Глава 5. Битва за кубок
Идеально ровный, просыпанный крошкой газон Лужников пахнет резиной. Стадион окрашен в красно-белые цвета. Фанаты стучат в барабаны, задавая арене сердечный ритм. Несмотря на ажиотаж, на огромных трибунах зияют проплешины. Скромная горстка людей в белых папахах гордо скандируют: «ПЕГАС». Я, с капитанской повязкой на плече, веду за собой игроков. Под футбольный марш мы колонной выходим на поле, чтобы шипами бутс вписать свои имена в историю российского футбола. Арена встречает нас дьявольским шумом, представляя собою огромный котел, в котором нам предстоит вариться ближайшие два часа. Нога в ногу, двумя ровными колоннами игроки Спартака и Пегаса выползают из-под трибуны. Заветный кубок стоит прямо передо мной. Хрустальная, обрамленная металлом чаша переливается на солнце, приманивая к себе взгляд. Я смотрю на нее с вожделением, в надежде, что сегодня наконец-то этот трофей станет моим.
Мы с трепетом слушаем гимн, выстроившись шеренгой в центре поля. Коснувшись ладонью груди, я шепчу слова песни. Взгляд скользит по трибунам, где-то здесь Татьяна и наш сын. Они рядом, смотрят и переживают за меня. Я не вижу, но чувствую их поддержку. Слышу Марселя, ощущая кончиками ушей, как он с ухмылкой смотрит на меня, уверенный в своей победе. Да, я не принял его предложения, но кто-то другой обязательно это сделает и Марсель все равно победит. А я, возможно, снова проиграю. Я не видел его, но тоже ощущал его присутствие. Зато вдалеке, в ложе для почетных гостей, виднеются силуэты Сафоновых: отца и двух сыновей. Одетые в дорогие костюмы они смотрят на нас как императоры Рима. Отец Тихон сидит с ними рядом. Придется весь матч поглядывать в их сторону, чтобы понять, в безопасности я или нет.
Матч вот-вот начнется, кубок стоит в стороне и дразнит меня. Мы начинаем с центра, нога прижимает мяч к земле. Я жду свистка. Чем ближе игра, тем дальше отходят проблемы, навалившиеся на меня несколько минут назад, когда Кандауров раскрыл свои тайны, предупредив, о поджидающей рядом смерти. Как же я сразу не догадался, что он мент? Армейская выправка, отличные навыки борьбы, великолепные физические данные. Какой же он тофгай? Он мент. А мы все дружно повелись на сказку с богатым дядей и детской мечтой стать футболистом. Так или иначе, но сегодня он раскрыл мне глаза. Как же я был наивен, как мог подумать, что Пегас, после полученного удара возьмет и простит меня. Скажет: «Забудь. Я сам во всем виноват». Пожмет руку и продолжит дружбу. Такие как он, такого не прощают никому. Это не в его правилах. Ведь я взял и наступил на него, заставив хлебнуть дерьма. Ведь он и правда меня убьет, как Чичу или того чиновника. Прав был Субботин, что он душегуб. Как же я сразу не догадался? Как же я ел у него с руки, полагая, что он мой друг?
Раздутые щеки судьи разбудили, сжатый в его зубах свисток. Пронзительный свист дал команду к началу игры. Лишь в робких надеждах и прогнозах верных болельщиков Пегас выглядел фаворитом встречи. На деле же Спартак с первых минут завладел мячом, от атаки к атаке, демонстрируя невероятное преимущество в классе. Неудержимой волной красно-белого цвета нас откинуло глубоко в тыл. Прибитые к собственным воротам, мы отчаянно пытались не подпустить к ним соперника, который ловко катал по полю мяч. Успевший стать родным, идеально ровный искусственный газон был настоящим преимуществом для спартаковской команды. Особенно остро выглядел Андрей Суворов. Окрепший за последние полгода юноша превращался в молодого мужчину и уже мог не просто убежать, но и потолкаться, умело совмещая врожденную технику с приобретенной силой. Не прошло и пяти минут, как наши защитники пропустили его себе за спину, а тот, без оглядки мчался к воротам. В первый раз спас вратарь, во второй – штанга, а в третий нас могло спасти лишь чудо. Суворов вновь прорвал оборону, принял мяч и пробил точно в угол. Стадион взвыл и задымился. Мы схватились за головы, ощущая свою никчемность. Суворов поднял руки, будто на него наставили ружье и, спрятав за холодным лицом, бурю эмоций уважительно, в память о своей бывшей команде, зашагал к центру. Остальные ринулись обнимать и поздравлять его с важным голом, но сжатый в зубах свисток судьи раздался пронзительным свистом. «Вне игры» – кричит он, показывая на поднятый к верху флаг бокового арбитра. Отлегло. Удача нам улыбнулась, и я даже почуял ее тепло. Искоса посмотрел на стоящий в стороне кубок. Сплюнул и ввел мяч в игру.
Нам везло и дальше. После дальнего удара Титова мяч шаркнул о перекладину. А в другом эпизоде вновь выручил наш молодой вратарь. Прошло всего полчаса, а мне казалось, что пролетела целая жизнь. Уж больно событийным выдался стартовый отрезок матча. Пот тек со лба, оседая на бровях, и заставлял щуриться. Трибуны ревели, в предвкушении гола, а мы, сжатые, словно пружина, продолжали держать оборону. Даже в самой сложной игре бывают непредсказуемые моменты, когда после града ударов начинает появляться уверенность. Накаленные нервы не треснули, а распахнулись, выпустив наружу адреналин.
Мы снова выстояли. Зацепились за мяч. Я пробиваюсь по флангу и делаю дальнюю диагональ прямиком в ногу Кривоножко. Тот бежит, сжигает все препятствия, выходит на ударную позицию. До ворот еще метров тридцать. Он продолжает держать мяч и вот-вот получит по ногам. Надо что-то делать. Он размахивается и бьет. Мяч взмывает в воздух, пролетает над головами защитников. Кружится, болтается и залетает в ворота, несмотря на все старания вратаря. Стадион затих, погружаясь в траур. Красно-белые толпы болельщиков предпочли промолчать и лишь вдалеке, на галерке, кучка черных папах громко скандировала: «ПЕГАС».
Совершенно неожиданно мы вышли вперед. Забитый мяч не давал никаких гарантий, но прибавлял уверенности. Мы снова ощутили себя сжатой в крепкий кулак командой. Мы не овечка, а как минимум конь: большой, белый, с крыльями, который если и не кусается, то крепко бьет копытом.
Спартак взвинтил темп до запредельного уровня. Мы опустились глубоко в оборону, бесстрашно накрывая каждый мяч. Одна атака сменялась другой, дальние удары, опасные штрафные, навесы и пасы в разрез. Раз за разом Спартак обострял обстановку, и, казалось, что будет гол. Но удача продолжала оставаться с нами. Когда соперник дважды не забил в упор, казалось, что мы обречены победить. Не теряя концентрации, мы отчаянно держали оборону.
Я был готов умереть, лишь бы добиться победы. Особенно сейчас, когда мы вопреки всему смогли повести в счете и держим нужный результат. Даже больное колено, напомнившее о себе в самый неудобный момент, не могло помешать в борьбе за трофей. Превозмогая боль, я цеплялся за мяч, выгрызая его, словно злобная псина из быстрых ног соперника. Чем меньше оставалось времени до перерыва, тем больше мне хотелось отдохнуть. Зайти в раздевалку и сделать укол, чтобы сковывающая движения боль отпустила хотя бы на час.
Суворов вновь зацепил мяч и потащил его к нашим воротам. На скорости, маятником, он прорвал защиту, выйдя напрямую к воротам. Я надрывался, готовый нырнуть под мяч в любую секунду, лишь бы не дать ему убежать. Мы столкнулись плечами. Набравший мышечную мощь он уже не был легкой преградой для крепких защитников, а я и вовсе почувствовал, будто врезался в стену. Ситуация становилась опасной. Он уже замахнулся, чтобы пробить. Я, пытаясь лишить его этой возможности, расстелился в подкате и накрыл мяч. Суворов рухнул. По инерции мы оба выкатились с поля. Снова свисток. Судья тычет пальцем на белую точку в нашей штрафной. Это пенальти. Я хватаюсь за голову. Кричу судье, что сыграл в мяч. А сам не уверен, так это или нет. Судья непреклонен. Суворов подходит к мячу. Бьет. Мяч попадает в штангу, оставляя характерный звон, и наши защитники выбивают его на трибуну. Первый тайм окончен. Мы по-прежнему впереди, удача все еще с нами.
Под веселую музыку мы возвращаемся под трибуны. Я плетусь, как хромая лошадь. Колено совсем разболталось, делая болезненным каждый шаг. Стоящий неподалеку кубок заманчиво блестит. Возвышаясь на специальном помосте, он словно дразнит меня. Так и хочется растолкать охрану, схватить трофей и поднять его над головой. Но пока рано. Пусть мы и ведем, но матч еще не окончен. Кубок сейчас не более чем красивая безделушка, роскошная посуда, чаша не имеющая души. Душа появится чуть позже. После финального свистка, когда знамя честной победы озарит трофей торжественной благодатью, сделав его не просто вещью, а предметом поклонения и символом успеха. Облизывая засохшие губы, я перемещаю взгляд с трофея на трибуну. Вдалеке виднеются силуэты семьи Сафоновых, которые подобно вельможам с особым пристрастием следят за нашей игрой.
Безжалостная боль в колене, затрудняла шаг. Проявляя терпение, я развалился на скамейке не желая уходить на замену. Укол врача вернул былую силу. Боль отошла. Макаров продолжал кричать, мотивируя нас на остаток матча. Вспоминал Давида с Голиафом, рассказывал, как важно держать концентрацию до самой последней секунды и убеждал каждого из нас, что мы ничем не хуже и тоже достойны победы.
– Прямо сейчас вы куете свое будущее. – Не стихал он, изображая злобные гримасы, становясь похожим на кипящий утюг. – Этот момент дорогого стоит и нельзя его упускать. Отступать нельзя. Идите и возьмите кубок! Это ваш шанс, не вздумайте его просрать!
Мы возвращались на поле с легким воодушевлением. Зажженная в раздевалке искра вдохновения окрылила нас и заставила поверить, что даже Спартак нам по силам. Понадобилось всего три минуты, чтобы создать очередную опасность. Кандауров выцарапал мяч, протащил его по флангу и запульнул к Кривоножко. Тот принял его грудью, сделал ускорение, прострелив низом. Мяч кубарем прокатился по ровному газону и. минуя обескураженную защиту. прилетел прямиком мне под мысок. Я просто подставил ногу и направил мяч в опустевший угол ворот. Стадион вновь погрузился в траур. Полуголые спартаковские болельщики, спрятанные за завесой дыма, не верили своим глазам. Да и я сам не верил, просто бежал вдоль трибуны, вскинув руки к небесам и благодарил бога за забитый гол. Сказка превращалась в явь. В воздухе повеяло победой, запах которой был с привкусом крови от разбитой в суматохе губы.
Но матч продолжался. Подгоняемый болельщиками Спартак бросил все силы. Тренер нервно курил, перестраивая тактику на ходу. Вряд ли он ожидал, что матч будет проходить по такому сценарию. Но тем и хорош футбол. В отличие от кино и театра, в нем каждый раз будет новый сюжет с совершенно непредсказуемой концовкой. С чувством уверенности мы снова прижались к воротам. Спартак владеет мячом, но не может прорвать оборону . Отлично играет защита, самоотверженно действует вратарь, а в тех моментах, когда не в силах помочь ни те, ни другие, на помощь приходят промахи и штанги.
Позади почти половина второго тайма. На табло по-прежнему горят приятные цифры, а грохот трибун заводит не только соперника, но и нас. Наши ворота на крепком засове. Даже кажется, что все под контролем и победа никуда не денется. Глаза все чаще косятся на кубок, а руки так и подрываются его взять. Но ничего, я терплю, стараясь сосредоточиться на игре, до конца которой остается чуть более двадцати минут. Спартак упускает моменты и, кажется, что он обречен. Но это лишь иллюзия. Соперник не дремлет, а в футболе, даже одна секунда может изменить все.
Именно в таких моментах ключевую роль играет не скорость и уровень мастерства, а эмоциональный заряд и высокая концентрация. Наш вратарь раз за разом выручал команду, заставляя дрожать арену. И сейчас он должен был сделать тоже самое. После очередного удара мяч летел прямиком ему в руки. Элементарный момент превратился в трагедию. Казавшийся уже укрощенным мяч, выскользнул из его рук, как горячая картошка, отскочил в поле и набежавший Суворов вогнал его в ворота.
Трибуны взвыли, горящие файеры полетели на поле, испуская густой дым. Как же обидно, из-за нелепой ошибки пропустить такой гол. Мы все еще впереди, но на душе не спокойно. Удача неожиданно отвернулась от нас, поставив под вопрос дальнейшую судьбу матча.
Макаров ободряюще орет. Сделанные им замены, укрепляют тылы. Спартак продолжает давить. Матч превращается в пытку. Спартак, как голодная акула, почуяв запах крови, готовится нас сожрать. Каждая его атака наводит ужас и уже нет уверенности, что молодой вратарь справится с любым мячом. Любой удар заставлял волноваться. Мяч шаркал о штанги и перекладины. Чувство неминуемого гола витало в воздухе, а упускать победу никто не хотел. Удерживая осаду, мы отдавали последние силы. Удар, еще удар. Штанга, вратарь, защитники. Я, не жалея себя, растягиваюсь в затяжном подкате, оставляя кожу на искусственной траве. Нам просто необходимо удержать нужный счет. С каждой минутой время идет все медленнее. Порою кажется, что мы уже здесь вечность и матч не закончится никогда.
Выдержав очередной натиск, я перевожу дух. Смотрю на трибуну, где в ложе для почетных гостей, вооруженные сотрудники выводят Алексея Сафонова, следом за ним идет его отец. А вот Пегаса на трибуне нет. Неужели его там не было? Или его вывели до того, как я туда посмотрел? Сбитый с толку тревожными мыслями я перевел взгляд на кубок, который, возвышаясь на постаменте, продолжал играть яркими красками.
Время идет предательски медленно. Ноги забились, словно бетон, но я продолжаю отдавать остатки сил, лишь бы добиться победы. Выбиваю мяч на угловой. Стою в штрафной, в ожидании его подачи. Навес. Мяч взмывает в воздух, я прыгаю, пытаясь воткнуться в него головой. Солнце слепит глаза, заставляет щуриться. Но тяжелые ноги тянут к земле. Форвард соперника прыгает куда выше и первым бодает мяч, направляя его в наши ворота. Это ГОЛ! Счет становится равным. Трибуны гудят, разрывая пространство отчаянным криком. Я лежу на земле, захлебываясь в волне нахлынувшего отчаяния, подобно тому, которое чувствует ребенок, у которого отобрали конфету.
Весь матч мы вели в счете, кожей ощущая победу, которая, казалось, уже никуда не денется. А сейчас, за пятнадцать минут до конца счет стал равным. Если бы перед игрой мне сказали, что к концу матча мы будем держать ничью, я бы только обрадовался. Но сейчас, почуяв запах победы, я не хотел ей делиться, а уж тем более упускать. Так думала и вся команда. Отбросив к черту осторожность, мы ринулись в последний штурм. Кривоножко перехватил пас и разогнал атаку, стянул на себя сразу четверых и выдал точный пас. Я принимаю мяч, остаюсь один на один с воротами, бью… и попадаю в штангу. Прямо сейчас с трибуны на меня смотрит сын. Почти весь матч он переживал и верил, что его отец способен выиграть кубок. Пропустив два нелепых мяча и загубив голевой момент, я практически выписал приговор всей своей футбольной карьере.
До конца основного времени остается лишь пара минут. Суворов получает мяч, находясь на грани офсайда, врывается в штрафную и оставив за спиной наших игроков выходит на рандеву с вратарем. Оставляет его не удел и проталкивает мяч в ворота. Мы апеллируем судье, жестикулируем руками, думая, что был офсайд. Но тщетно. Гол забит и засчитан. Спартак выходит вперед, до конца матча практически не остается времени, а у нас уже давно нет сил и воли, чтобы изменить игру. Кажущийся близким триумф превращается в страшный сон. Чувствуя себя неудачником, я озираюсь и вижу кубок. Он больше не играет красками на солнце. Он помрачнел и спрятался за широкой спиной охранника, будто говоря, что я его не достоин. Макаров готов вырваться на поле. С выпученными глазами он трясется и кричит, пытаясь разжечь в нас угасшее пламя. Судья добавляет еще пять минут. Еще недавно мне казалось, что время стоит на месте, но сейчас, пропустив три мяча, оно течет неумолимо быстро, рассыпаясь, словно песок из задницы, которой я тряс последние два сезона, не решаясь повесить бутсы на гвоздь. В оставшиеся пять минут вместилась вся моя многолетняя карьера, итоговый вектор которой зависел от одной конкретной игры.
Вышедший вперед Спартак, существенно сбавил обороты. Теперь уже московский клуб засел в глухую защиту, а мы ратным кавалерийским наскоком отчаянно ринулись вперед. И даже вратарь, то и дело вбегал в штрафную, чтобы с помощью длинной шеи дотянуться до зависшего в воздухе мяча. Но и этот подход не принес результатов. Спартак окопался, выжидая остаток матча. Я смотрю на судью. Тот, со свистком во рту внимательно следит за игрой, с готовностью оборвать ее в любую секунду. Кажется, что уже все. Кубок никогда не будет моим. Но в глубине души я все равно надеюсь на чудо. Судья сосредоточен, но не свистит. Пегас идет в последнюю атаку. Я получаю мяч, спотыкаюсь, встаю, бегу из последних сил, готовый распластать кишки по газону. Проталкиваю мяч в штрафную. Ухожу от защитников. Вратарь прыгает мне в ноги, я обвожу его, спотыкаюсь и падаю на газон. Корчась от отчаяния и боли, держусь за подвернутую ногу, понимая, что упустил последнюю возможность. Сегодня на глазах у сына я был в шаге от того, чтобы завоевать трофей и все равно его упустил. Закрыв глаза, я распластался на газоне. В отчаянии мне хочется исчезнуть, зарыться под зеленую траву и больше не выходить на свет. Трибуны презрительно гудят, за их шумом не слышно свистка. Надо мной суматоха. Игроки Спартака кидаются на судью, готовые его съесть. Кривоножко активно спорит. Судья подошел к вратарю и взметнул вверх карточку красного цвета. Трибуны загремели, наполняясь густым дымом. На поле стало жарко, как в аду. Чтобы остудить пыл, судья достал желтую карточку и показывал каждому, кто на него смотрел.
Сменив шторм, на умеренный штиль, судья ткнул пальцем на белую точку. Он назначил пенальти и удалил вратаря за фол, которого не было. Уж я то знаю, отчего я упал. А судья, видимо, нет. Я растерянно стою на поле, глядя вслед уходящему вратарю. Не жалея матерных слов он проходит мимо кубка, который вновь блестит на солнце, напоминая, что может все-таки стать моим. Судьба подарила нам шанс. Спартак остался в меньшинстве, без основного вратаря, истратив последнюю замену. Мы уступаем в один мяч, но с одиннадцати метров я не промахивался уже много лет. И уверен, что не промахнусь и сейчас. Пока один вратарь сменял другого, а трибуны гремели и нагоняли дым, я растерянно блуждал между славой и совестью.
Если забью, то сравняю счет. В овертайме мы будем иметь численное и моральное преимущество и наверняка задавим соперника и я, все-таки, выиграю кубок. Но будет ли эта победа честной? Наполнится ли хрустальная чаша стоящего рядом кубка душой. Будет ли она олицетворять доблесть, спортивную славу и успех? Или же станет вечным напоминанием трусости и бесчестья? Я сомневался и размышлял. Вряд ли судья был куплен и если он ошибся, то делал это искренне. Ведь все допускают ошибки и это неизбежная часть большой игры. Судья ошибался и против нас. Это не более чем везение, а везет, как известно – сильнейшим. Ведь не только футбол, но и жизнь сама по себе не справедлива. Почему я не могу забить этот пенальти? Ведь я не симулировал и не играл договорняк. Почему я не буду забивать пенальти, после того, как отказал Марселю в его заманчивой сделке? Почему я, из-за каких-то предрассудков, должен воткнуть острые шипы бутс в шею своей последней надежды? Почему я обязан вешать на себя ярлык вечного неудачника. Слишком много «почему», А я просто хочу выиграть кубок, поднять его над головой, здесь и сейчас, под взором десятков телекамер, на глазах у собственного сына прославиться на всю страну и поставить жирную точку на своей футбольной карьере. Да что там точку. Сочный восклицательный знак.
Оторвавшись от мыслей, я обогнул взглядом товарищей, которые томно смотрели на меня, как на последнюю миссию, способную вернуть их в игру.
В конце концов, почему они должны страдать из-за моих нелепых принципов? Разве они не достойны победы? Конечно же достойны. Но я все равно растерян. Тяжелый выбор лишает последних сил. Я хочу выиграть кубок, но стоит ли добиваться победы такой ценой? Судья принял решение и не намерен его менять. Судьба матча зависит только от меня.
Стадион гудит. Обрушившаяся суматоха дает возможность перевести дух. Хочется отказаться бить. Пусть другой берет на себя ответственность. А я приму как данность то, что произойдет, оставив все на усмотрение судьбы. Ведь пенальти, еще надо забить.
Ко мне подошел Кривоножко и приставил к груди футбольный мяч. Поймав его взгляд, я пытался найти ответы, на терзающие вопросы.
– Фола не было. – Кричу я ему сквозь гул стадиона. – Я сам упал.
– Какая разница! Это ж футбол. – Овечает он. – В нем всегда есть фактор удачи.
– Может, лучше ты пробьешь?
Он покачал головой, покосив взгляд на тренера. Перед матчем Макаров строго распорядился, что все стандарты буду исполнять исключительно я. Испытывая терпение уставшего судьи, я решился и подбежал к тренеру. На традиционно красном лице Макарова пылали бешенные глаза, в которые было страшно смотреть.
– ТЫ ЧЕ ПРИПЕРСЯ?!! ТЫ ЧЕ ПРИПЕРСЯ?!!! – Кричал он, раздувая жилы. А взгляд хоть и был бешенным, но казалось, что он все понимал.
– Я не знаю, как пробить пенальти. Ведь фола-то не было. Может лучше Кривоножко пробьет?
– НЕ СПРАШИВАЙ МЕНЯ! Иди и бей! Это твой удар, твой кубок, твоя жизнь и твое решение!
Я отступил. Вернулся в штрафную. Встал напротив мяча, так и не приняв окончательного решения. Если на стадионе дым уже почти рассеялся, то в моей голове его становилось лишь больше. В последний раз взгляну на кубок, и он уже не казался мне таким привлекательным. Я взглянул на трибуну, представляя на ней сосредоточенное лицо сына, внимательно следящего за решением, которое примет его отец. Сейчас я не просто пробью по воротам, а подам ему пример. Громким свистом судья обязал нанести удар. Я разогнался, подбежал к мячу и пробил мимо.
Матч окончен. Трибуны ревут. Спартаковцы обнимают друг друга, поздравляя с победой. Бодрыми ладонями они уважительно хлопают меня по плечу, а я, не поднимая взгляда, плетусь словно тень, боясь посмотреть в глаза товарищам. Чувствуя себя неудачником, в глубине души я испытывал облегчение, веря, что сделал правильный выбор. Игроки Пегаса уныло смотрят на меня, не произнося не слова.
– Петровский! Еб твою мать! – Слышится издали раскаленный голос Макарова.
Я нехотя поднимаю взгляд, ожидая порцию брани. Макаров кипит, глаза выпучены, кадык скачет как теннисный мяч.
– Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ! – Кричит он, вцепившись мне в плечи. – Но ты молодец! Честь важнее победы. Ведь даже из самой золотой чаши никто не захочет пить яд.