Сандуновы, таким образом, торжествовали. Лизанька стала Елизаветой Семеновной и была оставлена с мужем в петербургском театре. Смелость, находчивость и решимость привели их к желанному счастью. Но успех отуманил им головы, победа над Безбородко казалась им не полна. И вот Сандунова опять вздумала подшутить над ним. Через несколько дней после свадьбы она играла в опере “Редкая вещь”. Во время пения одной арии, напоминавшей отношения Лизаньки с Безбородко, она вынула кошелек с деньгами и, обратившись прямо к ложе, в которой сидел Безбородко, с насмешливой улыбкой пропела:

Престаньте льститься ложно
И мыслить так безбожно,
Что деньгами возможно
В любовь к себе склонить.
Нам нужно не богатство,
Но младость и приятство…
Еще что-то такое, —

она остановилась и с значительным ударением закончила —

Что может нас прельщать,
Что может уловлять.

Всем был понятен прозрачный намек, дружные аплодисменты раздались в ответ на это. Хлопал и сам Безбородко, но на самом деле это не могло быть ему приятно…

Сандуновы раздражали опасного врага, и действительно, ария Лизаньки не прошла им даром. После свадьбы они пробыли в Петербурге около трех лет и вынесли немало неприятностей от нового директора театров князя Юсупова. Граф Безбородко не мог забыть публичной обиды, а он был силен и мог направить против артистической четы ряд интриг и притеснений. Неприятности, которыми донимали Сандуновых, касались и материального положения, и артистического самолюбия и довели их до того, что они в 1794 году уволились со службы при петербургской дирекции театров и переехали в Москву.

Сандуновы вскоре вошли в славу и здесь и сделались любимцами публики. Московская служба их продолжалась около 15 лет, до 1810 года, когда Сандунов вышел в отставку. Об уходе его со сцены рассказывают так. В феврале 1810 года был назначен его бенефис. Все было готово к спектаклю, как вдруг заболел один из участвовавших актеров. Пришлось взять другую пьесу, о чем и заявили публике перед началом представления. Но публика, среди которой пронесся слух, что пьесу отменили по интригам Сандунова, встретила это заявление свистками и шиканьем. Когда же вышел на сцену бенефициант, недовольство публики приняло шумный характер: свистки усилились до того, что Сандунов не мог начать свою роль. Оскорбленный актер, выждав, пока волнение в зрительном зале успокоилось, подошел к рампе и обратился к публике с речью. Он указал на свою долголетнюю службу, на всегдашнюю любовь к нему публики и объяснил, что он обижен несправедливо, что перемена спектакля нисколько от него не зависела. Свою речь Сандунов закончил заявлением, что он и его жена после этого спектакля не останутся больше на сцене. После речи, как ни в чем не бывало, под громкие аплодисменты публики он сыграл свою последнюю роль. Сандунов был очень настойчив и сдержал данное публично слово: он не играл больше, несмотря на то, что начальство долго не хотело давать ему отставку. Сандунова, однако, не бросила сцену. В 1813 году она переехала из разоренной Москвы в Петербург и играла там еще 10 лет. Ко времени ее переезда Сандунов уже разошелся с нею. Он остался в Москве и здесь закончил свои дни. Он умер 27 марта 1820 года и похоронен на Лазаревском кладбище. Могилу его можно легко разыскать и теперь. Сандунова умерла тоже в Москве, в 30-х годах.

Сандуновы пережили свою славу: закат их дней прошел не на театральных подмостках. Но история театра сохранила их имена, и не только потому, что они так шумно начали свою артистическую деятельность. Славу им создали их замечательные таланты, о которых с увлечением говорят их современники и биографы.

Роли слуг, которые преимущественно играл Сандунов, составляли такую же необходимость тогдашних комедий, переведенных и переделанных с французского, как и роли “наперсников” в трагедиях. Но их значение в комедиях было гораздо важнее, чем значение “наперсников” в трагедиях, и потому в ролях слуг был простор для самых выдающихся талантов. Слуги были в комедиях главною пружиною, они вели интригу пьесы, завязывали и разрешали действие. Ловкость, самоуверенность, бойкость были необходимыми качествами актеров на роли слуг. Таков был и Сандунов. Остроумный, находчивый, смелый, он никогда не терялся ни на сцене, ни в жизни. В игре его всегда была перед зрителями живая личность, тонко отмеченная самыми мелкими подробностями интонации и жестов, мимики, грима и костюма. В его игре была “острота и замысловатость”, то есть он тщательно отделывал роль, был всегда боек и развязен. Небольшого роста, прекрасно сложенный, он был живой как ртуть со своим оживленным лицом и быстрыми глазами. Кроме ролей слуг Сандунов также хорошо играл и роли старинных приказных крючков и подьячих. Каков он был на сцене, таков и в жизни: “Бойкий талант, ума – палата, язык – бритва”, – так определяет его один современник. Вообще, Сандунов – яркий и живой образ из театральной старины. В галерее типических представителей нашего театра он рельефно выделяется своеобразным складом натуры, ума и характера, – совершенно артистическим, пропитанным юмором и сатирою.

Е. С. Сандунова была первой из прославившихся русских оперных артисток, и этим определяется ее значение в истории русского театра. Русская опера, возникшая в царствование Елизаветы Петровны, долгое время не была национальной. Репертуар ее состоял из опер итальянских и французских композиторов. Первая русская опера “Цефал и Прокрис”, сочиненная Сумароковым, с музыкой капельмейстера Арайи, была нерусской и по сюжету, и по музыке; следовавшие за ней – тоже. При Екатерине II появились оперы самой императрицы: “Храбрый и смелый витязь Архидеич”, “Февей”, “Федул с детьми” и другие с музыкой по большей части итальянцев – музыкантов, служивших при дворе. Заботясь о развитии русского театра, императрица своими операми хотела положить начало народной опере, но и ее оперы, и оперы других композиторов имели в себе не слишком много русского. Исключением была комическая опера Аблесимова “Мельник”. Всю первую четверть XIX века русская опера шла почти тем же, отнюдь не народным, путем.

Особенность тогдашнего оперного репертуара заключалась в том, что в оперы вводился в большинстве случаев драматический элемент, так что это были полуоперы, полудрамы. Артисты исполняли роли и в операх, и в драмах, поэтому от них требовалось не только уменье петь, но и играть. Сандунова удовлетворяла этому требованию вполне: превосходная певица, она была в то же время и замечательная актриса и в свое время могла соперничать с первоклассными европейскими талантами. Голос Сандуновой, меццо-сопрано, был приятным, звучным и обширным, охватывавшим три октавы. Репертуар ее, оперный и отчасти драматический, был очень богат: по ее словам, у нее было 232 роли и партии. В операх, в которых встречались русские мотивы, она славилась задушевной передачей народных песен.

Сандунова не довольствовалась успехом, быстро завоеванным в самом начале своей сценической карьеры. Она всегда трудилась над разработкой своего дарования, над добросовестным изучением своих ролей. Сохранился один рассказ, характеризующий ее в этом отношении. В 1817 году, то есть уже почти в конце своей деятельности, ей пришлось играть “старую жидовку”. Несмотря на свою сценическую опытность, несмотря на упроченную славу, она не понадеялась на свои силы. Желая сыграть роль в совершенстве, она отыскала пожилую еврейку и долго брала у нее уроки. Вообще, игра Сандуновой отличалась правдивостью и задушевностью.

Впечатление, которое производила она на современных зрителей, было чарующим. Этому способствовала ее красота, выразительное лицо, прекрасные, живые глаза, – и все это сохраненное до пожилого возраста!

По своему характеру Сандунова не походила на мужа. Отличаясь, так же как и он, умом, бойкостью на сцене, она в домашней жизни была скромной, доброй, даже робкой женщиной. Несходство ли характеров мужа и жены, неуживчивость ли мужа или что другое, но Сандуновы прожили вместе всего около 15 лет. Рассказывают, что в минуты раздражения и злобы Сандунов дурно обращался с женой, даже бил ее. Один раз он так будто бы толкнул ее, что она упала, повредила себе ногу и с тех пор всегда немного прихрамывала. После ухода Сандунова в 1810 году со сцены они вскоре расстались навсегда. Так необыкновенно, так шумно заключенный брак по любви имел такую грубо-прозаическую развязку. Но самый эпизод брака и имена Сандунова и Лизаньки, впоследствии знаменитой Сандуновой, останутся навсегда в театральных летописях как имена замечательных артистов, способствовавших поддержке старинного русского театра и развитию художественной правды и простоты в русском сценическом искусстве.

Глава XII. Екатерина Семеновна Семенова

Артистическое сродство талантов Яковлева и Семеновой, – Первые дебюты Семеновой. – Ее наружность. – Характеристика ее таланта. – Ее учителя. – Ложный путь в развитии таланта Семеновой. – Подражание Жорж. – Семенова за кулисами. – Выход замуж за князя Гагарина. – Последние годы жизни Семеновой. – Значение ее деятельности

Появление на сцене трагедий Озерова, в которых стаким блеском и силой обнаружился талант Яковлева, совпало с выступлением на русской сцене другого редкого таланта – молодой актрисы Семеновой. Яковлев и Семенова, артистическое сродство которых отражалось не только в сходстве талантов, но и в отношении их к искусству, и в общем развитии, – в течение многих лет силою своего вдохновения всецело владели симпатиями публики. В ряду имен, сохраненных историей русского театра, имена Яковлева и Семеновой выделяются особенно ярко как имена самобытных художников, в таланте которых очарованные современники находили особую прелесть “непосредственного” творчества.

Екатерина Семеновна Семенова, родители которой были крепостными дворовыми людьми, родилась 7 ноября 1786 года. Как прошло ее детство и как попала она в театральную школу, – об этом нет сведений; но известно, что 3 февраля 1803 года, она, будучи еще воспитанницей школы, дебютировала в комедии Вольтера “Нанина”, а через год – в трагедии Плавильщикова “Ермак”. Дебюты эти прошли без особенного успеха. Восторженный прием публики ожидал ее, когда она выступила в трагедии Озерова. Подготовленная князем А. А. Шаховским, знатоком сценического искусства, Семенова, все еще воспитанница театральной школы, выступила 23 ноября 1804 года в роли Антигоны в трагедии Озерова “Эдип в Афинах”. Успех она имела необычайный, и за ту же роль, сыгранную ею в эрмитажном театре, получила высочайший подарок. В 1805 году она была выпущена из школы и принята на службу.

Первый успех Семеновой был только началом блестящих и шумных успехов. Наступал тот период в истории русского театра, когда, по выражению Пушкина,

Озеров невольны дани
Народных слез, рукоплесканий,
С младой Семеновой делил.

Теплотою и свежестью чувства повеяло от героев и героинь Озерова, сменивших холодные и сухие образы трагедий Сумарокова и Княжнина. И если, как говорил Княжнин, он был счастлив, что родился во времена Дмитревского, то также был счастлив и Озеров, что родился во времена Яковлева и Семеновой. Деятельность драматурга и актера, тесно связанных на сцене, только тогда и достигает высшей степени своего благотворного значения, когда создания автора и актера сливаются в одно, взаимно дополняя друг друга и давая зрителю цельный художественный образ.

Семенова, как и Яковлев, поражала силою и выразительностью чувства, захватывала зрителя всецело своей игрою, говорила его самым сокровенным движениям сердца. Когда она играла, пишет о ней современник, то предавалась в своей роли безотчетному чувству, увлекавшему ее. Все искусство актрисы состояло в изящной ее “природе” и высоких ощущениях. Оттого-то игра ее и увлекала, и поражала, очаровывала. Все делалось каким-то инстинктом, вдохновением. Оно подсказывало ей правду, и ее сценические создания, художественные и жизненные, свидетельствовали о замечательном творческом таланте актрисы.

Природа одарила ее всеми средствами, которыми может блистать артистка. Она представляла совершенный тип древнегреческой красавицы и для трагических ролей была идеалом женской красоты. Строгий, благородный профиль ее напоминал, по сравнению современника, древние камеи; прямой, пропорциональный нос с небольшой горбинкой, каштановые волосы, темно-голубые, даже синеватые, глаза, окаймленные длинными ресницами, умеренный рот, – все вместе это обаятельно действовало на каждого. К этому олицетворению красоты и величия присоединялся и голос ее – чистый, приятный, звучный, проникавший в душу.

Талант Семеновой представлял богатый, но в то же время не слишком обработанный “сценический материал”. И с ней случилось то же, что и с Яковлевым: талант ее после блестящего начала с течением времени не развивался, но постепенно слабел. В первое время ее деятельности люди, горячо любившие сценическое искусство, ждали от нее необыкновенного развития и в то же время сомневались в этом. Один из таких театралов писал в своем дневнике: “Семенова – красавица, Семенова – драгоценная жемчужина нашего театра, Семенова имеет все, чтоб сделаться одною из величайших актрис своего времени; но исполнит ли она свое предназначение? Сохранит ли она ту постоянную любовь к искусству, которая заставляет пренебрегать выгодами спокойной и роскошной жизни, чтобы предаваться неутомимым трудам для приобретения нужных познаний?”

Шушерин в самый блестящий период деятельности Семеновой, то есть в первые годы, говорил о ней С. Т. Аксакову, что она начинает портиться и что он решительно недоволен ею в трагических ролях, что она попала в руки таких учителей, которые собьют ее с толку, выучат ее с голоса завыванию по нотам. “Да, – говорил он, – Семенова – такой талант, какого не бывало на русской сцене да едва ли и будет. Ты не можешь судить о ней, не видавши ее в тех ролях, которые она играла, будучи еще в школе, когда ею никто не занимался и не учил ее”. Он находил, что следы “проклятой декламации” уже начинали появляться в ее игре, и приписывал это влиянию ее учителя.

В этих словах Шушерина есть как будто противоречие с общепризнанной истиной, что для развития сценического таланта необходимы постоянный труд, постоянное изучение законов искусства и солидное общее образование. Но это противоречие объясняется теми условиями, в которых Семенова училась сценическому искусству.

Театральная школа не дала Семеновой совершенно никакого образования, не подготовила даже к саморазвитию на случай, если бы у нее появилось желание после школы самостоятельно поработать над своим образованием. Да и не появлялось такого желания у нее, прямо из воспитанниц школы перешедшей на усыпанный лаврами путь знаменитости. Подготовка к исполнению ролей, тем не менее, была необходима, и Семенова не обошлась без руководителей. В школе и при первом своем выходе на сцену она пользовалась советами Дмитревского, и это могло оказать ей пользу в смысле усвоения чисто внешних приемов игры. Вторым ее учителем был князь А. А. Шаховской, восстававший против ходульности на сцене и руководивший в этом направлении и своими учениками. Учительство князя Шаховского продолжалось недолго. В то время на петербургской сцене появилась другая талантливая актриса, Вальберхова, которую он также учил и которой покровительствовал как инспектор труппы. У Семеновой и ее поклонников возникло подозрение, что князь Шаховской интригует против нее в пользу своей любимицы, что он даже умышленно портит ее талант.