Мысли об улучшении быта помещичьих крестьян Тверской губернии, изложенные Тверским губернским предводителем дворянства Уньковским и Корчевским уездным предводителем дворянства Головачевым

Платеж оброчной суммы вперед невозможен, потому что для этого надобно, чтоб крестьяне были все чрезвычайно зажиточны; а мы видим, что большая часть их едва имеет средства существования. Если же крестьянин не может ничем обеспечить исправного исполнения своих обязанностей и не будет исполнять их, то останутся ли у помещика какие-либо средства обеспечить свое право собственности и заставить крестьян исполнять договоры даже и при добросовестности и деятельности местных властей. Прогнать их из имения? Невозможно: они живут на своей собственной усадебной земле. Отнять участок владеемой ими земли? Но что с ним делать, когда он состоит из разных полос вследствие общинного владения? И кто пожелает взять его из людей посторонних? Отдать крестьянина в опеку? Кому? И что сделает с ним опека? Продать его движимость? А потом, способен ли он будет продолжать заключенное условие? Все эти неудобства усиливаются условиями общинного владения земли, которое при всем том представляет много полезных сторон, а главное так присуще русскому человеку. Единственная гарантия интересов помещика есть личность каждого крестьянина отдельно взятого. Но достаточна ли эта гарантия? Скажем более: есть ли тут какая-нибудь гарантия? При таком порядке вещей сколько должно возродиться тяжб между крестьянами и помещиками? Одно число их представит непреодолимую трудность разрешения; а что если при этом принять в соображение недостаточное устройство нашей полиции и суда?

Затруднения эти непременно явятся даже в имениях оброчных. Чего же можно ожидать в имениях, где повинности крестьян будут определены работою? Положительно можно сказать, что имения эти должны совершенно разориться. Кто когда-либо занимался на практике сельским хозяйством, тот знает, из каких мелочных распоряжений состоит оно; сколько заботливости, деятельности и сметливости необходимо иметь, чтобы оно шло с должным успехом. Здесь все зависит от умения распорядиться, от умения воспользоваться временем и благоприятною погодою; а потому требуют немедленного и беспрекословного исполнения договоров, особенной точности в распределении всех работ и непременно известного числа рабочих и известное время. Возможно ли все это в то время, когда останется обязательный труд, но не будет ни той власти, ни того подчинения, которое до сих пор связывали отношения крестьянина и помещика. Смело можно отвечать отрицательно на этот вопрос. Остзейские провинции и здесь не составляют примера. Там земля разделена на участки, и арендатор исполняет повинности чрез своих работников, которым все равно, работать ли на помещика или на арендатора, там работник знает и уверен, что если он не будет в свое время на своем месте и не будет работать усердно, то ни один арендатор его держать не станет, и, что таким образом, он потеряет последние средства существования. Такое положение работника само по себе обеспечивает исправность и производительность его работы. У нас напротив, каждый крестьянин имеет свою полосу земли, и помещик должен ведаться с каждым из них особо, и не в состоянии будет их уличить в недобросовестном исполнении возложенных на них обязанностей. Он не придет в известное время на работу, имея (быть может) необходимость употребить это время на свои собственные домашние занятия. Конечно, его можно выслать в другой день, но разве в хозяйстве все равно: иметь рабочего сегодня или завтра. В сельском хозяйстве дорог иногда час, не только день. В летнюю пору иногда по состоянию погоды нужно переменить работу несколько раз. Неужели возможно вести мелочные счеты по всем разнообразным сельским работам, записывать не только рабочие дни, но даже часы, в которые крестьянин находился на известной работе, и каждый день подводить под урочное положение? К тому же всем известно, что постоянная работа не то, что переменная; как же прилагать урочное положение? При существовании обязательного труда – какая сложная бухгалтерия должна быть заведена в каждом имении, бухгалтерия, которая в малых хозяйствах поглотит если не все, то большую часть доходов. А кто будет вести эту бухгалтерию? Есть ли у нас люди для этого? И, наконец, к чему это все поведет? Корыстолюбие, укрываясь за конторскими счетами, всегда найдет возможность выводить неоплатные долги на крестьянина, а лень, нерадивость и бедность, с другой стороны, не признают никогда этих счетов правильными, отзываясь неграмотностию. Одним словом, помещик добросовестный будет весь в руках крестьян, а злонамеренный начтет на них неоплатные долги. Следствием этого будут тяжбы и споры без конца, а где данные для их разрешения? Ни конторские счеты, ни показания крестьян не могут быть приняты в уважение: те и другие могут быть с умыслом искажены. Сверх того по мелочности своей каждая неисправность крестьянина не может служить предметом немедленной жалобы, а потому жалобы могут возникать лишь при поверке счетов за некоторый период времени, когда даже и при добросовестности может не остаться никаких доказательств. Память, служащая здесь единственным средством для поверки счетов, может изменить и крестьянину, и помещику. Таким образом, из всего вышеписанного видно, что по упразднении настоящего крепостного права для успешного хозяйства есть только два выхода: или крестьянин должен получать за свою работу денежное вознаграждение, которое не может быть определяемо иначе, как добровольным соглашением, и тогда неисправность его может быть наказываема денежным штрафом, или при существовании обязательной работы он должен быть подчинен помещику с правом телесного наказания, необходимость которого признана даже нынешним положением о крестьянах Эстляндской губернии. Но спрашивается: где же будет тогда эта мнимая свобода крестьян и улучшение их быта, если личность их не будет ограждена от произвола землевладельцев? Теперь, по крайней мере, помещик обязан и законом и собственной выгодой заботиться о благосостоянии крестьян, помогать им в случае пожара, голода, падежа и других бедствий, которым они могут подвергнуться, и это хотя несколько вознаграждает крестьянина за потерю его личной свободы, а тогда все эти обязанности должны уничтожиться для помещика, и крестьянин не приобретет свободы. Словом, при увольнении крестьян с одной усадебной землею, чтобы не разрушить хозяйственный, ныне существующий порядок, придется оставить в силе все унизительные положения крепостного состояния, не удержав его выгод.