ЛИсА-6

Запись пятая

– Что?! – вскричал Джек и чуть не упал в обморок.

Его только что привели на новое место работы – трамвайное депо. Да-да, Маша действительно собиралась соорудить трамвай. А раз есть принуждённый паразит, почему бы не заставить его заняться этим?

Смятение Джека было вызвано одной очень простой причиной: Мурманом. Старик, в пыльной спецовке, только другого цвета, стоял возле кузова и улыбался:

– Работать будем? – спросил он.

«Тебя здесь нет, – подумал Джек, – ты на своей пыльной улице, старый хрыч. Я буду трудиться один, в тишине и покое».

– Как? – спросил он слабым тоном.

– Вот так, – ответил Мурман, – я мастер на все руки!

«Сейчас я упаду в обморок, – подумал Джек, – сил моих больше нет».

Прошла пара минут. Джек с удивлением обнаружил, что всё ещё стоит на земле.

«Ну ладно, – решил он, – тогда не упаду. Шиш вам. Без масла. Не дождётесь».

– Отлично!

Джек подскочил к Мурману и с усилием обнял его.

– Вы просто не представляете, как приятно с вами работать!

– Да? – спросил польщённый Мурман.

– Да! – ответил Джек со всем запасом притворной радости, которым располагал.

Он сжал надзирателя так сильно, что тот наверняка бы умер, не вмешайся Федот:

– Всё, хватит обниматься, – пробасил он, – Мурман, вы с Романом и этим паразитом должны закончить покраску кузова сегодня. Маша сказала.

«Прекрасно, – мысленно застонал Джек, – ещё и Роман… они все против меня. Изверги. Не, натуральные звери. Чудища».

– Хорошо, – покорно сказал Мурман, – раз сегодня, так сегодня. Втроём мы попробуем управиться. А ты не присоединишься?

Федот радостно помотал головой:

– Не, я охранник. Охранять буду. А вы работайте.

– А скажи, Любознайкина нашли? – вмешался Роман.

«Нашли», – подумал Джек.

Федот покачал головой.

– Вот напасть! – вознегодовал Роман. – Этот прохиндей тоже заслуживает наказания!

«Эх, мои мысли никогда не оказываются правдой. Надо совсем перестать думать. От мыслей всё равно одна горечь».

Трамвайный кузов был велик.

– Мурман, мне кажется, мы его сегодня не окрасим, – сказал Роман. – Большой очень.

– Конечно, – подал голос Федя, – не окрасите. Спорим?

– Спорим, – мгновенно изменил точку зрения Роман, – на мешок сухарей.

Трио принялось за работу. Руководил Мурман. Роман выполнял большую часть работы, а Джек предпочитал отстаиваться в сторонке. Через некоторое время старик заметил это:

– Опа! А чего это, позвольте поинтересоваться, наш принуждённый стоит и ничего не делает? Джек, поди сюда, работать.

– Да что ты его зовёшь, – презрительно бросил Роман, который и до Машиной речи относился к Джеку не лучшим образом, – тот, кто всю жизнь был лентяем, трудоголиком враз не сделается!

Джек почувствовал, что у него в жилах закипает кровь. Он резко подбежал к кузову и стал с остервенением водить по нему кистью:

– Не сделается? Не сделается? Ух, покажу я тебе лентяя, садовник несчастный! Ух, ты у меня попляшешь!

– Дать бы тебе по шее, – не сдержался «садовник несчастный», но его удержал «старый хрыч»:

– Остынь.

И обратился к Джеку:

– Милый Джек! Не составит ли тебе труда сдвинуться немного влево? Там ещё не покрашено.

Джек так оторопел от слова «милый», что сразу остыл и сдвинулся левее. Мурман удовлетворённо погладил бороду. Через пару часов недовольный Федя предоставил в распоряжение Романа целый мешок сухарей.

– Ну что? – тихонько спросил Роман у Мурмана. – Угощать Джека?

Старик пристально посмотрел на него:

– Мы работали все вместе. Но выигрыш твой, поступай с ним, как знаешь.

Роман, казалось, колебался. Но только пару секунд:

– Нет! Он ещё не заслужил награду.

Запись шестая

Шли дни. Работа троицы над трамваем продолжалась. После первого дня вспышек ярости больше у Джека не было. Но он всё ещё держался угрюмо, по возможности подальше от Романа и Мурмана. «Садовник» больше не видел в нём врага, и если бы не неприязнь к нему самого Джека, то они бы подружились. Мурман же почему-то с каждым днём становился грустнее. В его сморщенном лице можно было прочитать тайную печаль, которой он ни с кем не делился. К счастью, это никак не отражалось на его способностях к руководству.

День, в который произошло ключевое событие, начался, как обычно.

– Джек, – сказал Мурман, – сегодня я буду учить тебя работать электропилой. Мы, – он кивнул на доски, – будем распиливать материал для отделки. Подойди сюда, я покажу.

Джек не тронулся с места.

– Джек, – позвал надзиратель, думая, что принуждённый не расслышал.

Ноль ответа. Старик нахмурил брови.

– Джек, – немного более сердито, чем обычно, сказал Мурман, – ты снова за старое?

– Не за старое, – медленно ответил Джек, – просто мне сегодня снился сон. В нём всё снова было, как раньше…

– Как раньше, не будет никогда, – с лёгкой усмешкой отметил старик.

– Знаю! – со внезапным раздражением ответил принуждённый.

– Так чего же выпендриваешься?

– Чего выпендриваюсь? Может быть, потому что меня задрал ты, твои дружки и весь этот проклятый город! Не учите меня жить! Я сам всё знаю!

Джек вскочил. Он кинулся к электропиле и схватил её, готовясь нажать на кнопку. Роман возился в стороне с арматурой. Федя слинял куда-то. Единственным, кто видел ошибку Джека, был Мурман. Он метнулся, словно бойцовский тигр, и вырвал пилу из рук у подмастерья. Поначалу Джек аж опешил. А потом зло произнёс:

– Зачем ты сделал это, старик?

– Ты держал пилу неправильно. Мог нанести себе серьёзное увечье, может, даже смертельное.

– Ах, смертельное? – рассвирепел Джек. – Смертельное? Тогда зачем ты спас меня, ископаемое? Моя жизнь – жуткий кошмар! Я вынужден влачить жалкое существование! И тут сама судьба посылает мне ситуацию, способную прекратить всё это! И спасаешь меня ты! Тот, кого я ненавидел чуть меньше, чем наглую писклю, отобравшую у меня Трон Дураков, но тот, кого после этого проступка я-то уж точно ненавижу больше всех! А раз так, – продолжал бывший профстрадалец, с лицом, полным бескрайнего бешенства, – то я спрашиваю тебя ещё раз! Зачем. Ты. Меня. Спас?

На минуту воцарилось молчание.

– Отвечай! – заорал Джек так, что все вороны на иве неподалёку взлетели, испуганно каркая.

На протяжении всей тирады ослеплённый бешенством Джек не замечал, как бледнеет лицо Мурмана. Теперь его глаза закрылись, и старик упал наземь. Джек в шоке отпрянул. К руководителю уже бежали Федя и Роман.

Запись седьмая

– Убийца!

– Он что, правда убил Мурмана?

– Вот гад!

Именно так судачило о Джеке большинство жителей города Y. Маше пришлось даже выступить с заявлением, что Мурман вовсе не мёртв, но с инфарктом, а в настоящее время находится под присмотром недавно вернувшегося доктора. Если бы не это заявление, то Джека бы растерзали. Правда, его и так растерзали, только морально. А ещё возненавидевшие страдальца граждане вытребовали сослать мерзавца в колонию.

Сейчас Джек крался по подворотне, которая должна была привести его к мэрии. Настроение у него было совершенно подавленное. Кто же мог знать, что у старого дворника проблемы с сердцем и ему нельзя волноваться? Предупреждать о таких вещах надо! А теперь Джека ненавидят все в городе. Роман вообще чуть не убил тогда на месте. А ещё Джеку не нравилась мысль, что вымаливать спасение ему придётся у той, кого он сам ненавидел больше всего на свете.

Джек со страхом подумал о колонии. Там ведь будет холодно, голодно… повсюду одни бандиты и мошенники!

«А мне кажется, там тебе самое место, – зазвучал в голове чей-то язвительный голос, – сам подумай. Разве ты не бандит? Бандит. Человека вон чуть не убил. Разве не мошенник? Мошенник. Целый город дурил столько лет. Так что не так?»

Джек потряс головой. Язвительный голос исчез. Позади раздавались гулкие шаги Федота, идущего с ружьём наперевес. Показалась мэрия.

– Войдём с чёрного хода, – сказал Федот.

Джек покорно повёл плечами. Да, с парадного-то точно нельзя. Забросают палками. Они вошли в мэрию. К счастью, их никто не заметил. Подошли к кабинету, который был выделен Маше. Остановились перед дверью.

«Давай, – сказал Джек самому себе, – открывай. А не то будет хуже».

Он толкнул дверь. Его взору открылась светлая, просторная комната. Она отличалась от его чердака настолько же сильно, как и кот бездомный от кота породистого. То есть вроде – и то комната, и это. Но разница…

За столом сидела Маша. Она подняла свой взгляд на Джека, и тот поразился. Её лицо выглядело так, как будто она долго над чем-то плакала. Неужели над Мурманом? Бред какой-то.

– Присаживайся, – ровным голосом сказала девушка.

Джек неуверенно опустился на мягкое сиденье. Пока он шёл в мэрию, в голове был чёткий план, что говорить. Сейчас – весь план улетучился.

– Я не хочу в колонию! – выпалил Джек.

Маша усмехнулась:

– Я не удивлена. Как будто кто-то на твоём месте хотел бы. Но боюсь, что я не могу ничего сделать. На меня давит общественность.

– Общественность? Подумаешь! – слова неслись из Джека сами собой. – Ты же народная героиня! Они молятся на тебя. Стоит тебе что-то сказать, и горожане выполнят это!

– Допустим. Но почему я должна хотеть тебе помогать?

– Ну… – замялся Джек, – я ведь могу принести пользу… вон, трамвай строить помогал! И улицы мести могу!

– Пока что вреда от тебя больше, чем пользы.

– Неужели? – картинно поразился Джек. – А ты вспомни, благодаря кому ты заняла здесь кресло?

– То есть ты серьёзно полагаешь, что я помогу тебе, потому что ты невольно помог мне? Помог тем, что вредил всему городу годами?

– Вредил? – фыркнул Джек. – Прям таки-уж и вредил. Ну ладно. А как же… ну… та штука… Федь, ты называл!

– Гуманизм? – отозвался Федя с соседнего стула.

– Да!

– Гуманизм? – удивилась Маша. – Об этом говорит человек, чуть было не доведший другого человека до инфаркта?

– Сдался тебе этот Мурман! – разозлился Джек. – Он тебе что, муж, брат или отец?

Маша взглянула ему прямо в глаза.

– Он мой дед, – тихо сказала она.

Запись восьмая

«Он мой дед».

«Она сказала, что он её дед».

«Почему больше никому не рассказала?»

«Почему сказала нам с Федей молчать?»

«Почему я думаю об этом, а не о том, что меня отправят в колонию?»

Джек старательно потряс головой. Большинство мыслей улетело в глубины подсознания. Действительно, какое ему дело, кто чей дед, тётя и троюродная дочь. В колонии уже будет всё равно. Джек зашагал по подворотне. Он был один. Федот заявил, что его очень взволновало услышанное и ретировался. Бежать всё равно смысла не было. Только если где-то прятаться. А толку? Найдут.

Джек задумался. А если разболтать всему городу Машин секрет? Не, не вариант. Жители просто ему не поверят. А как спастись? Маша сказала, что в колонию его отправят через неделю. Неделя – это целая вечность. Когда не знаешь, что делать. А когда знаешь – мгновение.

У Джека в мозгу продолжала зудеть одна назойливая идея. Но она ему не нравилась. Некоторое время он пытался засунуть в глубины подсознания и её, но она сопротивлялась. После краткого поединка с идеей Джек сдался:

«Давай, выкладывай, – мысленно сказал он идее, – чего ты от меня хочешь?»

Идея с готовностью взяла слово:

«Я хочу довольно многого. Во-первых, гору золота и личный самолёт».

«Чего?» – оторопел Джек.

«Ах да. Я и забыла, что ты лишь бедный мошенник. Тогда, для начала, пойди к Мурману».

Джек снова задумался. Выбор был удивительный: во всех трёх вариантах он умирал. К горожанам пойдёшь – от палок умрёшь. К Мурману пойдёшь – от стыда сгинешь. Никуда не пойдёшь – пошлют в колонию, и сказочке тоже конец. Видимо, придётся идти к дворнику. В конце концов, Джек нечаянно. Он был на нервах. Ещё бы – чуть сам себя не зарезал. Решено. Джек уже занёс ногу… и резко её поставил. От чего он там умрёт, если к Мурману пойдёт? От стыда?

«Стыд – одно из проявлений совести», – сообщил язвительный голосок.

«Чушь, – подумал Джек, – моя совесть застрелилась, перед этим выпив кислоты. Ты что-то путаешь».

Отогнав от себя все идеи и голоса, Джек решительно зашагал к дому доктора. По счастливой для Джека случайности доктор Леечкин тоже жил на окраине, только на противоположной. Когда Джек подходил к нему, было уже достаточно поздно. Зажглись фонари.

«И снова я иду туда, где ждут стыд, горечь и беда, – подумал Джек стихами, – ну да ладно. Давайте стучаться. На самом деле ничего ужасного не происходит. Ещё одна проклятая дверь, только и всего».

Джек постучался. Открыли практически сразу. На пороге стоял доктор Леечкин.

– А, наш инвалид, – усмехнулся он, – на обследование явился?

– Нет, – сглотнул Джек, – к Мурману.

Это заявление почему-то развеселило медика:

– Он был прав! Да ладно. Заходи, недопреступник. Больной уже пришёл в себя и ожидает тебя. В соседней комнате.

Не веря своим ушам, Джек растерянно зашёл, вытер ноги и вошёл в соседнюю комнату. В городе Y не было больницы. Как и нужды в ней. Редких серьёзных больных Леечкин размещал прямо у себя в доме. Первым, что бросилось в глаза Джеку, была большая кровать – кровать, а не больничная койка – а на ней полулежал Мурман. Джек ожидал увидеть узлы проводов, тянущихся к аппаратам жизнеобеспечения. Но ничего этого не было.

– Пришёл? – обрадовался Мурман.

«То есть как это? – растерянно подумал Джек. – Никакого неловкого молчания, смущения…»

– Пришёл, – ответил сам себе мастер на все руки. – Что это за неловкое молчание? Ты думаешь, что я буду тебя ругать?

– Да, – честно ответил Джек.

– Буду, – согласился Мурман, – но потом. А сейчас ответь: зачем ты здесь?

– Чтобы меня не отправили в колонию, – снова честно ответил Джек.

– Хорошо. Честность – путь к избавлению. И ты что, будешь за мной ухаживать?

– Буду, – кивнул Джек.

– Ещё лучше. Леечкин прекрасный специалист, но, между нами, – Мурман перешёл на шёпот, – ему не хватает медсестры. Ладно, – сказал он уже нормальным тоном, – ты тоже не особо-то умелый. Оказывать полноценную поддержку будешь завтра, а пока – почитай мне книгу.

Джек покорился. Он взял со стола книгу, раскрыл её на месте закладки, и начал читать. Старик слушал, закатив глаза от удовольствия. Когда Джек собрался уходить, то спросил:

– Почему вы не прогнали меня?

– А толку? – спросил Мурман. – Ошибки надо исправлять, а не бежать от них. С годами поймёшь.

Запись девятая

– А вы правда дед Маши?

«Даже если мой вопрос и бестактен, – продумал Джек, – то хотя бы обязателен».

Мурман оторвался от газеты. Ему уже стало намного лучше. И Джеку хотелось льстить себе мыслью, что это – благодаря его неусыпным заботам.

Вначале было тяжело. Джек по натуре не привык ухаживать за кем-то. Он привык, когда кто-то ухаживает за ним. Однако принципы заботы в голове страдальца отпечатались. Он старался обеспечить Мурману всё, в чём на его месте нуждался бы сам: ходил за продуктами, помогал Леечкину по врачебным делам, читал старику книги и рассказывал новости. Вы удивитесь, но горожане не делали этого. На самом деле, большинству не было дела до дворника. Кто-то был занят, кому-то просто было лень. Роман и Федя были заняты на постройки трамвая, которого ожидали чуть ли не все, а Маша…

Взгляд старика сделался тёмным и грустным:

– А ты точно хочешь, чтобы я тебе рассказал? – спросил он. – Или так вопрошаешь, из пустого любопытства?

Джек открыл рот для ответа, но дворник остановил его поднятием руки:

– Не отвечай. Так и быть, я расскажу…

Джек кивнул и уселся на стул, сложив руки на коленях. Мурман начал:

– Не хотел бы я, чтобы дело это получило широкую огласку… ты могила?

– Могила! – с готовностью отозвался Джек.

– Неправильный ответ, – покачал головой Мурман, – какая ты могила? Так вот, лучше никому не рассказывай то, что сейчас поведаю тебе я. Маша действительно моя внучка. Но я уже не уверен, что рад этому факту…

Некоторое время старик молча раскачивался, закрыв глаза, а затем продолжил:

– Маша – дочь моей младшей дочери. Её семья давно уехала из города Y, ещё когда я был моложе, чем сейчас, а сама Маша была как будто пятнадцать лет назад.

– Когда? – озадачился Джек. Мурман строго посмотрел на него:

– Не перебивай. Так вот, всё это время я не получал от них писем. Да и не до того тогда было, время суровое, кризис… наш город так и не выбрался из него, между нами говоря… так вот, когда Маша приехала пару недель назад, я был на седьмом небе от счастья. Однако она пробыла у меня совсем недолго, – старик говорил медленно, – её весь вечер и следующий день где-то носило. А потом – эта речь!

Мастер поморщился. Джек удивился:

– Но разве вы не были горды за внучку?

– Был. Ещё бы: она ведь вывела на чистую воду такого мошенника, как ты!

– Спасибо, – хмыкнул Джек.

– Не обижайся. Весь город говорил о ней. Её славили, как героиню, даже не так, как богиню!

– И что? – спросил Джек. – Она отказалась признавать с вами родство?

– Нет! – возмутился Мурман. – Как ты мог такое о ней подумать? Моя девочка бы никогда не сделала этого! Это я сказал ей никому не говорить.

– Но почему?

– Почему, почему, – разворчался Мурман, – мы люди простые! Нам славы не надо. К тому же незаслуженной! Ты пойми, – старик заговорил быстро и слегка приглушённо, – я ведь ничего не сделал для её воспитания! Её семья уехала из города, когда она была совсем маленькой! Меня ли надо чествовать за родство? Опять же, все эти кривотолки, слухи. А если бы план Маши пошёл не туда? Досталось бы мне!

– Глупости какие-то, – пожал плечами Джек. По его мнению, чем больше славы, тем лучше.

– Она сказала так же! Но я был неумолим. А между делом у неё появлялось всё больше сподвижников и новых дел. Я поначалу радовался, но с каждым днём она виделась со мной всё меньше и меньше. Я не понимал, что так и должно быть. Мне казалось, что мне уделяют мало внимания… Незадолго до инцидента с тобой мы серьёзно поссорились. Я наговорил много лишнего – прямо как ты на стройке. Что стар, что млад. И теперь она занимается своими делами, а я вот здесь прохлаждаюсь, – закончил своё повествование дед Маши.

«Наверное, мы должны посидеть в молчании, – подумал Джек, – но зачем? Ничего особенно трагического в этой истории не вижу».

– А почему бы вам просто не помириться с ней? – спросил он.

Мурман покачал головой:

– Нет, нельзя. Она была так добра ко мне – несмотря на то, что ничем не обязана – а я просто прогнал её. Не уверен, что после такого смогу смотреть ей в глаза.

«Аргументы кончились», – решил Джек.

А Мурман внезапно сказал, взмахнув рукой:

– Ладно, хватит печалиться. У тебя ещё вся жизнь впереди, если не пошлю в колонию, нечего тебе расстраиваться. Лучше дальше почитай. Что там у нас? Три мстителя идут за возмездием?

Внезапно дверь комнаты отворилась. На пороге показались трое – впереди Маша, за ней Рома и Федот. На лицах Маши и Романа читалась молчаливая решительность, Федот же смотрел на Джека как будто с сожалением.

«Вот они, три мстителя», – ужаснулся Джек. Ему захотелось убежать.

– Джек, мошенник и бандит, – начала говорить Маша, старательно не глядя на Мурмана, – время, отпущенное тебе судьбой, на исходе. Тюремный фургон проездом в нашем городе. Он забирает тебя с собой.

«Приехали, – мысленно заныл Джек, – колония. Всё напрасно. Идеи – зло».

– Я иду, – упадническим тоном сообщил осуждённый.

Плечи Джека поникли. Он весь сморщился под дулом ружья Феди.

– Стой! – раздался вдруг голос Мурмана. Старик встал:

– Вы не имеете права его никуда отправлять. Это абсурд! Без суда и следствия! Не ожидал, Маша, что ты уподобишься преступникам.

С минуту Маша выглядела сбитой с толку. А потом ответила:

– Не думала, что ты будешь защищать его. Но увы, на меня давит общественность. Так что Джек будет отправлен в колонию.

«Вот змеища».

– Постойте, – упорствовал Мурман, – лично я могу сказать об этом человеке, что он личность, стремящаяся загладить свои ошибки. Чего я не могу сказать о некоторых.

Дворник говорил о себе, но Маша вспыхнула.

– Ну ладно, – сказала она, – всё равно нас трое против одного. Джека, естественно, не считаем…

– Нет, – возразил Федя, – нас двое.

Все в комнате, кроме Мурмана, удивлённо уставились на него.

– Шеф дело говорит, – пояснил охранник, – я за него.

У Джека забрезжила надежда, а взгляд Мурмана стал торжествующим:

– Что же, – сказал старик, поглаживая бороду, – как видишь, нас двое на двое. В таком спорном случае стоит спросить самого Джека. Итак, Джек, чего же ты хочешь?

Запись десятая

«Нет, всё-таки огромное счастье, что всё обошлось малой кровью, – думал Джек, поднимаясь на чердак, – кто же мог предположить, что Мурман за меня вступится!»

Настроение у неудачно осуждённого было отличное. Какая-то неделя исправительных работ – и он свободен, как птица! Теперь главное: не накосячить. Нужно спокойно закончить с трамваем, а потом – валить из города на все четыре стороны. Подальше от этой змеищи Маши и её прихвостней.

На утро Джека разбудил привычный стук в дверь. Однако на пороге стоял Роман, а не Федя. На немой вопрос Джека «садовник» ответил:

– Федя стал временно недееспособен.

– Ну, ладно, – согласился Джек, ожидавший чего-то подобного, – веди меня, к трамваю!

– Нет, – покачал головой Роман, – увы, но не к трамваю.

Его тон Джеку не понравился. «Что ещё выдумала эта змеища?» – подумал он.

– Ты направляешься на новое место работы, – продолжил Рома, – тебе придётся строить ораторскую трибуну возле депо. Одному.

«Как это? – поразился Джек. – Они что, хотят остаться без трибуны?»

– За неделю управишься. Если что, потом без тебя достроим. И ещё, – взгляд Романа стал насмешливым, – ты будешь строить её без охраны. Но не спеши радоваться. Мы просто прикуём тебя к столбу. Длинной цепью.

– Э! – возмутился профстрадалец. – Вы что, свихнулись там, на нервной почве? На секундочку, меня не отправили в колонию!

– Так сказала Маша, – развёл Роман руками.

Так Джек и оказался возле груды уже распиленных досок, с набором инструментов и длинной цепью, которая приковывала его ногу к столбу. Человек, который уже успел побывать профстрадальцем, заключённым, дворником, красильщиком, дровопилом, психопатом, медбратом и подсудимым, стал теперь ещё и плотником. Жутко злым плотником.

«Спокойно, – говорил себе Джек, – это лишь финальное испытание. По крайней мере, я не в колонии. Здесь у меня есть союзники. Например, Федя… и Мурман… их, правда, сейчас здесь нет, но это не повод для грусти».

И он только сильнее сжимал зубы и с видом профи принимался приколачивать доски к установленной опоре. Так Джек работал около часа, прежде чем присесть передохнуть. Внезапно несчастному показалось, что его глаза видят знакомую фигуру:

– Любознайкин!

Фигура обернулась и вальяжной походкой направилась к Джеку. Намётанным глазом зевака оценил длину цепи и остановился в недосягаемости для бывшего компаньона.

– Салют! – поздоровался тот, кого недавно искал чуть ли не весь город.

– Да, привет, – ответил Джек, – почему без охраны? Она бы тебе не помешала. А то ещё поймают – и как меня, на цепь.

– Не поймают, – небрежно ответил зевака, – куда им!

– Ну да, ну да, – съязвил Джек, – а вот ответь-ка мне, гад ползучий, какого лешего ты меня тогда бросил? Стоял на площади, мог заглянуть ко мне, предупредить.

Любознайкин насупился:

– Времени не хватало. Надо было срочно убегать.

– Может, сейчас освободишь? – предложил плотник.

– Не, цепь толста.

– А если я сейчас кого-нибудь позову? – кинул Джек недвусмысленный взгляд на депо.

– А тогда, – поднял камень с земли Любознайкин, – кое-кто швырнёт в тебя камень. Ты тоже можешь швырнуть, но согласись, что я-то не прикован.

Джек негромко зарычал.

– Да, – произнёс Любознайкин, словно пробуя слово на вкус, – не прикован. А ты – прикован. Вот прикол! – он засмеялся. – А когда на свободе были, вот ты тогда крутой был, скажи? Прямо Пуп! Земли и Неба! Говорил: «Ты Любознайкин, туповат», «Делай, что я говорю», «Я профессионал»… а сейчас – сидишь на цепи, как собака… отпад, не так ли?

Зевака заржал и удалился, подшибая ногами камни. Джек на мгновение лишился дара мысленной речи.

«Гад», – подумал он, когда дар мысленной речи вернулся.

Наш оригинал мог бы наградить бывшего приятеля ещё множеством нелестных эпитетов, но ему не давала покоя идея. Та же Идея, что привела его к Мурману. Только сейчас у неё был какой-то чёрный окрас. И она Джеку нравилась.