Бедный паж

– Отлично, отлично, – захлопала в ладоши Зоя Ипатьевна. – Прекрасно, мой верный паж!

Марочка, которая тут же прыгала через веревочку, неловко огибая голенастые прямые ноги, закричала:

– И я в лес, и я в лес!

И я! И я! заорал и Авва, покойно полулежавший под липой и с сонными глазами переваривавший пищу.

Ну, конечно, и вы, – согласилась с ними Зоя Ипатьевна и мягко заглянула в глаза Володи.

– В лес! – опять заорал Авва.

– В лес! – запищала Марочка, жеманно кося глазом.

Единственный рабочий Протурьевых Григорий, однако, не скоро заложил лошадь, разбитого на ноги пегого мерина. То не находилось вожжей, то узды, то колесной мази, то седелки. И он уныло расхаживал по двору, переругиваясь сам с собою и разыскивая то одно, то другое, то третье. Но все-таки, в конце-концов, пегий мерин все же был запряжен в облупленную тележку, с рассохшимися колесами и извернутыми крыльями. С хохотом все стали размещаться. Авва сел на козлах, рядом с Григорием, Зоя Ипатьевна и Марочка в сиденье, а Володя убрякался со смехом со стороны Зои Ипатьевны в кузов тележки, перевесив ноги к подножке и ощущая у своего плеча приветливые колени Зои Ипатьевны. Пока ехали две версты до лесу, Зоя Ипатьевна говорила:

– Я вот смеюсь, а все-таки у меня на сердце скребут самые черные кошки! Ох, до чего плохи наши денежные дела, Володечка, ах, до чего плохи! Быть может, мы доживаем здесь свой последний год! А там, я и сама не знаю, что нас там ожидает! Вероятно, нищета и почти голод! Разве я не понимаю, что мой муж неспособен ни для какой службы! Ах, Володечка! Ох, Володечка! Или лучше ни о чем не думать? Завить горе веревочкой? – болтала Зоя Ипатьевна, мягко толкая коленами в плечо Володи.

А Марочка и Авва спорили, можно ли съесть фунт ярмарочных рожков и два фунта черносливу.

Марочка кричала:

– Ты сможешь сесть! Ты обжора! Папа говорит, что у тебя резиновый живот! Ты сможешь!

А Авва дразнил Марочку языком и умышленно пискляво кричал:

– А ты, раз, помнишь, съела два сита щавеля! Помнишь? Тебя еще тогда стошнило! Помнишь? Как корову! Помнишь?

Григорий привязал лошадь у деревянной часовенки, где все напились прекрасной студеной воды. Дети тотчас же разбежались по лесу в поисках за ягодами, а Григорий завалился спать тут же, у часовенки, закрывшись от горячего солнца шапкой. Зоя Ипатьевна и Володя остались, таким образом, одни. Володя сказал:

– Ну, что же? Идемте и мы за ягодами? Чем же мы хуже других?

Но Зоя Ипатьевна схватилась рукою за грудь и побледнела как полотно.

– Что с вами? – испуганно бросился к ней Володя.

Но она долго молчала, придерживая руку у сердца, строго глядя прямо перед собою округлившимися глазами, точно рассматривая что-то без меры страшное. Володя схватил ее за руку.

– Что с вами? – опять спросил он испуганно.

– Вот уже прошло, – проговорила она наконец. – Страшно мне стало вдруг и я испугалась моего будущего. Вы знаете, что меня ждет?

– Что? – спросил Володя, тоже начиная пугаться чего-то.

Были еще белы щеки Зои Ипатьевны.

– Мне предначертано в жизни испытать все, – проговорила Зоя Ипатьевна замкнуто и глухо. И, повернув к Володе голову, она спросила: – Когда я буду на самом дне пропасти, вы пожалеете меня? Хоть вот столечко?

И, сделав шаг, она вошла в приветливую тень леса. Нарядные хохлатые дятлы переметывали с ветки на ветку, по частому осиннику, а вокруг вкусно пахло душистыми травами.

– Ого-го-го-го! – донеслись голоса Марочки и Аввы.

– Не откликайтесь им, а то они нам надоедят как горькая редька, – лениво и грустно отозвалась Зоя Ипатьевна.

– Ого-го-го! – опять прилетело из лесной чащи. – Ого-го!

Зоя Ипатьевна нагнулась, сорвала землянику и поднесла ее к губам Володи. Тот скусил ягоду и благодарно чуть прикоснулся к пальцам молодой женщины. Прозрачные глаза Зои Ипатьевны затуманились.

– Ишь вы, какой… тихоня, – сказала она, цедя сквозь зубы.

Щеки Володи вспыхнули и брови стали розовыми. Зоя Ипатьевна погрозила ему пальцем и тихо спросила:

– Вы меня любите? Или просто хотите подурачиться?

Володя не ответил ни звука и только ниже опустил голову. По лесу прошел ветер, гудя в вершинах, шелестя в траве.

– Не хотите отвечать, – вздохнула Зоя Ипатьевна. – Что же, Бог вам судья, если так!

Володя все молчал, бледный, закусив губу, опустив веки.

– Ну, присядемте вот здесь, – почти с раздражением проговорила Зоя Ипатьевна. – Я за нынешний день ноги себе отходила. Садитесь же! – прикрикнула она.

Володя опустился под матовой зеленью дуба. Зоя Ипатьевна поместилась рядом и, сорвав ветку, стала обмахивать розовеющие щеки.

– А тех денег, что вы Сильвачеву везете, вы еще, кой грех, не потеряли? – вдруг спросила Володю Зоя Ипатьевна, глухо и каким-то надломленным голосом.

Трудно было догадаться, шутит ли она, или говорит серьезно. Еще розовели ее щеки, но губы кривились как бы в скрытой борьбе.

– Деньги со мной, вот! Зачем я их потеряю, – ответил Володя, принимая ее вопрос как шутку и натянуто улыбаясь. – Вот, – опять повторил он, прикасаясь рукой к боковому карману.

– Покажите-ка, – вдруг попросила Зоя Ипатьевна.

– Деньги показать? – недоумевал Володя.

Зоя Ипатьевна придвинулась к нему и вдруг звонко, во весь голос, расхохоталась. Черными стали ее глаза от расширившихся зрачков.

– Ну, да, хочу посмотреть деньги. Что же тут удивительного? Разве это так неестественно?

Володя пожал плечом, расстегнув легкую летнюю куртку, достал из внутреннего бокового кармана две кредитки, свернутые вчетверо…

– Вот, – сказал он просто, чуть улыбаясь, как пупке.

– Даже без бумажника, вот как настоящие богачи возят деньги, – усмехнулась Зоя Ипатьевна. – И как мало на вид! Какая тоненькая пачечка! А тысяча рублей!

– Две ассигнации по пятисот рублей, только и всего, – ответил Володя.

И сделал движение, чтобы снова спрятать деньги во внутренний карман, но в то же мгновение Зоя Ипатьевна одним порывом придвинулась к нему, как-то простонала и сильно схватила Володю обеими руками у кисти правой руки, в которой он держал деньги, точно силясь отнять у него.

Ее лицо вдруг стало белым, а глаза матово загорелись.

– Володя, Володя, – забормотала она со стоном, почти валясь на него.

И все это произошло так стремительно, неожиданно и нелепо, с такой головокружительной быстротою и с такой дикой непоследовательностью, что Володя сначала подумал, что Зоя Ипатьевна сошла с ума. И, выпучив глаза, он глядел на нее, крепко зажимая в своей руке деньги, в то время как она со сдавленными стонами тормошила эту его руку, трясла, мяла и даже больно царапала ногтями. Однако, несмотря на все это, рука его крепко зажимала деньги и, видимо, не имела ни малейшей охоты дать их даже и обезумевшей женщине. Между тем Зоя Ипатьевна простонала вновь и, наваливаясь на Володю всею грудью, стала вывертывать его руку с такой силой и решительностью, что пальцы Володи будто размякли, теряя свою первоначальную упругость и силу. Володя задохнулся, забарахтался, откидываясь назад, а Зоя Ипатьевна заработала еще бешенее, обжигая своим дыханием щеки Володи. Теперь он тоже задышал часто-часто, напрягая изо всех сил свои мышцы. Но вдруг он простонал и разжал кисть руки.