзамен, если готов, конечно.

– Ладно. Посмотрю на твоё самочувствие. Кашель как? Давай я тебя послушаю.

– Кашля почти нет, – и в этот момент закашливается.

Поднимаю его в сидячее положение и достаю трубку. Можно со спины послушать.

Хрипы ещё есть, да и дыхание трудное… Увы, за два дня серьёзное воспаление лёгких не вылечить. Слишком уверились в собственных силах, Александр Николаевич!

Экзамен я сдал. Тоже на «отлично». Ванька чувствует себя гораздо лучше. И дыхание вроде наладилось. Правда, по квартире ходить я ему пока не разрешаю. Слаб ещё. Я даже на работе стал появляться. Но в больнице пока через день, с разрешения Юрия Степановича. Отношения у нас с Ванькой всё же какие-то странные. Не получается у меня вести себя с ним так же, как до нашего отъезда в Булун. А с другой стороны, чем я недоволен? Он правильно тогда сказал – это теперь уже не тот влюблённый в меня мальчик. Этого мальчика, слава богу, больше нет. Есть мужчина! И с этим я не только обязан считаться, но и должен этому радоваться. А самое главное, я должен теперь выстраивать с ним новые, по-настоящему братские отношения.

* * *

Не могу спать! Завидую Ваньке. Сопит себе… Осторожно встаю и, иду курить.

Ванька действительно – большой ребёнок. Но всё же у меня не получается относиться к нему по-прежнему. Кто в этом виноват? Он? Я? Не знаю. И меня это мучает. А что значит «по-прежнему»? Может, как раз этого сейчас и не надо? Убежден, его «ориентация» не была естественной. Это было искусственно привнесено в его жизнь обстоятельствами внешнего мира. Например, одиночеством. Невостребованностью, что ли… А сейчас он мучительно и для себя, и для меня выздоравливает от своей «голубизны».

Да, я хочу возврата нашей прежней дружной жизни, наполненной добротой и заботой. И в новых условиях я тем более должен дать ему ласку старшего брата, любящего родного человека. Что же случилось со мной в этот момент? Обида, сидящая где-то далеко внутри? Да, я с заботой и старанием его выхаживаю и поставлю на ноги, конечно! Но меня всё время грызёт воспоминание о бешеных и ненавидящих глазах там, в Булуне. Получается, страхуясь от возможного повторения такого потрясения, я отодвинул братишку от себя подальше? И в этом я… виноват! Он прав… «Врач – пациент». Сухая прохлада… Ведь я этим причиняю ему боль.

Раздаются шлёпающие шаги…

– Ты чего не спишь? – входит Ванька, закутанный в одеяло. – Три часа ночи!

– А ты чего встал? Я же тебе запретил вставать!

– За тобой пришёл! Пошли спать!

– Завтра я всё равно на работу не пойду, только в больницу вечером. Отосплюсь, – бурчу недовольно. – И вообще, иди спать. Дай мне подумать, разобраться… во всём.

– Давай вместе… разбираться. Я же знаю, о чём ты думаешь! Готов выслушать всё, что бы ты мне ни сказал. Я это заслужил… Но, Саш… Я не хочу, чтобы из-за меня ты ещё и не спал. Уже четвёртую ночь здесь сидишь! Сам куришь и меня соблазняешь, – он вымученно улыбается, садится на табурет с другой стороны стола, распахивает свои глазищи, и… я опять тону. А взгляд такой грустный!

Молчу, потому что не готов к такому разговору, несмотря на то что действительно несколько ночей думаю обо всём, что с нами произошло.

– Что ты на меня уставился? – не выдерживаю я наконец. – И вообще, тебе лежать надо, а не по квартире болтаться. Пошли! Говорить можно и лёжа.

– А я думал, ты мне покурить разрешишь.

– Хрен тебе! Давай в кровать! Я сейчас иду.

Лежим рядом. Ванькина голова, как всегда, на моём плече.

– Вот так – другое дело, – улыбается он.

– В Булуне ты же как-то обходился? – не подумав, бросаю я. Повисает пауза. Понимаю, что брякнул не то, и прижимаю его к себе.

– Ванюха, прости меня…

– Ладно… Проехали… – отвечает глухо. – Не стоило бы этого трогать.

– Ты всё ещё её любишь?

– Нет… После всего… Мне очень стыдно, Сашка. Я очень люблю тебя, моего дорогого брата… – он сначала молчит, будто о чём-то думая, потом издаёт мучительный вздох. – Можно, я тебе всё расскажу?

– Нужно!

– Так вот… Ты же знаешь, кто я такой… Я не знал женщины. А Света говорила, что со мной поняла, что такое любовь и что наконец у неё проснулось настоящее чувство. Она говорила, что хочет быть со мной и что, когда я полез за ней в ту трещину, это было добрым знаком для нас обоих. Много чего говорила…

– И про меня говорила… – подсказываю, желая проверить возникшую мысль.

– Да… И про тебя. Знаешь… Сначала она про тебя ничего не говорила. Но после того, как у нас всё произошло… Ну ты понимаешь… Это на второй день случилось. Она спросила меня, хорошо ли мне было с ней. Ты же понимаешь… Я – человек совсем неискушённый, не то что ты… Мне действительно было с ней очень хорошо. Прости, но в те минуты я вообще о тебе забыл. Купался в новых для себя ощущениях! Я ей признался, что это мой первый раз. Она меня пожалела, сказав, что такой сильный человек, как брат, наверняка меня подавляет, что я нахожусь под твоим влиянием… Говорила, что мне надо совершать самостоятельные поступки, не оглядываясь на тебя. Сашка! Она так ласкала! У меня остатки мозгов отключились. Потом предложила жить вместе. Сказала, что давно мечтала быть с таким мужчиной, как я… Она называла меня мужчиной!

Отмечаю, что моя мысль уже нашла своё подтверждение.

– Понимаешь… Как ты говоришь, я повесил сопли, – продолжает Ванька. – Она заставила меня смотреть на всё, и в том числе на тебя, своими глазами. Возможно, я был ослеплён своей… Хочется сказать – любовью, ведь только потом я понял: это была просто влюблённость неискушённого мальчика. Отдавая должное за моё выздоровление, она тем не менее выставила тебя таким монстром! А я, скотина, фактически в это поверил.

– Да… Твои глаза тогда были такими ненавидящими! Не могу их забыть.

– Саш… Ну не надо… Лучше избей меня до полусмерти! Я помню каждое слово, которое тогда тебе сказал. Прости, но в тот момент мне хотелось сделать тебе побольнее.

– Тебе это удалось, – я хмыкаю и не удерживаюсь от подкола: – Другой бы на моём месте давно бы уже нашёл верёвку и крюк. Будь я послабее, это бы и сделал.

Очевидно, словесная оплеуха оказалась слишком крепка. Ванька замолкает, и его голова на моём плече начинает вздрагивать.

Понимаю, что переборщил. Крепче его обнимаю, поворачиваюсь и целую в лоб.

– Ну Ванюха… Ну прости меня…

– Да ладно… – он откровенно всхлипывает. – Я сам не знаю, что тогда со мной происходило. Это был не я. Вернее, именно я стал монстром. Я же тебя предал!

– Ну а как вы расстались? – задаю я нечестный вопрос, поскольку кое-что знаю.

– Всё банально. Где-то через два месяца нашей совместной жизни мы начали ссориться. Первый раз это произошло из-за Кольки. Это её сын. Такой классный парень! Ему три года. Мы с ним сразу поладили. Он так любил со мной играть! С работы приду, а я в больнице у Кирилла Сергеевича санитаром работал, за день набегаюсь, ноги гудят, а Колька мне уже свои игрушки тащит. Повожусь с ним – и всё как рукой снимет. Так вот, первый раз из-за него поругались. Света его ударила, а я пожалел, прижал к себе, и её это взбесило. Потом ещё, ещё… Она всё настаивала, чтобы мы с ней ко мне в Питер переехали. А я, будто кто-то меня хранил, отказывался. И из-за этого были ссоры… А потом появился Витя… и она мне велела, чтобы я забирал свои шмотки и катился…

– Понятно…

– Ты, Сашка, умный… Объясни мне тогда, как могло так получиться?

– Объясню. Только сперва пойду на кухню покурю.

– Я с тобой! – это опять звучит по-детски, как тогда, давно, когда он объявился.

– Во! Видел? – и скручиваю ему под нос фигу.

– Саш… Я даже согласен на два лишних укола, – Ванька грустно смеётся. И мне приятно, что он смеётся. Эти перепады настроения… Пацан! Совсем пацан!

– Ладно, чёрт с тобой! Только завернись в одеяло.

На кухне закуриваю. Ванька, шевеля ноздрями, старается вдохнуть дым от моей сигареты. Пусть. Главное, чтобы сам не курил, по крайней мере, пока не поправится.

– Саш… Ну объясни…

– Что ж тут объяснять… Заколдовала она тебя! Она – обычная ведьма.

– Сашка, ты смеёшься надо мной!

– Ванюха, я говорю совершенно серьёзно. У нее очень сильное биополе, гораздо сильнее твоего. И она тебя подавила. А когда поняла, что использовать тебя в качестве средства передвижения в Питер у неё не получилось, ты стал ей неинтересен.

– Наверное, ты прав. По крайней мере, в отношении средства передвижения.

– Понимаешь… Есть категория людей, которые всегда в поиске. В поиске слабых для их дальнейшего использования. Я это понял буквально с первой встречи с ней. Такие люди, и она тоже из их числа, сразу чувствуют того, кто сильнее, и объявляют этому человеку негласную войну. И она мне её объявила. Полем боя стал ты…

– Так что получается, что она победила? Ну раз всё так…

– Получается, что да. Хотя если ей не удалось тебя использовать для переезда в Питер, то не совсем. Наверняка было так: сначала она подавила твою волю лаской, потом начался процесс внушения, поощрения и так далее. Её могло бы извинить то, что большинство таких людей делают эти вещи неосознанно, это их стиль жизни. Они, как правило, эгоцентрики, то есть искренне считают, что остальные должны жить только для них. Но в твоём случае она изначально знала, что ей от тебя надо, и шла прямо к своей цели.

– Обалдеть, – бормочет Ванька. – Ты её видел всего пару раз, а рассказал о ней так, будто знаешь всю свою жизнь. Ты настолько точно её охарактеризовал!

– Ванюха, это всё из курса психологии, который я прочёл месяц назад.

– Сашка… Родной мой… Ты такую ношу с меня снял! – в его голосе звучит горечь. – Вернее, одну снял, а другую положил. Ты меня пытаешься оправдать… Зачем?

– А ты не сильно радуйся. Я про тебя ещё не всё сказал, ну и про себя тоже. Ты в этой ситуации, будучи тепличным растением, человеком, которого я сам избаловал в своей теплице, глядя на прелести не познанной тобой женщины, распустил сопли и, ни о чём не думая, пошёл у неё на поводу. Как осёл за морковкой. Так ведь?

– Так… – Ванька съёживается внутри одеяла. – Именно так!

– А я, увлёкшись медициной, то есть тем, что мне интересно, напрочь тебя забросил. Тоже хорош… Не нашёл времени вытащить тебя из ямы, куда Света тебя утянула. А когда спохватился, то было поздно. Ты уже был в её полной власти. Так что и моя вина в этом тоже есть, и она достаточно велика. Поэтому мы квиты! Ладно, пошли в кровать.

– Что бы я без тебя делал в этой жизни… – бормочет он укладываясь.

– Больше бы думал, – отрезаю я.

– Саш… Скажи… Я тебя тогдашнего… ну прежнего… совсем потерял?

Такая постановка вопроса ставит меня в тупик.

– Знаешь… Сейчас настала моя очередь рассказывать, а уж потом ты сам, вернее, мы вместе решим, прежний я или не прежний. Хорошо?

– Хорошо… – очень напряжённо выговаривает Ванька.

– Я начну с главного. У тебя есть племянник. Зовут его Серёжа. Ему полгода.

– У тебя появился сын!

Не могу не посмотреть на его реакцию. У него счастливое лицо!

– Сашка! Это же здорово! Знаешь, после того как я повозился с маленьким Колькой, я понял: дети – это прекрасно!

– Ты это серьёзно говоришь? – я реально опешил от того, что вижу и слышу.

– Абсолютно! Ты удивишься, но я так этому рад! Меня всегда грызло, что, занимаясь только мной, ты не имеешь семьи и детей, – смущённо говорит он и добавляет: – Я же понимаю, что моя реакция тогда, в спортзале, на твою подругу у тебя отложилась…

Однако… Он сказал то, о чём я думал.

– Мы с Дашей познакомились, когда ты был в Булуне первый раз. Я ничего тебе не говорил, потому что не знал, как ты на всё это отреагируешь, действительно памятуя мою историю с Ниной. Прости меня… Она родила, когда мы были в Булуне второй раз.

– Она тебя любит?

– Да. Но жить со мной пока не хочет. Говорит, мы с ней оба сильные люди, и дальше – про возможность вулканической жизни таких людей на одной площади.

– А ты её? – совсем напряжённо спрашивает Ванька.

– Люблю. Только понимаешь… Ты мне снился, даже когда тебя не было рядом. И сейчас снишься! А её во сне я видел, может, раз-другой… Я тебе ответил?

Он сосредоточенно молчит, и я не знаю, как это толковать. И вдруг…

– Саш… Ты не жалеешь, что когда-то со мной связался? Только честно!

– Ты действительно идиот, Ванюха. Идиот с куриными мозгами, – сгребаю его в охапку. – Братишка… У нас с тобой всё на генетическом уровне. Пуповина какая-то…

– Сашка, я тебя очень люблю, – бормочет он. – Ты мне покажешь племянника?

– Обязательно. Пусть он познакомится со своим дядькой.

– Саш… А мы сейчас вместе? Это так?

– Это так. Мы вместе, и мы с тобой – семья.

– Тогда прошу тебя: забудь про мои глаза там, в Булуне! Ты – мое всё! Больше у меня никого нет, да и вряд ли будет.

– И ты моё всё… Это правда. А будет или не будет… Жизнь долгая. А сейчас давай-ка, «мое всё», на горшок и спать! А я перекурю – и тоже.

* * *

Сам себе хвастаюсь: почитав литературу, правильно определил необходимые витамины, которые должны сопутствовать антибиотикам. Анастасия Ивановна, которой я звонил, согласилась с моим выбором. Сейчас делаю Ваньке очередную порцию уколов.

– Ты меня уже всего исколол, – ворчит он, подставляя нужные места. – Как я потом сидеть-то буду?

– Я же тебе грелку даю, чтоб там всё рассасывалось. Так что терпи. Ещё пара дней, и, наверное, всё закончится. Отвезу тебя…

– На кладбище? – перебивая меня, радостно спрашивает братишка.

Ну вот… Как только стало легче, он не упускает возможности меня подколоть.

– Идиот! На рентген я собрался тебя везти. В свою академию.

Я действительно попросил Юрия Степановича договориться с пульмонологией насчёт рентгена и общего осмотра Ваньки специалистом.

– А, я понял! – и сияет. – Таким путём ты хочешь проверить, есть ли у меня мозги. Давай. Просветили, а там – пусто! Во класс! И с меня взятки гладки!

– Иди ты!

– Извини… Не могу… Я в бессрочном отпуске и вообще сменил профессию, – блаженно улыбается, понимая, что сегодня все его шутки проходят на «раз».

Махнув рукой, иду подогревать ужин. Появляется Ванька, завёрнутый в одеяло.

– Саш, ну давай я чего-нибудь поделаю. Что ты всё сам да сам…

– Самое лучшее, что ты можешь сделать, – это лечь обратно в кровать.

– Я нормально себя чувствую. Ты же сказал, что хрипов не слышишь.

– Это я сказал. А надо, чтобы тебя ещё посмотрел пульмонолог.

– Пульмо… кто?

– Пульмонолог. Это, если можно так сказать, лёгочник.

Да… Видно, братишку сегодня так просто не унять. Стоит с заумно-хитрым видом.

– Понял. Значит, лор – это ушник, окулист – это глазник, пульмонолог – это лёгочник, гинеколог… Саш… А как гинеколог по-русски будет? – звучит невинно.

– Ты сам уйдёшь, или тебе дать пинка в твою исколотую жопу?

– Ухожу, ухожу… – пятясь к двери, он хихикает.

– Правильно делаешь, что пятишься, – мне уже самому стало весело. – А то смотри… Шприцы у меня здесь, на кухне.

– Всех жоп не переколешь! – гордо восклицает Ванька и скрывается в комнате.

Какое-то время всё спокойно.

– Саш… – раздаётся из комнаты. – Тебе кто твою бухгалтерию сейчас делает?

– Угадай с трёх раз, – отзываюсь я.

– Тут и угадывать не надо. Давай-ка, неси всё мне. Займусь.

Это просто отдушина! Если братишка этим займётся, то у меня освободится время.

– Спасибо тебе, Ванюха! – кричу из кухни. – Ты даже не представляешь, насколько ты меня выручишь. Мне ведь надо ещё очень много учить и сдавать.

– Представляю, – со вздохом отвечает он. – Потому и предложил.

После нашего ночного разговора Ванька повеселел. Я это вижу и очень рад тому, что он потихоньку становится прежним.

Мы в пульмонологии больницы академии.

– Когда, говорите, у него началось воспаление? – спрашивает заведующий этим отделением, тоже профессор, просматривая заключение рентгенолога.

– Недели две назад.

– Странно… – бормочет завотделением, снова прослушивая Ваньку. – У него всё чисто… Ну-ка, подышите интенсивно.

Он дышит полной грудью.

– М-да… Постойте… – профессор внимательно смотрит на меня. – Это что, вы тот самый… Александр Елизов? Ну мне говорили… И Сергей Петрович говорил как-то…

Вид у него такой озадаченный, что мне становится весело.

– Не знаю… Наверно, тот самый, – не могу подавить улыбку.

– Ну вы ещё у нас в академии на экстернате. Да?

– Да. Сдаю потихоньку.

Завотделением наконец улыбается и протягивает руку.

– Меня зовут Николай Васильевич. Поздравляю, коллега. Ваш больной – не больной. Я, конечно, наслышан, но все эти методы… И всё-таки поздравляю!

На всём пути обратно к машине Ванька странно молчит и всё поглядывает на меня.

– Что ты смотришь? Скажи что-нибудь! – не выдерживаю я.

– Уважуха… – произносит он. – В какой-то степени я даже завидую.

– А ты почаще болей, так я на тебе ещё лучше натренируюсь.

– Нет, Сашка… Я завидую, потому что мне тоже очень хочется заниматься тем, что мне интересно. Не зря же я учился! Только где работу найти?

– Так ищи! Теперь ты здоров и можешь этим заняться. Только завтра мы с тобой одеваться поедем. Ты же у меня опять раздетый, а тебе нельзя мёрзнуть.

– Понял… – и заявляет ехидно: – Настанет и мой час. Ты посмотри, как сам-то ходишь. Чуть ли не бомж. Устроюсь, заработаю и тоже буду тебя таскать за шмотками.

– А я не возражаю.

– Слушай, а давай сегодня отпразднуем?

– Ну тогда едем в супермаркет!

…Сидим с Ванькой на кухне и празднуем.

– Ну, за твоё возвращение, хоть и запоздало… – и поднимаю «нашу» рюмку.

– Угу… – он неуверенно кивает. – Только я сам ещё не понял, вернулся ли, а если вернулся, то куда и кем? Знаешь, когда я болел, а ты, бедняга, пытался один поспеть по всем делам, оставляя меня одного, мне оставалось только лежать и думать. Думать о нас с тобой… Понимаешь, мы оба за это небольшое время стали совсем другими! Мы изменились, Сашка. И наверное, к сожалению, возврата к прежнему состоянию быть не может! Тогда, давно… ты окружил меня такой заботой, таким теплом, что действительно стал мне всеми утраченными родственниками в одном лице. Чисто подсознательно я воспринимал тебя как любящую няньку, что ли… Ты меня тогда просто упаковал в ласку и тепло. Я каждый момент чувствовал тебя рядом, даже если ты был где-то. Но я же всё это сам и сломал там, в Булуне… – это говорится очень взвешенно и с нотками горечи.

– Ты хотел бы вернуться к тому состоянию?

– Не знаю… – Ванька поднимает на меня глаза. – То состояние требовало от меня меньшего. Сейчас же всё по-взрослому. Но это и справедливо! Так и должно быть! И вместе с тем, Сашка, мне порой хочется прижаться к тебе и так стоять, стоять… Я так жажду твоего тепла!

Надо же! Прозвучало именно слово «жажду»…

– Оно от тебя никуда не делось и не денется, хотя и я тоже изменился. Теперь есть Даша, есть мой сын… Может, тебя именно это смущает?

Задавая этот вопрос, ощущаю в себе некоторый напряг.

– Как ты мог такое подумать? – звучит укоризненно. – Я готов всем пожертвовать ради твоего душевного комфорта и покоя. Ты это заслужил. Я в этом убеждён!

Чокаемся и пьём. Какое-то время сидим молча. Ясно, что все эти вопросы Ваньку грызут давно и он не может найти на них ответы. А я тоже их не знаю.

– Саш, – нарушает он это молчание, – я снова спрошу тебя о том же. Скажи мне честно, ты сможешь быть со мной прежним?

– Тебе это действительно необходимо? – отвечаю я вопросом на вопрос.

Задумывается, и молчание длится долго. Понимаю, что это наверняка последние брызги его прошлой жизни. Убеждён в необратимости происшедших в нём изменений!

– Я тебя очень люблю, Ванюха, как самого близкого мне человека, – не дождавшись ответа, прекращаю паузу. – Это совсем не потому, что ты мой брат, а потому, что это – ты! Ты же сам сказал, что мы с тобой изменились. Давай принимать это как данность. И твоя выходка в Булуне здесь совсем ни при чём. Свету можно даже поблагодарить. Она повернула тебя на правильные рельсы, открыв по сути новый мир. Согласен?

Он молча задумчиво кивает.

– Ты действительно вернулся. Вернулся, потому что ты тоже… «моё всё». Ты должен знать, что я люблю тебя и никогда не позволю ничему плохому с тобой случиться. Это я тебе говорю как старший в тандеме.

– Понял, – опять кивает и продолжает: – Но и ты должен знать, что и я очень тебя люблю и никогда не позволю ничему плохому с тобой случиться. Говорю тебе это как младший в тандеме. Я за тебя отвечаю не меньше, чем ты за меня. Так и знай! – делает паузу и с улыбкой меняет тему: – Короче, когда ты мне племянника покажешь?

– Как с Дашей договорюсь…

– Если честно, то я этого жду с нетерпением, – и опять меняет тему, подводя своеобразную черту: – Ты обратил внимание, что мясо я сделал совсем по-другому?

– Не знаю… Мне очень нравится.

– На тебя только продукты переводить. По-моему, даже если тебя кормить каждый день одним и тем же, ты этого не заметишь, – звучит ехидное замечание.

Теперь, когда братишка пришёл в норму, я наконец могу спокойно заняться другими делами. Пришлось снова составлять на работе рваный график, поскольку начались практические занятия по травматологии. Этому по книжкам не научишься и экстерном не сдашь. Интересная штука! Например, те же кости, которыми я раньше занимался на интуитивном уровне. Теперь я учусь их совмещать после перелома и ставить гипс. Ещё много другого – и тоже интересного. Причём интересного настолько, что я упросил преподавателя задержаться со мной и закидал его разными вопросами. По-моему, это его даже порадовало. Всё-таки заниматься тет-а-тет куда приятнее и полезнее, нежели в толпе.

А насчёт Ваньки… Сейчас главное – помочь ему встать на ноги. Если он почувствует себя сколько-нибудь значимым в этой жизни, то сразу должна измениться его самооценка, а значит, возможно, и энергетика. Забавно… Это даже походит на эксперимент.

Захожу в квартиру. На кухне вовсю шкворчит, ведь Ванька там воцарился снова.

– Ну, чего у тебя? – интересуюсь из прихожей.

– Да опять непруха! – ворчит он. – Обошёл три фирмы, и везде вежливый отказ.

– Слушай, Ванюха, а может, тебе начать готовиться в университет? Голова у тебя варит, надо высшее получать!

– Сашка… Дорогой ты мой… – подходит и заглядывает мне в глаза. – Я больше от тебя жертв не приму. Стыдно мне! Понимаешь?

– Ну какие там жертвы… – даже не знаю, что ему ответить.

– А такие! Ты что, будешь вкалывать на пяти работах и тянуть взрослого обалдуя? Не забыл случаем, что у тебя теперь есть Даша и Серёжа?

– На всех хватит, не волнуйся, – бурчу я.

– Нет, Сашка… Я буду учиться вечером, а днём буду работать! Я найду работу!

* * *

– Саша, – завотделением останавливает меня в коридоре. – Сергей Петрович хочет с вами встретиться и поговорить о ваших успехах.

– Да какие там успехи! – машу я рукой.

– Вы неправы. Если поставить опыт на двух пациентах, где одного оставить контрольным, то есть лечить его традиционно, а другого будете лечить вы, сроки и качество исцеления будут в вашу пользу. Я исподволь сравнивал.

– Юрий Степанович! Теперь я отвечаю вам как представитель точных наук, то есть как инженер. Опыт, о котором вы говорите, в любом случае будет, если хотите, нестрогим. Разные организмы, разное течение болезни. Для большей строгости вам пришлось бы взять двух клонов.

– Знаете, Саша, вы рассуждаете, как учёный, – он говорит задумчиво, – Может, поэтому мне с вами и интересно. Но всё-таки найдите время и позвоните ректору.

А что я, собственно, сделал в этой больнице? Если честно признаться, то у Кирилла Сергеевича мне было интереснее, потому что там были разные случаи и обстановка была доброжелательная. Здесь я тоже работаю увлечённо, и кажется, мои пациенты относятся ко мне очень тепло, но не могу понять, чего тут не хватает. За почти пять месяцев работы я всерьёз попользовал только шестерых. Остальные были как-то не так… Правда, результаты, наверное, неплохие. Даже тот самый охранник, которому я лечил простуду, долго жал мне руку и говорил, что практически сразу поправился. Но всё равно…

В кабинете Сергей Петрович предлагает сесть за отдельный стол.

– Это чтобы мы не разговаривали как начальник с подчинённым, – поясняет он. – Должен вам сказать, Саша, что я распорядился докладывать мне о ваших делах. Поэтому наслышан. Всё на «отлично» – это прекрасно! Мне даже рассказали, как вы мучили вопросами вашего преподавателя по травматологии.

– Извините… Мне было очень интересно.

– Так это же и хорошо! Повторяю: если хотя бы половине наших студентов было интересно так, как вам, у нас были бы лучшие в мире врачи. Короче – так держать! Кстати, на Николая Васильевича вы тоже произвели впечатление.

– В пульмонологии?

– Да. Не хотите поменять специализацию? – ректор, шутя, хитро прищуривается.

– Знаете, если я пациенту для лечения буду предлагать спать с собой в обнимку, то думаю, меня неправильно поймут.

Сначала смеёмся вместе, а потом Сергей Петрович становится серьёзным.

– А вот с этого места прошу поподробнее.

Рассказываю, как лечил Ваньку своим полем, лёжа с ним рядом. Рассказываю про маленького Вовку. Про свои умозаключения на эту тему.

– Слушайте, опять вы меня удивляете. А Ваня – это тот, о ком писал Кирилл?

– Да, это он, мой сводный брат по отцу.

– Ну и как он сейчас себя чувствует?

– По здоровью – нормально. Снова гантели стал таскать, а вот с его настроением – проблема. На работу устроиться не может. Он программист. Колледж закончил. Хочет поступать в университет на вечерний. Думаю, из него толк выйдет. Серьёзный парень.

– Серьёзный, говорите… А на работу устроиться не может. Ну и времена нынче! – ректор вздыхает и неожиданно бросает: – А давайте его к нам, в академию? – и видя мой непонимающий взгляд, объясняет: – Мы начали создавать у себя корпоративную сеть, и ваш Ваня может пригодиться. Устроит это его? Зарплаты ведь у нас не ах…