Петля реки времени. Роман

Гена и Алексей отошли в сторону, сели на кучу сена.

– Как оно духмяно пахнет! – Гена поднёс просушенные стебли колосьев к носу.

– Особенно, если на него срыгнёшь, – попытался безобидно пошутить Лёха.

– Сука ты!

– Прости, я сам чуть не блеванул тогда. Видишь, лежит человек. Судьба его закончилась. А ради чего он жил? Мы не узнаем, да и он, скорее всего, не успел понять.

Помолчали.

– Ген, а ради чего ты живешь? Ради чего я живу? Ради чего всё человечество живет? Ради того, чтобы вот так бессмысленно друг друга уничтожать? Ведь посмотри, вся история нашей цивилизации – это войны, создание…

– Вот только не надо говорить о совершенствовании орудий смерти для уничтожения себе подобных. Ты, как журналист, знаешь, что это банально.

– Конечно банально, и все же… Знаешь, что меня в нашем мире поражает больше всего? Мысль не новая и не моя, но я с ней согласен. Вот Нобелевская премия мира. Вдумайся, мира! Учреждена изобретателем динамита. Ну это примерно, как человек, условно говоря, выплеснувший в мир ВИЧ, учреждает премию за заслуги в борьбе со СПИДом. Или Нильса Бора взять к примеру. Для того, чтобы бороться против ядерного оружия, нужно было принимать участие в его создании. Да почти все боролись, кто принимал участие в Манхэтэнском проекте.

Впрочем, ходить далеко не надо. Если бы я был Калашниковым, наверное, сошёл бы с ума, зная, что с помощью моего оружия совершено столько убийств. Чокнуться можно, но даже на национальных флагах некоторых государств присутствует «калаш».

– Интересная мысль, а, главное, свежая и оригинальная. – Генка не нашёл, что возразить и решил согласиться с эмоционально разошедшимся другом. На Денисова это было не похоже.

– Ген, а ты заметил, что нас не водили на допрос. К чему бы это?

– Паспорта наши изучают. Офигели наверное.

Звук открываемой двери заскрежетал по нервам.

– Всем встать! – скомандовал Переводчик. – На выход.

То, что последовало дальше, выходило за рамки человеческого понимания. Даже не то чтобы понимания, а, скорее, психики. Всех находящихся в амбаре людей построили перед эшафотом. Из шеренги два дюжих эсэсовца выдернули Федотыча.

– Папа! – Коля кинулся к отцу. Один из конвоиров отпустил на секунду председателя, обернулся и рубанул прикладом винтовки в лицо пацану, оставляя на правой щеке рваную рану. Денисов кинулся к мальчику, потерявшему сознание. Эсэсовец передернул затвор, но поднятая рука переводчика и короткая команда заставила того отказаться от дальнейшей расправы. Алексей взял на руки мальчонку и, уложив за шеренгой пленных, начал массировать ему виски. Залитая кровью щека распухла, глаза закатились, пульс едва прощупывался.

Тем временем фашисты накинули на Ивана Федотовича петлю и поставили на деревянный чурбак.

Ах, не вовремя очнулся Коленька. Лучше бы он этого не видел. Но, как назло, пацан неожиданно резво вскочил на ноги и с криком «папа!» кинулся вперёд, расталкивая мужиков. Стоявший в шеренге Гена, успел схватить мальчика и, удерживая, пытался прикрыть ему глаза.

– Не смотри, Коля, не смотри!

Но парень упрямо отрывал Генкину руку и еле шевелящимися губами тихонько как заведенный шептал в исступлении:

– Папа! Папочка! Нет, не может быть! Не может быть!

Встретившись с глазами ребёнка, Иван Федотович, чувствуя, что последние секунды видит сына и белый свет, закричал:

– Коленька! Сынок! Я тебя люблю! Не бойся ничего! Смерти нет! Это всего лишь переход! Мы разобьём фашистов! Ты будешь жить в свободной стране! Прости меня, если я причинил тебе…

Последнюю фразу он не закончил. После короткой команды переводчика солдат выбил чурбак из под ног председателя.

– Не-е-е-е-т!!! – От крика мальчика, казалось, кровь застыла в жилах.

– Ну, гад, ты за это поплатишься от меня лично, если останусь жив! – в полголоса поклялся Гена.

А в голове Денисова кроме очередной мысли о невероятности происходящего смутно просквозила еще одна:

«А командует-то не оберлейтенант, а переводчик, „истинный ариец“. Странно…»

Ошеломлённых пленников вновь отвели в конюшню.

***

Игорь и Сергей дождались темноты. Накануне они упаковали самое необходимое в пакеты в непромокаемые пакеты. В палатке в потайном кармане Игорь на всякий случай оставил записку брату. В ней сообщалось, что они с Серёгой поплыли к ним на выручку, так как слышали выстрелы.

После того, как ночь тревожной энергетикой начала пропитывать островитян, прошло три часа. Сергей и Игорь не теряли надежды и ждали возвращения ходоков. Бесполезно. На зыбкой грани начала рассвета медлить стало опасно – их переправу могли заметить с моста.

Подавив тяжёлые вздохи, мужики вошли в реку. Контраст воды и воздуха заставил приостановиться.

– Так провожают пароходы! Не то, что рельсы в два ряда! – Игорь зябко поёжился.

– Вода, вода, кругом вода… – согласился Сергей. – Нет, я даже сказал бы по-другому, коллега:

– Переправа, переправа,

Берег левый, берег правый…

Кому память, кому слава,

Кому темная вода, —

Ни приметы, ни следа…

– Типун вам на язык, коллега, – ответил Игорь.

Обжигающая прохлада воды и одна рука, держащая пакет над головой, заставляли работать другой и ногами с удвоенной силой. В начале июля ночи ещё не несут непроглядности, сравнимой с видимостью в известном месте у негра. На небосводе – ни облачка, поэтому очертания противоположного берега угадывались довольно чётко.

Пловцам показалось, что с тех пор, как ноги оторвались от дна на одном берегу и коснулись его на другом, пришлось преодолеть, как минимум, Берингов пролив.

Течение их также снесло на косу, как и Генку с Лёшкой. Продрогшие цуцики выползли на берег. Тут же растёрлись водкой. Сергей предусмотрительно взял с собой фляжку с огненной водой как раз на случай сугрева после водной процедуры. Передохнули, оделись. Решили подождать, когда рассвет позволит начать поиски хоть каких-то следов. Трупов находить не хотелось.

Грелись энергичной разминкой, упражнениями, прыжками. Иногда прикладывались к маленькой фляжке. Но без фанатизма, – голова должна оставаться свежей. Минут через сорок забрезживший рассвет уже позволял начать поиски. Час прочёсывания местности ничего не дал. Друзья почти отчаялись, но решили не сдаваться. Провозились вокруг ещё минут пятнадцать, прежде чем Полковник обратил внимание на примятую полосу травы, выходящую из леса. Пошли по ней, внимательно смотря под ноги. Вдруг Сергей увидел какой-то белый предмет у одиноко растущей ели. Позвал Игоря.

– Это Генкины «Marlboro» с моей зажигалкой! – обрадовался Полковник. – Идём по примятой траве.

Выйдя на опушку леса, наткнулись на отпечатавшиеся в сырой почве следы автомобильных шин.

– Широкие, похоже, от грузовика, узкие – наверняка от мотоцикла, – Игорь склонился над колеей. – Причём, с коляской.

– Смотри! – Сергей указал на землю. – Следы от сапог. Видишь, их много и они одинаковые, с характерной подошвой. Глебов присел и стал рассматривать пятачок вокруг себя.

– А вот это уже интересно. Глянь, эти две пары отличаются от солдатских.

Игорь подошёл, внимательно посмотрел отпечатки и радостно втоптал в землю свой кроссовок рядом с одним из следов. – А теперь, господа присяжные, найдите хотя бы одно отличие!

– Не понял.

– Мы с Генкой кроссовки в одном магазе брали, одинаковые. Значит…

– Значит, их не убили той очередью, – договорил Сергей и вынес очевидное заключение:

– Генку с Лёхой здесь посадили в машину и куда-то увезли. Они не сопротивлялись, иначе были бы следы борьбы. А они аккуратные. Я же говорил, ребята живы! – Глебов хотел было достать из Генкиной пачки сигарету, потом передумал. – Пусть Гек сам докурит.

– Теперь вопрос: где искать? – в глазах Игоря светилась надежда.

– Элементарно, Ватсон. Это довольно просто, я имею виду, вычислить месторасположение. Для выяснения личностей далеко их вряд ли повезут. Поэтому напрашивается вывод – в ближайшую деревню, в комендатуру.

– А может быть, в город? Если это городок, то вычислить, где их содержат, а тем более освободить, будет сложнее, – пробормотал неуверенно Игорь.

Серёга, Ходячая энциклопедия, как иногда друзя называли его, перед БАПом прочитал кое-какую литературу об этих краях. Он рассказал другу, что во время войны, на месте Кубринска находилось село, километрах в пяти от нынешнего города. Называлось Ведомша. Перед войной в этих местах собирались строить электростанцию на торфе. Бездорожье помешало.

– Кстати, Пришвин останавливался в соседнем Шепелеве и часто заходил в Ведомшу во время своих охотничьих прогулок, – зачем-то добавил Глебов.

– Значит, наш нынешний БАП называется «По Пришвинским местам»? – спросил Игорь, пораженный Серёгиными познаниями.

– Наш БАП называется «В июле сорок первого» или «Мы из будущего-3». Слушай дальше. Только в 1955 году сюда заявились торфодобытчики и строители. Здесь-то и основали посёлок для работяг. Ну и поэтому этот год как бы считается днем основания Кубринска. Назвали посёлок по имени реки, по которой мы сплавляемся.

– Поэтому, если мы попали в сороковые, то никакого города Кубринска ещё пока нет, а нужно искать деревню Ведомша, – заключил Игорь.

– Правильно мыслите, коллега. Кстати, места здесь жутко болотистые, почва рыхлая. Колея остаётся надолго. Поэтому есть шанс найти грузовик по следу.

– Так чего ж мы тормозим? Вперёд!

Через секунду друзья уже крутили ногами Земной шарик.

– Кстати, знаешь, откуда название реки Кубря? – спросил Сергей.

– Нет.

– Возможно, от своеобразного рыбацкого судна – кубари. – Писатель объяснил, что это такой русский катамаран. Два выдолбленных и заострённых спереди бревна, метра два длинной, соединяли бортами, а сверху клали доску. На неё садился рыбачок. Весьма удобная конструкция. Такой катамаранчик мог пройти над любой мелью и развернуться в камышах.

Дороги, как таковой, в село не было, поэтому свежая колея читалась действительно легко. Километра через три-четыре она привела Николишина и Глебова к окраине села. Ребята сначала недоумевали, почему оно расположено так далеко от реки, ведь всегда, по понятным причинам, люди стремились селиться ближе к воде. Как позже выяснилось, там, где располагалась Ведомша, Кубря, делая изгиб, до которого путешественники не успели сплавится, подходила к селу ближе.

Завидя сквозь густой утренний туман очертания домов, мужики остановились перевести дух. Фирменные Игорёхины «Breightling» показывали без четверти пять.

– Ну и как мы их найдём? Двоеточие мне в уши! – Сергей присел на траву и закурил.

– Пока не знаю, но даже и слушать не хочу о том, чтобы опять дожидаться темноты, целый день терять. Если природа подарила нам такой туман, грех не воспользоваться.

– Будем прочесывать хату за хатой?

– Да, и действовать быстро, пока «молоко» не рассеялось и окончательно не рассвело. – Николишин опять был Полковником.

Из тумана, казалось, можно было лепить снеговиков, поэтому первый крайний покосившийся домишко, огороженный редкими прогнившими и кривыми палками, символизировавшими забор, обсматривали в бинокль внимательно и долго. Наконец, узрели, что окна и дверь заколочены. Охраны не видно. После долгих колебаний мужики, пригибаясь, нерешительно двинулись к строению.

Дом действительно оказался заброшенным – никаких признаков обжитости или какого-то движения внутри.

– Вряд ли ребята здесь, – вполголоса сказал Игорь, и они с Сергеем рванули к следующему забору.

Так постепенно и скрытно, бесшумными татями, раздвигая туман, Писатель и Полковник передвигались от дома к дому. Наконец, как им показалось, обнаружили то, что искали. Недалеко от центра села во дворе крепкого с виду хозяйства закутанный в туманное одеяло спал большой сарай. Видимо, когда-то старичок служил конюшней или коровником. Метрах в двадцати от него высился двухэтажный бревенчатый дом. Игорь с трудом, но всё же разглядел в окуляры солдата в немецкой форме с винтовкой на коленях. Тот сидел возле дверей сарая на чурбаке для рубки дров. Было видно, как он что-то наливает в кружку из походного термоса и потихоньку отхлебывает.

– Блин, точно дойчен зольдатен, – прошептал Игорь. – Ты чего ж, ядрёна вошь, без меня какаву пьёшь? Не пойму издалека, СС это или просто стрелковые части. Полевые формы у них были похожи. Только по нашивкам, петлицам и шевронам можно понять, кто есть кто. Отсюда не видно.

– Какая разница?

– Разница есть, – Полковник, не отрывал оптику от глаз. – Эсэсовцы более идейные, подчас до фанатизма. Дисциплина – будь здоров. Эти на посту спать не будут. К тому же, если это специальные подразделения, то хорошо обучены, а значит, к ним труднее подобраться.

После некоторой паузы Игорь толкнул локтем Серёгу, протягивая бинокль.

– Смотри, вон второй, из-за угла вышел. Похоже, ходит вокруг сарая.

– Как узнать, там ли ребята? – Сергей оторвался от «цейса». – Может, фрицы охраняют сарай с техникой.

– Во-первых, танк или самоходка в этот сарай не влезет. Да и на кой ляд диверсантам или разведчикам, а это, скорее всего, они, танк? В лучшем случае, используют бронетранспортёр для пехоты «Ханомаг», но это вряд ли. Во-вторых, какая-то техника угадывается в тумане за домом. Видишь, чуть правее. Это однозначно не танк и не «Ханомаг», поверь мне. На грузовик похоже. Наверное, рядом и мотоцикл. Интересно, где остальная солдатня, офицеры, мать их яти?

– По хатам. Только сопят в две дырки ещё, двоеточие им в нос, – предположил Сергей.

– Тогда, почему у остальных домов не наблюдалось часовых? – Игорь был слегка озадачен.

– Думаю, до хат, где фрицы на постое, мы не дошли.

– Или, как вариант, в деревне лишь разведгруппа, всего человек пять-семь, ну, может, десять. – Далее Полковник предположил, что двое на посту, остальные дрыхнут в доме. Вероятно, решили тут переночевать, предварительно допросить Генку с Лёхой и утром двинуться к месту дислокации основного подразделения. Было любопытно, как немцы отреагируют на современные паспорта и деньги? Если сейчас что-то не предпринять, брата с Денисовым скоро увезут в неизвестном направлении, и пиши – пропало. Если они в этой деревне вообще, и в этом сарае, в частности. По мнению Николишина, надо рискнуть.

Игорь наморщил лоб и снова зашептал:

– Пока обходящий будет за сараем вне зоны видимости, оглушаем любителя кофе. – Полковник оценивающе посмотрел на палку толщиной в руку, которую прихватил из первого дома. – Когда второй выходит из-за угла, также гасим и его. Неожиданность – наше преимущество. Главное, чтобы от удара они не заорали. Остальные проснуться – нам хана.

– Бляха-муха! Если удар не рассчитаем? Я людей, никогда… – замялся Сергей.

– И я никогда! Мы сугубо мирные люди, но, как говорил Камю, война заставляет нас становиться тем, чем мы никогда не были.

Серега попытался возразить:

– А Клаузевиц сказал, что на войне всё просто, но самое простое в высшей степени трудно. Наверное, он имел в виду, в первую очередь, убийство.

– Хватит разглагольствовать и меряться эрудицией, – шикнул Полковник и выразил мнение, что совесть – это редкое ископаемое, цена которого зависит от глубины его залегания. А вот если они не освободят ребят, он себе этого не простит. И с этим ему будет жить сложнее, чем с сознанием того, что прихлопнул какого-то урода, тем более фашиста, покушающегося на жизнь брата и друга, да и на его с Серёгиной.

В душе Писатель согласился с Полковником, но все же… Понятно, когда убиваешь в пылу схватки, боя, защищая свою жизнь, близких и друзей, но вот так подойти и хладнокровно, как мясник…

Наверное, невозможно передать психологическое состояние человека, решившего убить себе подобного.

«Достоевский… тварь я дрожащая, или право имею? Нет, это здесь ни причём. Он ведь по другому поводу… Хотя… старушка-процентщица… Гитлер и Сталин хуже Алёны Ивановны. Смог бы я собственноручно убить Гитлера или Сталина, чтобы спасти десятки миллионов ни в чём неповинных людей? Поднять руку всё-таки на человека, творение божье, кем бы он ни был? Вот так хладнокровно топором или ножом. Вонзить железо в плоть. В книгах и кино всё так просто…», – эти мысли просочились сквозь сознание Сергея за считанные секунды. Дальше толстовствовать и достоевствовать ему не дал Полковник, зашипев на ухо:

– Значит так, пока один за домом, кто-то из нас зажимает рот сидящему на чурбаке, другой бьёт дубинкой по башке. Повезло, у них не каски, а кепи. Также и со вторым. Когда он выходит из-за угла, ты или я хватаем за морду, другой также бьёт по кумполу.

– Игорь, можно я зажму, а ты по кумполу? – смущённо пробормотал Глебов.

– Ну вот, вечно мне грязную работу.

– Можно подумать, мне при этом чистую, – отводя глаза, прошептал Сергей.

– Ладно, значит, ты зажимаешь рот, а я… Блин, противно.

– А как мы взломаем замок без шума? – вспомнил вдруг Глебов.

– Хороший вопрос.

И он остался без ответа. На крыльцо вышел человек в галифе с заправленной в них исподней рубашкой и что-то по-немецки сказал вскочившему с чурбака солдату. Когда офицер скрылся за дверью, тот снова сел допивать кофе.

– Говорит, час ещё будет спать, потом хочет допросить каких-то двух человек, затем уезжают, – перевёл шёпотом Сергей. – Уж не ребят ли будет допрашивать? Вопросительный знак мне в глотку!

В это время обходящий немец скрылся за углом сарая.

– Надо действовать, – Интонация Игоря была такой решительной, движения настолько уверенные, что Серёга уже на бегу понял: неотвратимое сейчас случится. Накинувшись на сидящего немца сзади, Глебов зажал тому рот. Удар Полковника палкой, скорее напоминавшей дубинку, мог бы свалить мамонта. Кепи слетела. Неуклюже хватая руками воздух, немец стал заваливаться на бок. Алая струя крови, пульсируя фонтанчиком, выплёскивалась наружу из разбитой головы на лицо и руки Глебова. Удар, видимо, пришёлся по артерии. Еле сдерживая рвотные спазмы, Сергей подхватил обмякшее тело караульного и аккуратно положил на землю. И тут Глебов не выдержал: человека рвало на родину. К сожаленью, это было не бесшумно.

Понимая, что второй часовой, которого пока скрывала стена сарая, услышал странные звуки и вот-вот покажется из-за угла, Полковник пулей метнулся к строению. Не успел фашист высунуть голову из-за стены, как Игорь обрушил на череп дубину с такой силой, что, казалось, у жертвы сапоги отлетят.

– Бери у него гранаты, подсумок и винтовку, – распорядился Полковник. – «Эмпэшку» я у того возьму.

Серёга, плохо соображая, механически последовал распоряжению.

«МР-40, настоящая легенда», – отметил про себя Полковник, ощупывая затворный механизм орудия убийства.

– Серёжа, спокойно, очнись и соберись, сейчас нужна предельная концентрация. Узнай, пожалуйста, кто в сарае. А я послежу за соседним домом, – вдруг мы разбудили почивающих.

Глебов отдал Игорю подсумок с магазинами для автомата и винтовку, себе оставил только две гранаты Stielhandgranate-24, которые засунул за пояс. Через минуту, потирая виски, подошёл к двери конюшни.

– Эй, внутри! Отвечайте тихо, шёпотом! Кто здесь? – Сёрега старался не шуметь.

– Серёжа, мы здесь, – также шёпотом ответил Денисов изнутри.

И тут началось.

– Мужики! – заорал за дверью кто-то другой громким голосом. – Спасите! Убить хотят нас! Помогите! Помогите!

– Чёрт! – выругался Полковник, передернул затвор и спрятался за угол. – Кричи теперь, не кричи, а кричи: совершенно секретно!

Бах! В районе сердца на рубашке выбежавшего на крыльцо человека расцвёл кровавый бутон. Грохот ружейного выстрела, прозвучавшего в предрассветной тишине, прозвучал раскатом грома. Игорь открыл рот – уши заложило. Он точно положил пулю в цель.

– Сейчас любопытных станет больше, – буркнул Полковник, отставляя маузер и перекидывая со спины МР-40. Но он ошибся. Никто не вышел, а вместо этого из окна ударила автоматная очередь. Одна из пуль причесала Серёгу, за секунду до этого опрометчиво выбежавшего на открытое пространство. Пуля, чиркнула по лысеющей голове. Ладонь прошлась по влажной и горячей макушке. Тонкая струйка крови, скользнув за ухо, юркнула за шиворот.

– Блин, ну всё, суки! Планка упала! – с этими словами Сергей рванул к дому.

– Стоять! Лежать! Сидеть! Куда ты? Серёга-а-а-а!!!

Похоже, тот плевать хотел на крики друга.

Несмотря на то, что Глебов действовал почти в состоянии аффекта, крышу у него снесло не окончательно. Писатель метнулся не прямо к окну, а сначала за колодец, расположенный справа от дома, но на одной линии со стеной фасада. Кажется, его не заметили. Сердце, бешено барабаня в грудную клетку, пыталось выпрыгнуть наружу. «В окно надо бросить гранату!» – Мысль интересная – «Но где же чека у этих грёбаных немецких гранат? Ага, здесь под крышкой!» – Дрожащими руками он отвинтил металлический колпачок на торце деревянной рукоятки. Заставил ватные ноги двигаться. Кинулся к стене дома. Уже на бегу дёрнул выпавший из рукоятки гранаты шнур, разбил стекло и буквально засунул туда «колотушку». Ба-бах!

«Обороняющихся, должно быть, нашпиговало осколками», – подумал Серёга, но не стал заглядывать внутрь и выяснять правильность своей догадки. Если есть раненые, то могут маслину в лоб закатать. Через несколько секунд метнулся назад за стоявший метрах в пятнадцати колодец. Попить бы. Не время. Отечество в опасности! Выглянул осторожно и стал наблюдать. После взрыва минуты две-три ни в доме, ни в сарае, не было ни звука. Только, стук выскакивающего из груди сердца, казалось, слышен был на всю деревню. Крупная дрожь сотрясала тело. Это естественно – и предательская слабость в ногах, и подкатывающаяся к горлу тошнота, и рябь в глазах. Однако ясно соображающий при этом мозг чётко ставил вопросы: затаились ли живые или раненые, или все готовы? Если живы, что делать? Бежать зигзагами к Игорю или сидеть здесь? Вот только таких же чётких ответов не было.

Минут через пять Глебов всё же принял решение, собрался с силами и вновь договорился с ногами. Короткие перебежки, зигзаги и подскоки напоминали рваную траекторию движения русака, уходящего от волка. Увидев подбегающего Серёгу, Игорь, занявший позицию уже за поленницей возле сарая с автоматом и винтовкой, окликнул друга. Сергей увидел его и, резко изменив вектор движения, плюхнулся рядом.

– Игорь, я не успел тебе сказать, Генка с Лёхой в этом сарае, нам повезло, нашли, – сквозь сбивающееся дыхание прохрипел Сергей. – Я с ними перекинулся парой фраз.

– Отлично! Уф! Удача! Уф! – Глаза Полковника засветились.

– А я, кажется, всех положил, но не уверен.

– Почему не уверен?

– Не мог я пятерых одной гранатой замочить. Не дураки же они впятером отстреливаться из одной комнаты.

– Почему пятерых? Может, их всего трое было, или вообще двое, да и вряд ли они спросонья успели рассредоточиться по дому. Уж больно резкий у тебя был рывок.

– Твоими бы устами… Слушай, а почему пленные уже молчат, не голосят?

– Я уговорил их заткнуться. До тех пор, пока мы всех не освободим. Там мужики одни, баб нет, нервы покрепче, всё поняли быстро. Жаль, что сперва начали орать, а уж потом соображать. Возьми бинокль и следи за домом, вдруг, правда, кто выжил, а я собью замок. Впрочем, нет, давай поменяемся, – ты уже повоевал, да и стресс у тебя сильный. Переключись.

– Ты тоже не сидел сложа руки, – возразил Сергей.

Светало. Туман удивительно быстро таял под выглянувшими первыми лучами светила. День обещал быть солнечным и прозрачным. И вот спустя пятнадцать минут после Серёгиной атаки родилось великолепное хрустально чистое утро. Воздух наполнился ароматом скошенной травы… Умирать не хотелось. Полковник отчётливо почувствовал это, вздохнул, взял оставшуюся у Писателя гранату и засунул за ремень. Потом достал висевший на спине автомат, ловко отсоединил рожок, убедился, что он полный, вставил назад, передернул затвор, проверил предохранитель и направился к углу сарая.

«Господи, откуда у него такие заправские движения и манипуляции с незнакомым оружием? – с белой завистью подумал Сергей. – Кажется, делает он это невзначай, механически, словно по сто раз на дню, а со „Шмайсером“, то есть, тьфу, с МР-40, будто вообще родился». Потом вспомнил: ах да, частые походы в Музей вооруженных сил, доступ вместе с братом к запасникам оружия…

– Серёжа! – Игорь остановился на полпути. – Хорошо бы сначала проверить грузовик, можно ли его завести. Сделаешь?

– Не вопрос.

– Держи маузер на всякий пожарный. Если заведёшь, не глуши, дуй назад к сараю и попытайся сбить замок. Как срубишь, сразу же, без разговоров бегите с ребятами и людьми к машине. Крикните и мне, вдруг пригожусь.

– Думаю, с тобой будет перегрузка, машина не сдвинется, так что извини, – они ещё пытались шутить.

Игорь осторожно выглянул из-за поленницы. Каких-либо шевелений в доме и возле него не наблюдалось. И хотя Полковник был уверен, что его скромный друг положил всех внутри хаты, снял автомат с предохранителя и весь превратился в глаза и уши.

Тем временем, Сергей завёл «опель», повезло – ключи оказались в замке – и кинулся назад к сараю. Полковник услышал звук движка и порадовался, что пока всё идет гладко. «Что-то много везений, не к добру это, – подумал он, продолжая следить за домом. – Как говорится, если судьба даёт тебе поблажку, то это вовсе не значит, что она к тебе благоволит».

Тем временем, Глебов вернулся от машины к сараю. Сергей, понимая, что тишину теперь уже соблюдать бессмысленно, вовсю лупил прикладом по замку. Черта-с два! Замок был старинный, добротный, таких нынче не делают.

Винтовочный выстрел вновь порвал утреннюю тишину. От неожиданности Полковник даже выпустил из рук бинокль, повисший на шее, и чуть не нажал на спусковой крючок.

– Спокойно! – крикнул Серёга из-за сарая. – Это я, замок убил. Беги к машине.

Игорь рывком поднялся и, стремглав завернув за угол, увидел метрах в пятнадцати перед собой колыхающиеся спины около десятка человек, несущихся к грузовику. Слава Богу, впереди знакомые фигуры друзей и брата!

Когда до «опеля» оставалось каких-нибудь два десятка метров, с чердака дома ударила автоматная очередь. Двое из беглецов как будто одновременно споткнулись об одно и то же препятствие и, неуклюже взмахивая руками, ещё продолжали уже мертвыми по инерции переставлять ноги, а затем рухнули в траву, чтобы никогда не встать. Как обидна и нелепа смерть через несколько секунд после освобождения от неминуемой гибели. Ведь фашисты обещали расстрелять всех, отказавшихся сотрудничать. Правда, неизвестно, кто из них под угрозой смерти согласился, кто нет, но к машине побежали все.

– За грузовик! – истошно завопил Генка, первый добежавший до «опеля». Через мгновенье к нему присоединились Сергей и Лёха. На последних метрах вторая очередь срубила еще одного – пожилого дядьку, от побоев еле передвигавшего ноги. Остальным удалось укрыться за грузовиком. В кузов и кабину забраться было невозможно. «Опель», стоявший по отношению к позиции стрелка полубоком, позволял тому держать на мушке и задний борт, и кабину со стороны водителя. За руль, конечно, можно пробраться и с противоположной двери, но это те же яйца, только в профиль, – всё равно за руль переползать. А там тонкое железо, уж не говоря о стекле, не выдержат пулю. Риск смертельный – вряд ли эсэсовец промажет. Ребята уже убедились, что стреляет гадёныш весьма метко. Не отпадала и ещё одна опасность: если фашист пробьет движок, шансы на удачный побег могли равняться шансам выжить парашютисту с нераскрывшимся парашютом и забывшим дома на печке запасной.

Игорь, не успевший выбежать из-за стены сарая на простреливаемое пространство, мгновенно въехал в ситуацию. Крикнув «я отвлеку», повернул назад. Добежал до угла. В два прыжка преодолел расстояние от стены сарая до поленницы. Вновь занял позицию за дровами.

«Похоже, меня не заметили, – понадеялся Полковник. – Или заметили, но автоматчик никак не отреагировал на мой манёвр. То ли патроны экономит, то ли кончились, то ли не знает, куда стрелять – по дровам, если увидел-таки меня, или по «опелю».

Сплошные «если». Если сейчас ударить по окну на чердаке, Игорь себя обнаруживает, но отвлекает огонь на себя, а ребята с оставшимися в живых смогут забраться в тачку и свалить. Он же их догоняет. Правда, если спиной пулю не отловит. Опять же, если начнёт стрелять, двух магазинов надолго не хватит. Впрочем, и у фрица патроны тоже не бесконечные, хотя он наверняка взял боезапас у убитых. Так рассуждал Игорь, разглядывая чердачное окно то через бинокль в просветах между поленьями, то сквозь прорезь прицела.

Минуты тишины и отсутствия движения противников с обеих сторон стекали вязкой смолой в бесконечность. Люди за грузовиком тоже замерли, никак не проявляя себя. Неопределенность давила. А ещё время сейчас работало против беглецов. С минуты на минуту к немцам могло прибыть подкрепление. Потом пришла мысль: а что если повторить Серёгин подвиг – кинуть в окно гранату? Но тут надо наверняка. Не промазать. Чёрт, еще эти Stielhandgranate-24. Не очень-то надежные и занудные штуки. В принципе, их надо готовить перед боем. Поставлялись они в войска отдельно от капсюлей-детонаторов. Для того, чтобы привести гранату в боевое положение, нужно сначала открутить от корпуса рукоятку, вставить в него детонатор и прикрутить обратно. А чтобы применить, надо отвинтить крышку в нижней части рукоятки, энергично дёрнуть выпадающий при этом шнур и бросить. Правда, немцы, конечно же, готовили их заранее, вставляли детонаторы загодя. Это подтвердила брошенная Глебовым граната. И как это он сообразил найти шнур, сугубо мирный человек? Впрочем, Писатель – ходячая энциклопедия, наверное, где-то в литературе глазами зацепился. А вообще, как это мило в горячке боя отвинчивать крышечку. Не то что наши «лимонки» – выдернул чеку за долю секунды и кинул. Да и потом, аммонал, взрывчатка этих немецких «колотушек» – на основе аммиачной селитры. Малейшее попадание влаги в корпус и кирдык. При длительном хранении на складе взрывчатое вещество слёживалось и не детонировало, а тёрочный материал, вроде тех, что на коробках спичек, при конкретной сырости или при недостаточно резком выдёргивании шнура не воспламенялся. Из-за этого часто отказывали в бою. Задержка – четыре секунды. Но это по техническим характеристикам. На деле же, чаще всего, около восьми. Поэтому опытные солдаты, атакованные «колотушками», бывало, перехватывали их и кидали в ответ. В общем дерьмовенькие, но других в данный момент у Игоря не было.

Игра нервов – кто первый дёрнется и совершит необдуманный шаг – продолжалась минут двадцать. Естественно, в этой игре непрофессионал Игорь, подгоняемый мыслями о возможном и скором фашистском подкреплении, не выдержал первым. Он решил последовать примеру Писателя, подобраться к дому со слепой стороны, засандалить-таки гранату в окно чердака и покончить с наскучившим фрицем. Только бы сработала!