Против идеологии. Почему утопии рушатся

Социализм-лайт: рождение социал-демократии

Марксистская программа была слишком радикальной – она предлагала разрушить существующий порядок вещей до основания, а затем заменить его на бог знает что. Известно, что Маркс с Энгельсом не оставили детального описания коммунизма, и определяется он главным образом негативно – не через то, что в нем есть, а через то, чего нет (частной собственности, денег, «угнетения» и так далее). В силу своей радикальности марксизм привлекал внимание одних лишь радикалов, которые в любом обществе пребывают в относительном меньшинстве и в ситуации политической стабильности никак не могут захватить воображение широких масс.

При этом оснований для пролетарской революции со временем становилось не больше (как жестко предсказывал Маркс), а только меньше. В конце XIX—начале XX вв. в Европе и Северной Америке бешеными темпами развивался технический прогресс, который делал общество материально и культурно богаче и давал людям надежду. Создавалось более справедливое налогообложение – регрессивная система, при которой богатые дают в государственную казну относительно меньшую долю личного дохода, заменялась на систему с подоходным налогом, а в некоторых странах позднее будет введено прогрессивное налогообложение. Расширялось избирательное право – доступ к голосованию на выборах получали все больше людей; расширялось представительство мужчин, а вскоре к ним были добавлены и все взрослые женщины. Появилось всеобщее образование. Расходы на социальные нужды росли колоссально – к примеру, в Великобритании с 1842 по 1913 гг. госрасходы на образование, науку и культуру поднялись с практического нуля до 10% бюджета⁶.

В Европе хардкорный марксизм как авангардная левая сила фактически быстро самоуничтожился – его заменила социал-демократия, главным идеологом которой был немец Эдуард Бернштейн (1850—1932). Его называют ревизионистом марксизма, и ортодоксальные идеологи вроде В. И. Ленина относились к нему крайне плохо. Бернштейн отказался от самого главного – от идеи пролетарской революции, и вместо нее предлагал эволюционное движение к коммунизму путем реформ в рамках капиталистической системы. Защита прав трудящихся, социальная поддержка, развитие профсоюзного движения, улучшение условий труда – вот повестка социал-демократов. И надо сказать, что Марксу такого рода «реформистские» идеи сильно не нравились. Он, к примеру, считал, что развивать профсоюзы и бороться за повышение заработной платы рабочих не стоит, так как это только пролонгирует существование несправедливой системы. Чем хуже, тем лучше – нужно делать так, чтобы свирепый оскал капитализма проявлялся в полной мере, и тогда рабочая революция наступит быстрее. А профсоюзная борьба – это с его точки зрения очень плохая и «реакционная» идея.

В послевоенном хаосе и упадке 1918—1919 гг. в некоторых европейских странах (в особенности проигравших войну вроде Германии и Венгрии) вспыхивали малые коммунистические революции, но они очень быстро затухали и широкой поддержки местного населения не получали. Революции в передовых западных странах, о которой говорили Маркс и Энгельс, не произошло. Зато она случилась в другой стране, и вы прекрасно знаете, какой.

Гибель утопии: советский опыт и его последствия

К советской истории в России особое отношение. В отношении этом причудливо соединилось абсолютно несочетаемое – левый и правый взгляд на вещи. С одной стороны, идеологией Советского Союза, идеологией, без которой его невозможно представить, которую он яростно насаждал внутри и пытался пропагандировать вне себя, была леворадикальная марксистско-ленинская теория. С другой стороны, люди, которые сейчас особенно пламенно топят за Союз, которые являются поклонниками Сталина и его «достижений» – это по психологии чистые правые консерваторы. Любить СССР, согласно им, мы должны потому, что не любить Родину, маму, папу и бабушку – это грех. К Союзу у многих отношение абсолютно необъективное, потому что в нем жили и работали наши предки. Выразителями этой тенденции являются, к примеру, «вышедший из гущи ментовской» пролетарский писатель Захар Прилепин, одиозный интернет-деятель Дмитрий Пучков («Гоблин»), а также многие из выступающих на патриотических ток-шоу в посткрымскую эпоху. Решается этот принципиальный парадокс вот как – нынешние идеологи, по большому счету, выводят реальную советскую идеологию на второй или даже третий план (марксизм – это, как ни крути, штука подрывная) и вместо обращения своего внимания на нее призывают просто испытывать гордость за страну и радоваться за ее историю, которую они считают великой. И все же дальше я постараюсь привести филигранную критику нашего прошлого, в которой Советский Союз будет полностью переигран и уничтожен.

Но начнем мы с предыстории его появления. Почему в 1917 году в России случилось две революции? Российская империя в начале XX века была, с одной стороны, бурно развивавшимся государством (рост национального продукта до 7% в год – сегодня о таком трудно даже мечтать), а с другой раздиралась многочисленными противоречиями. Во-первых, это были противоречия между богатыми и бедными, аристократией и крестьянами, имущими и неимущими. Приведу пример – почти половина депутатов 1-й Государственной думы (апрель-июль 1906) были представителями крестьянства, и вот что по этому поводу писал Сергей Ефимович Крыжановский, видный законодатель, товарищ (т. е. заместитель) министра внутренних дел в 1906—1911 гг.:

Достаточно было пообглядеться среди пестрой толпы «депутатов» – а мне приходилось проводить среди них в коридорах и в саду Таврического дворца целые дни, – чтобы проникнуться ужасом при виде того, что представляло собою первое Русское представительное собрание. Это было собрание дикарей. Казалось, что Русская Земля послала в Петербург все, что было в ней дикого, полного зависти и злобы. Если исходить из мысли, что эти люди действительно представляли собою народ и его «сокровенные чаяния», то надо было признать, что Россия, еще по крайней мере сто лет, могла держаться только силою внешнего принуждения, а не внутреннего сцепления, и единственный спасительный для нее режим был бы просвещенный абсолютизм. Попытка опереть государственный порядок на «воле народа» была явно обречена на провал, ибо сознание государственности, а тем более единой государственности, совершенно стушевывалось в этой массе под социальной враждой и классовыми вожделениями, а вернее и совершенно отсутствовало.

Говоря кратко, классовый антагонизм был в царской России не марксистской выдумкой, а суровой действительностью. Люди из низших слоев были готовы вцепиться в горло богатым и привилегированным при первой возможности, отомстить за века невыдуманного угнетения.

Во-вторых, образованная, прогрессивная, либеральная часть общества (интеллигенция) требовала движения в сторону конституционализма, прав и свобод личности. Манифест 17 октября 1905 года, принятый в ходе Всероссийской октябрьской политической стачки, впервые в русской истории отменил цензуру, даровал свободу совести и вероисповедания, свободу союзов и собраний. В результате был учрежден первый российский парламент – Государственная дума. Император, однако, имел право отменять принятые ей законы и распускать ее, что превращало Думу в довольно фиктивный орган. Интеллигенция же считала, что царь должен царствовать, но не править (так, как дела обстояли в Великобритании). К тому же, свобода слова и критика самодержавия, появившаяся в свободной прессе, явным образом размывали основы власти, воплощаемой царем-помазанником Божьим.

В-третьих, Российская империя была многонациональным государством, в котором основной, ядерный этнос – великороссы – составлял всего 45% населения. В империи жили мятежные поляки и финны, уже оформлялась украинская идентичность, было Закавказье, была Прибалтика, была Средняя Азия. В исторической перспективе сохранить это государство в территориальной целостности возможным не представлялось – теперь, когда известно об опыте XX столетия, прошедшего под знаком распада империй, это понимается особенно четко.

И тут грянула Первая мировая война, обнажившая многие проблемы русского общества. Самодержавие не выдержало, рухнув в феврале 1917-го, а ведь до окончания войны было еще целых два года. Великая православная империя, провозглашенная Петром в 1721 году, не дожила до своего двухсотлетия несколько лет. Возникшим политическим вакуумом и хаосом воспользовались большевики, бывшие до этого совершенно маргинальной политической силой. Так, в Государственной думе IV созыва (1912—17) они имели всего 6 депутатов из 442. Даже после Октябрьской революции (или силового переворота, называйте, как хотите) они не стали самыми популярными в народе – на выборах в Учредительное собрание, которое должно было разобраться с послереволюционным устройством России, они получили 23% голосов, в то время как социалисты-революционеры, имевшие привлекательную для крестьян земельную программу, получили 38%.

Но матросы Красной гвардии разогнали Учредительное собрание силовым способом. 6 января 1918 года «Правда» писала:

Прислужники банкиров, капиталистов и помещиков,… холопы Американского доллара, убийцы из-за угла правые эсеры требуют в учр. собрании всей власти себе и своим хозяевам – врагам народа.

На словах будто бы присоединяясь к народным требованиям: земли, мира и контроля, на деле пытаются захлестнуть петлю на шее социалистической власти и революции.

Но рабочие, крестьяне и солдаты не попадутся на приманку лживых слов злейших врагов социализма, во имя социалистической революции и социалистической советской республики они сметут всех ее явных и скрытых убийц.

 

Большевики объявили себя единственными защитниками интересов рабочих и крестьян. За счет умелой демагогии (которой простому человеку было нечего противопоставить), сладких обещаний («земля крестьянам, фабрики рабочим»), грамотного наращивания военной и карательной (ВЧК) силы, а также великой энергии Ленину и его соратникам удалось победить в Гражданской войне и удержаться у власти. Его главные противники, представители Белого движения, проиграли по разным причинам, но одна из основных состояла в том, что их главным лозунгом были слова «За Великую, Единую и Неделимую Россию». По сути, белые продолжали предлагать идею Великой России нерусским народам империи, а она была им совершенно неинтересна и чужда, поскольку у них уже оформлялись собственные национальные идеи. Ленин же был горячим ненавистником империи, и от его известной статьи «О национальной гордости великороссов» любого русского патриота бросает в оторопь.

Российская империя развалилась, но, как это ни парадоксально, Ленину, ее ярому противнику, чудесным образом удалось пересобрать ее практически в полном объеме. По выражению одного немного скандального политолога, «вышедшая из Гражданской войны, голодная, обутая в лапти Красная армия восстановила Российскую империю с невероятной легкостью всего за несколько месяцев». Это произошло потому, что Россия сохраняла культурное влияние в имперских регионах, и большевикам удалось предложить народам бывшей державы новую очень соблазнительную идею – идею построения государства справедливости и счастья, царства свободы и равенства, в котором не будет угнетения человека человеком. Начался величайший социальный эксперимент, доселе в истории невиданный. И для этой книги он имеет ключевое значение. Было ли в нем что-то полезное? Может быть, там имеется некий непреходящей важности опыт, на который нам бы следовало опереться? Я могу сразу дать обескураживающий ответ: Советский Союз – это исключительно отрицательный пример, выдающийся образец того, как «не надо». Но обо всем по порядку.

Большевики в самом начале своего пути ликвидировали свободу печати и запретили оппозиционные партии. Свободу слова они считали буржуазным предрассудком и не видели смысла в существовании печатных средств, якобы «отстаивающих интересы капитала» в социалистическом государстве. К тому же, они были вооружены единственно верным учением – марксистской теорией, и поэтому в других точках зрения совсем не нуждались. Большевики перешли к открытой диктатуре и получили карт-бланш на проведение собственной политики. Теперь им не противостояло ничего, кроме самой реальности человеческой природы и людской социальности. И если с учетом тотальности власти результат их правления получился таким, каким получился, то это должно говорить о многом.

По убеждениям Ленин и Сталин были настоящими правоверными идеологическими фанатиками-марксистами, но вскоре после прихода к власти им пришлось идти на серьезные компромиссы. Ликвидация частной торговли, политика военного коммунизма и продразверстки, при которой красные комиссары по произволу забирали у крестьян зерно на военные и прочие нужды, довела деревню до разорения и страшного голода. От безумной экономической политики, имеющей обоснование только в радикальной теории, пришлось отказаться. Большевики вернулись к капиталистическим отношениям в деревне, разрешили мелкое предпринимательство и торговлю в городах. Ленин, сильно скрепя сердце, провозгласил «архипохабный» (по его словам) НЭП (1921—1929), спасший страну от голода.

Но подобные компромиссные решения были свернуты максимально быстро. НЭП имел ограниченную эффективность главным образом потому, что и крестьяне, и предприниматели-нэпманы понимали, что вскорости новый уклад прикажет долго жить, и в силу этого особенно не расширялись и не вкладывались ни в какие долговременные проекты. Одним из наиболее популярных видов «бизнеса» в городе были кабаки, в которых люди быстро и весело проедали и пропивали заработанное будто there’s no tomorrow (завтра не наступит никогда). Грубо противоречивший марксизму НЭП Сталин упразднил в 1929 году. В голове у него стояли образы крупных сельхозпредприятий, успешно функционировавших в США. Он (да и не только он, о необходимости коллективизации говорили многие большевики) планировал ликвидировать крестьянство как класс, враждебный социализму, потому что этот класс, как оказалось, обладает мелкобуржуазным накопительским сознанием. Всю деревенскую собственность надо было обобществить, а людей загнать в колхозы – государственные объединения сельских работников. Всем известно, к чему это привело.

Отечественные патриоты-сталинисты любят потешаться над А. И. Солженицыным, заявившем о 60 миллионах жертв большевистского режима. Стоит понимать, что творил он в те времена, когда не то, что проводить исследования, но и просто говорить на эту тему было невозможно (по крайней мере, без явной указки и жесткого контроля сверху). Александру Исаевичу можно простить некоторые неточности и преувеличения. А я приведу следующую оценку числа жертв сталинизма и советской власти в целом.

1) Жертвы голода 1932—33 гг., являвшегося следствием коллективизации и раскулачивания: 3—8 миллионов человек. По ленинским декретам о земле крестьяне разделили землю «по справедливости», но после всего лишь нескольких лет работы на ней началось заметное имущественное расслоение. Оно произошло в силу того, что люди не равны друг другу по характеру и способностям, и поэтому они серьезно отличаются в плане трудолюбия и продуктивности. Образовался класс относительно зажиточных крестьян-«кулаков», представлявших серьезную проблему для советских эгалитаристов. Коллективизация была осуществлена так – из города в деревню приехали пламенные активисты и разожгли классовую войну. Успешных крестьян заклеймили как «паразитов», «эксплуататоров», «классовых врагов». С ними происходили самые худшие вещи. Кулаков убивали или насильственно выселяли в «спецпоселения» на Севере, в Сибири и Средней Азии. Все это привело к резкому падению сельскохозяйственного производства. Вдобавок к этому, произведенное зерно избыточно изымалось для оплаты проводимой индустриализации, закупок иностранного оборудования и целых заводов (легендарная сталинская индустрия, если кто не знает, была привезена в готовом виде из США, Германии и других стран, а вовсе не была продуктом жизнедеятельности местных Левшей и Кулибиных).

Начался чудовищный голод, от которого особенно пострадали Украина, Казахстан и Поволжье.

2) Жертвы депортаций и переселений: примерно 1 миллион человек. Всего в 1930—1950-е гг. было депортировано около 6 миллионов (раскулачивание, депортации по национальному признаку); во время транспортировки и в период нахождения в ужасных условиях ссылки умерло не менее 1,2 млн человек, то есть примерно каждый пятый⁷.

3) Жертвы «Большого террора» 1937—38 гг. и перманентных политических репрессий: около 800 тысяч человек. В сталинские времена шла постоянная борьба с диссидентством, инакомыслием и «политически неблагонадежными элементами». Каждой год по этой причине ликвидировалось несколько сотен, а то и тысяч человек. Но своего пика репрессии достигли в 1937—38 гг., когда было казнено около 700 тысяч человек. «Большой террор» начался с прямого сталинского указа о проведении «массовых операций»⁸. По областям, краям и республикам страны были разосланы разнарядки, в которых указывалось количество людей, которых было необходимо выявить и осудить. Преследованиям подлежали представители «контрреволюционных национальностей» (поляки, немцы и другие), бывшие дворяне, представители оппозиционных партий, духовенство, простые инакомыслящие и подвернувшиеся под руку.

Зачем это понадобилось Сталину? На этот счет можно только строить догадки, поскольку никаких документов, дословно передающих его ход мыслей и внутренний монолог, не сохранилось. Историк Олег Хлевнюк, известный биограф Сталина, говорит о том, что таким образом Сталин, вероятно, готовился к предстоящей войне. В те годы осложнялась международная обстановка, началась Гражданская война в Испании, в которой столкнулись интересы Германии и СССР, был подписан Антикоминтерновский пакт между Берлином и Токио. С помощью скачка репрессий Сталин рассчитывал разобраться с «нежелательными», «враждебными элементами», присутствовавшими в советском обществе, которые могли оказывать подрывное влияние во время войны. Только вот оценить эффективность такой политики мы не можем – нельзя проверить, что было бы, если нарком Ежов по указаниям вождя не проводил «Большой террор». Вполне возможно, что с помощью него Сталин только ухудшил отношение к себе и советской власти в широких массах населения, совершенно не добившись поставленной цели.

В итоге получаем оценку в 4,8—9,8 миллионов прямых жертв. Сюда вполне можно добавить жертвы Гражданской войны, голода и эпидемий во время нее, и цифры станут еще внушительнее (14,8—26,8 миллионов). За что погибло и пострадало столько людей? Все это результат попыток переломить человеческую природу, подогнать общество по идеал, состряпанный по лекалам сомнительной идеологии. После старта противоестественного социального эксперимента многие люди неизбежно начинали демонстрировать свою «мелкобуржуазную» «контрреволюционную» сущность, после чего подлежали ликвидации либо «перевоспитанию» в местах не столь отдаленных, где условия жизни зачастую были менее чем пристойные. Отмечу, что представленные цифры – это лишь вершина айсберга насилия, производившегося советским государством. Под гнетом сталинского террора в действительности находился абсолютно каждый человек, живший в стране.

Наполненные энтузиазмом с одной стороны, страхом и ужасом с другой, сталинские годы сменились «травоядными» временами Хрущева и Брежнева. Советская система устаканилась и смягчилась, и необходимость в постоянных жертвоприношениях на алтарь идеологии отпала. Но после того как завершился первоначальный период бури и натиска Советский Союз фактически отжил свое и начал угасать. К концу его существования в правительстве уже не было настоящих идейных коммунистов. Советская интеллигенция давно превратилась в нечто глубоко антисоветское. Советская экономика становилась все более сложной и потому неуправляемой. В советской системе хозяйства не было рыночного ценообразования, и в связи с этим неизбывно присутствовали тотальный беспорядок и дефицит, поскольку у производства не было связи с потребительской реальностью. СССР морально разложился задолго до своего непосредственного развала. «Так жить нельзя» – таково было всеобщее умонастроение к концу 80-х.

Бывший глава КГБ Юрий Андропов, правивший 15 месяцев в 1982—84 гг., пытался укрепить дисциплину на производстве – в рабочее время милиция проводила рейды по кинотеатрам и универмагам, пытаясь отыскать прогульщиков, отлынивающих от рабочей деятельности. Началась кампания по борьбе с коррупцией. За 1983 год осужденных было на 150 тысяч больше, чем за 1982-й. Эффект от этих мер если и был, то микроскопический.

Последний генсек М. С. Горбачев говорил, по сути, о том же самом – об интенсификации и «ускорении» экономики. Началась «перестройка» советской системы, находившейся в застое уже не первое десятилетие. Была провозглашена «гласность» – появилась возможность открыто критиковать систему, и это производило на нее подрывное воздействие. Стало возможным говорить об отделении от Союза – рост идейного либерализма способствовал появлению и развитию «народных фронтов» в национальных республиках, которые сыграют роковую роль в судьбе страны. Начались конфликты внутри СССР – война между Азербайджаном и Арменией в Нагорном Карабахе (с 1988 г.), выступления против союзного центра в Прибалтике и Грузии (1990). В 1989 году полностью развалился соцлагерь – была разрушена Берлинская стена, и во всех странах восточного блока произошли «бархатные» антикоммунистические революции.

В то же время перестройка советской экономики натолкнулась на серьезные проблемы и противоречия. С конца 70-х в соседнем Китае шли экономические реформы, связанные с переходом к рынку, и тамошний коммунизм фактически самоликвидировался. Но для советских лидеров такое решение было слишком крутым и неортодоксальным, частная собственность – это было понятие ругательное до самого конца империи. Горбачев продолжал говорить о «социализме с человеческим лицом», появился миф о «ленинской модели социализма» с кооперативной собственностью в основе. Между тем, появление кооперативщиков серьезно разбалансировало и без того проблемное советское хозяйство – многие из них были очень успешны и забирали все деньги себе, еще больше обессмысливая существование госпредприятий. Большой удар по казне нанесло падение мировых цен на нефть – Советский Союз был одним из крупнейших поставщиков, и доходы от продажи нефти составляли большую долю внешнего торгового баланса. К 1991-му году у государства просто не осталось средств на поддержание Союза.

Диссидент Андрей Амальрик в своем знаменитом эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» (1969) писал:

Как принятие христианства отсрочило гибель Римской империи, но не спасло ее от неизбежного конца, так и марксистская доктрина задержала распад Российской империи – третьего Рима, – но не в силах отвратить его.

Гениальность этого сочинения в том, что Амальрик предсказал распад СССР в те времена, когда он стоял непоколебимо и казался вечным и нерушимым. Теперь, с ретроспективной точки зрения, этот распад видится неизбежным. Величайшая утопия рухнула, просуществовав 70 лет. Исходя из написанного в самом начале книги, урок, который из этого надо извлечь, должен быть очевиден. Чем же, все-таки, был так плох СССР (ну, помимо того, что это была жестокая тоталитарная диктатура с отсутствием всяких прав и свобод)? В основе его хозяйства лежали два совершенно безумных принципа: тотальное огосударствление всего и вся, а также ликвидация рыночного ценообразования. Причем основаниями для принятия такого хозяйственного курса были не здравый смысл или практическая целесообразность, а всего лишь приверженность определенной идеологии, которая требовала уничтожения всех примет капитализма. Все бы ничего, но эта пресловутая «командно-административная система» в сочетании с плановой экономикой показала себя крайне непродуктивной и слабой. Любой товар, представлявший минимальную ценность, нельзя было достать без проблем. Чего там говорить – в СССР были проблемы с производством буквально всего на свете, в том числе хлеба. И терпеть это безумие и делать вид, что все идет по плану, страна была вынуждена более 70 лет. Вне всякого сомнения, все это изрядно перекорежило, деформировало и травмировало целые поколения людей, живших в советском государстве. Более того, после Второй мировой войны это умопомрачение было силой навязано странам Восточной Европы, и в этом состоит еще одно неискупимое преступление советской власти.

В хаосе, упадке и разгуле бандитизма в 90-е любят обвинять Ельцина и Горбачева, но это, на мой взгляд, совсем несправедливо. В том, что советская индустрия оказалась неэффективной в условиях рынка и массово полегла после перехода к нему, виноваты не они. В конце концов, не они были ее зачинателями. Если кого и надо винить, то советскую власть, на 70 лет затормозившую нормальное экономическое развитие страны.

Кто-то возразит – но ведь у Советского Союза были и достижения! На ум здесь обычно приходит гигантский ВПК, а в особенности его побочный продукт в виде полетов в космос. Да, СССР первым запулил на первой космической скорости металлический шар весом в 84 кг, а через несколько лет – аппарат «Восток-1» с человеком на борту. Но надо сказать, что эти достижения были вскоре повторены конкурентами-американцами (через 4 и 10 месяцев соответственно), а со стократно более нетривиальной задачей полета человека на Луну Советский Союз не справился. Например, все четыре тестовых запуска советской сверхтяжелой ракеты Н-1, которая должна была нести лунный корабль, оказались неудачными. Один из них завершился самым мощным неядерным взрывом в истории. СССР проиграл космическую гонку уже в 60-е. В то же время советский ВПК пожирал до трети бюджета, а сама страна фактически была гигантским военным лагерем. Развитие военной индустрии шло в ущерб всем остальным сферам деятельности, поскольку материальные и человеческие ресурсы страны всегда ограничены. Да, в СССР были созданы горы оружия. Но моей точки зрения это слабоватый повод для гордости.

Другие достижения Советского Союза, о которых любят вспоминать ностальгирующие по «великому прошлому» – это бесплатные медицина, образование и жилье. Здесь следует вспомнить слова дорогого Леонида Ильича Брежнева, произнесенные им на вручении Ордена Дружбы народов Украинской ССР в 1973 году: «Мы привыкли к тому, что у нас в СССР многое бесплатно: квартиры, образование, лечение. Но, товарищи! На самом деле это не бесплатно. Все это оплачено трудом советских людей».

В самом деле, врачи, строители, учителя, преподаватели, инженеры, обслуживавшие инфраструктуру, не питались Святым духом и не работали в школах, вузах, поликлиниках бесплатно. И о чем мы говорим, когда заявляем, к примеру, о существовании бесплатной медицины? О том, что весь спектр медицинских услуг был доступен самым широким слоям населения, причем доступен бесплатно? Этого не было и в помине – к примеру, операции высокого уровня сложности выполнялись в считанном количестве лучших больниц и были доступны только элите. «Бесплатная» советская медицина в целом отличалась низким качеством услуг, отсутствием мотивации для тщательного и компетентного исполнения работы в силу низкой оплачиваемости труда врачей, а также коррумпированностью по той же самой причине. И по продолжительности жизни – важному показателю ее качества – СССР в 1980 году отставал от США на целых 8,5 года у мужчин и 4,3 года у женщин.

В зрелом СССР, как и везде в мире, «бесплатное» высшее образование было привилегией умных и способных выходцев из хороших благополучных семей. Между тем, оплату «бесплатных» услуг из «общественных фондов потребления» можно смоделировать, например, через плоский налог гигантского размера, которым обложено все работающее население страны. Грубо говоря, в этой ситуации государство недодает каждому работнику большую часть зарплаты и распределяет ее по своему усмотрению. Тогда получится, что уборщица, обладающая средним умом, низким доходом и сыном-двоечником без особых жизненных перспектив оплачивает образование высших 20% населения (в СССР высшее образование получал примерно каждый пятый). Оказывается, что такая система распределения является максимально несправедливой и невыгодной как раз для самых непривилегированных групп людей. Звучит парадоксально, но это факт, который, я уверен, «взорвет мозг» многим сторонникам «справедливой» советской системы.

Насколько хороша была советская система образования – это большой вопрос. С одной стороны, ее выпускниками были многие талантливые люди. С другой она, как и все советское хозяйство, производила не то, что нужно, а то, что умеет, особенно в позднем СССР. Тысячи и тысячи выпускников-специалистов заполняли бессмысленные должности в бесчисленных НИИ, где не занимались делом, а гоняли чаи и играли в шахматы будни напролет. Одаренным людям далеко не всегда находилось должное применение: фактически все людские таланты могли быть направлены только либо на совсем аполитичные сферы вроде исследования квантовых полей, либо на поддержание государства и его сомнительной идеологии, все остальное гнобилось и подавлялось. По количеству загубленных творческих людей советское государство не знает себе равных.

Примерно то же самое можно сказать про легендарное бесплатное советское жилье. Оно отличалось низким качеством, и приоритетный доступ к нему имели либо рабочие востребованных специальностей, либо люди из высших слоев советского общества. Люди же низкостатусные или нестяжательные получали его либо очень поздно, лет через 15—20 после постановки на очередь, либо не получали вовсе. С ним было много проблем – в частности, квартиры гражданам не принадлежали, и, если человек показывал свою неблагонадежность по отношению к власти, его могли принудительно переселить в гораздо менее престижный регион страны. Одна семья не могла иметь больше одной квартиры. И вообще, «бесплатное» жилье было настолько доступным, что многие покупали его или брали в кредит в жилищно-строительном кооперативе. А некоторые строили самостоятельно, своими собственными руками (так называемые «народные стройки»). Зачем же этим надо было заниматься, если жилье можно получить на халяву?

Наш народ любит с теплом вспоминать великую советскую культуру, в частности, советский кинематограф. Теперь так не снимают! Но стоит заметить, что в тех фильмах, которые народ действительно помнит и любит, коммунистическо-идеологическая составляющая либо является микроскопической, либо отсутствует вовсе. Все обстоит совсем наоборот – типажи и модели поведения, которые вроде как должны поддерживаться советской властью, в них критикуются и высмеиваются. Вспомним новеллу «Напарник» из «Операции Ы», в которой пролетарий представлен в виде несносного жлоба, а его воспитанием занят молодой студент-интеллигент. Персонаж Нонны Мордюковой по имени Варвара Сергеевна Плющ из «Бриллиантовой руки» («А у нас управдом – друг человека!») – это персонаж комическо-негативный; насмешки вызывают и управдом Иван Васильевич Бунша и его активистская жена Ульяна Андреевна из фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Таких примеров можно привести множество. А более глубокое, настоящее советское искусство всегда занималось разоблачением и деконструкцией советской действительности. Среди широко известных примеров здесь можно привести фильмы Эльдара Рязанова. Если вспомнить о литературе, то общепризнанно главный роман ХХ века «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, любимый в том числе и самыми простыми людьми – это произведение глубоко несоветское и антисоветское. Кстати говоря, мощная художественная культура существовала и в Российской империи, и на ее фоне советское искусство не выглядит однозначно более выдающимся и прорывным.