“К барьеру” – тот самый “судебный поединок” участие в котором предстояло Ивану и его друзьям. Эта передача выходит в самое козырное время, а ее повторы крутят еще несколько недель подряд, разбивая на кадры для эпических видеоклипов. Сотканная из стекла и бетона конструкция была чем-то похожа на Колизей. Ликующая толпа оседлала трибуны и с первобытным голодом смотрела на круг, спрятанный в самом сердце огромной арены. Именно в нем «басмачи» раскулачивают «кулаков». Красный канвас, натянутый по всей окружности, привлекал внимание толпы и скрывал пятна крови. Белым по красному в самом центре круга было написано слово – “Коло”. Оно одновременно означало и славянский круг, и бренд напитка, ставшего спонсором передачи. Подобно восходящему солнцу, алый круг прятался в тени туч обезумевших зрителей, жаждущих кровавого правосудия.
Редкий бой не завершился нокаутом. Тяжелая рука обвинения не жалела челюстей “кулаков” и подсудимых и, если кровь сливалась с красным канвасом, то выбитые зубы сразу бросались в глаза и попадали в прицел телекамер. Редкое дело доходило до судебного поединка. Чаще всего все решалось решением тройки. Но, когда обвинение было совсем бездоказательным, находились те счастливчики, кто в прямом смысле мог постоять за свою честь и побороться за справедливость.
Разворачивающееся на красном ковре месиво будоражило толпу и разыгрывало ее аппетит. Даже Иван, при всем своем миролюбии, корчился от омерзения, но не спешил переключать канал. Беспощадные прокуроры в 9 раз из 10 уходили из круга, оставляя на нем истекающую кровью жертву. Ни поджарые “кулаки”, ни субтильные подсудимые не выдерживали тяжести обвинительных ударов. Если “кулаки” и “подсудимые” пестрили новыми и еще пока не битыми лицами, то обвинителями часто выступали одни и те же. Именно среди них формировались кумиры толпы, настоящие звезды арены. Воин по прозвищу Закон, именно так объявлял его ведущий, буквально гвоздил своих жертв. Пузатый здоровяк, с похожими на кувалды руками, вдалбливал в землю подозреваемого в воровстве. Молот правосудия кроил его череп, превращая битву в расправу. Полуголый, окровавленный здоровяк оторвался от бездыханного тела противника и, судя по закатившимся глазам, бедолаге уже было все равно виновен он, или нет. Толпа с ревом встречала кумира и скандировала заклинание: “Закон!” “Закон!” “Закон”
Ведущий поставленным голосом затянул фирменную кричалку: “ЗАКОН СУРООООООООООООООООООВ, НО ЭТО…”
– ЗАКОН! ЗАКОН! ЗАКОН! – Повторила мантру толпа.
Ивану стало не по себе. От дикого зрелища его буквально тошнило. Закон скалился и рычал, слизывая с лица кровь правосудия. А хуже всего то, что и Ивану придется прочувствовать силу Закона, ведь за этим пафосным прозвищем скрывался тот самый майор, что обвинил его в шпионаже.
Вскоре встреча с Законом станет неизбежной, но здесь, на теплой даче полковника, он мог сбежать от него, не вставая с дивана. Иван переключил канал и уставился на новую передачу.
“Пусть замолчат” – классическое ток-шоу, где интеллигентный ведущий совсем нескромно копается в нижнем белье своих несчастных гостей, раскрывая самые интимные подробности их частной жизни. И, все бы ничего, Иван видел такое и раньше, но теперь героями передачи были приговоренные к смертной казни. На просторах красной площади, прямиком у лобного места ведущий и его гости под улюлюканье толпы перемалывали кости бедняги. Обсуждали его грехи, неверность родине и женам, аморальные поступки и незаконнорожденных детей. Оставшаяся без хлеба толпа, облизывала голодные губы в надежде пресытиться зрелищем, а зрелище было кровавым. Завершив ностальгическую свистопляску, ведущий приглашал палача и тот топором и кувалдой, уже в буквальном смысле перемалывал кости героя.
– Гойда! – С восторгом кричала толпа. А в ответ от молчаливого палача доносились лишь хруст хрящей и всплески крови.
– Гойда! – Повторяла толпа после каждого отсечения, а самые смелые, взбирались на эшафот и хватали кувалду.
– Гойда! – Кричали они, отрывая куски от преступника. Ведь, как говорил Николай – “всегда можно подать апелляцию. Наш суд самый гуманный суд в мире. Суровый, но отходчивый. Сначала казнит, затем милует. Так что не исключено, что после апелляции будет реабилитация. Пусть и посмертная.”
Сегодня ты грешник, которого рвет и терзает толпа, а завтра святой и невинно убиенный мученик, к мощам которого спешат прислониться праведники.
Конструктор
Кровь буквально выплескивалась из телевизора и даже стеклянный экран не мог от неё защитить. Совершенно дикое зрелище представляло собой не только новую реальность, но и демонстрировало участь, на которую обречён Иван в ближайшие дни. Он с трепетом поглядывал на часы и следил за движением стрелок. Чувствовал себя золушкой, чья карета превратится в тыкву, как только пробьёт нужный час. И желающих настучать по тыкве будет не мало. Стоит истечь назначенным 15 суткам и именно он по ту сторону экрана будет получать леща от руки правосудия. Войдёт в красный круг и ударится о него затылком. Будет лежать под ногами майора, истекать кровью и просить пощады, которую ему никто не даст. Толпа потребует зрелища и, хором поддерживая кумира, заорет: "Закон, Закон, Закон" и Закон раздавит его, а потом избитого и еле живого отправят на "Пусть замолчат", где проведут экзекуцию с улюлюканьем и палачом.
Телевизор пугал Ивана сильнее любого бандита и, даже переключив канал, на безобидный мультфильм "Синий трактор" Ивану было не по себе. Он убежал на кухню, спрятался за дубовым столом, но даже едреная медовуха не сбивала горечь во рту.
– Надо рвать когти. – всерьез сказал он старшему шоферу. Тот сидел напротив и любовался тем, как Маруся разделывала рыбу, которую он только что выловили из пруда.
– Дурачок. – сказал он, не отрывая глаз от мясистых бедер Маруси. – У сомов нет когтей, только ребра да чешуя.
– Я серьёзно. Если не свалим, то нам хана. Нас побьют, обоссут и разрубят.
Маруся отсека сому голову.
– Да ты, батенька, алармист. – сказал шофёр, сохраняя фокус на Марусе. – Отставить панику, все будет хорошо.
– Хорошо уже никогда не будет. Ты даже не представляешь какой это пиздец, а я видел, как это животное слизывало кровь своих оппонентов.
– Вот только не надо нагнетать! Даже, если так, то я уверен, что Николай подыщет нам замечательных "Кулаков", которые не позволят нас раскулачить.
– Вас-то, может и не позволят, а мне-то как быть? Я точно такой поединок не вывезу, а перед ним ещё и испытания надо пройти.
– Не ссы в компот, а то забродит. Юнга, я уверен, что все будет тип-топ. Николай вам не чужой, вы для него как родные, а он, между прочим, целый полковник. Подключит связи и всех пронесёт.
– А если не пронесёт? Да в любом случае, нам надо вернуться в свой 2022-й.
– Благодаря новому летоисчислению мы и так в него вернемся – лет через 15. А что? Тише едешь – дальше будешь. И вообще, куда спешить? Мне и тут хорошо. Не дача, а хоромы. Свежий воздух, птички поют, рыбка ловится, ягодки собираются. А ещё и гнездышко можно свить сразу с тремя птичками, и никто тебе за это рожи корчить не будет. Именно о такой пенсии я и мечтал.
– Кому ты тут сдался? – усмехнулся Иван.
– Мне многого не надо, могу быть придворным у Николая, как Игнат. Буду садовником и мото-кучером. Гайки я крутить умею.
– Игнат крепостной!
– Ну и что? Нашел чем пугать. Я тоже не шибко раскрепощенный. Может так даже и лучше, всегда в тепле и в узде. Так точно не сопьешься и всегда знаешь, чем заняться.
– Он его только что плетью выпорол.
– Бьёт, значит любит.
– Да и на кой ты ему, если у него есть Игнат?
– Счастья много не бывает! Да и ты забыл, у меня золотые руки!
– Знаю я про твои руки. – отмахнулся Иван.
Шофер целил взглядом в матерый Марусин зад, попутно тягая с блюдечка орешки, дабы заморить червячка.
– Ну, если в крепостных тут избыток. – Сказал он. – То я готов податься в "семёнычи", возглавлю их профсоюз и буду работать в три смены на благо процветания нашей необъятной триединой страны.
– Я серьёзно. Надо валить. И чем быстрее, тем лучше.
– Сам подумай. – Шофер постучал костяшками по виску. – Чтобы удачно свалить, надо знать на чем. А нам теперь валить не начнём. Моя машинка в металлоломе, а новую я на коленке не сделаю. Я тебя с собой взял, чтобы исправить диссонанс с движением часовых стрелок. Хотел повернуть время вспять, чтобы оно шло в ногу со всеми. А, как оказалось, все вошло в унисон и без нас, пусть и довольно оригинальным способом. Считай, что миссия выполнена, пора на покой.
– Вот нас скоро и отправят на покой, если не свалим.
– Ваня! Валить некуда. Машины времени больше нет. Другую мы не найдём. Бежать из города вообще полная глупость. Тем более с наличием этого.
Он оттянул воротник и выпятил обнаженную волосатую грудь. Среди кудрявых зарослей виднелось розовое клеймо.
– Не забывай, что нас чипировали. – Сказал он. – И, в случае чего, достанут даже из-под земли.
Иван залпом выпил стакан медовухи. Маруся налила ещё.
– А что, если? – глаза Ивана радостно заблестели. – В милиции мне сказали, что я пропал без вести в 2022, Коля упоминал, что потерял Олю с 2007. Сейчас мы с ней очутились тут и других наших версий здесь не присутствует. А вас, Владимиров, аж двое. Может быть ещё и третий есть, наиболее старший и мудрый? Может у него этих машин сейчас целый автопарк?
– Да брось ты. – засмущался шофёр. – Хотя, чисто теоретически, мы могли затянуть такую петлю времени, что повесился бы Энштейн. Но это вряд ли. Да и где мы его найдём?
– Не знаю. Может полковник пробьёт по связям, поднимет базу и выдаст нам адресок? Вдруг это наш шанс?
– И где он, твой полковник? Ладно, давай применим метод научного тыка.
Шофёр вскинул руку с вытянутым указательным пальцем. Уткнувшийся к небу перст постепенно опускался ниже пока не завис курсором на Марусином бедре. Сделав неприличный комплимент, он официально представился ей и спросил, не знает ли она человека с таким именем.
– Кто ж его не знает? – Ласково сказала она, будто речь шла о Майкле Джексоне. – Это же главный авиаконструктор страны, архитектор современного ракетостроения. Он даже в школьном учебнике есть сразу после Королева и Циолковского.
– Как тебе такое Илон Маск? – Радостно хрюкнул шофер, потирая ладонью щеки.
– Живая легенда! – Добавила Маруся.
– Так он еще и жив?! – Шофер хрюкнул снова.
– Конечно! Его ракеты одинаково быстро могут долететь до марса и Вашингтона. Он идол нашей молодежи, в его ракеты и самолетики играют мои младшие дети. – Она перешла на шепот, будто выдавая секрет. – Говорят, что играется и сам Верхоправ.
– И как? Долетела? – Уточнил Иван.
– Кто? Ракета? Да кто ж ее знает. Говорят, что еще летит. Профессор сейчас возглавляет конструкторское бюро в НИИ, где когда-то работал. Там в его честь возвели монумент.
– Все! – Сказал шофер. – Хватит! Поехали!
– Вдвоём? – Растерялся Иван.
Шофер растерялся не меньше. Он прищурился и подозрительно посмотрел на Ивана. Затем окинул взглядом Марусю и уточнил:
– Ты и ее хочешь взять? А я говорил, что ты ловелас! Нет, я не против. Даже за! Мне эта ягодка в зарослях крыжовника сразу показалась самой спелой. Но я не уверен, что твой полковник будет настолько гостеприимным. Или ты думаешь, что я устарел и несу пургу? Все-таки три жены не одна, куда столько-то? Можно и поделиться, как завещал великий Ленин.
– Я не о ней, а о втором тебе. Том, что из 2007 года.
– А! – Воскликнул шофер. – А нахрена он нам?
– Что значит нахрена? Ты же сам говорил – одна голова хорошо, а две лучше. А тут все три соберем, станете триединым змеем Горынычем.
– Даже не знаю. – На лице шофера появилось выражение обиженной принцессы. – Рожа мне его не нравится: молодая, наглая, так и просит гаечного ключа.
– Так у тебя такая же
– Только не надо опускаться до оскорблений. У меня с ним ничего общего кроме имени, отчества, фамилии и жены. Ладно, поехали
***
Проникнуть на объект оказалось проще пареной репы. Старший шофер показал паспорт, и флегматичная охрана поверила, что он родственник легендарного однофамильца. Лабиринты старого здания, возведенного еще в шестидесятые годы, не стали серьезной преградой. Оба шофера прекрасно помнили длинные коридоры и лестницы и легко нашли кабинет самого старшего из них.
Дряхлый старик встретил их в дверях кабинета. Обличенный во все белое, он походил на ангела, выброшенного небесами на бренную землю. Он сидел за столом и макал печенье в кружку. Но делал это не из-за особых вкусовых предпочтений, а для помощи слабым зубам, которых почти не осталось.
Увидев незваных гостей, старик немного опешил, но вызывать охрану не стал. Наоборот, попытался улыбнуться, утопив лицо в миллионе морщин.
– Чем могу быть полезен? – Спросил он.
– Всем! – Хором ответили шоферы. По ним не было понятно, рады они видеть старика или нет. С одной стороны, конечно же рады, ведь он дожил до этих лет, а значит, вероятно, доживут и они. С другой, вид его был настолько болезненным, что возникал вопрос, а стоило ли вообще доживать?
В пропитанном мазью Вишневского воздухе возникла легкая неловкость.
– Мы знакомы? – Уточнил профессор.
– Более чем! – Снова ответил хор. – Как бы это странно не звучало, дело в том, что мы это вы.
Профессор согнулся над столом и разверзся громким кашлем. Казалось что легкие вылетят из его рта. Но, пережив приступ, он, как ни в чем ни бывало, уселся за стол и вновь засиял улыбкой.
– Я уж подумал меня заТРОИло. – Засмеялся он. – Но ничего, сейчас это даже символично. Мы русские, с нами бог, а он любит троицу. Отсюда и ТРИединое государство и ТРИединый день голосование, ТРИединство в парламенте и ТРОЕженство и пятилетка за ТРИ года. Кстати и суд ТРОЙКА из той же оперы.
Когда-то Иван был сыт по горло наличием одного Володи-шофера, а теперь их уже было трое и все равно чего-то не хватало.
– Слава богу вы пришли! – Радостно сказал профессор, внимательно разглядывая лица своих альтер-эго. – Я уж думал, что и не дождусь. Как молоды мы были. Ну, как оно вам?
– Что?
– Что-что? Наше настоящее! С летающими к Марсу ракетами, парящими дирижаблями и новым миропорядком?
– Лихо. – Растерянно ответили гости.
– Любо! – Поправил их он, разливая по кружкам чай. – Какими судьбами вас сюда занесло? Решили остаться здесь навсегда? И правильно! Хватит бродить по просторам времени, пора переходить на пространство. Не хотите поучаствовать в лунной программе?
– Что?
– Что-что. Могу отправить вас на луну. Причем обоих, как Белку и Стрелку.
Белка и Стрелка переглянулись, повертели пальцем у виска и хором ответили: НЕТ!
– Нам бы в прошлое вернуться. – Встрял в разговор Иван. – Нашу красную копейку сдали в металлолом. Мы теперь тут навсегда, если вы нам не поможете.
– Так оставайтесь! В чем проблема? Я вас к себе пристрою. Белка и Стрелка будут моей правой и левой рукой, ну а тебя запишем в лаборанты. Достойный оклад, тринадцатая зарплата, соцгарантии, бесплатный санаторий в Пхеньяне.
– Где? В СеКори?
– Да, вы уже слышали о знаменитых курортах? Горячие туры каждые полгода – туда на бронепоезде, обратно на ракете. Обычное дело.
– Нет, мы домой хотим! – Твердо сказал Иван.
Профессор пожал щуплые плечи и снова громко закашлял.
– Не хотите, как хотите. Но я по времени больше не блуждаю. Меня интересует пространство. А с чего такая прыть?
– Нас казнят! Отравят на ордалии, изобьют в судебном поединке и четвертуют на красной площади. Ну или поселят где-то рядом с вашим любимым санаторием, но там точно не будет кефира по вечерам и лечебных ванн.
– И за что вас судят? – Настороженно спросил профессор.
– За шпионаж. – Прямо ответил Иван. – Но мы не шпионы, вы же сами все понимаете. Приехали из прошлого, а тут все, что можно было тогда, теперь снова нельзя.
– Понимаю, понимаю. Но помочь вам ничем не могу. Разве, что слово замолвить. Но по такой статье даже слово профессора не повлияет на тех, кто вершит ваши судьбы. Хотя…
Профессор зашарил по карманам, будто в них завелась вошь.
– Если вам нужна моя красная «копейка», то можете взять ее на подземном паркинге нашего НИИ. Я ей все равно не пользуюсь. Стоит и место занимает. Правда ключ я с собой не взял. Завтра я уезжаю на испытания и вернусь через несколько дней. Приходите ближе к концу недели, дам ключи и проваливайте!
– Спасибо! – Иван обнял его, как родного отца. – Не ожидал, что вы так легко согласитесь.
– Молодой человек. Мы и так идем в прошлое, только чуть медленнее, чем пытаетесь вы. Это вам, молодым нравятся резкие движения, а для нас чем плавней, тем лучше. Тем более вы знаете, что бы вы не делали будет только хуже. И наверняка уже стойко убедились в этом?
– Так это! – Вклинился старший шофер. – Может с нами?
– Нет. – Профессор снисходительно улыбнулся. – Я больше никуда не дергаюсь. Это раньше у меня НИИхрена не было, а теперь у меня целый НИИ с сотнями научных сотрудников, десятками разработок и миллионами вложенных денег.
– Ну, как скажешь. – Шофер пожал профессору руку, а тот по-стариковски растрогался.
– Володь! – Окликнул он одного из шоферов. – Ты это, когда доберешься до жигулей, закрути гайки покрепче.
План защиты
Все занимались гедонизмом. Не успел прокудахтать петух, как шоферы заняли веранду, взяв с собой бутылку водки и колоду карт. Они хлопали рюмками по столу, прятали лица, за карточными веерами и было не понятно до конца, толи два дурака играют в пьяницу, толи пьяницы играют в дурака.
Оля плескалась в пруду, ее будто тоже не сильно заботило ближайшее будущее, которое, по мнению Ивана, не сулило ничего хорошего. Завязав дружбу с Марусей, она весело проводила время среди кустарников и берез, наслаждаясь единством с природой.
И лишь Иван, спрятавшись на кухне за дубовым столом, нервно смотрел на часы, стрелки которых двигались слишком медленно. Он мучительно отсчитывал каждую минуту, приближавшую его к встрече с машиной времени. Была бы у него возможность, он бы с радостью проскочил несколько дней, чтобы сразу залезть в жигули профессора и уехать отсюда. Но такой возможности не было, приходилось сидеть и ждать. И это ожидание было слишком мучительным. Иван нервно поглядывал в окно, опасаясь, что во дворе появится конница опричников или отряд НКВД. Чем медленнее тянулось время, тем сильнее паранойя накрывала его. Он одновременно проклинал и благодарил судьбу за встречу с профессором. С одной стороны, это был выход. С другой, ему снова не повезло. Вместо того, чтобы пропустить их к машине, профессор лишь обнадежил их обещанием, что все закончится через несколько дней. А что, если нет? Вдруг машина не заведется? С ней такое уже бывало. А быть может ее волшебные функции уже утратились за такое количество лет? А если это все вообще одна сплошная подстава и профессор, спровадив их, позвонил кому надо, чтобы те приняли меры на счет потенциальных беглецов?
Время тянулось мучительно долго. Оно, как невидимый палач, выжигало Ивану нутро и у него не было никакой возможности, чтобы его убить. Айфон изъяли, телевизор пугал, а налитая в графин медовуха не вызывала ожидаемого эффекта. Чем быстрее пустел графин, тем сильнее становилось волнение.
За окном послышался шум колес. На дворе журчала волга, не река, а старый советский автомобиль, которым пользовались представители высшего класса. Черный, как смерть, он не сулил ничего хорошего. Дверь хлопнула. Из машины вышел высокий тощий мужчина в черном смокинге. Маленькие холодные глаза казались ярче и больше за очками с абсолютно круглыми линзами, которые, не имея диоптрий, ловко балансировали на переносице. Костлявая рука сжимала рукоять чемодана. Он стремительно приближался к входной двери, отчеканивая каждый шаг.
Иван стоял у окна. Завернувшись в штору, как восточная дева, он выглядывал наружу и думал, кто бы это мог быть? Фашист? Инквизитор? Или сама смерть? Да-да смерть, длинная, костлявая, черная с копытами вместо ног. И, если это так, то она уже на пороге. Дверь раскрылась, испуганный взгляд Ивана порезался об острое лицо незваного гостя.
– Вот ты и попался! – Ехидно сказал он, тыча костлявым пальцем в Ивана.
– Я? – Заикаясь спросил Иван.
– Ты-ты! Разве здесь еще кто-то есть?
Иван обернулся с наивной надеждой, что он не один. Но кроме него на кухне больше никого не было. Только высокий костлявый очкарик, который зачем-то его искал.
– Что вам надо? – Спросил Иван.
– Мне надо абсолютно все!
Очкарик сел на табуретку и раскинул на столе содержимое своего чемодана. Поправляя пенсне, которое периодически съезжало с горбинки носа, он тщательно разложил по кучкам стопки бумаг.
– Впереди непростое дело, настоящий судебный поединок с ордалиями и коллективным обвинением и мне нужно сделать все, чтобы вас защитить.
– Так вы адвокат? – Неуверенно просил Иван.
– Тройка!
– Не понял. Что? – Иван растерялся. В догадках он дошел так далеко, что одновременно думал и о суде «тройке» и о школьной оценке, и о троице, которую так сильно любит бог.
– На три года ссылки ты уже наболтал. – Очкарик вальяжно перебирал пальцами толстую тетрадь.
– За что?
– За низкопоклонничество. В соответствии с Уголовным уложением за это положено от двух до пяти лет лагерей. Вот! – Костлявый палец врезался в одну из страниц. – Статья 85.3, пункт «Z» «Низкопоклонничество» – любые действия, направленные на восхваление недружественных государств по отношению к родине и ее вассалам в том числе с использованием иностранных словарных заимствований при наличии имеющегося аналога славянского происхождения, наказывается лишением свободы от трех до пяти лет с возможностью этапирования в концентрационно-исправительные лагеря дальнего севера и востока.
– Что?
– Что? Что? Слово «адвокат» – преступное слово. Заморский термин, употреблять, который в приличном обществе не нужно, а в общественном пространстве, так и вовсе нельзя. Запомни это, если не хочешь проблем. Я судебный защитник, статский советник 3 ранга Порфирий Иванович Потто.
Они обменялись рукопожатием. Холодные костлявые пальцы вцепились в него, словно смерть, но Иван радовался, что этот гость был на его стороне.
– Хорошо. – Сказал Иван. – Постараюсь быть внимательнее, товарищ Судебный защитник. Вот только мне не понятно, если есть такая строгая русифицированная статья, то почему ее пункт помечен латинской буквой «Z»?
Очкарик посмотрел на него сверху вниз, похлопал глазами, размером с линзы очков и толком ничего не понял.
– Что-что? – Переспросил он.
– Я говорю, почему в русифицированной статье присутствует пункт с заимствованной из недружественной страны английской буквой «ЗЕТ». – На последнем слове он сделал особый акцент, широко растянув губы и прижав к небу язык, будто перед ним был не адвокат, а фотограф.
– ЗЗЕЕЕТ? – Очкарик скорчился и завел брови за стекла очков.
– Да, да – ЗЗЗЕЕЕЕТ!
– Садись пять! – Очкарик хлопнул Ивана по плечу так, что тот рухнул на стул. – Пять лет по той же самой статье, но уже по другому пункту. Тут уже рецидив. – Он постучал пальцами по губам – Не рецидив, конечно, а повторное нарушение! В сумме – 8. Да ты азартный. Еще пару слов и будет юбилей!
– Что за бред? – Завопил Иван. – Я же просто назвал пункт Уложения.
– Не бред, а низкопоклонничество, систематическое и регулярное, выраженное в разнообразной форме и требующее совокупного наказания в виде ссылки в лагеря на 8 лет. А то, что ты назвал «ЗЗЗЗЗЗЗЗЕТ», это «земля» – исконно кириллическая буква. Ладно! Будем считать, что размялись, теперь можно перейти к делу. Оно довольно серьезное и непростое, придется тщательно проработать стратегию, чтобы у тебя был хотя бы маленький шанс остаться в живых и на свободе.
Со скрещенными за спиной руками адвокат поучительно передвигался по кухне.
– Для женщины и старика я уже подобрал «кулаков». Так что за них до определенной степени можно не беспокоиться. Николай Васильевич щедро заплатил за работу, поэтому удалось «раскрепостить» для «раскулачивания» парочку бывших профессиональных бойцов. Здоровые ребята, один тяжеловес – ударит, вырубит. Второй легковес – будет брать победу измором.
– А с нами как быть?
– Тут сложнее. Вы к «немощи» не относитесь, вы, так сказать, рабочий класс. Так что за свободу придется побороться лично. Но, прошу обратить внимание, что и здесь я нашел лазейку. Ведь помимо голых рук судебный поединок мог производиться с различной вариацией состязаний: от битвы на саблях или пистолетах, до полноценной зарницы в военно-полевых условиях в формате 5х5. Учитывая то, что среди вас нет снайперов и рапиристов, я решил сразу же наложить протест на подобные варианты. Так что суд пройдет по старинке на голых кулаках.
– А в шашки можно? – С ухмылкой смекнул Иван. – У меня по ним в детстве разряд был.
– Тебе и сейчас за них разряд дадут – электрический, потому что шашки – это идеологически чуждое занятие. Вариантов нет, придется драться на кулаках.
– Я в этом деле профан.
– Знаю, но у нас еще есть время подготовиться. Тем более, что я нашел несколько правовых уловок, чтобы смягчить положение дел.
Адвокат стянул со стола листок и начал громко его зачитывать.
– Во-первых, так как вас несколько и все идут по одной статье, то можно требовать рассмотрения коллективного дела, чтобы один поединок шел за другим. Нам, как обороняющейся стороне дадут право определения порядка поединков. Начнем с раскрепощенных «кулаков», они вымотают представителей обвинения, а если еще и «раскулачат» их, то может они струхнут, одумаются и откажутся от обвинительного заключения.
– Было бы идеально. – Согласился Иван.
– Во-вторых, в вашем случае по ходатайству полковника могут разрешить выбор ордалий, которые предстоит пройти перед боем. Из богатого перечня вы выберете наиболее приятные и легкие для себя варианты. Огласить список предварительных ордалий?
– Попробуйте.
– Бег на 100 метров от бойцовых собак, поедание плесени, испытание огнем – бег через горящие препятствия, стояние на горохе, испытание водой – нужно пройти препятствие с использованием водометов, поединок с медведем.
– Хватит! Я потом подумаю. А можно ли их как-то вообще избежать?
– Чисто теоретически можно, но крайне сложно. Я еще не просмотрел все позиции высших судов, в том числе княжьего суда столицы. Возможно позже мы еще вернемся к этому вопросу, а вы, все равно, пока подумайте над тем, что выбрать. Я бы взял погружение в чан с тухлыми устрицами.
– Хватит! Я же сказал, что потом подумаю.
– В общем готовьтесь. Еще лет пять назад многие спокойно избегали ордалий, но потом Верхоправ издал майские указы и сейчас избежать тухлых устриц не может почти никто.
– Да уж. – Тяжело вздохнул Иван.
– Еще пятерочка. – Воскликнул очкарик. – Уже 13 – счастливое число! Будь осторожнее, товарищ, еще чуть-чуть и перебор!
– А сейчас-то за что?!
– Как за что? За оскорбление Верхоправа.
– Так я же ничего не сказал.
– Зато подумал. И довольно громко.
– А ты откуда знаешь, о чем я подумал?
– Это же элементарно, Ваня. Я сам подумал о том же самом, только по-доброму, а ты со злостью. Вот-вот. Думай, что говорить, а лучше вообще не думай. А коли не получается, то думай о чем-то возвышенном и отстраненном. – Он вознес палец к небу. – О птичках, о дронах. Вон как жужжат.
– Ладно! – Проскрипел Иван. – С этим понятно. С ордалиями как-то сгладим углы. Нанятые «кулаки» почешут костяшки первыми и, если повезет, то пронесет. А если нет, то что делать?
– Двойка! – Снова воскликнул очкарик.
– Что, опять?
– Не опять, а снова. Снова и снова отрабатывай двойку пока классическая комбинация кулачного боя не станет твоим рефлексом. Левой, правой, левой, правой… ну, и так далее. Подготовку начнем уже сегодня.
Адвокат вынул из чемодана две пары боксерских перчаткок.
– Надевай! – Сказал он Ивану.
– И с кем я буду тренироваться? С вами?
– Пффф. Мордобой не мой профиль. Я тактик. Штудирую правила, выбираю стратегию и делаю правильный ход. Прокуратура тоже над этим работает. Ищет возможность усложнить положение защищающихся. Многое будет строиться на формировании пар. Если на их последовательность мы еще можем как-то повлиять, то состав участников каждая сторона определяет самостоятельно и на кого обрушится непобедимый «Закон», нам предстоит догадываться. Наша правовая система построена на четком разделении труда – судебные защитники должны головой думать, а «кулаки» по ней получать. Гармония, не иначе.
– Да уж. Гармония. – Согласился Иван, стараясь поменьше думать, как советовал ему адвокат. – И с кем я буду спарринговать?
– Еще пятерочка лагерей. Запомни, Ваня – не спарринговать, а проводить испытательный поединок в рамках подготовки к бою.
– И с кем я его проведу? Сам с собой?
– Нет, с ним!
Очкарик ткнул пальцем в входную дверь, на ее пороге стоял Николай.
Натянув перчатки, бойцы разошлись по углам просторной кухни. Очкарик отодвинул в сторону стол, расчищая поле для боя. Николай снял китель, повесил на стену саблю, убрал на стол кобуру. Оголившись по пояс, Иван выглядел совсем ущербно на фоне своего сына, чьи мускулы раздувались по телу, словно змеиный кишлак. Классическо-русское, можно сказать, что тургеневское противостояние отцов и детей выходило на новый уровень. Иван уже дрался со своим «отцом» в девяноста втором, давал отпор самому себе в две тысячи седьмом и снова теперь уже с родным сыном был готов применить отточенный навык.
Поначалу осторожно и легко они вальсировали в центре кухни, обмениваясь легкими ударами. Разведка закончилась после первого попадания в нос, когда с искрами из глаз вырвался наружу и характер Ивана. Он попытался ответить. Замахал руками, как пьяная курица, но никуда не попал и лишь напоролся на острый длинный джеб. Как Владимир Кличко, Николай держал на дистанции низкорослого оппонента, играя с ним левой рукой. Иван смекнул и увернулся в сторону, сблизился и зарядил прямо в челюсть старый добрый отцовский апперкот, который выручал его раз за разом. Выручил и здесь. Николай обрушился на пол.
– БРАВО! – Завизжал очкарик!
Николай встал. Поправил перчатки и, со взглядом бешенного быка, ринулся в бой за сатисфакцией. Комбинация корпус-голова-корпус завершилась ударом в пах. Не умышленным, а случайным, но вряд ли это могло утешить Ивана, согнувшегося пополам.
– Я ПРОТЕСТУЮ ВАША ЧЕСТЬ! – Кричал адвокат воображаемым судьям.
– Протест принят! – Ответил Николай, стягивая зубами перчатки. – Надо продолжать тренировки. Только не здесь, а то Маруся нас скалкой по голове огреет.
– Отлично! – Подытожил адвокат. – Завтра утром буду ждать вас у себя в приемной. Там есть просторный зал для судебных заседаний и тренировочных поединков.