Это я – ваш Творец

– Кстати, – шлёпнул Ганеша Геневеру, оборвав её поток сознания, – копии записей с камер отправь мне на почту. Как вернёмся, хоть будет что вспомнить. И сравнить тебя с тем, что останется от твоей красоты после пребывания в нижнем мире.

– А если эти записи увидит муж? – запротестовала она, двигаясь настойчивей. – После вынесения приговора их надо полностью уничтожить!

– А архив? Расслабься. Даже если твой Артур это и увидит, то он тут же поймёт, что ты ни в чём не виновата. Это форс-мажор, возникший по глупости сотрудников. И ты делала это не столько из любви к работе, сколько из любви к нему!

– Господи, как же я люблю своего мужа! – застонала Геневера от наслаждения. Поняв, что Ганеша опять прав!

– Со мной?

– Да с кем угодно! – засмеялась она и стала исступлённо позировать на камеры. – Я уже столько жизней ему не изменяла, что – ради него и Елены – готова уже на всё!

– Хорошо, – улыбнулся Ганеша, – тогда вечером пойдём к тебе, и ты покажешь, как развлекалась с Ланселотом.

– Зачем куда-то ходить? Теперь я тоже хочу оставить копии записей себе. На память!

– Чтобы показывать подружкам то, что ты вытворяла с самим Творцом Вселенной? Причём, исключительно ради мужа? Мол, изменяла ему легально и строго официально?

– Да, ты меня раскусил! Они лопнут от зависти, что не в силах это повторить!

– Тогда покажи им всем, как сильно ты соскучилась по мужу! Пусть они все увидят, что только искреннее желание его спасти и заставило тебя ему изменить. Я – всего лишь послушный инструмент Бытия, вовремя оказавшийся под рукой. Так сказать, пришёл на выручку. На моём месте – под тобой – мог бы сейчас оказаться каждый. Творец. Мне просто повезло!

– Значит, всё это было неизбежно, – поняла она вслух. И перестала терзать себя совестью. – Господи, и чего я только ломалась? Ты совершенен!

И начала ярчайшую демонстрацию того, что до этого позволяла только Ланселоту. Отрываясь с ним за то, что Артур и Елена опозорили её на всю галактику.

– Ого! – восхитился Ганеша её энтузиазмом.

– Всё равно это тело утилизируют! Так чего его жалеть? Я сама покажу эту запись мужу! – решила Геневера быть откровенной до конца, как настоящий ангел. – Чтобы Артур тоже увидел то, на что я ради него готова. И ценил меня после этого ещё больше!

– Да, это демоны постоянно всё ото всех скрывают, – поддержал её Ганеша. За талию. – Ангелы же настолько совершенны, что им нечего скрывать! Друг от друга. Тем более – то, на что только они и способны. Ради своих любимых!

– О, да! Ты, как всегда, прав. На все сто! – восхитилась она Ганешей – до оргазма. – Ты настоящий Творец! Нашего счастья!»

– Мне жаль, что ты живёшь в той реальности, которую пишешь. Нам будет очень тебя не хватать! – усмехнулась Елена и покрутила пальцем у виска.

– Я всего лишь описываю то, что со мной произошло до воплощения на планете.

– Что ж, за это стоит выпить, – улыбнулась Креуса и протянула кубок Ганимеду. – Наливай!

И как только Ганимед и девушки выпили и закусили фруктами, Ганеша продолжил чтение:

«Зал Суда Галактики.

– Вы не можете воплотиться там, как шудра! – возразил Судья с высокой трибуны. – У вас слишком высокий социальный статус в нашей галактике. Так что вы проиграли своё пари и остаётесь дома. Да и вас я не могу приговорить даже на одну жизнь к пребыванию на Земле, – обратился он к Геневере, – только за то, что вы изменили мужу. Артур получил пожизненное, так что вы вправе искать ему замену даже с самим чёртом!

– Судья, но мы должны туда попасть! Оба! – попыталась возразить Геневера. Что уже считалось верхом наглости – возражать Судье. – Своим отказом вы ставите под угрозу дальнейшее существование всего агентства! А это миллионы сотрудников на планетах высшего типа. Они никогда вам этого не простят. После неудачи с Творцом подобного уровня, имидж нашей компании упадёт так низко, что мы потеряем всех клиентов, и агентство прекратит своё существование. Навсегда!

– Меня это не волнует! – отрезал неподкупный Судья.

– Ладно, мы. Но как теперь быть с теми, кто уже купил подписку на просмотр телешоу в прямом эфире. Это миллиарды богов и ангелов! Вы готовы их всех разочаровать?

– По закону вам обоим полагается огромный штраф за то, что вы занимались сексом в общественном месте. И если вы сейчас же не прекратите препираться, то будете до конца жизни его выплачивать, работая где придётся, – осадил её Судья, – потому что вас до конца этой жизни переведут в обслугу. Но учтя смягчающие обстоятельства, Верховный Суд Галактики приговаривает вас обоих к процедуре Глубокого Раскаяния под надзором духовного наставника в спецхраме на территории этой планеты без возможности её покинуть до завершения процедуры. – И Судья стукнул молотком, давая понять, что дело закрыто.

– Но почему вы так упорно не хотите меня туда пускать? – женским чутьём поняла Геневера, что дело вовсе не в этом, а в смягчающих – сердце Судьи – обстоятельствах. Но Судья молчал. – Отвечайте! – активировала она навык Сирены, которым в совершенстве владеет любой Мастер Крика, всколыхнув его высшую сущность.

– Да потому что на этой планете моя жена! – неожиданно для себя выпалил Судья. – С которой мы так сильно поссорились в первую же брачную ночь, что Минерва убила Криком пятерых туристов в гостинице, а я просто слегка оглох. Так как она выбежала из номера, перед тем как начать на меня именно Кричать, с силой хлопнув дверью. И случайно убила тех, кто открыл двери номеров и высунул головы в коридор на наши крики. За что ей и влепили пожизненное, как существу, не умеющему владеть своим даром. А меня, в наказание, заставили вынести ей этот приговор.

– Чтобы вас постоянно мучила с тех пор совесть? – поняла Геневера, посочувствовав Судье.

– И вы очень сильно мне её напомнили. Вчера я тщательно рассмотрел материалы вашего дела… с камер. Несколько раз. И смотрел на вас, а видел там её! Словно бы всё это было со мной, в той гостинице! В которой и прервалось наше свадебное путешествие по планетам. Она была столь же удивительно прекрасна! И – развратна, как выяснилось в ночь после бракосочетания, что она уже не девственница. Поэтому-то я и не могу вас туда отправить. Это выше моих сил, поймите! С тех пор я так никого и не полюбил.

– И до сих пор один? – удивилась Геневера, ведь закон галактики ему это позволял. Давая ангелам развод только в том случае, если твоя «вторая половинка» получала пожизненное. – Но тогда вы тем более должны меня понять! Я направляюсь на планету-тюрьму исключительно для того, чтобы спасти мужа. И завербовала для этого самого Творца Вселенной, опозорившись ради этой миссии перед всем агентством. А вы встали у меня на пути!

– А вы не хотели бы спасти не Геневеру, а свою жену? – улыбнулся Ганеша. Поняв, что Судья вчера на неё запал. – Или хотя бы, под предлогом спасения, просто навестить жену там? И ещё раз поиграть с ней в свои брачные игры. Получив от Минервы то, что не успели здесь. Во всей красе! Навигатор, как вы на это смотрите?

– Это будет вашей лучшей жизнью!

– Вы с ума сошли! – подскочил тот с места. – Это что, попытка подкупа? К тому же, никто мне этого не позволит, – беспомощно осел он.

– Как вас зовут?! – вновь активировала Навигатор навык Сирены, который был просто необходим в её работе, чтобы мгновенно уговаривать несговорчивых клиентов, снова запав Судье в душу – до глубины души!

– Меня? Херкле…– смутился тот под её взглядом, столь же откровенным, как вчера на записи.

Взглядом Навигатора, который Видел Судью насквозь, все его тайные желания. И уже прокладывала у себя в голове прямой маршрут – к его сердцу:

– Херкле, если вы полетите с нами, агентство рассчитает ваши судьбы так, что вы снова встретитесь. Вы поможете мне Пробудить Ганешу, а затем и он, в знак благодарности, Пробудит вас обоих. Вы хотите её вернуть? Такой шанс выпадает только раз в жизни!

– Я назову эту книгу «Летучий Корабль», – улыбнулся Ганеша, – на котором вы и взлетите в небо, на свою родную планету. Вдвоём. Навсегда!

– Это невозможно! – не поверил Херкле. В своё счастье, о котором уже столько лет мечтал!

– А если я вас сейчас ударю? – усмехнулся Ганеша. – Это изменит ваше решение?

– Что? В зале Верховного Суда?! Да это кощунство!

– А если вы ответите ему тем же? – поддержала Навигатор его игру.

– Боюсь, что тогда и меня отправят в Ад вместе с вами.

– Надолго?

– Навсегда! Мы если и сможем когда-нибудь оттуда выйти, то только по амнистии.

– Так именно за этим мы туда и направляемся, ваше глупейшество! – усмехнулся над ним Ганеша. Мгновенно активировал навык левитации, легко перемахнул через разделявшую их трибуну и ударил Херкле по лицу.

– Понеслась! – подтолкнула Навигатор Судью, активировав навык Крика.

Тот на секунду завис и, всё ещё сопротивляясь сам себе, нерешительно ударил Ганешу в ответ.

Но и этого было вполне достаточно. Никогда и никто ничего подобного в зале Верховного Суда Галактики себе не позволял. Решение было вынесено автоматически.

Никто из Судей больше не возражал, рискуя получить от Ганеши оплеуху и отправиться вместе с ними.

Понятное дело, что ни один местный не смог бы себе ничего подобного позволить, рискуя погубить карьеру Творца. Ведь за это любого из них навсегда перевели бы в простую обслугу. И только Ганеше было на это наплевать, ведь он был не местный. И его, как Творца Вселенной, законы этой галактики мало волновали. Он сам их и создавал.

В тот день он преподал Судьям хороший урок. И Творцы с тех пор начали действовать смелее и ставить Судьям свои условия. Всё отчётливее давая тем понять, что теперь они, а не Судьи, высшая каста в мироздании. И задирать ценник за услуги по трансформации планет любого уровня. Ведь они творили историю! Изменяя галактику. А Судьи? Как брахманы, они активно старались этому помешать, оставив «всё, как было». Но Ганеша сломал им эту «проверенную схему». И зуб Херкле, тело которого всё равно пришлось утилизировать.

Херкле так и не дал Судьям сделать из его тела посмешище, как они настаивали: «В назидание Творцам!» Забальзамировать и выставить прямо в зале суда. Так как всерьёз рассчитывал вскорости выйти по амнистии и вернуться к любимому ремеслу. Понимая, что если он послушает Судей, то станет притчей во языцех, и никто уже не будет относиться к его решениям всерьёз. И тогда об этом ремесле можно будет навсегда забыть.

Он искренне хотел верить Ганеше, что у того всё получится и… навестить жену, которую и до сих пор любил! И без которой начинал уже, от одиночества, медленно сходить с ума. А потому и ударил Ганешу в ответ, что Рай планет высшего типа, без неё, начал ему уже казаться адом. А самый Ад, куда их теперь отправляли, уже начинал ему казаться раем – в её объятиях!

«Видимо, Бог всё-таки существует, – понял Херкле, пока они втроём ожидали в камере смертников подачи газа, – раз Он послал мне Ганешу и Геневеру. И не дал тут сойти с ума».

– Благодарю тебя, Творец Мироздания! – поднял он руки и взгляд к небу.

– Не за что, – усмехнулся Ганеша. Давая понять, что Бог действует через него. – Творцы – всего лишь руки Бога. Ты не знал? Ты думал, что это мы тут такие умные? Я поначалу тоже боготворил Судей, пытался стать среди них лучшим, затем – Творцов, пока не понял, с годами, что над всеми нами существует нечто, что мы называем Высший Разум. Именно так я и стал Творцом Вселенной. Это не я так решил, это Он меня выбрал. Когда я смог понять, чего именно Он от нас всех хочет.

– И чего же Он хочет? – усмехнулся Херкле, не веря во всю эту чушь.

– Всего! И умеет это делать. Через таких, как я. Творцом Вселенной нельзя стать. Можно лишь быть Им Избранным.

– Так это секта? – усмехнулся над ним Херкле.

– Ага, размером с вселенную. Закрытая от обывателей секта Высшего Разума, который тебе пока ещё недоступен. Нет в тебе потенциала Творца, к сожалению. Но ничего, я над тобой ещё поработаю, – хлопнул он Херкле по плечу. Давая понять, что теперь и над ним распростёрта длань Божья.

Неслышно заструились по полу едва различимые струи усыпляющего газа, который стал медленно подыматься, рассеиваясь по камере и постепенно сдавливая дыхание.

И все трое отправились в астральных телах на попутном Челноке из невидимой глазу материи по указанным в деле координатам.

Это была одна из самых заурядных планет, куда смывали через «унитаз» правосудия весь интеллектуальный мусор на периферию галактики. На свалку сломанных – морально – игрушек. Периодически обнуляя цивилизацию этой планеты, как только те активно начинали строить космические корабли и колонизировать ближайшие планеты. Чтобы те опять не вырвались за пределы своей звёздной системы в более Высшие Миры и не натворили там бед. Доказывая всем, что их зря отвергли. Почему-то – с оружием в руках, как уже не раз было».

– Пока однажды на данную планету не прибыл бог Ганеша? – усмехнулась над ним Елена. – Тогда почему тебе дали прозвище Аполлон?

– Это не прозвище, это мой высший принцип!

– Я тоже хочу обрести свой высший принцип! – пошла в атаку Елена. – Объясни, наконец, как начать мыслить самостоятельно?

– Отстраняться и обрабатывать каждую ситуацию отдельно, – посмотрел Ганеша на Елену и Креусу, отдельно подмигнув каждой.

– Это легко только на словах, – не сдавалась Елена, не желая уже терять инициативу. – Потому что каждый склоняет чашу весов на свою сторону и приводит свои аргументы, с которыми очень тяжело не согласиться. Ведь через взаимодействие с другим ты начинаешь видеть вещи, исходя из его опыта. Как же тут научиться отчуждаться? Как ты это начал делать?

– Твои мысли есть производное твоего опыта, который нужно постоянно пересматривать, – улыбнулся Ганеша, посмотрев на Ганимеда. – Но и не вовлекаясь эмоционально в тот негатив, в который другие пытаются тебя вовлечь в силу своей не вполне адекватной реакции на ситуацию.

– Куй железо, пока горячо! – усмехнулся Ганимед, вспомнив оплеуху Елены. – Но не слишком горячась!

– Мысль, как и месть, подают холодной. И они во многом связаны. Ведь вначале мы всегда внутренне протестуем, – усмехнулся он над Ганимедом. – И лишь потом, пересмотрев события, понимаем то, что были во многом виноваты сами. Поэтому многие вещи мы можем понять, лишь отдалившись от реальных событий.

– В пространстве?

– А порою – и во времени, – усмехнулся Ганимед, с упрёком почесав затылок.

– Мысли людей – это производное их опыта. Это их месть на чуждую им неадекватную реакцию другого, поданную на их рассмотрение, на их суд, выступая перед ними как полномочный представитель всеобщих ценностей. Но в той форме, которая в данный момент для нас наиболее выгодна. Чтобы мы могли заручиться их поддержкой.

– И всеобщие ценности смогли не только оправдать, но и – поддержать тебя?

– И так делает каждый.

– Каждый? – не поверила Креуса, посмотрев на Ганимеда.

– Мы все поворачиваем для себя ситуацию таким боком, который для нас сейчас наиболее выгоден, – подмигнул ей Ганеша. – Поэтому в любом действии и в любой мысли, взятой как момент взаимодействия и общения, изначально заложен правовой момент.

– То есть любой, подвергающий сомнению твоё действие или мысль, есть прокурор, – поняла Елена.

– А всеобщие ценности – твой адвокат? – улыбнулась ему Креуса.

– А ты, то есть твой разум – тот самый Судья?

– Ты, отчужденный от себя. Судья, ставший – через отчуждение – выше тебя и других, их мыслей и поведения. Поэтому если поведение и мысли других и можно использовать, то лишь как тренажер. Чтобы начать видеть себя со стороны.

– Со стороны всеобщих ценностей! – просияла Елена.

– Научившись от себя отстраняться, отчуждаться. До тех пор, пока ты не начнёшь мыслить самостоятельно, – улыбнулся ей Ганеша. – Поэтому я и называю свой (чуждый мне и другим) разум – Аполлон.

А Ганимед снова отвёл его в поисках туалета и стал жаловаться на то, что с Креусой у него опять не клеится:

– Я понимаю, что ты пригласил меня снова в качестве клоуна, но юмор – штука дорогая!

– Я-то тут причём? – не понял Ганеша, осматриваясь по сторонам: «Не видят ли девушки?» – Как я смогу заставить Креусу переключиться на тебя? Это слишком интимно. Ты должен её заинтриговать, а не изображать из себя клоуна.

– Но как ты это с ними делаешь? – озадачился Ганимед.

– Запомни, тело девушки – это всего лишь вещь среди вещей. А вещь – понятие динамическое, – расстегнул Ганеша ширинку. – Вещь проявляет свою сущность лишь в процессе её использования. Только тогда вещь становится явлением, переставая быть «вещью в себе». Небытие вещи не бесполезность, но её вред для нас, умаление бытия. Вещь изменяется под воздействием того, каким смыслом ты начинаешь её наделять. То есть твоё отношение к вещи полностью меняет её сущность!

– Ты говоришь о действительности?

– Действительность появляется гораздо позже, исходя из опыта взаимодействия с данной вещью, – усмехнулся Ганеша, окропив цветы, – как результат твоих попыток донести до неё твой новый для неё смысл.

– То есть? – не понял Ганимед. О чём именно он толкует. – Вне нашей разумной деятельности все материальные тела бессмысленны? Или ты говоришь и об одушевлённом теле?

– О любом. Ведь материальная реальность предполагает использование наличных вещей именно как материал. Вне зависимости от того, чем они являлись до того, как ты вступил в игру с ними. Но для того чтобы одушевленное – тобой – тело смогло принять твой смысл, как возможность своего собственного бытия, ты должен сделать его для неё как можно более привлекательным.

– Её смыслом, – понял Ганимед. Что он о девушках.

– А для этого тебе нужно либо откликнуться на её социальный запрос, либо самому его вначале сформировать. А потом уже и разрешить ситуацию, используя себя как инструмент, помогающий ей решить её новую незадачу, – усмехнулся Ганеша, вспомнив, как уже проделывал это с Медузой Горгоной. – Второй вариант предпочтительнее, так как это позволит тебе её контролировать, держа на крючке твоего смысла. Полностью отказываясь от неё всякий раз, как только она будет выходить в своём поведении за рамки твоей концепции. Это как на рыбалке, даёшь слабину, когда рыба сопротивляется, а потом, когда она решает, что всё уже закончилось и расслабляется, снова её тянешь. В неведомые дали!

– До тех пор, пока она не окажется в лодке? – слащаво усмехнулся Ганимед.

– Лодки не существует! Это заблуждение, приводящее к распаду семей. Брак – это эвтопия. Рыбалка происходит всегда.

– Пока ты не смотаешь от неё удочки?

– То есть если ты всё ещё хочешь удерживать её на крючке, ты должен как можно чаще менять наживку смысла вашего соприсутствия.

– Или находить всё новые совместные хобби, увлечения, – понял это по-своему Ганимед.

– Превращая каждую вашу встречу в маленькое приключение, – кивнул Ганеша. – Любое твоё взаимодействие с любым материальным телом есть процесс. А процесс есть явление динамическое. Который либо ускоряется вами, либо – деградирует. До распада на два независимых составляющих.

– Даже если вы уже живете вместе?

– Даже если это встреча на кухне! Ты должен полностью изменить её смысл, постоянно «одушевляя» выбранное тобой тело духом интриги. Чтобы её душа трепетала на кончиках твоих пальцев! А каждое прикосновение к её телу являлось бы прикосновением к её сердцу! Чтобы она не стала для тебя просто мясом.

– И не протухла в твоей душевной теплоте?

– Ведь в действительности нас объединяет не наше прошлое и настоящее, а только лишь – наше будущее.

– Заставляя нас действовать?

– Взаимо-действовать, а не просто быть рядом. Вот ты и должен постоянно заставлять её трепетать в своих объятиях в его предвкушении. И изливать на тебя энергию своей бесконечной преданности, своей любви. Мечтая слиться не столько с твоим телом, это так банально, сколько – с твоей душой. Бесконечно наслаждаясь нектаром твоей чистоты, твоей возвышенной утончённости.

– И – чем же?

– Всем сердцем, всем своим существом, рвущемся к тебе навстречу! Мечтая только лишь быть причастной твоей божественности, твоего духовно-душевного совершенства. Невыразимой красоты твоего внутреннего существа. Пытаясь ею точно так же стать. И вбирая (вдыхая) её стать. Твой (непонятно для неё самой почему) волнующий её аромат.

– Раскрывая себя ей навстречу всего, как цветок – пчеле? – усмехнулся Ганимед, убирая в штаны туалетные принадлежности.

– Прикосновение же к телу, лишённому энергии восхищения, вульгарно. Любовь возникает подобно молнии меж двух наэлектризованных взаимным восхищением тел! – признался Ганеша, застёгивая ширинку. – Иди и порази Креусу! В самое сердце!

И они вернулись к девушкам.

– «На лыжах в баню»! – объявил Ганимед, достал потрёпанную тетрадь и стал читать:

«Источником шума, смеха, веселья и слёзных воспоминаний является и будет являться очень короткое, но очень замыкание в чартах и глобусных картах Великой империи инков. Но солдаты знают толк в великих самоварках и саможарках! Да что нам полевая кухня? Все мы солдаты любви. А я и так целый (но раненный в голову) старший лейтенант. Я должен умереть за тебя, для тебя, во имя… – подмигнул он Креусе. – Дурак вы, товарищ старший лейтенант. Жить надо весело, с улыбкой на плечах! В общем, надо, братцы, жить припеваючи.

Сколько можно петь? Хватит, трубите отбойник. Всем спать! Я проверю. Только ноги помойте, уроды.

– Кто сегодня должен трубить отбойник молотком? – гавкнул я с надеждой на ответ.

– Ефрейтор Том Йорк! – отрапортовал невзрачный шизофреник.

– Похвально! Ну, так значит вы сегодня горнист, ефрейтор Йорк?

– Так точно! – глядя мутно в потолок, взвизгнул главный радист.

– Не перепевай меня на полу-слове, – прошипел я ему в ухо, – слушай меня. Перестань скулить эту узбекскую похоронную. Я вызвал тебя по важному, я бы сказал, интимному делу, – объявил я грустному горнисту, – сразу после отбоя – ко мне!

И шепотом добавил:

– Постарайся прийти незаметно.

Опять звучит странная для этого мира песня: «Карма-полиция». Какое тщеславие у этого ефрейтора. Но он красив! Не то, что некоторые капралы. Это хорошо, что он глуповат и заторможен. Таким здесь и место.

– Кто там?!

Стук в телефонный аппарат раздолбил мои размышления.

– Капрал Симба по вашему приказанию въехал!

– Куда ты въехал?

Ничего не понимая, я встал с дивана.

– Войдите! – крикнул Симба и пнув дверь моих апартаментов, начал торжественно маршировать, гремя лыжами.

Он был словно замотан в большую белую простыню на босу ногу. Мгновение спустя я понял, это был зимний маскхалат. Как это понять? На улице Летов и все отдыхают на сопках.

– Немедленно прекратить!!! – заорал я с ужасом в руках. – Что это за недоразвитый маразм?!

Я с укором посмотрел в эту мумию. Он исчерпал запас слезоточивых фантазий.

– Я к вам по поводу помыться бы. Сильно чешется спина и, эт самое, – договорил он уже шёпотом, – у меня, наверное, блохи.

– Так. Значит так, на первый-второй рассчитайсь! Кру-у-гом раза два! А сейчас ты, идиот, отправишься, э, в баню. И не забудь снять амуницию, встав под душ. А по приходу, составишь рапорт по поводу этой клоунады. И ещё, описывая сухое и тёплое, осматривайся по сторонам, встряхивая подбадриванием.

Этот бестолковый капрал частенько забивался картами насмерть. Но всегда удава лось реанимировать понюшкой. Долго ли ты будешь упражнять наше терпение обострением озадаченности заточки, ах, Симба! Да не оскудеет рука берущего за жабры».

И лишь когда Ганеша устал уже слушать этот убойный бред, он усмехнулся:

– Снова слышу, местами, родную речь! Не верите? Попробуйте не воровать мои обороты речи, которые я, как обороты двигателя, всё повышаю и повышаю.

– Местами откровенно идя вразнос! – усмехнулась над ним Елена.

– Усмехаясь в пустоту. Голов любителей порыбачить в чужой воде, выудив из моих текстов пару трепещущих в руках, сверкающих чешуёй красивых фраз. Что так и бьются на бетонном пирсе любого монолитного рассказа.

– Пытаясь ударить в лицо скользким хвостом аффекта!

– Извернуться и снова упасть в океан забвения, спокойно отправившись на глубину интеллекта её создателя. К таким же, как и она сама, дочь старика Нептуна. Помнишь, Ганимед, как Дез выложил в интернет «Кассандру», и задорный скоморох тут же украл из неё одну из них, их сестру?

– Вечную подружку Смеха? «Я буду жить вечно!»

– Который с тех самых пор, как эта фраза Смеху с ним изменила, стал более задумчивым. Как и у любого чопорного интеллектуала.

– Смех, да и только!

– Желающий, как и любой Смех-сквозь-слёзы, хоть как-то отомстить ему за гибель своей невесты. За то, что задорный скоморох не просто похитил её по обычаю горцев, это Смех ещё мог бы хоть как-то понять и внутренне смириться, утробно усмехнувшись, понимая, что задорные вершины славы ему пока ещё недоступны, но и – публично изнасиловал!

– Нарушив все обычаи горцев!

– Ведь она звучала только в кельи текста, возносясь к своему создателю, но никак не на слуху у публики.

– Не желая участвовать в этой групповухо!

– Как и любая затворница от посторонних глаз в хиджаб контекстуальных связей со своей роднёй – предварявшими её приход в этот мир фразами. Дождавшись от публики лишь жидких, как детский стул, аплодисментов. Сколько бы тот её ни повторял. Задорно поворачивая с боку на бок её безжизненное уже тело.

– На глазах у всех!

– Покончив с собой, как только тот задорно попытался её продать на этом невольничьем рынке, как свою.

– Рабыню?

– Задорный скоморох и не ожидал от неё, что она окажется настолько верной своему настоящему господину. Которому пришлось из-за этого скомороха вырезать её из контекста, как аппендицит, и наложить на текст швы. Да и вообще поместить этого больного в самый конец палаты, опухший в ожидания дебюта!

Хотя, конечно же, Ганеша и сам кое-что у Ганимеда присвистнул, неспешно прогуливаясь по шумным летним бульварам его рассказов, беспечно засунув руки в карманы глубоких смыслов. Непринужденно посвистывая и черпая в свою речь его резкие, как забористая брага, терпкие образы. На то он и Ганимед – виночерпий Зевса!

– Так вы уже были на моём концерте? – пошёл в атаку Ганимед, разливая вино по кубкам.

– Уже сто раз! – усмехнулась Елена.

– Ну, а ты? – спросил он у Креусы и сделал музыку совсем тихо, чтобы та поняла, что он именно у неё это спрашивал.

– Пока ни разу.

– Сходи обязательно! – поддержала его атаку Елена, чтобы та отстала уже от Ганеши. – Кстати, когда у вас концерт?

– Так надо спросить об этом у нашего арт-директора, – усмехнулся Ганимед, включив песню «Комета» чуть громче. – Который наконец-то «придёт и скажет: «Слёзы оботри-и-и!»¹⁰ – подпел он сам себе.

– Чего ты сам не сходишь? – вздохнул Ганеша, сделав посвященную ему песню тише, которую Ганимед, «окольцованный горем, как суровый Сатурн», сотворил, пока «желтоглазое Солнце» бродил «в городе большом» Пусане.

– Так если я пойду к ним договариваться об этом сам, то они на меня посмотрят, как на нищеброда, который у них что-то вымогает. А вот если к ним заявится наш арт-директор, тем более – весь такой умный и деловитый, то у них сразу же появляется к нам совсем другое отношение. А соответственно и – оплата труда. Уже понимая, что и арт-директор тоже в доле. Компанэмэ?

– Да панэмэ, панэмэ, – усмехнулся Ганеша. – Куда деваться? От твоей компашки. Так куда и когда идти?

– Креуса, куда бы ты хотела пойти бесплатно на мой концерт?

– Пошли в «Метро»! – решила за неё Елена.

– Когда сходить?

– Это ты у девушек спроси. Когда ты хотела бы туда сходить?

– Как можно скорее!

– Только пусть музыканты добираются теперь сами, – сразу же предупредил он Ганимеда, – чтобы мне не пришлось снова за вас краснеть, если вы опять не сможете все собраться. Как в тот раз, когда мне пришлось краснеть перед арт-директором кафе «Забриски Пойнт» за то, что Ил не смог тогда подмениться на вахте, и выступление из-за него не состоялось. Так что мне стыдно было туда уже снова появляться. И меня из-за вас узнали там не с лучшей стороны. А там так потрясающе готовят! Помнишь, я хотел организовать там ваш концерт? И пошёл туда на свой день рождения – в разведку боем – со своей двоюродной сестрой Читой и её подружкой Нелли. Так Нелли, узнав о том, что я бросил есть мясо, специально заказала мне фаршированные баклажаны. И я даже не почувствовал в них вкус мяса! Представляете? А Нелли так смеялась над тем, что я этого даже не заметил! И только поэтому не стал заказывать ещё порцию, как уже хотел. Я сказал ей, что готов потратить там ровно сто долларов. И Нелли постоянно себя сдерживала. Я дал ей понять, что пока она не моя девушка, мой бюджет для неё будет жёстко ограничен.

– И что, это помогло? – усмехнулась Елена.

– Нет. Хотя я брал её и Марту даже в сауну. Но они только помылись, порезвились со мной в джакузи и покатались зачем-то по очереди на велотренажёре. И я решил больше никуда её не приглашать. По крайней мере – с Мартой. И позвал Нелли, когда та осталась у Марты ночевать, на следующий же день к Браткам на их день рождения. Где громадный Птолемей, ну, вы все его знаете, вокалист и гитарист из группы «Легион», в которой Полидевк играл тогда на гитаре, стал громогласно объяснять ей, что такие расфуфыренные особы из Трои, как она, конченные оторвы, которые только и бродят там по ночным клубам в качестве «ночных бабочек». «Почему ты меня от него не спас? – спросила меня Нелли, через полчаса вырвавшись из кухни. – Что, не мог позвать? Я же столько раз на тебя оглядывалась. Чего ты толкался в коридоре и хихикал?» «А почему я должен был тебя от него спасать? Ведь ты же не моя девушка». «Я думала, что ты мне друг!» – заявила она обиженно. «Я ни с кем не дружу, пойми. Ты ошиблась в выборе четвероногого друга, на котором собралась ездить. Когда я вижу красивую девушку, то ни о какой дружбе не может быть и речи! Поняла?» «Ну, это ты так думаешь, – ответила Нелли, – а я сразу же делю парней на тех, с кем сплю, и на тех, кто мне просто друг». «Хорошо, завтра же я отвезу тебя домой. И дружи там, с кем хочешь». Так она потом ещё долго сестре названивала: «Почему твой брат мне не звонит и никуда не приглашает?» Вызывая у Читы лишь дикий смех, когда она передавала мне её слова.

– Всё было так печально? – усмехнулась над ним Креуса.

– Пока я снова не встретил ту, о которой мечтал целую вечность! – заговорщицки подмигнул Ганеша Креусе, коснувшись её руки. И та его тут же поцеловала. Сама удивившись тому, что снова увидела в нём Творца. И потянулась к нему. Всем сердцем!

– Брэк! – скомандовал тот и усмехнулся. Охладив её пыл этим кодовым стоп-словом. – А когда я неделю назад позвонил тёте Ганге, то сестра рассказала мне, что Нелли тоже не теряла времени даром и заработала за полгода целых пять тысяч долларов во время работы в Корее в хостесе, по ночам подрабатывая в хостеле.