План был простенький: одна китайская компания заказывает фирме Глена и Ли патентное исследование – стандартную проверку, существует ли уже некий патент или нет. Исследование должно получиться сложным, и, следовательно – дорогим, но реально делать вовсе ничего и не нужно, потому что заранее известно, что исследование закончится неудачно. Потом китайская компания за исследование честно расплачивается, переводя деньги на счёт компании – исполнителя заказа. Глен деньги обналичивает и часть передаёт тому самому китайскому родственнику лично в руки. А другая часть этой немаленькой суммы остаётся Глену и Ли – так сказать «за хлопоты».
С китайским родственником Глен встретился в номере отеля – тот жил в другом городе, и приехал за деньгами на пару дней. Получатель денег принял из Гленовых рук увесистую пачку долларов. Рассыпался в благодарностях, но дважды пересчитал купюры, а потом и предложил пойти в ресторан чтобы отметить удачную транзакцию. Глен вежливо отказался – у него уже были планы на вечер, тоже отметить сделку, но отнюдь не с этим китайцем. Глен с недавних пор встречался с очаровательным белокуро-голубоглазым существом по имени Джессика.
Училась Джессика на первом курсе того же университета, и за год учёбы ещё не успела растерять очаровательной провинциальной наивности. Родом она была из захолустного мормонского городка Орем, что чуть южнее Солт-Лейк-Сити, так что и местная около-университетская клубная жизнь казалась ей ослепительным неоновым Бродвеем. В общем, у Глена были очень хорошие шансы поразить девушку в самое сердце прямо на первом свидании, а с его долей «отката» с передачи денег китайцу – и подавно.
Вот так этот незначительный эпизодец с китайским родственником и закончился. Глен не вспоминал о нём почти целый год, и наверное никогда бы и не вспомнил, если бы не специальные обстоятельства… Юридическая компания Глена и Ли работала как раньше, ни шатко, ни валко ещё несколько месяцев – до самого университетского диплома. Ещё до окончания университета Глен разослал своё резюме в офисы прокуроров всех пятидесяти штатов США и в федеральные службы. Самый лакомый ответ пришёл из ФБР – Глена пригласили на собеседование. Пройдя несколько этапов – психологические тесты, полиграф, и даже побегав на время и поотжимавшись на счёт для проверки физической подготовки, Глен был принят в Бюро и отправился на пять месяцев в городок Куантико штата Вирджиния – в Академию Федерального Бюро Расследований.
Учёба давалась Глену легко – не растерял ещё университетских навыков, умел за ночь перелопатить гору учебников. Да и интересно было, и принадлежность к всесильному Бюро грела душу. Любой служивый человек знает – «в системе» отнюдь не чувствуешь себя безвольным винтиком, наоборот, ты – часть чего-то большого, могучего и клыкастого. И ФБР в этом смысле – не исключение. Немного отравляла существование мутность перспективы в вопросах, что называется «личной жизни» – уж очень Глен скучал по Джессике. Раньше, когда та прозрачно намекала что не против бы и выйти за Глена, он подумывал, не бросить ли эту девчонку с её библейскими жизненными принципами. А вот уехал далеко – сюда, на Восточное Побережье, и только так понял как страшно Джессику потерять.
Некоторая неясность была и в том, что делать с общей с Ли юридической компанией. Бюро участия агентов в коммерческих проектах отнюдь не поощряет. Можно было бы конечно и просто подарить Ли свою долю в фирмочке, но – жалко немножко. Ведь не просто так – а целых пятьдесят процентов, пол-царства. Хоть и хиленький доход, а приносит – не в убыток работает.
Решение, как водится, пришло в голову нежданно-негаданно – подсознание переваривает проблему на заднем плане, а потом: нате вам ответ на блюдечке с голубой каёмочкой. Ещё и какое решение, покрывающее обе проблемки как бык овцу. Глен решил жениться на Джессике. А что – девица красивая, умненькая, учитывая мормонское происхождение – наверняка замечательная мать для будущих маленьких Пирсонов. Правда, из небогатой семьи – неприятно конечно, но не смертельно, дочерей Рокфеллеров на всех не хватит, да и выходят дочери эти за людей своего круга – за всяких там сыновей Ротшильдов. И Бюро, кстати, официальные отношения поощряет, справедливо полагая что семейные агенты по бабам бегают меньше, соответственно – о работе думают больше. Вот по окончании Академии положен отпуск – на том же ходу можно и обвенчаться, и Медовый Месяц провести на Гаваях, ну или там в Лас-Вегасе. Потом Глен получит распределение в какой-то из региональных офисов ФБР, а они, знаете-ли, в лесу не стоят, а совсем напротив – расположены в самых больших городах. А в больших городах – университеты, соответственно Джессика сможет доучиться. И ещё одна маленькая приятность: именно на Джессику – на новоиспечённую миссис Пирсон можно будет переоформить владение половинкой той самой юридической компании – вот доход и останется в семье.
Ли встретил Глена чрезвычайно приветливо, обнял, поздравил с помолвкой. Глен с удовольствием подумал что американская культура – действительно вселенский плавильный горн, и рано или поздно переплавит и китайскую демонстративную холодную вежливость. Глен тоже был рад видеть Ли. Друзьями они не были, зато были давними приятелями, и достаточно удачными компаньонами. Впрочем, Глен был сейчас вообще пребывал в приподнятом настроении, он только что стал Специальным Агентом – Академия ФБР позади, а впереди отпуск, медовый месяц, блистательная карьера, и радужная перспектива на ближайшее обозримое будущее.
– Проходи, старина Глен, садись, нам надо поговорить…
Собственно говоря, как раз чтобы поговорить Глен и зашёл, хотя, если честно, сейчас уж вовсе не хотелось обсуждать денежные вопросы владения компанией – не то настроение. Но, надо – значит надо, всё равно когда-то это делать придётся – нечего откладывать.
В комнате работал большой телевизор. Ли, оставшись в университете пост-доком, продолжил жить по-студенчески, и обстановка отличалась спартанской простотой. Или восточной простотой? Так или иначе, телевизор был самой дорогой деталью в этой комнате, и, пожалуй, смотрелся лишним. Они сели по разные стороны низенького журнального столика и Ли убрал громкость на телевизоре до нуля. На новостном канале канале дикторша беззвучно открывала рот, делая демонстративно испуганные глаза, за её спиной в который уж раз камера проезжалась по остаткам самолёта, догорающим рядом со взлтёно-посадочной полосой. Надпись под картинкой – место катастрофы, общее число пассажиров на борту, количество «пропавших без вести» – и ежу ясно, что если человек пропал без вести в горящем самолёте, то вероятность того что он отыщется живым и здоровым, мягко говоря, невелика. Глен недовольно покосился на экран – картинка с места катастрофы раздражала его, никак не подходила к оптимистическому настроению, да и просто отвлекала от предстоящего разговора.
– Ли…
– Подожди, Глен. Можно, я первый? – улыбнулся Ли одними губами. Глядя на эту улыбку, Глен вдруг явственно почувствовал, что сейчас случится что-то неприятное. Никто не излагает хорошие новости вот с таким лицом.
Ли встал, взял с подоконника тонкую пачку фотографий, вернулся к журнальному столику, сел, аккуратно положил пачку перед Гленом.
– Что это? – спросил Глен, и, не дожидаясь ответа, быстро просмотрел карточки. Фоток было пять штук, стандартного формата, приемлемого качества, но чёрно-белые. На фотографиях был он, Глен, стоял и смотрел как другой человек пересчитывает деньги. Большую пачку денег. Глен даже не сразу понял, что второй человек – тот самый китаец, которому Глен передал деньги от родственничков из Поднебесной – на свадьбу и покупку дома. А обстановка заднего плана весьма напоминала номер гостиницы, где всё и происходило.
– Два дня назад я получил эти картинки по почте. – сказал Ли.
– Что это? – машинально повторил Глен, хотя уже прекрасно понимал что это. Это – шантаж. Фотографии, сделанные скрытой камерой и присылаемые по почте – это всегда шантаж. Только какой-то странный. Они что же, гады, думают что могут шантажировать Специального Агента ФБР? Или его друга? Страха не было, но было ощущения тоски. Тоски и неизвестности.
– Конверт сохранился? Где у тебя телефон? Сейчас они у нас… – начал было Глен, снова почувствовав себя гончаком, агентом ФБР. Однако осёкся. Он вдруг понял, что оказался в межвременье, некому докладывать об этой непонятке – Академию уже закончил, а к новому месту службы ещё не прибыл.
– Глен, а может нам не спешить? – осторожно сказал Ли после небольшой паузы. Глен не ответил – он думал.
– А, Глен? Разобраться в ситуации… Ведь мы не знаем что и кто за этим стоит. Вот например… – Ли взял фотографию. Глен заметил что пальцы у Ли подрагивают – видно перенервничал за два дня.
– Вот это – ты, а это – агент китайской разведки. И мы ему деньги передаём. Отмытые деньги! – голос Ли сорвался на фальцет, а палец, которым он для иллюстрации своей речи тыкал в фотографию, дрожал уже совершенно недвусмысленно.
– Успокойся, Ли. Всё будет хорошо. Господь не выдаст, свинья не съест. – сказал Глен, успокаивая товарища. Логика сейчас была бессильна, Глен и не пытался её использовать. Сейчас надо бы дать китайцу холодной воды, пока не пришлось хлестать его по щекам чтобы вывести из истерики. Однако Ли, похоже, успокаивался сам-собой. Смотря прямо перед собой, Ли сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, сглотнул, встал, и прошёлся по комнате. Истерического взрыва не последовало.
– Хорошо, Глен, давай так… – сказал Ли. – Ты поезжай в отпуск, а я тут буду смотреть в оба. Если что-то случится, если это действительно шантаж, то я тебе сразу позвоню.
Отпуск у Глена получился отвратительный. Волнение крепло каждый день. Молодая супруга конечно же заметила озабоченный вид Глена, но он не мог ей объяснить что случилось. В результате Джессика сама начала злиться, и конфликт между супругами грозил завалиться в неуправляемый штопор. Глен конечно же не сидел сиднем в покорном ожидании звонка от Ли. Он сам звонил китайцу каждый день, а частенько и дважды – утром и вечером. А Ли бесцветным голосом объявлял что никаких новостей нет, всё по-старому. Только в последний день Гленовского отпуска Ли ответил по-другому.
– Есть новости, Глен.
– Что случилось?! – Глен поймал себя на том что практически кричит в телефонную трубку.
– Не по телефону. – спокойно ответил Ли. – Не волнуйся, Глен, ничего страшного, но не по телефону. Приезжай. Нам надо поговорить.
В квартире Ли ничего не изменилось, только на телевизоре стоял видеомагнитофон. Истощённый длительными волнениями Глен, наверное, и не заметил бы его вовсе, но видеомагнитофон был дорогой игрушкой – как и любая электроника, недавно ставшая доступной для покупателя. Такая роскошь в глаза бросается сразу.
– Устраивайся поудобнее, Глен, – сказал Ли, указывая на кресло перед телевизором. – На этот раз нам надо поговорить … хмм.. действительно серьёзно.
– Куда уж серьёзнее. – мрачно ответил Глен. Его удивляло и даже пожалуй немного настораживало необычное спокойствие его компаньона, плохо вязавшееся с истеричностью прошлого разговора. Может быть, Ли узнал что никакого шантажа и не было? Хотя… если были фотографии, то конечно есть и шантаж.
Ли подошёл к телевизору и включил его. По экрану пошла серая рябь. Ли нажал кнопку и на видеомагнитофоне, потом вернулся к креслу по другую сторону журнального столика от Глена. Видеомагнитофон зажёг зелёный светодиодик, и заурчал своей миниатюрной механикой, очевидно готовясь начать воспроизведение. Рябь на экране телевизора сменила чернота, потом появилась картинка. Глен и Ли сидят практически там же где и сейчас, только на столике между ними – пачка фотографий, а на экране телевизора – кадры новостей о катастрофе. Глен машинально повернул голову, оценивая где могла находиться камера. Ну конечно – вон в том шкафу, съёмка очевидно велась просто через приоткрытую дверцу. А на экране Ли потрясал пачкой фотографий перед лицом Глена.
– Вот это – ты, а это – агент китайской разведки. И мы ему деньги передаём. Отмытые деньги!
– Успокойся, Ли. Всё будет хорошо. Господь не выдаст, свинья не съест.
Всё. Эпизод закончился – экран телевизора снова заполнила чернота.
– Это действительно был агент китайской разведки? – бесцветным голосом спросил Глен. Не то чтобы ему это было сильно интересно – теперь всё было уже неважно. Мир Глена разрушился.
– Думаю, да. – ответил Ли. Мог бы и не отвечать – и так ясно, что кто-то к разведке причастный.
– А что если я тебя, сволочь желтомордая, сейчас застрелю, а потом застрелюсь сам? – спросил Глен. Он блефовал – не было у него с собой пистолета, да и слова такие надо говорить порешительнее, похищнее, особенно если хочешь чтобы их восприняли всерьёз. А сил на это у Глена не было. Ни на что не было.
– Глен, пожалуйста не волнуйся. Ничего необратимого не произошло. Нет никаких поводов для беспокойства. – ответил Ли совершенно буднично.
– Или, например, – продолжил мысль Глен. – сейчас возьму тебя за шкирятник, и отведу в Бюро.
– А что это изменит? – похоже, Ли испугался контрразведки не больше чем перспективы расстрела на месте. – Чем это улучшит твоё положение? Ты знал, что ты передаёшь грязные, незаконно обналиченные деньги агенту китайской разведки. Знал ты об этом давно – с самой даты крушения того несчастного самолёта. И не доложил. Ведь не доложил? Это – преступление, дорогой мой Глен. Твоя карьера в ФБР будет закончена, закончена позорно. Подумай о своих родителях, подумай о Джессике и будущих детях. Подумай о себе наконец. Зачем же ломать себе карьеру и всю жизнь?
– Моя карьера и так сломана, зато тебя, гада, посадят лет на двадцать. – устало ответил Глен.
–Глен, я ведь даже не кадровый разведчик. Я просто патриот своей страны, меня просили помочь – и я помогаю. Таких как я в Америке десятки тысяч. Что изменится от того что я попаду в тюрьму? Моей стране просто надо окрепнуть, Глен. Окрепнуть, чтобы сбросить коммунизм.
«Ну да, дружок, если ты и не профессиональный разведчик, то профессионалы тебя хорошо поднатаскали,» – отрешённо подумал Глен, совсем недавно изучавший принципы вербовки. – «Сначала кнут – компромат, а потом – пряник, что-то чтобы эго потешить, и совесть успокоить. Ишь, борец с коммунизмом нашёлся»
– Тебя не попросят делать ничего, что принесёт вред Соединённым Штатам, Глен, и все твои услуги будут щедро вознаграждаться…
Из предложенных мест службы Глен выбрал захолустный Солт-Лейк-Сити. Коллеги выбор поняли, и одобрили – в маленьких, но быстро растущих городах легче продвигаться по службе, да и супруге Джессике полегче будет – её родители живут поблизости, и университет в Солт-Лейк-Сити очень хороший. Однако Глен выбрал Солт-Лейк-Сити совсем по другой причине – там не было китайского консульства. Где консульство – там и резидентура, где резидентура – там и контрразведывательные операции ФБР. Там и сведения о таких операциях в головах Специальных Агентов, и интерес разведки к этим головам. А в Солт-Лейк-Сити Глен делался китайцам совершенно неинтересен – как человек, утративший разведывательные возможности. Глен очень надеялся, что его оставят в покое. Более, того, для себя Глен решил, что если китайцы проявятся, он ответит решительным отказом – карьера в ФБР не стоит того, чтобы продавать душу дьяволу.
Служба в Солт-Лейк-Сити, Юта началась откровенно скучно. О шпионской активности тут и слыхом не слыхивали, соответственно контрразведка тут была вовсе не нужна. Не было необходимости и в борьбе с организованной преступностью, в связи с полным отсутствием таковой. Однако город рос, и ситуация начала меняться. В Юте правительство штата обладает монополией но оборот алкоголя, соответственно, доступ молодёжи (всех, кому меньше двадцати одного года) к алкоголю сильно затруднён, а чаще всего вообще невозможен. Вот такой парадокс – можешь пойти в армию с восемнадцати, и умереть за свою страну, а вот бутылку вина купить – нет, не можешь. Но свято место пусто не бывает – молодняк всегда найдёт как бы химически развеселиться, и нишу алкоголя заняли наркотики. Подпольные метамфетаминовые лаборатории (где в подвалах из бытовой химии варили искусственный аналог кокаина) плодились как грибы, а в горах туристы чаще и чаще натыкались на посадки марихуаны. В принципе, борьба с незаконным оборотом наркотиков – это епархия не ФБР, а АТФ («»Alcohol, Tobacco, Firearms«» , «Алкоголь,Табак, Огнестрельное оружие»), однако работы Глену всё равно прибавилось, потому что увидев новый рынок, в Солт-Лейк-Сити организовали свои филиалы молодёжные банды из Лос-Анжелеса, продающие дурь по всей стране. В Юте впервые появились гангстеры. Именно «гангстреры», потому что людей типа Дона Корлеоне в Америке называют «мобстер», а «гангстер» – это подросток в бандане цветов своей банды, и с дешёвым пистолетом за поясом штанов, чудом держащихся на бёдрах.
Глен никогда не был идеалистом, и не питал надежд на полное искоренение преступности в обозримом будущем. На его участке работы – в противодействии молодёжным бандам, живущим торговлей наркотиками, надежд на полную победу у Глена тоже не было. Спрос рождает предложение, и пока люди готовы платить за наркотики – найдётся кто-нибудь, готовый эти наркотики людям продавать. Наркотики – безусловно зло, но зло «тихое». А вот уличная война между конкурирующими бандами – зло громкое и сиюминутно опасное для окружающих, попадающих под шальные пули. По-этому все свои оперативные и агентуристские таланты Глен направлял в первую очередь на предотвращение уличных войн. Даже в планировании рейдов ФБР против наркоторговцев, он старался добиваться равного ослабления банд. Именно равного, потому что слишком велик соблазн для менее пострадавших начать войну и добить тех, кого ФБР и полиция «пощипали» сильнее.
Однажды, для предотвращения такой уличной войны, Глен даже пошёл на должностное преступление. Через своих информаторов он получил сведения о том, что одна из банд готовит молниеностную войну против другой, и даже выписала «убойную команду» из Лос-Анжелеса. А по каналам ФБР пришло сообщение о выезде в Солт Лейк двух гангстеров, ассоциированных именно с этой бандой. Война грозила быть жестокой и кровавой, опасной для мирных обывателей, нарушающей устоявшийся баланс сил, и серьёзно портящей показатели борьбы с преступностью.
Немного поразмыслив, Глен решился. Он поехал в магазин подержанной электроники, и купил за наличные старенький, но рабочий принтер. Напечатал коротенькое письмо с указанием целей людей из Лос-Анжелеса, примет, предположительного времени и места прибытия. Напечатал адрес на ничем не примечательном конверте. Заклеил письмо, не оставив на бумаге отпечатков пальцев. Потом старательно уничтожил файл черновика, применив специальную программу, не просто стирающую файл, но и прошивающую нулями место на диске, где этот файл размещался. Разбил молотком печатающий механизм принтера, и отвёз его на свалку в другом конце города, по пути бросив в почтовый ящик письмо, адресованное главарю банды, которая должна была подвергнуться нападению.
Киллеры из Лос-Анжелеса были расстреляны из четырёх пистолетов до того, как они успели выйти из машины у мотеля, в котором предполагали остановиться. Дело получилось громким, но Глен ни секунды не жалел о содеянном. Начнись уличная война – трупов было бы гораздо больше, и отнюдь не все убитые были бы преступниками, выбравшими такую жизнь, и потому в общем-то и смерть такую заслужившими. Да, Глен совершил должностное преступление, разгласив служебную информацию врагу, но он выбрал из двух зол меньшее, и скорее всего таким образом спас не одну жизнь. Как сказал классик: «Делайте добро из зла, потому что его больше не из чего делать».
Ли звонил Глену раз в год, поздравлял с Рождеством. Если честно, поначалу Глен боялся этих звонков, с самого рождественского утра с тревогой поглядывая на телефон, а в процессе разговора с нетерпением ожидая слов прощания. Ли никогда не упоминал ни эпизода с деньгами, ни с телевизором, ни спецслужб вообще. Болтали ни о чём, и Глен оставался дружески-вежливым, подсознательно предпочитая не дразнить гусей. К тому же Ли был компаньоном Джессики, к которой перешла Гленова половина юридической компании. Компания кстати жила, много денег не приносила, по оставалась «в плюсе», да и Джессике было чем заняться.
Так продолжалось несколько лет, пока однажды служебное рвение Глена не было отмечено повышением – он стал заместителем начальника Полевого Офиса ФБР Солт-Лейк-Сити. Радовался новой должности и прибавке к жалованию Глен всего два дня. На третий позвонил Ли, и обрадовал старого друга тем, что он сейчас проездом в Юте, так почему бы университетским товарищам не вспомнить молодость и не обновить дружбу, встретившись в каком-нибудь баре.
Повесив трубку, Глен крепко задумался. Он был практически уверен, что Ли в Юте «проездом» отнюдь не случайно, Ли приехал по его, Глена, душу, особенно если связать этот приезд с назначением, после которого Глен будет иметь доступ ко всей, абсолютно всей информации, проходящей через региональный офис Бюро. Ещё в начале службы Глен решил отказаться от сотрудничества с китайцами… если конечно это – на самом деле китайцы. Впрочем, это не важно – китайцы или нет, но с вражеской разведкой Глен сотрудничать не собирался. Вернее, молодой Глен не собирался, а вот теперь расклады немножко изменились, чем выше взлетел – тем больнее падать. Одно дело – молодой зелёный сотрудник ФБР не доложил о попытке вербовки на компромате, произошедшей пару недель назад. Совсем другое – кадровый матёрый агентище не докладывал о шпионской активности больше десяти лет. За первое можно вылететь из ФБР как пробка из «Вдовы Клико», за второе – карьерой не отделаешься, можно плотно и надолго сесть в тюрьму. А ведь была шпионская деятельность. Был вербовочный подход? Был. Пусть Глен и не подписывал тогда никаких договоров кровью на пахнущей адской серой человеческой коже. Вообще ничего не подписывал, молча поднялся и ушёл. Но ведь Ли, который чётко проговорил что »просто помогает своей стране» остался в Штатах, и наверное продолжал продолжал помогать своей чёртовой стране всё это время. И человек, которого Ли недвусмысленно назвал китайским шпионом, тоже в поле зрения ФБР не попал, а если и попал, то не благодаря докладу Глена Пирсона, которому по службе положено против таких субъектов бороться.
В общем, когда Ли чётко обозначил, что во-первых дьявол душ обратно не выдаёт, во-вторых, от Глена не понадобится ничего кроме информации, и то эпизодически, в-третьих – услуги будут щедро вознаграждены, ответ у Глена был уже готов. Просто не было другого выхода.
По первости Глен старался отделываться дежурными отписками, однако когда в своём отчёте он не упомянул контрразведывательный циркуляр, полученный офисом буквально накануне, то получил в ответ коротенькое послание без признаков китайской вежливости, отнюдь – с погромыхиванием металла. В сообщении недвусмысленно намекалось, что если Глен и далее будет утаивать информацию, то сотрудничество с ним будет прервано самым радикальным способом. Глен почти не сомневался, что если что китайцы утопят его не моргнувши ухом, просто чтоб другим неповадно было. Разведки ничего не забывают и не выбрасывают, сохранилась у китаёз и та треклятая видеозапись, и предыдущие сообщения, и, скорей всего, запись весьма недвусмысленного разговора с Ли в баре – теперь для этого и спецтехника не нужна, нажал кнопочку на мобильном телефоне – и записывай на встроенный диктофон что вздумается.
Однако, как ни странно это грозное сообщение Глена скорее успокоило. Оно означало что были у китайцев и прочие источники информации, в других полевых офисах, а скорее всего и в головном офисе ФБР, иначе как бы они так скоро о новом назначении Глена узнали? Впрочем, любая разведка в первую очередь старается пропитать своими агентами главного врага – контрразведку, так что ничего удивительного в наличии прочих китайских агентов в ФБР нет. Однако, теперь Глен получил документальное подтверждение тому, что ничего нового он китайцам не сообщает, и совесть его немного успокоилась.
Надо заметить, что и китайцы свою сторону договора выполняли исправно. Обычно через три дня после сообщения от Глена, в юридическую фирму Джессики обращалась за патентным исследованием новая фирма из Малайзии, Индонезии, или, например, Австралии, и оплачивала услуги чуть щедрее, чем они того стоили. Глен заметил несомненное соответствие ценности переданной информации и размера денежных поступлений. Со временем, жизнь наладилась, душевное равновесие восстановилось, а страх ушёл. Человек – скотинка гибкая, и привыкает буквально ко всему, главное – найти оправдания своим поступкам, добиться мира с собой, а дальше стерпится-слюбится.
Вот и сейчас, Глен отправил сообщение о передачи в зону ответственности офиса ФБР в Солт-Лейк-Сити некого Олега Кохренко, предположительно ассоциированного с русской разведкой, и теперь ждал ответа. Если ответ не появится втечение пятнадцати минут, можно выключить компьютер до следующего сеанса связи.
Для шифровки использовался метод LBS, реализованный простенькой бесплатной программкой. Глен выбирал фотографию, и программа прятала сообщение внутри изображения, раскидывая по псевдо-случайным местам зашифрованные буковки, превращённые в цветные точки. Как ключ шифрования использовалось название последней статьи за вчерашний день одного из популярных общедоступных новостных вебсайтов, так что ключ каждый день был новый и непредсказуемый. Потом фотка со спрятанной в ней депешей выкладывалась на сайт-фотохостинг, откуда была видна любому пользователю Интернета, просто надо знать куда смотреть. Обратные сообщения приходили таким же путём – на том же фотохостинге Глен искал картинку, оставленную пользователем, а псевдониме которого была цифра, равная сегодняшнему числу плюс номер дня недели, и пытался расшифровать сообщение в фотографии, выложенной последней. Расшифрованное сообщение существовало только в памяти компьютера, так что после выключения оного исчезало бесследно. Фотки со старыми сообщениями Глен стирал, или заменял оригинальными – немодифицированными, так же поступали и его китайские «друзья по переписке».
Ответное сообщение пришло на двенадцатой минуте: «Упомянутое лицо нейтрализовать». Глен выбрал новую фотографию, зашифровал короткое «Уточните» – в секретной переписке не место экивокам и вежливостям, чем короче сообщение, тем меньше шансов взломать шифрующий код. Если, конечно, вообще удастся обнаружить сам факт переписки.
Нажав мышкой кнопку отправки, Глен вскочил с со своего замечательного кожаного компьютерного кресла, и начал мерить комнату шагами, не в силах усидеть на месте. Проходя мимо стола, Глен сходу тыкал пальцем в кнопку мышки, курсор которой был наведен на линк обновления странички, где должна была появиться фотка с ответом, хотя и сейчас было понятно, каким будет этот ответ. То-ли у китайцев к русским очень большие счёты, взаимная бойня, война разведок, то-ли русские вот-вот добудут нечто, до чего сами китайцы дотянуться не могут, вот и стараются помешать русским всеми доступными средствами. В любом случае, такие задания явно выходят за рамки простого предоставления информации… Что им, Специальный Агент Пирсон – хитмэн, убийца по найму? Киллер какой?
Да и потом… Если это война разведок, то китайцам важно не просто уложить этого русского парня на шесть футов в землю, Им важно сделать так, чтобы русские были в курсе, что сделали это именно китайцы. Мол, «смотрите, у нас и в Америке длинные руки». А это ведёт к косвенной засветке его, Глена. Если же русские и китайцы просто толкаются локтями в попытках украсть что-то важное, да так толкаются, что дело доходит до смертоубийства, и решение об этом смертоубийстве принимается почти мгновенно и без колебаний, то это нечто важное скорей всего находится совсем неподалёку, на его, Гленова, территории. А это значит что вскорости объём услуг, требуемых китайцами, серьёзно увеличится. Впрочем, услуги такие будут оплачены соответственно. А с другой стороны, если призадуматься, кто такой этот русский парень? Он – шпион, враг Соединённых Штатов!
Ответ пришёл ожидаемый – та же фраза что и в предыдущем сообщении, но обтекаемое «нейтрализовать» заменено недвусмысленным «уничтожить». Отправив подтверждение получения депеши, Глен выключил компьютер, и выдернул шнур из розетки, чтобы обесточенная память наверняка сбросилась. Глен был хорошим оперативником, и план в голове сложился сам-собой буквально за пару минут. Вернее – это был старый план, адаптированный под нового противника. Этому русскому парню придётся побыть стрелком, нанятым конкурирующей бандой. Скорей всего, в этой ипостаси ему ходить очень недолго, потому что со времён расстрела киллеров из Лос-Анжелеса гангстеры стали только зубастее.
14. Экстремальный туризм
Олег в очередной раз выглянул в окно, с должным любопытством оглядев маленькую площадь перед отелем, между делом как-бы невзначай мазанув взглядом по парковке, где стояла его машина. Он предпочитал называть себя Олегом даже в мыслях, раз уж в нынешних документах значится «Олег» со смешноватой, но тем не менее абсолютно незапоминающейся украинской фамилией. По слухам, фамилии такие генерятся специальной компьютерной программой, но это – епархия отдела подготовки документов, а он, Олег – оперативник, и его о таких тонкостях конечно никто оповещать не будет. Вот и замечательно, в любой организации, имеющей дело с секретами, меньше знаешь – крепче спишь. Какие есть на момент имя-фамилия – на такие он будет отзываться, и биография от зубов отскакивает вплоть до детских воспоминаний, и цели приезда в США, и официальные планы на ближайшие дни, и события последних недель в родной Украине. Именно «в Украине», а не «на Украине». По нормам русского языка правильно именно «на Украине», но Олег (по легенде хоть и восточный украинец, но всё же украинец) должен говорить именно «в …».
На площади перед отелем всё было хорошо. Вернее – нормально. Ничего похожее на наружное наблюдение Олег не увидел. Впрочем, грамотную наружку и при пристальном наблюдении незаметно, тем более, что пристального наблюдения Олег себе позволить не мог. Не пялятся украинские туристы на окружающий пейзаж десятками минут, не наблюдают за поведением прохожих, и не пытаются в оптику разглядеть людей в окнах домов и в автомобилях. Да и лучи солнца, уже клонившегося к закату, падали под неудачным углом, не позволяя увидеть есть ли в припаркованных автомобилях пассажиры или нет. А впрочем, наружку практически невозможно обнаружить, оставаясь на месте. Разве что спровоцировать. А вот провоцировать сейчас точно никого не нужно. Главное, что внедорожник Олега был на месте.