Стивен принёс с собой из той реальности полную адреналина кровь и быстрое, жадное дыхание. Первые вдохи вырывались обратно паром, но тепло палаты тут же пресекло этот нереальный феномен. Оно же понемногу начало согревать оледеневшую кожу Стивена. Снег между пальцев его ног начал таять.
Все провода кардиомонитора были на месте. Капельницу тоже никто не тронул.
Услышал не предвещающее ничего хорошего быстрое пиканье кардиомонитора доктор влетел в палату. Стивен видел это уже сквозь полуприкрытые веками, почти полностью закатившиеся, встречающие темноту глаза.
3
После последних событий докторами был зафиксирован обострившийся с новой силой бред Стивена. Прогресс шёл не в лучшую сторону. В основном он состоял из слов и имён: Гость, Ангелы, вороны, холод, мама, Элизабет, прошу тебя, где ты, нет, не покидай меня.
Набор слов не самый распространённые в здешних местах.
Доктора придавали этому лишь некое значение. Большее значение они придали тому, что в его бред включилось имя Кристофер. Включилось оно ровно после той ночи, как бедолага покинул мир живых. Доктора отмечали, что Стивен никоем образом не мог знать о том, что в соседней палате может быть кто- то ещё, он не мог даже предположить, что он и сам находится в палате, а уж знать имя соседа – исключено. Разумеется, что Кристофером в бреду парня мог оказаться кто угодно, так все и решили, но практически каждый член консилиума не произнёс имеющиеся в голове мысли о том, что таких совпадений не бывает.
Доктора прекрасно видели, что на теле парня нет ни единого шрама. Его кожа без преувеличения в идеальном состоянии. Его зубы и волосы были без преувеличения идеально чисты. На его волосы будто не ложится грязь. Пряди так чисты, будто голову вот – вот вымыли. Даже под его ногтями нет ни соринки.
Бывалые доктора не могли скрывать некое смятение перед Стивеном. Он казался им чем – то более высоким, нежели человек. Находясь рядом с ним, они чувствовали, что он есть что – то неземное, нечеловеческое.
Им ничего не было известно о его происхождении. Артчер знал о Стивене очень мало. Никаких контактов или бы даже имён его родственников старику не было известно. Оставалось лишь ждать, пока парень придёт в себя.
После того, как Стивен последний раз покинул квартиру и до того момента, пока чаки не привёл Артчера в обитель прошло около трёх месяцев, которые показались нашему герою короче одного земного дня. В больнице он уже больше месяца и его состояние лавирует от стабильно тяжёлого к среднему и наоборот. В эти дни Артчер осознал, что он не знает о парне практически ничего.
Полиция установила имя владельца квартиры. Им был некий Стивен, имеющий большой список «добрых дел» и приводов в полицию с ранних лет, кучу неоплаченных штрафов и счетов. Никаких документов в квартире не обнаружилось. Они были растерянны один за другим в те годы, когда Стивен по частям растерял самого себя. По имеющимся о Стивене данным у него не осталось живых родственников.
В процессе допросов Джона полицейские несколько раз слышали имя Стивен, но никакой связи между именами в те дни они не установили, как не установят и позже.
На социальном уровне Стивен не существовал. Он существовал лишь по факту. Существовал. Именно существовал.
Знакомых и приятелей у него не было – по крайней мере полиция таких личностей не установила. Получается, что ближайшим Стивену человеком был Артчер, знающий недолгую историю парня.
Загадочно появившийся из ниоткуда, не имеющий ничего и никого. Идеально сохранившийся внешне, хотя, по имеющимся у полиции данным, его образ жизни никак не мог оставить его в таком прекрасном состоянии.
Человек, лежащий в койке на человека был похож лишь внешне. Каждый, кто видел его уходил из палаты с внутренним дискомфортом и мыслями о том, что с ним не всё так просто.
За окнами уже барабанил весенний дождь. Медсестра вошла в палату, чтобы приоткрыть окно. Свежий воздух просыпающейся природы проник внутрь. Бледный парень, с темными, уже довольно длинно отросшими черными волосами всё так же лежал с закрытыми глазами. Сегодня его демоны решили отдохнуть и парень просто мирно спал в своём уже казалось бы бесконечно долгом, беспокойном сне.
Медсестра поправила его одеяло, проверила капельницу и вышла из палаты.
Где – то вдалеке слышался ленивый рокот грома. На улице уже распустились некоторые ароматные цветы. Многие деревья так же были в цвету. Дождевая вода будто в замедленной макросъёмке медленно и грациозно, капля за каплей летела к неизбежной встречей с абсолютно разной поверхностью.
В сочной, зелёной листве пели птицы. Всё живое дышало свежим, влажным весенним воздухом, который настойчиво, но ненавязчиво наполнял палату. Наконец – то его вдохнул и Стивен.
Наконец – то он открыл глаза.
4
Весна принесла много жизни. Повсюду цвели тянущиеся к солнцу цветы. Листва с каждым днём становилась всё зеленее и гуще, птицы пели всё громче и разнообразнее, а кружащих у работающих в ночи фонарях насекомых становилось всё больше. Многие из них погибали за ночь, но, несмотря на это, к каждому новому вечеру их число в теплом, жёлтом свечении лампы лишь увеличивалось.
Не так давно в саду психиатрической клиники снова запустили скромный, но, учитывая острый дефицит прекрасного в этом месте, очень притягательный взгляду и слуху фонтан. Размеренно журча, он преломлял солнечный свет в самом центре сада. К нему со всех четырёх углов периметра растительности подходили мощённые галькой дорожки. У самого фонтана они врезались в круг из тротуарной плитки, который обрамлял фонтан. По этому кругу расставлены пара дюжин скамеек. Места хватит всем. На одной из них сейчас сидел и Стивен.
Помимо журчания фонтана до него доносились и крики прочих, более тяжело больных обывателей лечебницы. Благо, что здесь их было только слышно. Люди с уровнем сложности Стивена и люди с прочими степенями тяжести находились строго в разных корпусах. Первые несколько дней Стивен пытался разглядеть, что творится в корпусе, откуда доносились более частые, более громкие и пугающие вопли. Без особых усилий он нашёл в бетонном заборе достаточно широкую щель для того, чтобы заглянуть в другую, более тяжёлую реальность. В тот день он увидел голого мужчину, сидящего под деревом. Он крепко обхватил свои плечи руками и очень быстро качался взад – вперёд. Стоило ему замереть – буквально замереть – как из его груди вырывался болезненный крик. Как только в его груди заканчивался воздух, он снова начинал качаться взад-вперёд. Через какой – то промежуток времени он снова замирал и кричал. Повторятся это могло по несколько часов в день. Обычно его припадки начинались после обеденного времени.
Его реальность настолько же ужасна, как и полнота его крика. Даже не пытайтесь представить, что творится у этого человека внутри. Не стоит видеть, какой крест несёт несчастный. Помочь ему нельзя, а сдвинуть с места в не самом лучшем направлении собственный мир от этого процесса довольно просто.
Его реальность отражена в его взгляде. Его взгляд вынести не по силам и видавшим жизнь тёртым калачам.
Стоит такому крепышу увидеть взгляд кричащего от душевной рвоты человека, как вдруг он сделает для себя удивительное открытие – не такой он уж и крепыш.
В этом же окне Стивен виде ещё одну реальность. Он глядел на лысую, имеющую незначительные дефекты лица женщину. Она ходила вдоль забора, раскачивая в руках свёрток тряпок так, словно это был младенец. Держала она его опалёнными пламенем руками – от кончиков пальцев до локтей.
– Сгоришь, сгоришь! Я, это я тебя сожгу!
Женщина с десяток раз повторяла эти слова, после чего швыряла свёрток на землю и с криками – помогите! Мой малыш горит, она начинала пинать его по территории, покуда комок не разматывался в несколько простыней.
Решил, что этого для него более, чем достаточно, Стивен отошёл от забора и больше не приближался к нему. Позже он вполне уверенно сумел абстрагировать свой слух от доносящихся время от времени воплей.
Стивен знал, что за ним присматривают, но он не догадывался, как пристально это делают сотрудники клиники. Разумеется, интерес парень вызывал немалый – не только санитаров и докторов, но и полиции.
Парень не был любителем долгих бесед, да и вёл он себя вполне адекватно, но лишь до того момента, пока он не засыпал. Каждая его ночь была более беспокойной, чем в те дни, когда он находился в коме. Просыпаясь, Стивен не помнил о том, как он, например, свалился с кушетки, или как он оказался в коридоре, практически у запертой двери, за которой был сад. Он не помнил о людях, которых он громко звал во сне по именам. Он не помнил эти имена и тогда, когда бодрствовал и был вполне адекватен. Стивен произносил имена тех людей, которые всегда были в его жизни, а многие из носителей этих имён в определённые моменты жизни были главной её составляющей.
Доктора говорили, что мозг выбрал эту амнезию, как средство защиты, а вот полицейский, особенно ребята из отдела по борьбе с наркотиками, были тверды во мнении о том, что парень попросту косит под дурака, дабы не угодить в крепкую хватку закона. Доктора уверяли, что так симулировать невозможно, да и по факту Стивен не был интересен полицейским больше, чем любой другой наркоман, хотя внимание с их стороны ему уделялось более, чем достаточное. К счастью, вскоре это прекратилось.
Да, Стивен действительно мало что мог вспомнить. Так продолжалось несколько месяцев, пока к нему в очередной раз не пожаловал Артчер. На сей раз он принёс ему небольшой сувенир, а точнее подарок, который ему некогда вручила одна благодарная женщина.
Стивен сидел у фонтана. Он не слышал, как к нему подошёл Артчер.
– Здравствуй!
Старик, несмотря на безостановочную работу времени, похорошел. Определённо в лучшую сторону сказались новые условия жизни.
– Здравствуй! – откровенно радуясь ответил парень.
Артчер присел рядом.
– Хотел прийти к тебе с чаки, но не пустили, – играя досаду, старик легонько кивал головой.
Стивен скромно засмеялся. Он понимает, что старик уже в который раз твердил на проходной о том, что без собаки он никак, и в конце – концов пёс снова остался под попечительством контролёра.
Коротко поговорив о том, как обстоят дела у Артчера – обстояли они вполне себе неплохо, учитывая то, что его даже повысили на работе и его старые болячки всё реже даю о себе знать – они , наконец – то перешли к разговору о том, как обстоят дела у парня.
– Ну, как сказать, – начал Стивен. – Общая картина быта прежняя, но есть и новости. В первую голову воодушевляет тот факт, что полиция понемногу убавляет свой пыл и теперь они ко мне приходят только вроде бы как из-за принципа, будто говорили же, что ты нам «очень интересен» и мы тебя прижмём! Опростоволосились. Скоро признают.
– Да, ко мне тоже уже несколько недель никто не являлся. Думаю, что хлопот они нам больше не доставят.
– Да и так особо не доставляли. Нам – то что? Мы же знаем, что у нас за душой. Бояться особо нечего.
Артчер согласился, покивал головой, любуясь фонтаном.
– Что ещё нового? – спросил он.
Стивен недолго промолчал, подумал.
– Доктора всё твердят, что я постоянно разговариваю во сне, кричу. Называю какие – то имена, но, просыпаясь, я ничего не помню, абсолютно. Бывает только, что в некоторые ночи перед самым пробуждением я хватаю какое – то воспоминание, но спустя несколько минут из моей головы всё уходит. Они говорят, что мой мозг так защищается. Быть может оно и к лучшему, что я ничего не могу запомнить, а, быть может, я просто утешаю себя этими мыслями.
Артчер кивал. Он ещё в те далёкие деньки понимал, что с этим парнем творится что – то неладное, что – то очень интересное и необычное. Видимо последствия тех событий не оставляют парня.
– А может быть и не к лучшему, – сухо сказал старик. – Они могут ошибаться. Возможно вспомни бы ты чего и можно было бы определить, с чем стоит бороться.
– Может быть ты и прав.
Послеобеденное время. Из – за забора понеслись привычные для этого времени вопли.
– Идём, нам лучше пройтись, – предложи Стивен. – Это может затянуться.
Сад был скромен на разновидность и качество растений, но он был велик, что являюсь его большим плюсом – можно было запросто отойти на достаточное расстояние, дабы крики не отвлекали от важных мыслей и речей.
– Знаешь, в те дни странностей хватало, – Артчер заговорил первым.
Собеседники проходили мимо пары – троек высоких акаций, в которых уже во всю гудели занятые своими делами пчёлы.
Стивен доверял словам Артчера. Сам он практически ничего не помнил. Самые яркие, важные события так умело притаились в его сознании, что он не сможет увидеть их даже во все.
– Меня обещают выписать, но лишь тогда, как мой ночной бред будет минимально активным.
Артчер знал, что так оно и будет. Он не впервой слышал о том, что Стивен бредит и ходит во сне. Знать бы, что им движет. Был бы способ!
И он есть. По – крайней мере, Артчер на это рассчитывает.
– Я тебе кое – что принёс. Вот, сейчас.
Старик достал из – за пазухи книгу. В неё была вложена ручка.
– Помнишь её? – спросил он парня.
Стивен взял книгу, осмотрел обложку, пролистал страницы. Выронил лежащую между ними ручку. Посмотрел по сторонам. За ним, кажется, никто не наблюдает. Быстро наклонился, поднял ручку, спрятал её под пояс.
– Да, это я помню. Мне её подарила Кейти,
– Именно.
– Все страницы пусты. Ты же это знаешь. И ручка вот. Кажется я тебя понял.
– Записывай мельчайшие воспоминания, Стив! Вдруг это поможет!
Стивен кивнул.
– Может быть и сработает.
Старик скромно засмеялся своим хриплым, добрым смехом и сказал:
– Пока не попробуешь – не узнаешь.
5
После встречи с Артчером Стивен зашёл в палату. Оставил в неё дневной презент – особо церемониться с тем, куда бы спрятать книгу он не стал. Вещь не запрещённая. Ну и что с того, что пустые страницы. В здешних местах можно даже читать голые листы и бормотать при этом что – то. Никого этим не удивить. Но с ручкой пришлось немного повозиться. Стивен приподнял одну из ножек кушетки, приложил незначительные усилия вытащил пластмассовую заглушку ножки. Вставил в ножку ручку он вернул на место заглушку, ещё раз взглянул на книгу и переложил её с тумбочки в её же выдвижную полку. За сим парень отправился в сад, на прежнюю лавочку.
Припадок пациента за забором к тому времени уже прекратился. В звуках шелестящей, сочной листвы, жужжании пчёл и запахе акаций, он попытался как следует расслабиться и решился подумать о своём прошлом. Казалось бы – простое дело, которое для многих является гибелью, а тут ничего. Его то и дело отвлекали всякие появившиеся из неоткуда звуки, чьи – то разговоры, шум машин и прочая городская какофония. В конце – концов затея привела лишь к внутреннему раздражению.
После ужина Стивен снова выше в сад. Любуясь ярким, но мрачным закатом, он поймал себя на мысли о том, что он нервничает. А вдруг сработает? Утро покажет.
Досидевшись до поздних сумерек, парень отправился в палату. Погасил свет, Стивен так же аккуратно приподнял нужную ножку кушетки. Извлёк оттуда ручку. Вернул всё в прежний вид.
Подошёл к окну. Волнения не стало меньше, но спать он определённо хотел. Приоткрыв окно, он лёг на кушетку.
Засыпая, Стивен старался очистить свой разум. Снова.
Он не мог надолго сомкнуть глаз. Найдя для них занятие в виде поисков чего – то определённого в бесформенных пятнах – едва различимых – на потолке, он понемногу начал клевать носом. Перед тем, как напоследок сомкнуть глаза и погрузиться в глубокий сон, он смотрел на качающиеся за окном берёзы. Мир стал чёрно – белым. Ночь вновь окрасила его в чёрно – белые цвета и лишь хорошо знакомый Стивену, мистический, волнительный, ведущий куда – то очень далеко, за пределы всех земных тягот свет слегка окрашивал тени синевой. Позже сад был укрыт туманом, но этого Стивен уже видеть не мог. Парень крепко спал.
Дежуривший этой ночью медработник проводил плановый обход. Сегодняшняя ночь была странно тихой. Казалось бы, что сейчас в этом заведении ни осталось ни одного бедолаги, которому что – либо – или кто – либо – мешало бы спать.
Проходя мимо палаты обычно шумящего во сне Стивена, выполняющий обход мужчина ненадолго остановился. Увидел лежащего на боку спиной к двери парня, он по большей части обрадовался, что тот спит себе спокойно.
– Вот и славненько!
Тихонько обронил слова себе под нос, мужчина продолжил обход.
Тёплый свет ночного освещения практически беспрепятственно проникал в палату Стивена. Он обретал форму вытянутого по углам прямоугольника, искажённо повторяя очертания стеклянного окошка. Казалось, что это дверца в полу и она обязательно ведёт в прекрасные, сказочные места. Определённо, она исчезнет, как только первые фотоны утреннего солнца вновь получат возможность овладеть всем открывшимся для них пространством.
Мир спал. Ночь была спокойной. Стивен спал тихо. Проснулся он лишь раз. Открыл книгу и оставил в ней несколько предложений. После этого он так же легко уснул, как и проснулся, а сказочная дверца в полу понемногу теряла свою силу. Её разрушал свет утренних сумерек, самых ранних, тех, что появляются ещё до зари. Вполне себе реальный, холодный свет, который никоим образом не сможет оставить возможности быть чему – либо сказочному. По – крайней мере здесь и сейчас.
Стивен пошёл завтракать лишь для того, чтобы не привлекать к себе внимание и не объяснять на анализе чувств, почему он решил отказаться от каждодневной привычки. Кое-как запихнул в себя пару ложек молочной каши, парень вышел в сад. Он проложил маршрут через свою палату. Разумеется, для того, чтобы взять с собой книгу. Естественно, что он уже увидел послание, оставленное им же ему самому. Нашёл самую дальнюю от любого возможного человека скамейку. Рукой сбил с неё капли ещё никуда не девшейся утренней росы. Уселся. Открыл книгу.
– Ты никогда не должен жалеть об этом, ведь то, что сейчас с тобой происходит делает все события твоей жизни важными и значимыми. Всё имело смысл! Всё плохое, что случилось с тобой и другими людьми из твоей жизни привело тебя сюда! Миллионы людей умрут, так ничего не осмыслив, хотя каждый из них смог бы сделать много хорошего!
В сегодняшнем сне Стивен увидел события того дня, в котором он с Кем-то ещё смотрел на мир с высоченной башни среди леса. Его спутник сказал ему те слова, что парень сумел записать в подаренную ему Кейтелен Мидолтон книгу. Больше его разум не открыл ему ничего.
Сон – единственное, о чём думал парень после всех ослабших после утренней находки эмоций. Ему хотелось снова уснуть, ведь, возможно, утро снова позволит ему заглянуть в тот мир, от которого он сам так смело, решительно и глупо отказался.
Парня будто – бы переломило. Да, истина – он изменился после ночного события. Он проснулся и увидел под подушкой оставленную там им книгу. Открыв её, он обнаружил в ней написанные им слова, но он никак не мог, да и не сможет вспомнить тот миг, когда он выводил своим едва разборчивым почерком слова.
Тот… Человек? Кто это вообще был? Нет, ну уже нет…
Но кто тогда?
Эта история древняя, как мир – чем больше человек узнаёт, тем больше у него появляется вопросов.
Но как он рад, что его жизнь даёт ему возможность узнать о себе хоть что-нибудь!
Засыпая, Стивен радовался переменам. После он глубоко и надолго задумался о том, что не станет ли ему хуже оттого, что он узнает что-нибудь совершенно нехорошее? Вдруг есть причина! Вдруг он не просто так позабыл о многом?
Да, пусть так! Пусть там будут ужасы и радости, но если уж жизнь помогла ему позабыть о событиях минувших дней и теперь она помогает ему их вспоминать – пусть так! Быть может, так было нужно! Это его путь, и он его проходит! Мужественно и стойко.
Как многогранен мир, как многогранен человек. Как ограничен человек. Каждый человек наделён сознанием и практически никто из них не понимает того факта, что…
ИМ НАДЕЛЁН КАЖДЫЙ, А НЕ ТОЛЬКО ТЫ!
В каждом человеке ведётся ежедневная война. Каждый из них воюет с самым сильным для себя противником – с самим собой… Каждый из них уже давно перестал жалеть себя и смиренно принял тот факт, что помощи ждать неоткуда.
Почти все сломались. Человечество потерпело поражение.
Да, с тяжёлыми мыслями, да, с появившейся точно по осени меланхолии парень понемногу погружался в сон.
– Ты никогда не должен жалеть об этом, ведь то, что сейчас с тобой происходит делает все события твоей жизни важными и значимыми. Всё имело смысл! Всё плохое, что случилось с тобой и другими людьми из твоей жизни привело тебя сюда! Миллионы людей умрут, так ничего не осмыслив, хотя каждый из них смог бы сделать много хорошего!
Закрыв книгу, положив её под подушку, он засыпал и просил.
Он не помнил, чтобы хоть когда-то в его жизни случалось чудо. Сегодня утром он получил большую надежду на то, что он может оказаться кем – то больше, чем он себе представлял.
Стивен волновался. Его дух захватывало от падения в пропасть. Будто бы душа вылетела из тела и пустилась в незримые людскому оку миры.
Вполне себе существующие, прекрасные миры, в которых он снова увидел таинственного…
– Кто ты?
– Тебе страшно? Не бойся меня!
Какой прекрасный голос! Что это у него? Крылья?
– Ты Ангел?
Тот рассмеялся хрустальным звоном. Да, это крылья, и он расправил их во всей своей красе. Рябь темных и серых тонов закрыла мчащиеся над зеркальным водоёмом огромные облака.
– Называй меня так, как называй раньше, Стивен.
Он поднял правую руку и аккуратно провёл ею по плечу парня. Улыбнулся.
Как только руку обладателя крыльев вернулась в прежнее положение, Стивен сделал шаг назад.
Освободил пространство между ними.
Пространство для того, чтобы слово смогло разогнаться, набрать силу, ухватиться за всё то, что было в жизни Стивена, смешаться и раствориться в событиях и эмоциях. Пространство для секунды, нет, даже меньше. Пространство для мгновения, которого вполне хватило, чтобы осознать и вспомнить.
– Гость, – вырвалось из его уст хрусталём и врезалось в голую душу Стивена.
Нет никакого шанса устоять на ногах. Он уже не понимал, летит ли он над землёй или падает в пропасть. Нет разницы.
Темнота сгущается, меланхолия усиливается, разум наполняется словом Гость и всеми смешавшимися с ним придатками.
Как проснуться от подобного сна? Вскочить на кровать? Тяжело и жадно дышать?
Нет.
Стивен с первой зарёй открыл глаза – легко, спокойно.
Его глаза видели, хоть с них и скатывались слёзы.
Он знал, что будет написано в книге.
Сглотнул комок в горле, он стал босыми ногами на пол. Подошёл к окну, приоткрыл деревянную форточку.
Ночь неспешно улетала прочь, длинным шлейфом унося с собой всю свою таинственность и весь свой мрак. Над соседними корпусами оставалась чернота, а над забором, что отделял пристанище Стивена от целого мира только начала разгораться холодная заря. Утренний мрак погнал изо рта пар, утренний холод погнал по коже мурашки.
Едва вырвавшиеся из души горячие слёзы летели на встречу деревянному, выкрашенному уже ни одним десятком слоёв белой краски подоконнику. Полет был вором. Он забирал своё, и о подоконник разбивались лишь капли холодной влагой.
– Неужели всё так и было?
Похоже на то, парень…
Вернувшись к кушетке, он вынул книгу из под одеяла. Открыл страницу с вчерашним посланием и сразу же за ним обнаружил очередное послание. Богатство его красноречия не уступало богатству его краткости.
Гость
Одно слово, написанное с сильным нажимом на бумагу. С ним все остальное: отец, которого он любил, несмотря ни на что. Его несчастная мама, которая за всю свою жизнь никогда не почувствовала настоящего счастья и беззаботности. Его брат, о котором ему практически нечего вспоминать. Его незаслуженно забытая сестра. Его друзья, знакомые, остальные люди, растворившиеся до едва различимых образов. Его любимая, да, любимая всем сердцем и душой, не смотря на все его страхи, не смотря на все её страхи… Элизабет. Та девушка, которая умерла, когда страх одного взял верх над чистой и невинной душой другой.
Чёрная птица больше не причинит боли. Она села на ствол дуба, который у земли утопал в расползающимся по сторонам тумане. Огромный ворон, посланник из тех мест, о которых лучше даже и не думать, просто смотре на парня, едва переваливая с бока на бок – медленно, точно только для того, дабы парень не сомневался в том, что это действительно что – то живое, реальное.
И более чем…
Чёрная птица больше не станет рвать на части за ошибки прошлого. Отныне она наблюдатель. Она жаждет видеть, как человек, что пережил жесточайший катарсис сделает много хорошего, и ему простится всё.
Парень лёг на кушетку. Прижал книгу к груди, он скрутился калачиком. Таким его и обнаружат санитары. Позже он придёт в себя. Ему предстоит встреча с заведующим больницей, на столе которого будет лежать книга, имеющая совсем немного записей. Эти записи только для Стивена. Другие люди смогут их только прочесть. Это будто бы посмотреть на закрытую дверь, за которой таится вселенная одного человека, который смог намного больше, чем смогли бы другие.