Поскольку в его жилах текла азиатская кровь, Эльдар смотрелся типичным гастарбайтером. Тем большим было изумление только что узнавших его людей, когда в затрапезном работяге обнаруживался эстет и тонкий знаток русской литературы.

Арина даже подозревала, что его работа дворником – это некая интеллектуальная цитата из Андрея Платонова, который, как известно, трудился дворником в Литинституте.

Впрочем, зайдя в библиотеку, Эльдар непременно снимал свою истрепанную рабочую куртку, и из-под нее всегда проступала светящаяся белизной рубашка.

Юная библиотекарша была очарована оригинальностью и неподражаемой чудаковатостью Эльдара. Однажды она видела, как поэт в кругу своих смуглых коллег что-то рассказывал, вдохновенно размахивая руками. Уловила только слова «Хармс» и «абсурдизм». Это повергло ее в легкий шок. Он что, им лекцию про обэриутов читает? Как бы то ни было, слушали дворники внимательно.

В последнее время дворник-поэт, к радости Арины, зачастил в библиотеку. И они подолгу обсуждали самые разные темы. Заведующая не препятствовала разбазариванию рабочего времени – Эльдар ей тоже нравился как активный читатель.

И вот, улыбаясь и светя своей незапятнанной рубашкой, Эльдар подошел к рабочему столу Арины. И тут же зацепился взглядом за лежавшую перед девушкой книгу по практикам саморазвития. С закладками.

Криво усмехнулся:

– Люби себя, чихай на всех, и в этом ждет тебя успех?

– Ну, вы слишком упрощаете… – возразила Арина. – Вовсе не на всех чихать…

– Выборочно?

– Вы слишком категоричны… – не сдавалась девушка. – А если человек мягкий, уступчивый? Надо же ему как-то научиться постоять за себя!

– А как насчет Льва нашего Николаевича? Непротивления злу насилием? – продолжал иронически улыбаться Эльдар. Непонятно было, шутит он или всерьез.

– Ой, вот никогда эту теорию не понимала! – воскликнула Арина. – Если ударят по правой щеке, подставь левую? Бред!

– Да дело же не в этом, – поморщился Эльдар.

– А в чем же?!

– В том, чтобы не уподобляться злу, не позволять ему захватить себя, – сказал поэт, и в глубине его глаз что-то вспыхнуло. Сейчас он был похож на того себя, который рассказывал дворникам про Хармса. – Сила не в том, чтобы наказать обидчика! – вдохновенно воскликнул он. – А в том, чтобы не уподобляться ему. Не увеличивать количества зла в мире.

– Ох, ну вы масштабно мыслите! Речь идет всего лишь о том, чтобы научиться давать отпор наглецам.

– И тем самым впустить в душу капельку зла. Совсем капельку. А оно имеет удивительную способность разрастаться и заполнять всю душу…

– О, прям шекспировские страсти! – скептически усмехнулась Арина. – Это все слишком абстрактно, по-моему. Категории вечности. Однако существует же повседневность, которая требует от нас досадно приземленного шуршания…

– Повседневность – часть вечности, – небрежно бросил Эльдар, остывая и почему-то теряя интерес к дискуссии.

И отошел к выставке «Лауреаты литературных премий».

Этот маленький диспут произвел на Арину большое впечатление. Возвращаясь с работы, она все еще продолжала крутить в голове реплики свои и Эльдара, аргументы той и другой стороны.

Честно признаться, безумная миссия дворника-интеллектуала по отапливанию всего мира была ей куда симпатичнее, чем жизненно сейчас для нее важные практики саморазвития. Чего стоила только эта его лекция о Хармсе в кругу дворников!

Но, с другой стороны, поэт живет в своем мире. И хамов он, наверное, тупо не замечает – он выше этого. Или испытывает к ним какое-нибудь исследовательское любопытство.

Но она-то не поэт, а живой человек! Ее ранит грубость, нахрап. Она не хочет быть всю жизнь терпилой, грушей, на которой разные циники оттачивают свое искусство!

Короче, надо завязывать с этими красивыми книжными истинами. Решила научиться боевым искусствам в социуме – учись. Тренируйся. Когда-нибудь все получится – вот как сегодня с заведующей. И нечего нюни распускать.

Тут Арина обнаружила, что, погруженная в страсти в своем внутреннем мире, забыла купить корм кошке. Ее охватило чувство вины перед голодным зверьком.

Во-о-от! А ведь чувство вины – это самое ужасное! Именно на нем всегда играют манипуляторы.

Да? А как же чеховское: «Хорошему человеку бывает стыдно даже перед собакой»?

А вот так же! Манипуляторами, между прочим, могут быть даже самые близкие.

Да ладно! Выходит – кошка тоже манипулятор? Бред!

Ну почему же! Она вынуждает о себе заботиться, переживать, тратить время, деньги и эмоции. Между тем, киса и так не умрет с голоду. Жительницу теплотрассы подкармливают бабушки из дома напротив, им все равно нечего делать. Да и миски для дворовых котов у подъездов выставляют.

Короче, нечего дергаться и предаваться чувству вины. Можно спокойно идти домой. И так день был тяжелым. Устала.

Утром по дороге на работу Арина удачно захватила место в переполненном автобусе и собралась было подремать – ехать предстояло долго. Но тут в салон, как назло, протиснулась аккуратная бабушка в белом беретике.

Арина всегда вскакивала при виде женщин постарше, беременных, мамочек с детьми и бабушек. Вот и на этот раз едва не подскочила на автомате. Но одернула себя.

Естественный жест вежливости и сочувствия противоречил новой принципиальной позиции.

Естественный?! Вот с мелочей манипулирование и начинается: здесь место уступи, там подвинься, сям посторонись. А в результате все на тебе ездят.

Вот и этой бабульке нечего кататься в автобусе в час пик. Лучше клевала бы сейчас носом перед телевизором со своей Еленой Малышевой, чем нависать тут прямым укором.

Арина демонстративно отвернулась к окну и продолжала уговаривать себя: и вообще, вон сколько пассажиров, не ей же одной уступать всем, пусть другие стараются.

Однако гадливое чувство не уходило.

Но это ничего, это просто процесс обучения. Потом она даже замечать всего этого не будет.

В конце концов место уступила другая девушка, видимо, не затронутая еще модной теорией разумного цинизма.

А Арина похвалила себя за то, что выдержала испытание. И хотя в похвале явно проскальзывали непрошенные ехидные интонации, в целом обучение шло успешно.

В библиотеке на Арину насела Рита.

– Ну отработай за меня выходные, – канючила она. – Мне ребенка на обследование надо везти на другой конец города. А это такой геморрой! Ну пожалуйста! А я потом за тебя… Тебе ж нетрудно… У тебя все равно никого нет…

Вот последнюю фразу можно было не говорить. Она только разозлила Арину.

А и нечего расслабляться. Похоже, ей предстоит новое испытание.

Вообще-то с Ритой, в которой Арина давеча так метко вычислила манипуляторшу, все равно надо рано или поздно разбираться. Ставить ее на место. Тем более, что Рита не всегда отрабатывала долг, и Арина это ей великодушно прощала.

Так лучше не рано или поздно, а сейчас. Именно сейчас! И момент для этого самый подходящий.

Арина даже почувствовала, как внутренний Терминатор, этот вечный предатель, который и во время ее душевных метаний в автобусе делал вид, что сладко дремлет, наконец встрепенулся и принял боевую стойку. Все шло как надо.

Арина настроилась на твердый отказ в мягкой форме.

– Извини, Ритусь, – кротко пропела она с якобы виноватой улыбкой. – Но вот завтра я ну никак не могу. Одноклассница приезжает, я ей обещала город показать. А потом в кафе… Никак, прости.

– Но… Я так на тебя рассчитывала… – чуть не заплакала Рита. – Что ж мне теперь делать?

Видно, ее планы были завязаны на Арининой помощи самым тугим и категоричным узлом. А отказ даже не рассматривался.

Эта очевидность только добавила Арине раздражения. Хорошо же она поставила себя в библиотеке! Вечной палочкой-выручалочкой. Безотказной прислугой, всегда готовой решать чужие проблемы. Нет уж, извините-подвиньтесь!

– Рит, ну что другие в таких случаях делают? Не знаю, у меня ж никого нет, – несколько ехидно заметила Арина. – Но у меня своя жизнь, извини. Я не могу все время под тебя подстраиваться. Пусть муж ребенка везет, в конце концов!

– Но… Но… Муж …командировке… С трудом… записались… – уже откровенно захлюпала Рита. – Ребенок… Работа… Как же я… У-у-у…

Ага, слезами решила додавить Арину. Ничего не выйдет! Своим нытьем она только поднимала градус перепалки и заставляла Арину становиться все безжалостнее. Внутренний Терминатор вошел во вкус и начал уже все подряд крушить на своем пути к победе.

– В конце концов, если дети мешают тебе работать – увольняйся! – в сердцах воскликнула Арина. – Почему другие должны страдать из-за твоих семейных проблем?!

– Что ты …говоришь? Увольняйся… Жить… на одну зарплату… с двумя детьми… – жалко сморкалась Рита. – Какая… ты… злая!

– О! Я еще и злая! – Внутренний Терминатор совсем распоясался, разукрасив скандал натужным смешком. – А позволь спросить, чем ты думала, когда детей заводила? Рассчитывала, что все вокруг тебя крутиться будут? Ах, она ж мать! Нетушки! Твои дети – твои проблемы! – И тут вспомнилось очень кстати: – А я не золотая рыбка, чтобы исполнять чужие желания!

Тут Арина почувствовала чье-то присутствие в зале и обернулась. В дверном проеме стоял Эльдар и пристально на нее смотрел. Нет, не осуждающе. Изумленно.

В этот миг она вдруг увидела себя его глазами. Хамка. Банальная хамка, которая еще вчера была трепетной тургеневской девушкой.

Их взгляды встретились. Эльдар развернулся и скрылся в проеме двери.

Опять Эльдар! Снова Эльдар! – продолжала кипеть Арина уже по дороге домой. Вечно он ее смущает этой своей символической незапятнанностью!

А может, она сама для себя слепила его лучезарный образ интеллектуала-чудака? Сама для себя выдумала эту его безумную миссию по согреванию целого мира?

Лекция дворникам про обэриутов? Да мало ли что может послышаться! Особенно если хочешь услышать что-нибудь эдакое, высокоинтеллектуальное… Они, может, план по уборке территории обсуждали. А она уж растаяла!

«Повседневность – часть вечности»! Надо же, загнул!

Забыть! Немедленно забыть все эти сияющие красивости! И следовать намеченным курсом! Она упорная. Она сможет.

Незаметно для себя Арина по привычке свернула к теплотрассе. Кошка была уже тут как тут, сидела около труб. Видно, ждала ее. Уставилась желтыми глазами вопросительно и несколько укоризненно: «Ну и где ты пропадала?»

Что-то было в ее облике новое, настораживающее. Шерсть! У кошки клоками полезла шерсть. Неужели еще и лишай? Трындец…

И тут Арина с досадой обнаружила, что опять забыла купить корм. Бли-и-ин! Видно технологии по избавлению от чувства вины дали-таки свои плоды. Но против взгляда голодного зверька не могли устоять все практики мира по саморазвитию вместе взятые.

Что делать? Дойти до ближайшего магазина и купить хоть какой-то корм? Или…

И тут, неожиданно даже для себя, Арина подхватила кошку на руки. Взвалив тем самым на собственные плечи ощутимый груз утомительных проблем. Кошка громко замурчала – благодарно и несколько изумленно.

– Немедленно в ветеринарку! – бормотала Арина, нашаривая в кармане телефон, чтобы вызвать такси. – А потом домой…

Кошка продолжала мурчать и с надеждой тереться головой об Аринину желтую куртку. Словно чуяла в ней желтый свет светофора, предвещающий перемену пути.

– Имя тебе дадим… Наконец-то… – пообещала Арина. – Все будет хорошо, вот увидишь… Теперь нам вдвоем ничего не страшно!

Ольга Жигалова.
ДАРИЯ

Consumor aliis inserviendo.

Светя другим, сгораю сам.

Ноги подкашивались. Дария буквально вытащила свое, переставшее слушаться, тело из поликлиники, покачиваясь, сползла по обледеневшим многочисленным ступенькам и вывалилась под колеса скорой. Жуткий металлический скрежет и лицо мордатого мужика над ней: «Куда прешь, дуррраааа!» А потом испуганное:

– Ты что, мать, тебе плохо, что ли? Родным позвонить?

– Нет, спасибо, – прошептала она, – на лавочку вот сюда посади, и все. – А в сердце кольнуло: «Мать»…

Некому было ее так называть: прожила пустоцветом. Шофер скорой подсуетился, усадил Дарию на лавку. Достал из сугроба отлетевшую сумку, растерянно глянул на таращившееся равнодушными окнами здание поликлиники и участливо спросил:

– Может, врача позвать?

– Нет, нет, не надо, справлюсь. Я только оттуда. Спасибо вам. – Дария прикрыла тяжелые веки и постаралась осознать произошедшее.

…Черт ее дернул пойти на диспансеризацию. Сроду не ходила по врачам. А стоило только пойти – одно за другим снежным комом и покатилось: то не так, это не эдак. За месяц столько анализов сдала, сколько за всю жизнь не удосужилась. И вот сегодня на приеме услышала то, чего так боялась.

Врач внимательно смотрел ей в глаза. Без сочувствия. Без сожаления. Без боязни причинить боль. Дария понимала и не осуждала его. Молча выслушала приговор: рак – и даже не стала задавать вопросы. О чем тут спрашивать? И так все ясно. Она просто поднялась и тихо вышла. Уже скатившись по лестнице и побывав под колесами скорой, поняла, что ей плохо. Мысленно еще раз поблагодарила водителя, пристроившего ее на лавочке. Подумала, что надо бы встать. Но не получилось: тяжелым мешком она вновь завалилась на скамью. Сил не было. Перед глазами размытой картиной проплывали мутные очертания причудливых пятен вроде как знакомых, а вместе с тем неузнаваемых предметов. Несмолкаемый гул в ушах, сотканный из шорохов, голосов и навязчивого гула, казалось, заполнил мозг. «За что? А может, мне это снится? – Она тихонько поскребла ногтями по запястью, – нет, к сожалению, не сон… Как же я одна-то? – Животный страх липким потом сковал тело. – Не дойду…» Потянулась к сумке. Окоченевшими пальцами вытащила мобильный. Поднесла поближе к глазам и набрала золовке.

– Саида, у меня рак…

– Что? Какой рак, Дария, что выдумываешь? Здоровая как лошадь, носишься везде… Приходи лучше быстрее, к нам сваты вот-вот нагрянут, дел невпроворот, без тебя никак. Жених, правда, мог и получше быть, да где же сейчас найдешь! Але, Дария, ты меня слышишь? – тараторила золовка.

Дария нажала на красную кнопочку и положила руки на колени. Подумав, позвонила племяннику:

– Равиль, мне рак поставили. Вот сижу у больницы, встать не могу. Может, приедешь?

После небольшой паузы, чуть спотыкаясь на словах, Равиль заговорил скороговоркой:

– Да не драматизируй ты, Дария-апа, раньше времени. Нужно к другим врачам обратиться, – вдруг ошиблись? Я сейчас в командировке, дела закончу, приеду, – разберемся. И не паникуй, поняла? Короче, до связи, все хорошо будет…

Да, закончит он свои дела… Они у него нескончаемые. Дария глубоко вздохнула. Стало жалко себя. И так пронзительно, что хотелось выть. Как загнанному на бойню животному. Она ощутила холод.

– Женщина, вам помочь? – около лавочки, где сидела, рыхло расползшись, Дария, остановилась элегантная женщина. «В летах, а как выглядит – позавидуешь», – отметила про себя Дария. Вслух же обронила:

– Спасибо, все нормально.

– Дария?! – вопрошающе удивленно протянула та.

– Да, – Дария внимательнее вгляделась в лицо собеседницы.

– Ну, ты даешь! Забыла, с кем за партой сидела?

Дария присмотрелась, охнула:

– Тамара, Томка! Ты до сих пор такая красавица, а я вот…

– Что ты вот? Нормально выглядишь, только что-то бледная, случилось что?

– Да так, не бери в голову.

– Что значит, не бери в голову? Мы с тобой лет десять не виделись, поедем, посидим где-нибудь в кафешке? Я на машине, – взяла инициативу в свои руки Тамара.

– Давай в другой раз, мне к родственникам надо. Помочь. Сватовство у них.

– Ох уж эти ваши старинные обычаи… А без тебя никак?

– Что ты, конечно, нет. Вот Саиде звонила, быстрее, говорит, приходи, а я – ты не поверишь, – встать не могу.

– Да как же ты пойдешь в таком состоянии? На тебе лица нет, – возмутилась Томка. – Ничего не хочу слушать, пойдем, отогреешься, кофейку выпьешь, взбодришься, – потом и решим.

Томка подхватила под вялую руку Дарию и осторожно повела к машине:

– Вот терпеть не могу зиму: холодрыга, да еще и гололед, – завалимся обе – костей не соберут, – хохотнула она по-девичьи.

Получасом позже, когда они расположились в небольшом уютном кафе («простенько, но кофе приличный и обслуживают быстро», – отметила мимоходом Тамара), Дария почувствовала, что начинает приходить в себя. Она держала чашку обеими руками, ожидая, чтобы тепло разошлось по телу. Огляделась: и правда хорошо. Спокойно, душевно.

– Рассказывай, что у тебя там стряслось. Вижу же: сама не своя, – вопросительно посмотрела на нее Тамара.

Дария вздохнула и выложила все как есть: и про диагноз, и про одиночество, и про обиду. Случилась вот беда, а поддержать некому.

Томка внимательно выслушала, не перебивая, а потом задумчиво сказала:

– Не узнаю тебя, Дария. Ты же была такая жизнелюбивая, заводная. Что с тобой стало?

– Не знаю, Тома. Живу как все. Родственников вроде много, а по сути – одна. Дома почти не бываю: у кого свадьба, у кого – похороны. Всем помочь надо, а то обидятся. Нас же как учили: «Раньше думай о родине, а потом о себе», – грустно улыбнулась она.

– Дария, а ты всегда была с этим согласна?

Дария задумалась.

– Пожалуй, да, еще с того случая, когда (помнишь, может?) я у мачехи деньги из шкатулки без спроса взяла и кисти с красками купила – очень уж хотелось в художественную студию попасть.

– Конечно, помню, – закивала Томка, – она тебя тогда долго гнобила.

– Ну да, деньги-то она откладывала для своего сына: ему новая спортивная форма была нужна, а я на себя истратила. И воровкой обозвала, и эгоисткой. Сказала, что ославит меня на всю школу. И отцу расскажет.

– Вот эта твоя детская травма тебя и не отпускает.

– Да после столько всего было! Я и не вспоминала об этом, – Дария посмотрела на часы. – Спасибо тебе, Тома, отогрелась я, пора и к золовке: помочь надо.

– Вот опять ты, Дарька, думаешь не о себе, даже в таком состоянии. Кто о твоем-то здоровье подумает?

– Сейчас собраться с мыслями даже не могу…

– Вот сколько тебя знаю, Дария, на тебе вечно все ездили и, как понимаю, до сих пор ездят. Ты будто с седлом родилась. Пора бы уж научиться говорить «нет», – с негодованием заметила Томка, но увидев, что Дария и так как в воду опущенная, свернула разговор: – Ладно, давай отвезу, успеешь ты на ваше сватовство, а через денек-другой встретимся. И никаких отговорок, обещаешь? Я к тебе заеду, ты там же живешь?

– Куда я денусь, там же…

– И в онкологию тебя пристрою. У меня там приятельница. Не волнуйся, бесплатно. Проверишься, подлечишься – все окейно будет.

Подъехав к дому золовки, Тамара спросила:

– Сама-то дойдешь или проводить?

– Не волнуйся, Тома, я в порядке. Это просто перенервничала немного, может, еще и давление подскочило. Спасибо тебе, дорогая.

– До встречи, подруга, рада что пересеклись, теперь не потеряемся.

На кухне у Саиды дел было невпроворот. Дария привычно включилась в процесс: в кулинарных делах она была мастер. Ее бауырсаки, бесбармак, перемячи, чак-чак были просто непревзойденными. Все в городе знали: если готовит Дария – все будет на высшем уровне. Она машинально раздавала указания нескольким родственницам, которые уже с утра помогали Саиде, что-то резала, месила, раскатывала, а в голове пульсировала одна мысль: что же теперь делать? Справится ли она одна? Сил-то все меньше и меньше. Неужели срок пришел, – а ведь так и не пожила, все суетилась ради других, бежала по первому зову на помощь, а свою-то жизнь прозевала.

– Дария, у тебя кровь из пальца хлещет! Порезалась, видно! – вскрикнула двоюродная сестра Алия, раскладывающая на противне изящные треугольнички самсы. И побежала за аптечкой.

Дария удивленно посмотрела на руку: и правда, а она и не почувствовала.

– Дай сюда палец! – Алия обработала ранку и надела резиновый напальчник. – Вот так. Сподручнее будет, – она удовлетворенно посмотрела на свою работу. – Смотри, осторожнее, а то ты сегодня какая-то не такая: ушла в себя, приду не скоро, – пошутила она.

На кухню вошла озабоченная золовка:

– Слава Аллаху, Дария, когда ты здесь – я спокойна. Ты же у нас как брэнд: где готовишь – все складывается удачно.

– Скажешь тоже: брэнд, – выдавила из себя улыбку Дария. – Да я уж теперь думаю: не в последний ли раз готовлю?

– Ты это о чем? – не поняла Саида.

– Забыла уже, что я тебе по телефону сказала?

– Про рак, что ли? Да не выдумывай. Во-первых, перепровериться надо, во-вторых, сейчас он лечится…

– Да уж и не знаю, что делать. Если слягу, кто ухаживать будет? Похоронить – и то некому…

– Что ты прибедняешься, – встряла подошедшая к разделочному столу сестра Саиды, Фатхия, – вон сколько родственников – похороним…

– Ну да, – подтвердила Саида, – куда денемся? А нянька тебе пока без надобности: носишься как молодая, вот я – еле хожу, спина болит, диабет, инсульт был… И то не хнычу.

– Тебе, Саида, меньше жрать надо: одни пироги да казы лопаешь, – засмеялась Алиюшка.

– Это точно, из-за лишнего веса всегда проблемы, – обронила Дария и тут же пожалела: золовка очень болезненно воспринимала подобные намеки. Поесть она любила и, несмотря на сахарный диабет, позволяла себе лишнее.

– Вес! Много ты понимаешь! Нервы это! – возмутилась Саида. – Вот подними троих да за мужем и родителями престарелыми поухаживай всю жизнь – вот и поймешь! А тебе что, Дария, ты одна, что хочешь, то и делаешь, не напрягаешься, вот и здорова. Да еще про рак, небось, выдумала, чтобы порхали над тобой.

– Что ты такое говоришь, Саида? Отлично же знаешь, сколько я всем вам помогала, чуть что – меня звали. И присмотреть, и приготовить, и прибрать, – обиделась Дария.

– Да тебе же все равно делать нечего, поэтому и звали. Да и сама напрашивалась, – золовку понесло.

– Как тебе не совестно, – от возмущения Дария стала задыхаться. – Благодарности в тебе нет.

– Это я-то неблагодарная? Сколько тебе добра сделала! А брат твой от семьи кусок отрывал, – схватилась за сердце Саида. – Сама ты неблагодарная!

Фатхия побежала за валидолом.

– Все, сил моих больше нет, – Дария сняла фартук, бросила его на стол и вышла. Вдогонку ей доносились стенания Саиды, ропщущей на весь дом о ее скверном характере.

Дария медленно брела по улице под мелко моросящим дождем со снегом. Утирала ладонью мокрое лицо. Сердце жгла обида: ведь она по первому зову, да и без зова вовсе, бросалась всем помогать, а сейчас, когда сама так нуждается хотя бы в ободряющем слове, – никто не торопится помочь ей. И она же неблагодарная. А помощь ее – как само собой разумеющееся воспринимают. И не ценят. А самое страшное, что неизвестно, сколько ей еще отмерено? Может, всего ничего…

Дария не заметила, как дошла до фонтана «Неделька» в районе Театралки. Это было ее любимое место в городе. Хотела присесть, но ушедший в зимнюю спячку фонтан не радовал, а лишь усугублял уныние. Она подняла руку к лицу и посмотрела на уже давно пропавший след от обручального кольца на безымянном пальце. И неосознанным движением левой руки вновь стерла этот несуществующий след, будто вычеркивая те события из своей жизни.

…Когда она лежала, уставившись в белый потолок, еще не осознавая, что ребенка уже не будет, пришел брат. Старший. По отцу. Он положил тяжелую руку на одеяло и сказал:

– Вставай, Дария. Собирайся, к нам поедешь.

– Не отпустит, – прошептала она разбитыми губами.

– Не посмеет, я с ним поговорил. – Брат был уважаемым человеком, прокурором. Муж его побаивался. У Дарии отлегло от сердца.

– Спасибо, – она судорожно схватила его руку, прижала к щеке: – Век помнить буду…

– Что с тобой стало, сестренка, ты ведь так любила жизнь, а сейчас потерялась… Где ты, Дария? – брат неловким жестом погладил ее по волосам.

Женщина рождается незащищенной. И всю жизнь мечтает найти защитника. Брат и стал ее опорой на всю жизнь: выучил, на работу определил, купил квартиру. Но и она старалась отплатить добром, а то как же? Хотелось быть полезной, чтобы не выглядеть приживалкой, а оказалось, что без нее в семье как без рук: приготовить, постирать, за детьми присмотреть. Жена-то у брата не особо напрягалась. Вот когда он умер, то, конечно, тяжелее стало. Но она заполнила свое одиночество, растворившись в жизни родных. Как тогда брат сказал? «Где ты, Дария…» И правда – где? Потеряла она себя, а когда – не заметила. И что в итоге? Осталась один на один со своей бедой. Дария почувствовала, что продрогла. Она глубоко вздохнула и, отбросив воспоминания, заспешила домой.

Квартирка у Дарии была небольшая, однокомнатная, но уютная: строго, чистенько, все по делу. Сбросив пуховик, Дария, не раздеваясь, легла на диван. Потянула на себя лежащий на спинке старенький плед. Укрылась. В оглушающей тишине ритмично отбивали секунды настенные часы. Словно оставшуюся жизнь отсчитывали. В просвет между шторами стал пробиваться рассвет. Потом опять потемнело. Звонил телефон. «Не буду отвечать», – вяло подумала она. Шевелиться не хотелось. Есть тоже не хотелось. Да и вообще не было никаких желаний. Дария тупо смотрела на белую простыню потолка, на которой, как на экране кинотеатра, мелькали кадры из ее, такой неприхотливой, бездарно прожитой, жизни. И не перепишешь уже, – не черновик. В который раз зашелся настойчивой трелью телефон. Или это в дверь звонят?

– Дария, открывай, – из-за двери раздался взволнованный голос Тамары. – Почему не отвечаешь?

Дария с усилием поднялась с дивана. Пошаркала к двери, открыла. Испуганная Томка шагнула через порог и схватила ее за плечи:

– Уфф, напугала. Я уже хотела подкрепление вызывать. С утра тебе звоню – не отвечаешь. А что это у тебя пуховик на полу? И обувь валяется. И сумка.

Она прошла в комнату. Огляделась.

– Все ясно. Приводи себя в порядок, а я тут приберусь и гляну, что у тебя там в холодильнике. Я «Наполеон» принесла – ты же его всегда любила. И вино хорошее – по бокальчику отчего не выпить?

Прошла на кухню. Согрела чайник. Нашла заварку. Подумала, глядя на спартанскую обстановку: «Мини-минимализм какой-то. Как просто можно жить. Я бы не так смогла». Стало жалко подругу. Достала фужеры, разлила вино по бокалам. И отпила из своего, не дожидаясь Дарии.

Они говорили всю ночь. Вспоминали. Плакали. Сокрушались. Пили вино. Потом кофе. Снова вино. И все не могли наговориться. Дария в очередной раз поставила чайник. Разлила по чашкам крепкий чай.

– Скажи мне, Дарька, что для тебя самое главное в жизни? – спросила Тамара.

Дария пожала плечами.

– Наверное, сама жизнь.

– А я поняла, что главное – не потерять себя. Вот если тебя не могут реанимировать, понятно, что ничего уже не поделаешь. Ну, а если все свои мечты и возможности ты сама же хоронишь на своем личном кладбище? Представь, какой ты могла быть, если бы не твоя чрезмерная жертвенность? Ты же прекрасно рисовала.

– Я как-то и не думала об этом…

– А ты подумай. Болезнь твоя излечима. Главное – желание жить. Жить своей, а не чужой жизнью. Не старайся быть хорошей для всех, здоровый эгоизм еще никому не мешал. Научись, наконец, отказывать другим.

– А у тебя получается?

Тамара отвела взгляд, зачем-то поправила чашечку на блюдце и только потом ответила со вздохом:

– Не сразу, но получилось. Я же развелась, ты не знаешь, наверное…

– Да ты что? У вас же такая любовь была, со школы еще.

– С нарциссом жить невозможно. Только терпеть или просто бежать. Я и ушла. Не захотела, чтобы мной манипулировали. Лучше поздно, чем… Короче, я поняла, что бессмысленно жертвовать собой ради других. Лучше прослыть эгоисткой.

– Ты, Тома, сильная, а я…

– Ты тоже сможешь. Если захочешь. Насчет онкологии я договорилась. В следующий понедельник ляжешь. Вот визитка моей приятельницы, к ней и обратишься.

– Не знаю, как тебя благодарить, Томочка.

– А постарайся жить для себя – лучшая благодарность.

– Постараюсь, – обняла подругу Дария.

Проводив Тамару, Дария, вопреки долголетней привычке, не стала убирать со стола, оставив посуду невымытой. Она думала. Размышляла. Планировала. Права Томка: с седлом она родилась. И «нет» до сих пор не научилась говорить. Что уж тут скажешь: привыкла быть удобной, угождать, жертвовать своими интересами. А с другой стороны, если бы не это ее очень полезное качество приспосабливаться к тому мирку, в котором она оказывалась, то как бы наладила она отношения с мачехой, с мужем-деспотом, с семьей брата, с родственниками? Дария почувствовала, как от непривычных мыслей раскалывается голова. Казалось, что весь ее мир начинает расшатываться и вот-вот рухнет. Дария полезла в шкаф, нашла тетрадку в линеечку и аккуратно записала: «1-е: научиться говорить „нет“; 2-е: полюбить себя». Отложила ручку. Подумала: написать легко, а на деле как? Любить других – понятно, а себя?

Позвонила Томке:

– Тома, а как полюбить себя?

Томка рассмеялась:

– Иди в салон, прическу сделай, маникюр, – когда последний раз там была?

– Не помню…

– Купи себе что-нибудь: цветы, безделушку какую, платье, – да мало ли чего? Поняла? Сделай сначала это, а что дальше – потом решим.

– Поняла, Томочка.

Положила трубку. Задумалась. Вновь зазвонил телефон.

– Але, Дария! Куда ты пропала? Мы все тут тебе иззвонились! – возмущению Саиды не было предела. – Свадьба на носу, столько хлопот, а тебя нет! Приходи давай!

Дария с ходу хотела было ответить, что, мол, приду, конечно, соберусь только, но вспомнила наставления Тамары и с незнакомой для себя интонацией ровным голосом произнесла:

– Некогда мне, Саида, своих забот много.

– Каких-таких «своих»? Отродясь их у тебя не было – и вдруг появились? Отложи, свадьба важнее.

– Нет, Саида, справитесь без меня, – Дария, не слушая захлебывающуюся от возмущения золовку, положила трубку.

Вытерла вспотевшие руки о платье. Что же она делает? В висках запульсировало. Дария подошла к окну, распахнула и вдохнула морозного воздуха. Стало не по себе: захотелось перезвонить Саиде и извиниться. Но она набрала Тамаре.

– Тома, я отказала в помощи золовке.

– Молодец, – похвалила Томка. – Справятся. А тебе о своем здоровье думать надо. Так держать, – подбодрила подруга.

– Постараюсь, Томочка.

Уфф, как, оказывается, это трудно: думать, в первую очередь, о себе.

В дверь позвонили. Пришла соседка.

– Дария, беда! Деньги позарез нужны, одолжи… Сколько можешь, – соседка была в панике.

Дария напряглась. Вспомнила наставления Тамары.

– А что случилось? – спросила она.

– Да мой кредит взял, отдавать надо, а денег нет. Перекручусь и через месяц отдам.

– Прости, Алсу, не могу, потратилась на лекарства.

– А ты у родных перехвати, они же у тебя состоятельные, – продолжала настаивать та.

– Не дадут. У них свадьба, расходы большие.

– Да как же так? Ты же всегда выручала…

– Ну а сейчас нет, прости, – Дария закрыла дверь, выдохнула и похвалила себя: оказывается, может она отказывать, сбрасывает постепенно седло. Хватит на ней ездить, а то все, кому не лень, пользуются ее добротой. Дарию охватило приятное чувство освобождения. Она с удовольствием перекусила и пошла в ванную. Набрала воду, налила, не жалея, пены, и погрузилась с головой в приятную негу. И подумала: «Как хочется еще немного пожить… Для себя».