Расколотая мечта. Арка 2. Великие богатырские состязания

Сказ 18 – Бой на троих

– Любим! Вставай! Да что же ты за спун такой?

Любимка продрал глаза и сел на лавке. Голова тяжёлая, в глаза словно песка насыпали. Зевота так и норовит разорвать рот. Перед ним нахмуренное лицо Стояна.

– Ты же вчера раньше спать лёг!?

– Я… Ёшь-матрёшь!..

Слишком уж весело чествовали его вчера Рыж и компания, очень милы были девицы, а уж какие славные хвалебные речи расточали – Любимка просто не мог их покинуть. Долго не мог. Когда спохватился, было уже за полночь.

– Я просто переспал… – он снова с подвыванием зевнул. – Не привык так долго…

– Ладно, твоё дело, – махнул рукой наставник. – Умывайся и приводи себя в порядок. Свиток нам тут принёс информацию…

И вот теперь Любим стоял, ощущая предательскую слабость во всем теле, перед многотысячным зрителем. Здесь же были Лексий в своей простоватой кольчуге с кинжалом на поясе и княжич Димитрий в богатом кафтане, подбитом мехом.

– Правила просты, – сказал распорядитель, гоняя соломинку от одного уголка губ к другому. – Я объявляю начало и ухожу с арены. Кто последним останется на ногах, тот и победил. Ясно?

Любимка хотел улыбнуться, но вместо этого зевнул. Прав был Свиток. Организаторы состязаний решили устроить им битву на троих. В голове, как дурашливые белки, запрыгали советы дядьки Стояна, которые тот принялся ему давать сразу после того, как умолк писарь.

– У-у-у! – Любимка поднял горсть снега и приложил её к голове. Все таки Рыж должен был выпихать его спать задолго до полуночи. По крайне мере так они договаривались.

Распорядитель закончил говорить и посмотрел на них. Лексий скупо кивнул. Димитрий был собран и переводил взгляд с одного противника на другого, решает, кто опаснее.

Любимка снова зевнул, пытаясь собрать мысли в одну кучу. Как там говорил наставник? Если я нападу на одного, дам преимущество второму?

– Любим, не торопись. Некуда спешить. Лучше выждать и позволить им напасть первыми, – прозвучал в ушах голос дядьки Стоян.

Соломинка бесконечно долго ползла от одного уголка рта Клина к другому.

– А если они сцепятся друг с другом – ещё лучше. Подожди, пока они максимально навредят друг другу…

– Тьфу! Начали!

Клин стремительно убрался из зоны поражения, но тягатели не сдвинулись с места. Они стояли и глядели друг на друга. Лексий выглядел расслабленным, он словно явился не биться, а наблюдать, и теперь заскучал. Но Любимка хорошо помнил, чего стоит его видимая расслабленность. Димитрий, наоборот, был очень собран и хмурил лоб. Узнать бы, какие мысли там бродят.

Чем дольше они стояли, тем больше Любимка ощущал дрожь нетерпения. Если не сделать что-нибудь прямо сейчас, я снова зевну. А во время зевка глаза закроются сами собой. И тогда Лексий сможет атаковать, а Димитрий наверняка позволит ему это сделать…

– Тогда я сделаю это первым, – воскликнул он.

Кап-кап! Перед глазами упали черные кляксы, время ускорилось. Два тягателя застыли. Один брезгливо морщась, другой высокомерно скалясь.

– Хм! С кого бы начать!

Любимка театрально наморщил лоб и приложил палец к губам. Знал, что все равно никто этого не увидит, но не мог отказать себе в дерзкой выходке.

Хотел начать считалочку, но одумался и ринулся к Лексию. Даже не заметил, что лицо Димитрия дрогнуло и изменилось. Теперь оно уже не кривилось, теперь там была улыбка.

Не смотря на самоуверенность, все же подстраховался, оббежал Лексия и атаковал сзади. Кулак понёсся в цель, вот сейчас он врежется в неподвижную фигуру, и та полетит, бешено вращаясь.

И тут что-то произошло. Время резко просело, Лексий сместился с того места, где только что был. Совсем на чуть, но этого хватило, чтобы удар Любима пролетел мимо.

Отрок понял, что промахнулся, но ничего поделать уже не мог. Инерция тела влекла его вперёд. Когда сообразил, что нет смысла пялиться на Лексия, повернул голову. Если бы сердце не застыло вместе со временем посреди удара, ухнуло бы в пятки. Ибо Димитрий тоже сместился и в данную секунду разгонял кулак в его сторону.

Нет! Как же так?! Ёшь-матрёшь! Этого не может бы…

Кулак врезался ему в челюсть, перед глазами заискрили звезды, его бросило в сторону, шмякнуло, ещё и ещё раз. А потом он провалился во тьму.

Хлоп! Рука Стояна достигла лба и хлопнула по нему.

– Дурень! Так знал, что он все забудет!..

***

Никто ничего не понял. Только раздосадовано воскликнул Стоян, потом Любимка вдруг исчез и почти сразу возник, отлетая от Лексия и Димитрия. Ударившись несколько раз об арену, он так и остался лежать.

– Нет! – воскликнула Пелагея, едва не уронив книжицу. – Что произошло?!

Настенька застыла на месте. В отличие от остальных, её глаза увидели удар.

– Он не выдержал и напал первым, – сказала она, холодея. – Лексий увернулся, а Димитрий ударил.

– Дурень! Какой же дурень! – проговорила Пелагея и вдруг закричала во всю мочь. – Вставай! Ты не можешь так просто проиграть!

Но её заглушали крики и свист прочих зрителей. Поражение Любима они встретили язвительными криками и хохотом.

– Много говорил, много отхватил! – сказал мужик, сидящий на пару рядов ниже. Его слова вызвали смех.

– И этот человек кричал про величие богатырства! Стыдно смотреть!

– Дурак!

– Таких нельзя брать в богатыри!

– Слабак!

За их спинами спрятал в ладони коварную улыбку Рыж. Вторая рука коснулась груди, что-то сжимая под одеждой.

Настенька не могла удержать слез.

– Что же они говорят? Ведь ещё вчера они славили его!

Пелагея горько улыбнулась.

– Нет ничего более ложного и изменчивого, нежели слава. Я бы ни за что не осталась при дворе князя, коли бы не Любим. Неужели я ошиблась?

– Нет! – закричала Настенька. – Нет! Он поднимется! Он не может проиграть! Если он проиграет – это не Любим!

– Не Любим… – Пелагея странно на неё поглядела, но ничего больше не сказала.

А Лексий с Димитрием, наконец, начали поединок. Оба перешли в режим земной тяги, оба принялись наносить друг дружке мощные удары.

Арена притихла, с напряжением наблюдая за боем. Изредка кто-то выкрикивал, подбадривая своего бойца. О Любиме все позабыли.

– Чем плохи тебе эти? – спросила Настенька, напряжённо всматриваясь в неподвижную фигуру. – Про них тоже сложат песни.

– Про них сложат и без меня. Один княжич, второй сын легенды. Нет. Оба избалованы, из них не выйдет истинных героев.

– А из Любима? – впервые Настенька оторвалась от арены и обратилась к Пелагее.

Менестрель тяжко вздохнула.

– Видать его заметила не одна я, – сказала она печально. – Не могла гордыня так быстро охватить столь чистое сердце. Кто-то явно подтолкнул…

– Кто?! – Настенька испуганно распахнула глаза.

– Это уже дело Харитона, вызнавать, – отозвалась Пелагея. – Моё дело маленькое. Следить и записывать! Ну же! Вставай! Любим!

Ярополк сидел на своём месте и ощущал пустоту. Варвара, дочка библиотекаря, пожелала ему успехов на состязаниях. А Любиму пожелала проиграть.

И вот теперь он сидит на трибунах и глядит, как упал и не подымается его вечный соперник. И почему-то в душе не радость, а горечь.

– Любим! Подымайся!

Не сразу понял, что слышит свой собственный голос.

– Поднимайся, Любим! Крикнул калика Фёдор.

– Да! Хорош обманывать! Вставай! – это уже кто-то из толпы.

Тело поверженного тягателя осталось недвижимым.

***

Темнота была полной. Чтобы подчеркнуть её глубину, в темноте висели звезды. Любимка падал к одной из них, как тогда, когда его вырубил Ярополк.

– Неужели это случилось опять?!

Он попытался сопротивляться, но его неудержимо влекло к далёкому костру. Внутри открыл глаза, отливающие красной бездной крупный молодой пёс. Принюхался, вильнул хвостом. Тёмная волна почуяла хозяина.

Тьма вокруг костра заворочалась, заворчала, закружилась. Любимка сжался, когда она потянулась к нему. Невидимый пёс внутри него встал на все четыре лапы и принюхался. Хвост недоверчиво дёрнулся.

– Ну же! Я должен вернуться! Я не могу тут прохлаждаться!

Любимка изо всех сил попытался очнуться. Даже хотел ущипнуть себя, но обнаружил, что здесь у него нет рук. Вообще нет ничего, кроме ощущение собственного "я".

Тьма радостно взревела, завибрировала, зарокотала. Шевельнулось, дрогнуло, провалилось что-то огромное, вязкое, бездонное. Это нечто вдруг успокоилось, затихло, затаилось, словно приглядываясь, принюхиваясь, примеряясь.

Молодой пёс, выросший внутри его "я" потянулся вперёд, хвост вильнул смелее. А потом тьма встрепенулась, обрадовалась, возликовала. Она признала его, потянулась, ухватилась, завладела. Отроку сделалось зябко. Зябко не телу, задрожала от холода сама душа. От ледяного холода космической пустоты.

– Нет! Не надо! Я должен вернуться!..

И тьма отпрянула, отстранилась, отползла. Молодой пёс с красными глазами заскулил. Уши его встали торчком, хвост дёрнулся, словно зверь слушал приказ знакомого человека. Потом он улёгся и свернулся калачиком. Красные угольки глаз потухли, пёс задремал, вернувшись к спокойному ожиданию.

Любимка закричал и упал обратно. В собственное тело. Прежде чем очнуться, голову посетило осознание – тьма не испугалась. Тьма разглядела в нем что-то и решила… подождать.

А потом он очнулся, и раздумывать стало некогда.

***

Мир вырвался из тьмы, и Любимка увидел небо. Далёкое, синее, с облаками. Одно, самое большое облако, походило на снежный замок, который они защищали. Только не с такими ровными линиями, как в Туле, а с приятными округлостями, как в детстве.

– Ха! Ха!

Бам! Бам!

Ощутил, что лежит на чем-то мягком. Это мягкое колыхнулось и потащило его с собой. Будто лежал на волнах Москва реки, раскинув руки и запрокинув голову.

Шлёп! В лицо бросило горсть чего-то холодного и мокрого, одновременно то же ощущение проникло за шиворот. Резко поднялся, отплёвываясь и утирая лицо. И тут же на него обрушилась тяжесть многотысячной арены. Тысячи глаз глядели и в два раза меньше ртов кричали.

– Я вернулся, – молнией сверкнуло понимание.

Он подскочил и едва не свалился обратно. Арена подрагивала, а тело ещё не оправилось от удара. Но Глаз Ворона уже поспешно закачивал земную тягу в повреждённые участки тела. Унять боль, снять головокружение, вернуть силы. Мир не перестал от этого подрагивать и грохотать, но перед глазами значительно прояснилось.

Любимка огляделся по сторонам и понял, что зрители кричат не ему. Их внимание плотно приковано к противоположному концу арены. Оттуда раздаётся грохот и расходятся волны дрожи.

Уф. Любимка стер выступивший на лбу пот. Все же удар даром ему не дался. В мышцах слабость, не смотря на старания артефакта. Лексий и Димитрий продолжают бой, отвешивая друг другу мощные удары.

Хи-хи, сейчас самое время напасть и отомстить. Любимке, как наяву, представился Рыж со зловредной физиономией потирающий руки. И так мерзко он хихикал, что Любимка раздражённо дёрнул кудрями. Нет уж! Настоящий богатырь исподтишка не нападает!

Он двинулся к сражающимся. Подожду, пока кто-нибудь победит, и сражусь с победителем.

– Это тоже не честно. Он будет усталый! – зашептал в ухе зловредный голос. – Напасть надо сейчас и на обоих разом!

Хорошо, хорошо! – вскинул руки отрок. Подойду, пусть они меня заметят, а там разберёмся!

Первыми его увидели зрители, одни толкали других и показывали пальцем. Его сознания коснулись невидимые нити и почти сразу пропали. Это Клин проверил, способен ли он сражаться дальше.

Любимка замедлил шаг. А имею ли я право сражаться дальше? Может быть, потеряв сознание, я вылетел из боя?! Тело прошиб пот, почти тут же в памяти прозвучали слова распорядителя. «Тот, кто останется на ногах последним…» Ничего не было не сказано о том, сколько раз извалялся в снегу до того.

Лексий и Димитрий сражались прямо перед ним. Княжич стоял спиной, сын богатыря лицом. Завидев подходившего Любимку, лицо Лексия просияло торжеством.

– Давай! – рявкнул он, опуская руки. Княжич глянул на зрителей, прямо перед ним сидел рыжий парень и указывал пальцем за его спину. Это убедило Димитрия. Он резко склонился и прыгнул в сторону, избегая возможного удара.

Граум! Удар пришёл как раз с той стороны, куда он прыгнул. Оттуда, куда он не смотрел, оглянувшись на Любима.

Кровь разлетелась веером, Димитрия развернуло и отбросило в сторону. Он зарылся головой в снег, да так и остался лежать.

– Благодарю тебя, Любим, – осклабился Лексий. – Он так испугался тебя, что отправил всю земную тягу в спину. Тут я его и подловил.

Позабыв о княжиче, он оглядел отрока.

– Как ты сумел подняться? Мы плотно тебя вырубили…

Он поднял глаза и пробежался взглядом по тягательским местам, а потом и выше. Будто искал кого-то, кто мог бы обойти внимание распорядителя и помочь Любиму.

Не обнаружив ничего подозрительного, крикнул:

– Клин! Кто ему помог? Он не сумел бы подняться сам!

– Стороннего воздействия не было, будь спокоен, – отозвался распорядитель. – Я почувствовал, что он потерял сознание. Где он был и что там делал – не ведаю, но здесь, – распорядитель особо выделил слово "здесь", – его телу никакой помощи не оказывалось.

Любимка шагнул к сыну Алёши. Очень хотелось начать спорить или хотя бы окатить противника ледяным взглядом и презрительным молчанием. Чтобы все сразу поняли… чтобы знали…

Вместо этого холодно улыбнулся, глядя в глаза противнику и тихо проговорил:

– Испугался? Не бойся. Это скоро кончится!

Лексий ударил стремительно и мощно. Не дожидаясь, когда Любимка закончит говорить. Отрока отбросило назад, Глаз Ворона защитил его. Не успело тело долететь до земли, как получил ещё удар. И сразу ещё один.

Когда разошлась снежная пыль, все увидели замершего Лексия, и Любимку, тяжело подымающегося с земли.

– Вы московские тягатели, упрямые и глупые, – оскалился сын Алёши. – Встаёте, когда все уже решено.

– Решено? – Любимка улыбнулся.

И снова удар, его бросило, и кувыркнуло, и вмяло. Он снова поднялся.

– Ну же! Давай! Сделай что-нибудь! – Ярополк так и подпрыгивал на своём месте. – Ты должен что-то придумать! Ведь ты обещал!

Он сжал кулаки и замер, прищурившись.

Кап-кап! Темные кляксы упали и закружились. Он уже научился играть со скоростью, изменяя её как пожелает. Лексий выстрелил со своего места и нёсся к нему, отводя кулак для удара. Вокруг вихрился воздух, выдавая концентрацию земной тяги.

Двигался с пугающей скоростью, но Любимке замедления было достаточно, чтобы среагировать. Подождав пока рука Лексия выпрямится, а кулак появится у самого лица, резко остановил время. Продавился сквозь разом уплотнившийся воздух в сторону с линии улара и опустил сверху кулака Лексия свою ладонь.

Время скакнуло до обычной скорости. Сына богатыря стремительно крутнуло. Кулак вонзился в стылую землю, самого парня перекрутило вокруг него и грянуло головой в землю.

Граум! По арене во все стороны пошли трещины. Волна мощи раздвинула пространство, сгребая весь снег к стенам, а потом выстрелила вверх, в небеса. На некоторое время между зрителями и поединщиками выросла высокая плотная стена из спёкшегося снега.

Хрясь! В одном месте из него выпал кусок, трещина побежала дальше. И вот уже стена распадается на куски, похожие на глиняные черепки, только белые. С хрустом и звоном они упали обратно на арену и забарабанили по перилам и передним местам. Зрители там вскакивали и закрывались кто чем.

Постепенно все стихло. Над ареной повисла тишина. Слышно было, как ветер трепещет флаги Тулы и кричит где-то далеко в городе петух.

Зрители увидели Клина, замершего в стороне от поединщиков, тело Димитрия было задвинуло в самый угол. Любимка стоял в эпицентре удара, пере ним лежал Лексий. В центре арены, там, куда вонзилась голова сына богатыря, зияла глубокая дыра с трещинами, разбегавшимися в стороны.

Шух! Лексий подскочил, сжав кулаки. Любимка ахнул и отступил назад. Вместе с ним ахнули и зрители. Подняться после такого удара! Неужели он неуязвим?! Как совладать с таким противником?

Глаза парня закатились, тело повело в сторону. Он рухнул и вытянулся в полный рост. Тело дрогнуло и застыло. Любимка оглянулся. Димитрий тоже не подавал признаков жизни.

– У нас есть победитель, – сказал Клин. Его усталый севший голос далеко разносился над притихшими зрителями.

Арена взорвалась зрительскими овациями. Восторга было столько, что он захлестнул Любима с головой, поднял и понёс.

Тульские жители готовы были радоваться любой победе, москали кричали и бросали вверх шапки. Ярополк крепко обнял Пелагею, потом смутился и отодвинулся. Настенька тихо улыбалась в сторонке.

Казаки тоже не молчали. Они любили доблесть и стойкость, а Любимка сумел подняться и вернуться в бой. Тем более Любим побил того, кто обидел их любимчика Остапа. Панас хохотал, хлопая огромной ладонью по перилам. Те хрустели, в стороны летели куски дерева. Места тмутараканских зрителей напоминали растревоженный улей, они спешили обсудить друг с другом поражение княжича и что из этого может выйти.

Только новгородский сектор был мрачен и тих. Михайло сидел темнее тучи. Его мясистые кулаки красно вздулись на перилах. Прошка что-то быстро шептал в мясистое ухо, но глава гильдии только недобро водил глазами, дёргал губой и хмурился все больше. Остальные притихли, страшились рассердить главу гильдии ещё сильнее.

Рыж повернулся к арене спиной и дирижировал целым сектором, побуждая их кричать слажено и громко. Любимка, глядя на это, приосанился и расправил плечи.

Да! Я победил! Это все для меня! Заслужил! Справился! Я… Герой! Внутри заворчал и зашевелился дремлющий щенок, пахнуло ледяной пустотой, какую ощутил недавно у пустого костра. Отрок поспешно отмахнулся от этих мыслей, поворачиваясь к Клину.

– И что теперь? – спросил он распорядителя. Тот улыбнулся и совершенно неожиданно подмигнул в ответ.

– Други мои! – вскричал он, усиливая голос до грома. – Вы все видели! У нас! Есть! Чемпион! Богатырских! Состязаний! Среди тягателей!

Тут уж взревели все. Даже новгородские не утерпели и присоединились к общему крику. Прошка беззастенчиво прыгал и махал Любиму. Один Михайло сидел, надувшись и перекрестив на груди руки.

Чуть погодя, когда успокоилось, чередой пошли заявления первых лиц княжеств, долгие скучные речи, хвалебные оды и длительные углубления в исторические дебри. Любиму вручили серебряную статуэтку юного воина в кольчуге и с мечом. Он вскинул её и снова искупался в потоках зрительского восторга. Разглядывая приз, Любимка нашёл его очень похожим на себя.

Потом официальная часть церемонии закончилась, и Клин разрешил зрителям спуститься на арену. Победителя тут же захлестнула толпа восторженных и смеющихся лиц. Тут же появился Рыж и принялся руководить, кого-то отпихивал, кого-то наоборот проталкивал ближе. Через каких-нибудь пару минут новоиспечённый чемпион оказался в плотной коробочке вроде бы знакомых внешне, но совершенно неизвестных ему людей. Они подхватили его на руки, подбрасывали его, ловили, куда-то несли, перед кем-то разворачивали. Любимка ощутил себя кумиром тысяч и тысяч людей, и от этого его переполняло силой и восторгом.

– Я смог! – шептал он. – Мечи-калачи! Я доказал! Я…

В тот день Любим не возвращался в горницу, проведя всю ночь среди восторженных поклонников.

Сказ 19 – Не богатырь

Организаторы состязаний отвели целый день на празднование победы московского тягателя. Кто желал, мог прийти на арену, где с утра до ночи выступали менестрели, сказители и певуны.

Акробаты жонглировали кинжалами, шуты исполняли потешные битвы, все желающие могли выйти и показать свою силу, ловкость или мастерство. А вечером, как водится, провели битву менестрелей. Тут уж Пелагею было не остановить. Она разом заткнула за пояс всех новгородских певунов, которые пытались очернить Любима.

Длинноволосая девица исполнила щемящую и величавую песнь о юном герое, который исполнил свою мечту. Где нужно щипало глаза, а где нужно шибче струилась по жилам кровь, и сердце замирало в груди. Вскоре Любимкина слава взлетела до небес, а Пелагея была торжественно названа первым менестрелем состязаний.

– Поглядим, как ты запоёшь после финального поединка богатырей! – зло пробурчал Михайло. Прошка весело сверкнул глазами рядом.

– Может перекупим девицу?

– Не идёт! Я уже пробовал и не раз… – глава гильдии раздражённо дёрнул бровью. – Чего-то её там держит. Прознать бы, чего…

Ближе к вечеру настроение публики поменялось. Волна восторгов по Любиму пошла на убыли, зато ожидание боя Кречета против Савелия стало нарастать и шириться. Всю ночь не смолкали бесконечные споры – кто сильней. Одни уверенно вещали, что богатыри всегда побеждали одержимых людей.

– На том мир держится!

Но немало появилось и таких, которые уверенно заявляли:

– Богатыри уже не те. Куда им такого монстра завалить! Видели, как он в Лесной битве землю расколол? А Савелию товарищ помогал.

– Хорошо, что он за нас, – добавляли новгородцы.

– Где же он за нас, он простой наёмник. Заплатят ему Западные короли больше, переметнётся к ним!

– Ак ноне и богатыри такие же! У кого мошна толще, того и тяга.

Любимка услышал это в редкий момент, когда устав от бесконечных восхвалений – никогда бы не подумал, что от этого можно устать – сбежал от своих воздыхателей и вернулся к своим. Услыхав такое, он вспыхнул и рванул было к спорщикам. Стоян ухватил его за шкирку.

– Не стоит говорить с дураками. Завтра Савелий все расставит по местам. Докажет, что богатыри те самые. И что покидать родину не собираются.

– Но ведь сейчас они… – он махнул в сторону горлопанов. – Мечи-калачи!

– Оружие! – сказал Стоян, хитро прищурившись. – Разве калика Олег не продемонстрировал тебе пагубность неправильного выбора оружия?

– Ёшь-матрёшь! Что вы такое говорите? Какое оружие против этих убогих?

– Не скажи. Слово – это очень мощное оружие. Если станешь сражаться на их поле их средствами – проиграешь. Ибо пока ты тренировал земную тягу и тёмную волну, они распускали языки и спорили. И спор для них стал оружием, которым они победят любого богатыря!

– А я им тогда.. тогда в морду! – воскликнул Любимка.

– И сразу же дашь им ещё один аргумент против себя. Богатыри уже не те, ранешние не забижали простой люд!

Он так похоже изобразил речи спорщиков, что Любимка сжал кулаки. Сзади рассмеялись, кто-то потрепал его по голове.

– Любимка, тебе ещё только предстоит обучиться терпению и выдержке. Главное оружие богатыря знаешь какое?

Это подошёл неслышно калика Дыня.

– Какое? – буркнул отрок, сбрасывая руку. – Смирение, небось?!

– Невозмутимость!

Савелий снова был в своей унылой ипостаси – в простом рваном наряде из мешковины, босой и непричёсанный.

– Пойду к ним, – сказал он. – Чем больше меня ругают, тем больше силы я накоплю к завтрашнему дню.

– Люби-им! Вот ты где! Идём скорее, там на тебя желает взглянуть настоящий кочевой хан…

Лица Стояна и Любима одинаково скривились, но первый посторонился, а второй позволил себя увести.

– Насладиться! Этим надо насладиться по полной! – пробормотал под нос Любимка.

– Пущай пресытится, – улыбнулся в бороду Стоян. – Тем более сегодня он заслужил.

***

А потом наступил следующий день. Любимка ревниво пыхтел. Поглядеть на тягательский тройной бой явилось, казалось, все княжество, но что творилось на трибунах теперь – как говорится ни в сказке сказать, ни пером описать.

На каждом месте сидело по двое зрителей, все проходы были забиты, как огурцами в бочке, зрители гроздьями свисали со всех ближайших деревьев и домов, хоть чуть возвышавшихся над ареной. Всем было интересно, чем закончится великое противостояние богатырей и одержимников.

Михайло сидел, грозно сдвинув брови, огромный, как скала подёрнутая плесенью меха. За спиной его притаилась целая армия менестрелей и художников с дощечками. Нужно записать и зарисовать во всех подробностях эпичную победу Новгорода. Ведь купеческий город не побеждал в богатырских состязаниях ни разу за всю историю их существования.

Общее ожидание нарастало, прежде чем явились первые люди княжеств и распорядитель, на арену выходили скоморохи. Они должны были скрасить зрителям ожидание и завести толпу. С последним они справились в полной мере, когда их забросали тухлятиной и мусором, чтобы они освободили арену тем, "кому на ней быть должно".

Потом явился Клин, и арена мгновенно стихла.

– Други мои! – громыхнул он. – Я вижу, вы все в нетерпении? И это правильно! Ибо сегодня впервые произойдёт событие, которое разом ответит на извечный вопрос. Кто сильнее – богатырь или одержимник? И способны ли эти две силы подружиться? Или их вражда – вечна?

– Что он такое говорит? – нахмурился Любимка. – Как можно дружить с одержимниками.

Он вспомнил холодный свет глаз Вия, безжалостные слова Лютика, оскал Рра, который перестал быть собой. От Кречета, даже когда он строил из себя дружелюбного добряка, все равно веял жутью.

Стоян тоже хмурился.

– Нельзя так говорить! Мы же предупреждали…

А потом появились поединщики. Кречет в сиреневых одеяниях с павлиньими перьями вместо ворота и Савелий, он же Дыня, в рубище и босиком. Лицо осунулось и побледнело, под глазами тёмные полукружия.

Клин представил их, Любимка пожирал глазами арену. Сердце пыталось выпрыгнуть из груди. «Победить! Ты должен победить!» – шептал он, глядя он на калику.

Во рту Клина появилась соломинка. Она начала путь от одного уголка губ к другому, а потом…

– Тьфу! Начали! – распорядитель молнией отскочил назад. Поединщики остались стоять недвижимо.

– Аха-ха-ха! – лицо Кречета кривилось и ломалось, потом вдруг застыло, перейдя в полную неподвижность.

– Я не стану с тобой играть, богатырь, – громко произнёс одержимник. – Пусть все увидят, что богатырство в упадке!

Он широким жестом обвёл трибуны.

– Пусть все знают, что отныне лучшие защитники земли русской – это мы, бывший отряд Полуночи!

Зрители зашумели, Савелий ответил громко и уверенно.

– Все знают, что ты лжёшь! Одержимник не может без крови и горя! Демоны толкают вас на зло, они просто не могут по-другому. Вы не изменяете своей натуре! Никогда!

– Да! Так было, когда нас вёл Мрак, – воскликнул одержимник и поглядел на зрительские места. Он говорил не для Савелия, он говорил для простых людей. – Но сильномогучий богатырь Илья освободил нас. Теперь мы сами по себе! Мы желаем начать новую жизнь!

– Рассказывай свои байки кому другому!

– А я ему верю! – выкрикнули с трибун. Михайло расплылся в довольной улыбке и погладил бок, где под шубой у него была спрятана мошна с гривнами.

– Воил дело говорит. Чем больше сил, тем проще нам, простому люду! – отозвались с другой стороны.

– А то богатыри цены загибают! А тут глядишь силушка та же, а подход другой!

Среди зрителей пошли ходить волны споров, криков и волнения.

– Что ж, – молвил Савелий. – Похоже, у меня нет права проиграть.

Кречет криво оскалился.

– Я дрался с вашим Буслаем наравне. Тебе не совладать со мной, – сказал он. – Поэтому я даю тебе право сбежать.

Он вскинул руки и обвёл зрителей торжественным взглядом.

– Или поклонись мне и вступи в мою охранную гильдию. Я приму тебя с радостью.

Савелий молчал.

– Новый мир на пороге. Кто быстрее устроится, у того будет больше шансов подняться выше.

– Не бывать тому! – тихо произнёс калика.

– Что ж, – отозвался одержимник. – Я не стану укрываться. Покажу тебе истинную мощь одержимости. Будем по очереди наносить удары. Поглядим, кто дольше останется на ногах.

Он вдруг размахнулся и загнал лезвие меча в землю.

– Бей мизинцем! – он раскинул руки и шагнул к сопернику.

– Добро! – Савелий сложил пальцы и ударил мизинчиковым шелбаном в грудь одержимнику.

Пух! Тот сложился, резко подав вперёд плечи и колени. Его отодвинуло назад на пару шагов. Вокруг взвихрилась снежная пыль.

– Ух! Хорошо! – сказал он, выпрямляясь и поведя плечами. – Добрый шелбан у богатырей. Не советую с ними спорить на шелбаны…

От зрителей донёсся смех. Кречет подошёл к калике.

– Мой черед.

Савелий коротко кивнул.

– Но я буду бить ладошкой! – кривляясь, сказал одержимник. – Мои пальчики не такие мощные.

Не дожидаясь согласия, он шлёпнул Савелия в грудь. Тот даже не шелохнулся.

– Уй! Как больно! – Кречет ухватился за руку и принялся кривляться, дуя и тряся ладонью. Потом вдруг резко прекратил и сказал. – Что там дальше? Указательный?

Он расставил ноги и отвёл руки за спину.

– Бей!

Чпух! Калику не нужно было просить дважды. Ветер метнулся по арене. Одержимника проволокло с десяток шагов, в конце он опустился на одно колено.

– Уф! – лицо Кречета дёргалось и ломалось. – А я ударю кулаком!

Он сжал кулак и показал его всем. Савелий никак не поменял позу, просто стоял. Разве что лицо замерло. Одержимник разогнался и вдарил прямо в грудь.

Арену перетряхнуло, зрители подскочили на своих местах.

– Ух! Едрёно вдарил! – сказал мужик рядом с Настенькой. – Богатырь, пожалуй, сильнее бьёт. Всего единым пальцем, а результат виднее!

Савелия не сдвинуло с места, только покосило и немного вбило в землю.

– Ну что, наверное, пора к оружию переходить? – сказал Кречет, касаясь рукояти меча.

– Ты постой, я чилим испробую, – молвил Савелий, хрустнув средним пальцем. Кречет отдёрнул руку от меча.

Перед ударом он сжался и даже зажмурился. Савелий долго выцеливал, будто ища слабую точку, отводил палец то дальше, то немного отпускал, ища нужный угол.

– Ну же! Давай! – кричали зрители. Он замирал, и они замирали тоже. Он снова начинал водить, они водили носами следом за его движениям.

– Эй, сколько мо… – хотел возмутиться одержимник, открыв глаза и перестав сжиматься. Тут калика и ударил.

Грохотнуло, словно в небе бахнул гром. Кречета унесло, словно лягушку. Летел стремительно, раскидав в воздухе руки ноги и с чудовищной скоростью вмазался в стену. Громыхнуло ещё раз. С хрустом и скрежетом в стене образовалось углубление, похожее на конус на дне которого покоилось тело одержимника.

Данило мастер отнял руку от шара и уважительно покачал головой. Василиса улыбнулась. Савелий медленно опустил руки и прищурился, пытаясь разглядеть противника сквозь поднявшуюся снежную пыль.

– Неужели все? – привстала Настенька.

– Я буду разочарована, если так, – сказала Пелагея, что-то быстро выводя в книжице.

– Я так не играю, – раздался ломкий голос. – Мне даже перстень использовать не пришлось.

По склону конуса съехала фигура в фиолетовом плаще и поправила павлиньи перья на вороте. Сжав кулак, он с любовью поглядел на перстень с таким же фиолетовым камнем, как плащ.

– А теперь я вдарю мечом! – он захихикал и потёр ладони. Кривляясь и семеня, он подошёл к воткнутому в землю Рассекатель Пространств. Шириной лезвия и массивностью тот больше походил на дверь.

Савелий остался спокоен. Он лишь вынул из ножен длинный кинжал и взял его обратным хватом. Кречет ухватил за длинную рукоять и взмахнул мечом.

Вжух-вжух! Воздух загудел, вихри закружились по арене, подымая снежную пелену. Ветер рванул волосы зрителей. Кто-то засмеялся, но больше было тех, кто втянул голову в плечи и примолк.