Неудачный день
У Антона в жизни назрела серьёзна проблема – он влюбился. Любовь, конечно, штука приятная, но Антона угораздило влюбиться безответно. Он всегда и всё умудрялся любить без взаимности – море, арбузы, пиво и женщин. Поэтому сначала даже не расстроился, когда его избранница сказала: "Нет!" в ответ на его предложение сделать первый шаг в направлении "долго и счастливо". Ну сказала и сказала. У женщин вообще сложно понять, к чему это "нет" относится. Это может быть "нет, никогда", а может быть "не сейчас, давай минут через десять". Ну или ещё с десяток других вариантов.
Поэтому Антон решил, что стоит попытать счастья повторно. Попробовал писать стихи, петь серенады, дарить миллион алых роз в размере трёх штук, но в ответ услышал:
– Да я не стану с тобой встречаться, даже если ты останешься последним мужиком на свете! И слезь с моего балкона!
Это уже было обидно. Это прямо задело за душу! Антон расстроился, слез с балкона, воткнул розы обратно в клумбу и пошёл домой, размышляя о том, как бы стать последним мужиком на Земле для проверки гипотезы. Но подобные желания плохо осуществимы, как показывает практика.
С утра Антон проснулся с предчувствием чего-то невообразимо грандиозного. Это обычное утреннее состояние, длящееся до первой попытки встать с кровати. С утра и в понедельник принято ждать, что жизнь изменится к лучшему. К обеду становится понятно, что лучше станет только вечером в кровати. Антон выбрался из постели и только тогда понял, что в доме стоит необычайная тишина. Никто не сверлил стены, не скакал по лестницам с собаками, не включал телевизор на всю громкость. Даже машин на улице не было слышно.
Антон выглянул в окно и обомлел. Вместо обычного июльского солнца с неба светила огромная надпись: "Армагеддон*". Чуть ниже, ближе к горизонту, мерцала еще одна надпись – "*конец света". Вдруг обе надписи погасли, погрузив город во тьму, но тут же стало светло и в небе светящимися буквами выложилось послание: "Просьба последовать к ближайшему отделению Страшного суда. Спасибо".
Наспех натянув штаны и футболку, забыв почистить зубы, Антон выбежал на улицу в тапочках. Судьба мира решается, тут не до красоты! На улице Антон сходу наткнулся на конец длинной очереди, которая почему-то не была видна из окна. Очередь уходила в сторону горизонта, над которым опять сияла надпись про Армагеддон. Последним в очереди стоял суетливый мужичок с папкой, который при виде Антона всплеснул руками и закричал:
– Ну где вы ходите? Уже все собрались, одного вас и ждём!
Он подбежал к Антону, схватил его за руку и потянул к очереди.
– Эй-эй, стой, – закричал Антон и стал отбиваться, – мне туда не надо!
– Надо, не надо, там разберутся! – заверил мужичок и поставил Антона за тощим очкариком в мятом пиджаке и галстуке на голое тело, а сам убежал.
– Что происходит вообще? – спросил Антон соседа по очереди. – Ничего не понимаю.
Сосед смущённо поправил галстук на голой шее и сказал:
– Да вы же сами видите, какой-то конец света. Неожиданно совсем. Я вот только вчера диссертацию защищал, думал, что всё ещё впереди. На скамейке заснул в парке. Прямо перед Страшным судом такой конфуз! Неловко-то как!
– А я влюбился недавно, – развил тему Антон, – жениться, может быть, хотел. Мне этот конец света сегодня никак не подходит. Могли бы месяц-другой и потерпеть, а потом бы уже и кончали свет! Кстати, что там будет на суде этом страшном? Никто не говорил?
– Не знаю, – пожал плечами сосед, – это лучше у священника какого-нибудь спросить, у них на этот случай должно быть руководство пользователя.
– Мужики, эй, мужики, – крикнул Антон, и на него обернулась вся видимая часть очереди, – есть тут священник?
Все помолчали, переглядываясь, и начали отворачиваться. И тут до Антона дошло, что в очереди действительно стоят одни мужики. Он опять дёрнул начавшего дремать на ходу соседа:
– А где женщины? У них что, своя очередь?
Сосед поморгал, удивлённо посмотрел на Антона и сказал:
– Там вначале объявили, что сегодня мужской день. А женский завтра.
– Как в советской бане, – пожаловался Антон в сторону неба.
Очередь тем временем двигалась вперёд, надпись про Армагеддон поднялась в зенит и стала припекать. Вскоре прибежал мужичок, пристроивший Антона за очкариком, и раздал всем по леденцу на палочке вместо обеда.
– Кризис сейчас, сами понимаете. Да уже недолго терпеть осталось, не переживайте! – сказал он и опять убежал по своим делам.
Через несколько часов надпись в небе переместилась к горизонту с противоположной стороны. К сожалению, её забыли перевернуть, поэтому она висела вверх ногами, намекая, что высшие силы не смогли нормально подготовиться даже к Страшному суду.
Зато перед Антоном осталось всего несколько человек, которые упирались в стоящую в поле дверь. Дверь постоянно открывалась, из неё высовывалась верхняя часть довольно миловидной блондинки, которая объявляла:
– Следующий!
Следующий заходил и через несколько секунд ситуация повторялась. Антон каждый раз посматривал на блондинку и находил, что высшие силы явно разбираются в женщинах.
Наконец в поле остались только Антон с соседом. Дверь вновь отворилась, и сосед пошёл к ней, не дожидаясь объявления. Антон дёрнул его за плечо, сосед обернулся, и Антон зачем-то перекрестил его.
– Да я буддист, – сказал сосед, – мне не поможет.
– Ну не знаю, Харе Кришна тебе тогда! – пояснил Антон, а сосед посмотрел на него с опаской.
– Ребят, давайте быстрее, – высунулась блондинка, – я из-за вас уже лишний час на работе торчу!
Сосед виновато улыбнулся и скрылся за дверью. Антон вздохнул и приготовился к своей очереди. Но дверь всё не открывалась и не открывалась. Буквы на горизонте стали гаснуть и над полем поднялся туман и стаи комаров. Ноги в тапках начали мёрзнуть.
– Это сколько же он нагрешил? – подумал Антон про своего соседа через полчаса, – третью мировую он там что ли развязать хотел? Вот тебе и буддизм.
С этими мыслями он постучал в дверь, но никто не открыл. Антон потянул её на себя и заглянул внутрь. За дверью было совсем темно, видны были только какие-то шланги, валяющиеся на пыльном полу. Антон сделал шаг вперёд и наткнулся на препятствие, которое неожиданно отпрыгнуло с криком: "Ой, мамочки!". Антон от испуга отпрянул обратно за дверь. Через секунды из темноты вынырнул небритый мужик в каске и грязно-синей робе и грозно спросил:
– Ты чего здесь шатаешься? До полусмерти напугал!
– Так это, моя очередь когда? Я жду-жду! Замёрз совсем, – пожаловался Антон.
– Сегодня уже не работаем, всё сломалось! – сказал мужик и попытался захлопнуть дверь.
– Чё сломалось? – возмутился Антон, – у всех не ломалось, а у меня сломалось? Мне что делать? Всех распихали, я один остался! Я тут сдохну со скуки в поле!
– А я что сделаю?! – заорал в ответ мужик, – Меня прислали, я чиню! Я виноват, что они трубы пять тысяч лет не меняли? Я ещё семьсот лет назад говорил, что так будет! Так ещё ты привязался! Чего ты тут торчишь в поле? В мире три миллиарда свободных женщин, а ты на них один остался! Чем ты недоволен?!
Антон хотел возразить, но решил, что ситуация действительно занимательная, и будет просто грех не воспользоваться ею в своих интересах. Он развернулся и пошлёпал по росе в направлении города.
Дорога обратно заняла целый час, в городе уже горели фонари, во всех домах светились окна. Прохожих было очень мало, хотя местами и встречались небольшие группы женщин, провожавшие Антона опасливыми взглядами.
Он добежал до дома, выудил из холодильника кусок вчерашней колбасы и сразу отгрыз от неё половину. После единственного за день леденца на палочке это было просто счастье. Вторым делом Антон сбросил с ног мокрые штаны и тапки, нашёл футболку, которая была чище на два пункта, если исходить из запаха. Из шкафа он вытащил самые праздничные джинсы и три носка, которые не составляли пары ни в какой последовательности. Но, поскольку на улице уже было темно, то сочетать их друг с другом позволялось.
Доев оставшуюся колбасу, Антон обулся и побежал через весь город к своей новой любви, всё так же вызывая удивление у встречных женщин. Добежав до нужного дома, он хотел выдернуть из клумбы вчерашние розы, но их уже кто-то унёс.
– Варвары! – сказал Антон с обидой и полез на второй этаж.
Забравшись на балкон, он заколотил в тёмное стекло пальцами. Через минуту отдёрнулась штора, открылась дверь и из глубины комнаты донеслось:
– Ну ты зачем припёрся опять?
Это снова было обидно. Антон не ожидал такого к себе отношения. Но решил попробовать изменить ситуацию в свою пользу:
– Тань, ну так это, я последний мужчина на земле. И пришёл к тебе!
– Я же тебе ещё вчера всё сказала, отстань от меня! И слезь с балкона!
После этих слов дверь захлопнулась, и Антон остался один. Он с грустью посмотрел в небо, плюнул вниз на клумбу и полез обратно со словами:
– Хрен их разберёт, что им надо!
До дома Антон шёл не спеша, бормоча под нос проклятия в адрес высших сил. Посреди дороги зашёл в единственный открытый магазинчик и попросил бутылку пива. Продавщица почему-то не стала выполнять просьбу Антона, а вместо это упала в обморок. Антон, ругаясь всеми плохими словами сразу, перелез через прилавок, взял пиво, достал деньги, отсчитал из кассы сдачу и попробовал привести продавщицу в чувство методом дёрганья за плечо со словами: «Слышь, очнись!». Продавщица открыла глаза, взяла из рук Антона пиво, открыла его и залпом выпила половину бутылки. После чего встала, схватила Антона и вытолкала его наружу через прилавок.
Антон упал с другой стороны, вскочил и стал возмущаться:
– Ты что творишь?! Верни моё пиво!
Продавщица вытащила откуда-то швабру с мокрой тряпкой и, не говоря ни слова, начала ею оттеснять Антона к выходу. Антон попытался отбиться от этой атаки, но несколько раз получил по лицу тряпкой и сам выскочил на улицу.
– Да что за день-то сегодня такой? – прокричал Антон в закрывающуюся дверь.
Продавщица тем временем молча баррикадировала проход какими-то ящиками.
Антон махнул на всё рукой и пошёл дальше. Больше ни одного открытого магазина по дороге не встретилось, поэтому дома Антон долго шарил по шкафчикам и холодильнику в поисках чего-нибудь съестного. В холодильнике нашлась пачка масла, срок годности которого истёк ещё год назад, а в одной из тумбочек лежала упаковка чая, который годился маслу в отцы.
Антон вышел на лестничную площадку и стал звонить в дверь соседу Лёхе в надежде разжиться припасами, но пока жал на кнопку, вспомнил, что Лёха после Страшного суда, скорее всего, сидит в Страшной тюрьме. Ну или отправлен на Страшные исправительные работы, непонятно ведь, что там за наказания за лёхину страсть воровать у соседей по даче картошку.
Все эти мысли заставили Антона отпустить кнопку звонка, но потом он подумал, что лёхина жена должна быть дома и у неё можно выпросить чего-нибудь съедобного. Он позвонил ещё раз и только после этого понял, что за дверью кто-то давно стоит, сопит и смотрит на Антона в глазок.
– Ларис, это я, Антон, сосед ваш, – сказал он, наклонившись к замочной скважине, как будто бы так было слышнее.
За дверью ещё немного посопели, потом раздались удаляющиеся осторожные шлепки босых ног. Антон позвонил ещё раз, но теперь никто не пришёл даже ради сопения в глазок.
Вернувшись в квартиру, Антон завалился в кровать, не раздеваясь. Он вытащил из-под подушки пульт от телевизора и стал переключать каналы. Почти на всех шла одна рябь, и только по двум каналам что-то показывали. По одному – фильм «Армагеддон», по другому – фильм «Конец света». Антон порадовался такой тематической подборке и потихоньку заснул под страсти из телевизора и голодное урчание в животе.
С раннего утра Антон подскочил в постели, сбросив одеяло на пол, обулся и побежал ко вчерашней заветной двери, чтобы опередить женский Страшный суд. Если бабушки займут очередь, то прорваться сквозь их «вас здесь не стояло» может только бабушка-«мнетолькоспросить».
Первые тревожные симптомы Антон заметил ещё по дороге. В небе привычно сияло солнце, никаких надписей не наблюдалось. Никто не выстраивался в очереди, город мирно досыпал последние утренние часы.
Антон выбежал в поле, попытался пробраться сквозь траву сухим, но через пять минут туфли промокли, и Антон побежал, не разбирая дороги. На заветном месте, которое ещё вчера было оборудовано замечательной дверью и блондинкой, росли ромашки. Ни единого следа вчерашнего конца света не наблюдалось.
Антон с грустью походил вокруг, испугал какого-то зайца, который рванул из-под ног в заросли лопухов. Делать было нечего, нужно было идти обратно, ждать повторного Армагеддона. Вылив воду из туфлей, Антон зашагал в город.
На первой же улице он наткнулся на дворника, который лениво тёр метлой пустой асфальт. Удивившись, Антон подбежал к нему со словами:
– Мужик, ты тоже остался?
– Где остался? – с опаской спросил дворник.
– На свете, где же ещё? А я уже думал, что я один! – закричал Антон и от радости обнял дворника.
Дворник не проявил особой радости, он оттолкнул Антона и сказал:
– Ты иди проспись сначала. Потом будешь к людям приставать.
Антон в порыве чувств попытался ещё раз обнять дворника, но тот уже взял метлу и продолжил своё занятие. На всякий случай запомнив название улицы и номер дома, Антон радостно зашагал домой. На его удивление через пару кварталов он наткнулся на ещё одного дворника.
– Ничего не понимаю, – сказал он сам себе, – мне это приснилось что ли? Да не может быть!
Он ещё быстрее зашагал в направлении своего дома. По дороге он встретил ещё троих дворников и водителя поливальной машины. В доме он взбежал на свою лестничную площадку и стал звонить в двери соседу. Через пару минут вышла заспанная лёхина жена и в выражениях, которые не стоит повторять, поинтересовалась, что нужно в шесть утра в воскресенье.
– Да не ори ты так, – сказал Антон, – Лёха дома?
– Он спит после смены, приходи вечером! – сказала лёхина жена, но совсем другими словами, после чего захлопнула дверь.
Антон точно помнил, что первый раз он лез на балкон в пятницу, в субботу был конец света, а сегодня как раз было воскресенье. Не мог же он проспать всю субботу, да ещё и с такими странными снами. Он снова вышел на улицу и в очередной раз пошагал к дому, в котором жила его любовь.
По улице уже вовсю ходили прохожие, и, как минимум половина из них, была мужского пола. Никто кроме Антона не волновался ни о каком Армагеддоне.
Дойдя до нужного дома, Антон осмотрелся. Из клумбы под балконом торчали три подвявших розы. Это окончательно уверило Антона, что вчерашний конец света был просто страшным сном. Смирившись с реальностью, Антон подумал, что утро всегда бывает мудренее вечера, поэтому опять вытащил розы и полез на балкон.
Высоко над городом плыли облака. На одном из них сидела блондинка, а на соседнем небритый мужик в грязно-синей робе.
– Как это вообще произошло? – спрашивала блондинка.
– Ну перепутал кто-то планеты в управлении, бывает, – уверял её мужик, – мы же всё равно всех вернули, память всем поправили. Всё будет хорошо.
– И никто ничего не будет помнить?
– Нет конечно. Мы всегда работаем на совесть, вы же знаете. В какой раз уже конкурс выигрываем на организацию Страшного суда. Мы солидная контора!
– А что с правильной планетой делать? Вы же половину бюджета потратили на эту.
– Да ты не волнуйся. По бумагам на той уже всё прошло. Мы на оставшиеся деньги просто купим метеорит покрупнее, да и сбросим на неё. И Армагеддон, и дёшево!
Мужик свесился с облака, посмотрел вниз.
– Вон смотри, кто-то лезет на балкон, – показал он блондинке, – видишь, тут тоже одни дураки живут. Может, на всякий случай, и сюда метеорит?
– Да не надо. Просто впишем эту планету в график Страшных судов, потом разберёмся! – сказала блондинка.
– Так это ещё лет восемьсот ждать! А то бы сразу.
– В другой раз. А пока полетели лучше выбирать метеорит.
Воображаемые друзья
– А у тебя есть воображаемые друзья? – спросил меня Серёга, толкнув локтем.
Мы сидели на диване и скучали. Серёга пил пиво, а я просто пялился в экран телевизора.
– Ага, есть, – сказал я, – ты – мой главный воображаемый друг.
– Не, я совсем не такой, – стал он оправдываться, – я могу тебе книжкой дать по голове, ты сразу поймёшь, что я существующий.
Он потянулся к столу, на котором валялись мои книжки, но до стола было слишком далеко. Серёга махнул рукой:
– Лень вставать, но главное, что ты понял принцип.
– Я понял принцип, – сказал я, – ты не можешь доказать своё существование. Поэтому ты воображаемый. А так как ты хотел стукнуть меня книжкой, то, как друг, ты ещё и посредственный.
Серёга протянул мне бутылку с пивом:
– На тогда пива, угощаю тебя, как хороший материальный друг.
– Хороший друг угостил бы меня целой бутылкой, – возразил я, – да и не хочу я твоего пива. Так что ты по-прежнему воображаемый.
Серёга встал с дивана, пошёл к холодильнику, долго рылся в нём, делая вид, что там что-то есть. Но поскольку это был мой холодильник, то я точно знал, что ничего там найти нельзя. Наконец Серёга вынырнул обратно с бутылкой подсолнечного масла, посмотрел на меня очень осуждающе и спросил:
– Ты вообще чем питаешься?
– Я в творческом кризисе, – пояснил я, – мне нет дела ни до какой пищи, кроме духовной. И, кстати, зачем ты полез в мой холодильник?
Серёга поставил масло на книжки, приглядываясь ко мне. Мой вопрос он проигнорировал.
– Ты сейчас смотришь телевизор ради духовной пищи? – спросил он меня.
– Конечно, – подтвердил я, – передача про магазин на диване возвышает меня над бренным миром!
– У тебя опять деньги закончились? – не унимался Серёга.
– А если закончились, то ты мне одолжишь? – невежливо ответил я вопросом на вопрос.
– У меня тоже нету, – пожал он плечами.
– Серёга, поздравляю! Ты самый воображаемый друг на свете! Никакой от тебя материальной поддержки! – сказал я и забрался с ногами на диван.
– Ну от тебя её тоже не дождаться, – парировал он, – так что ты такой же воображаемый.
– Не, так не бывает. Кто-то один из нас должен быть настоящим, чтобы воображать второго. А если мы оба воображаемые, значит нас вообще придумал кто-то третий. И мы с тобой оба его воображаемые друзья. Ну или он воображает меня, а я – тебя. Но так как я тоже не настоящий, то это он воображает, что я воображаю тебя.
– У меня башка от тебя болит! – сказал Серёга.
– Такая же фигня! – подтвердил я.
Серёга постоял, видимо, пытаясь понять, от кого именно болит у меня башка, потом поставил масло в холодильник, подошёл к дивану и уселся, сбросив с него мои ноги со словами:
– Вот тебе доказательство моей материальности.
– Ничего подобного! Меня в детстве очень расстроила гибель Колобка в одноимённой сказке. Гораздо сильнее, чем твои действия. Воображаемая булка сделала мне больно. А ты более сложный персонаж, у тебя есть конечности. Пусть и воображаемые.
– Ты слишком много говоришь, – Серёга махнул на меня рукой, – тебя поэтому женщины всегда и бросают.
– Нет, они меня бросают, потому что у меня есть воображаемые друзья, и я с ними вслух разговариваю, – пояснил я свою позицию, – вы разрушаете моё счастье. Зачем я с вами связался?
Серёга не ответил, он взял своё недопитое пиво и с задумчивым видом стал вертеть его в руках. Я решил, что победил в споре и вернулся к просмотру телевизора.
– Не, ну правда, у тебя есть воображаемые друзья? – неожиданно прервал молчание Серёга.
– Я сейчас перестану тебя воображать, – пригрозил я, – если ты будешь приставать ко мне с дурацкими вопросами!
– Ну попробуй перестань! – с вызовом сказал Серёга. – Или можешь в качестве тренировки перестать воображать телевизор. Или начать воображать, что в холодильнике есть сосиски.
– Да какой толк с воображаемых сосисок? – спросил я.
– Не знаю, это же ты у нас творец миров! – съязвил он.
Чтобы как-то отомстить ему, я попробовал вообразить сосиски в холодильнике. Я представил, что где-то там внутри, в глубине пустых и холодных полок, лежат свежие, сверкающие нетронутым упаковочным полиэтиленом сосиски. Потом я подумал, что трудно сверкать в тёмном холодильнике, и от этой мысли сосиски потускнели. Я вернул их к жизни, представив этикетку с составом на их упаковке. В составе почему-то было слишком много глутамата натрия, но я не стал переживать. Я толкнул Серёгу:
– Всё, иди к холодильнику, я вообразил сосиски.
– Не пойду, – отказался тот, – я воображаемый, я от голода не помру.
– От обычного не помрёшь, – сказал я, – а от воображаемого вполне можешь!
Серёга фыркнул и продолжил пить пиво. Сосиски в холодильнике полежали ещё пару минут и растворились. Тогда я представил, что у Серёги кончилось пиво. Но потом мне стало жалко его, я мысленно вернул пиво на место и всё-таки решил проявить вежливость:
– А зачем тебе мои воображаемые друзья? – спросил я.
– Так они у тебя есть? – ожил Серёга.
– Смотря зачем ты спрашиваешь. Вдруг ты меня в сумасшедший дом сдать хочешь.
– Ой, не надо себе льстить! В сумасшедший дом! Тебя не возьмут даже туда, ты не подходишь им по параметрам. Ни хрена ты не девяносто-шестьдесят-девяносто по шкале сумасшествия.
Мне было обидно, что Серёга не считает меня достаточно свихнувшимся. Я всегда думал, что хорош в любой области.
– Ну допустим, что они у меня есть, – сказал я Серёге, – тебе от них что нужно?
– От них ничего. А у тебя хотел спросить, как с ними справиться?
– А что они заставляют тебя сделать? – поинтересовался я. – Мои просто безобидные, болтливые только, но я у них тоже болтливый. Так что паритет.
– Вот это мне и не нравится, – пояснил Серёга, – я вчера хотел купить чипсов, так они меня отговорили. Сказали, что вредно, сделано из чего попало, пива к ним надо брать, а денег нет. И я не купил. Прихожу домой и понимаю, что хочу чипсов. Весь вечер страдал, а эти гады смеялись!
– А сегодня у тебя откуда деньги на пиво? – поинтересовался я.
– А сегодня я им назло купил и пива, и чипсов! У жены выпросил сто рублей, пошёл в магазин, купил вот это всё, вышел и сразу на входе чипсы эти и съел. И главное – как съел, так понимаю, что правы они были, вредно и противно. А они ещё смотрят на меня осуждающе и молчат! Я от тоски к тебе пошёл.
– Серёга, тебе бы доктора какого-нибудь посетить. Окулиста лучше всего. Чтобы ты перестал видеть вымышленных людей! – поддержал я друга в трудную минуту.
– Да отстань, не вижу я их! – отмахнулся он. – Просто они ругаются у меня в голове так реалистично, что я легко представляю, как они выглядят.
– Ну перестань с ними дружить! – сказал я. – И всё. Они тебе больше не друзья, можешь их не слушать. Пусть идут со своими советами в правительство работать!
Серёга задумчиво посмотрел на меня, покачал головой и сказал:
– Так не получается. Я не могу просто так бросить друга. Вот что бы ты почувствовал, если бы я тебя бросил?
– Если бы ты бросил меня, тебе не с кем было бы вести дурацкие разговоры. Ты бы сам такого не пережил.
– Ну а если всё же представить такую ситуацию? – не унимался он.
– Тогда я стал бы являться тебе во сне, гремя цепями.
– Да ну тебя с твоим творческим кризисом! – сказал Серёга, допил пиво и поставил бутылку за диван.
Мы помолчали. Телевизор бестактно болтал, не осознавая драматизма момента. Серёга дулся на меня, а я думал, как ему помочь. Что делать, если воображаемые люди не дают тебе покупать что попало? Это хорошо ещё, что Серёга по большей части атеист, ведь он бы не вынес всех этих запретов на прелюбодеяния.
– Серёга, вот ты на меня обиделся и не разговариваешь со мной, – сказал я ему, – ты и с ними так же поступи. Они над тобой смеялись, объяви им бойкот!
– Да не нужна мне твоя помощь! – отмахнулся он. – Ты чепуху какую-то предлагаешь!
– Вот так и скажи каждому из них, – посоветовал я, – мол, не брат ты мне, гнида воображаемая!
– Да если бы они меня слушали, я бы им уже давно это сказал! В прошлый раз посоветовали сказать начальнику, что я о нём думаю. Правда, видите ли, должна быть озвучена! Так я им самим рассказал, что о них думаю, начальнику не стал, у него в детстве медведь на толерантность наступил, там всё плохо.
– И они тебя проигнорировали?
– Полностью! Они всё время лезут с советами, а ещё любят обсуждать, что и как я сделал неправильно.
– Серёга, так это у тебя воображаемые враги какие-то, – подытожил я, – воображаемые друзья знают, что ты идиот, но никогда тебе этого не говорят. А враги сомневаются в этом, но всегда готовы озвучить.
– Тебе бы только издеваться! – опять обиделся он.
Что-то надо было делать с этим негативным Серёгой. Прошлый был гораздо веселее. Поэтому я щёлкнул пальцами и Серёга начал таять в воздухе, пока не растворился окончательно. Вместе с ним растворился диван, телевизор и бутылка из-под пива. Остались я, компьютер и пустота в холодильнике.
Я достал телефон, набрал серёгин номер, в трубке долго играли какие-то устрашающие напевы, но я терпеливо ждал. Наконец что-то зашуршало и заспанный голос произнёс:
– Ну что тебе надо в пять утра?
– Серёга, ты там как, настоящий? – спросил я.
– Нет, это грубая подделка! Что ты хотел?
– Да ничего, просто удостовериться, что ты не воображаемый.
– Слушай, иди ты в жопу со своими приколами, – сказал он и повесил трубку.
Вот это был настоящий Серёга. С гарантией и знаком качества. Тут у меня не было никаких сомнений. Не то, что эти воображаемые хлюпики…