Циркуль. Полная гамма красок
Я выколю себе глаза. Возьму циркуль тремя потными пальцами, соображу из него балерину, и начну вводить иглу в свое мягкое глазное яблоко. Мягкие яблоки всегда протухшие, побитые, как и мои глаза. И будет дыра, и я осознаю, что сделал. Дыра будет сделана, и ничем ее уж точно нельзя будет замазать, замотать, залепить, заставить. Ее можно только скрыть, но не убрать. Никогда. Дыры в стенах лишь можно заложить кирпичом, сильно заштукатурить, но все равно вы будете знать о том, что в стене была дыра. Дыры в тканях можно зашить, но останется след. А с глазом ничего не поделаешь.
И я не увижу пейзажей, я не смогу их описать, я лишь буду руководствоваться простыми стандартами – трава зеленая, а люди нет. Я не буду видеть эти незеленые лица, так тщетно пытающиеся скрыть свои настоящие эмоции. Я не буду видеть себя, так пытающегося не скрывать эмоции через сокрытие эмоций. Я не буду видеть ничего.
А циркуль пригодится.
Он пригодится для того, что отпилить себе уши, чтобы проделать еще пару дыр в своей голове без помощи огнестрельного оружия.
И к черноте прибавится нечернота. И теперь я не буду слышать натуральные и ненатуральные голоса, я не буду слышать тех, кто пытается повлиять на эти голоса. Я останусь наедине смыслами, и мысли станут наичистейшими.
А циркуль пригодится.
Он пригодится для того, чтобы начертить чертеж на моем лице, нащупать боль, извлечь корни из подоконников, понавешать лапшу на унитазы, покрасить перила, открыть форточку и выжечь правдивые слова на стекле. И чтобы черпать осязаемое чудо. И чтобы бороться с комком запахов и нервов с подливкой на основе толченого кирпича.
А циркуль ни хрена не нужен. Его об стенку кину я. И дыр не будет вместо глаз, не будет дыр вместо ушей и носа и неправильных чертежей на лице. Не будет тертого сыра, и расплавленного стекла. Не будет зимы, а будет зима. Не разбудит меня, не разбудит тебя. По темному и тяжелому утру под тяжелой утренней водой и асфальтом. И спать мы будем через сон. Раз и навсегда.
Циркулеляндию не покажут в кинотеатрах, а скачают из вселенной.
Поставят галочку и съедят сдобную булочку. Да так, чтобы выбить зуб от просмотра содержимого коры головного мозга.
Сделают клизму богу с маленькой буквы, обгадят сортиры и отпылесосят ковер. Отлососят медведей, и покрасят в рыжий цвет волков. И не будет циркуля, и будет хаос. И мы не проснемся там, где мы не спим, и не думаем друг о друге. И не будет циркулей, и не будет балерин, концертов и балконов, с которых балерины когда-нибудь сдохнут вниз, в кустарники из плюща и бомжатских обоссаных штанов с теми дырками, которые циркуль и не сделал. Которые так и не зашили. Которые так и не напоминали о маленьком кусочке прошлого.
Проснуться. Нужно. Днем и ночью, с циркулем и без. В темных шторах. Там – в стране чудес. Где играет усатый мальчик в свой поганый рок-н-ролл, где пинает он свой мячик, и будоражит бабский кол.
Возрадуемся тем, кто делает для нас ничего! Поваляемся в трамвае, посмотрим мы кино. В пустом кинозале пустых людей с пустыми идеями о пустоголовых блядях. Похлопаем же им – критикам критиков и заливальщикам катков.
Похлопаем и тем, кто кастрирует котов.
А возьмем мы циркуль и начертим пять фингалов. И возрадуемся небу. И обнажим свои кинжалы. И схлестнемся в волосатой битве за нас самих, не зная нас самих. И выпорем тех, кто делает клизму буквам и называет букву буквой, а не богом с маленького слова. И выпорем за тех, кто нас приручил раскрашивать раскраски. Чтобы в жизни было все так ярко. Так ярко и ненужно, чтобы выкалывали мы себе глаза иглами циркуля балерин солдатов мам отцов капуст Иванов. Чтобы пили мы из граненых советских стаканов всю гамму красок. Проверьте. Зажгите ковер и спросите – слетайте. Слетайте за новым ковром. Старый вы, увы, сожгли.