Чёрный бриллиант

Tekst
0
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава 14
Тайна моей прабабушки

– Что, не терпится узнать тайну прабабки? – спросила бабушка с улыбкой, прихлёбывая чай из блюдца, и, наконец, начала свой рассказ.

– Елена Николаевна была потомственной дворянкой из обедневшего рода Карпушинских, красавица необыкновенная. Помню, когда впервые её увидела, меня поразили глаза – зелёные и такой формы, как только у кошек бывают, длинные каштановые вьющиеся волосы, собранные в высокую причёску, и гордая осанка.

Она закончила Смольный институт благородных девиц, основанный ещё Екатериной Великой, и была очень образованной, с хорошими манерами. Поэтому я всегда тушевалась рядом с ней, хотя Елена Николаевна была настолько деликатным человеком, что всегда старалась держаться со мной, как с ровней.

Даже в трудные годы, когда мы жили впроголодь, она никогда не выходила к столу, не причесав тщательно волосы или неопрятно одевшись. У неё было всего два платья, стиранных-перестиранных, штопанных-перештопанных, но если бы ты видела, Танюша, с каким достоинством она их носила… Настоящая аристократка! Только когда захворала и слегла, я впервые увидела её с растрепанными волосами, разметанными по подушке. Но тогда она не только расчесаться, но и встать с постели не могла, бедняжка.

Однажды твоя прабабушка позвала меня и попросила присесть у кровати: «Анечка, перед смертью я хотела бы кое-что рассказать тебе. Боюсь, не успею исповедаться», – произнесла она слабым голосом.

Священники в то время преследовались, церкви закрывались. Да и жили мы в такой глуши, что батюшку сыскать было невозможно. Я присела, и она начала свой рассказ.

Когда ей было восемнадцать, к ней посватался богатый промышленник, лет на тридцать старше её, вдовец. Согласия невесты никто не спрашивал. Её род хоть и был когда-то знатным, но давно разорился. Родители с радостью выдали дочку замуж за богатого человека.

Иван Петрович, муж Елены Николаевны, стало быть, твой прадед, оказался человеком добрым, порядочным и щедрым. В честь рождения сыночка Серёженьки он подарил жене очень дорогой гарнитур с драгоценными камнями, состоящий из колье, которое, как тебе известно, спасло нам с твоей мамой жизнь, и пары серёг.

Гарнитур был изготовлен по индивидуальному заказу. Дублет, то бишь копия одной из серёжек, как раз и находится у тебя.

– Постой, бабушка. Колье было в виде головы Клеопатры, увенчанной короной в виде змей? – спросила я.

– Да, – удивлённо подтвердила она. – А откуда ты знаешь?

– Видела во сне.

– Точно, неспроста Елена тебе явилась…

Моё любопытство нарастало. За вопросом, почему у меня оказалась копия и где настоящая серьга, явно скрывалась какая-то тайна, будоражившая моё воображение.

Уловив в моих глазах нетерпение и необоримое любопытство, не дожидаясь следующего вопроса, бабушка продолжила:

– Эти серьги отличались друг от друга. К одной с обратной стороны было прикреплено маленькое колечко, и её можно было носить как кулон, а к другой – застёжка, чтобы можно было использовать как брошь. По словам Елены Николаевны, Иван Петрович сам одел ей колье на шею, а серёжки отдал в коробочке с приоткрытой крышечкой со словами: «Леночка, в той, что с колечком, вместо одного из сапфиров вставлен чёрный бриллиант. Это не простой камень. От него зависит благополучие и могущество нашего рода. Береги его». Так что неспроста она намекнула тебе о нём в твоём сне.

Я слушала с замиранием сердца об этом камне. Мне было известно, что чёрный алмаз – самый прочный и дорогой минерал. И, хотя он находится на поверхности земли, в отличие от прозрачных алмазов, в природе встречается гораздо реже. Из-за своей прочности он трудно поддаётся обработке даже с помощью современных технологий. Кроме того, ему издревле приписывались магические свойства. Даже некоторые учёные считают, что этот камень космического происхождения.

Пока я мысленно рассуждала на эту тему, бабушка продолжала:

– Всё бы может и шло своим чередом, если бы не случай. Встретила однажды твоя прабабка на одном из балов молодого красавца гусара, да и влюбилась в него без памяти.

– Бабушка, – вскрикнула я. – Так ведь я его тоже видела, почти как тебя сейчас. В том же сне, хотя я бы назвала его скорее видением.

– Вот ведь насколько мудрость и сила Господня велика! – произнесла она, перекрестившись. – На всё воля Божья! На испытания, видать, послал ей Господь этого паршивца. Сбил он нашу Елену Прекрасную с панталыку. Звали его Николай Александрович на русский манер. На самом деле не наших кровей был. То ли из немчуры, то ли из других басурман, я ужо не помню. Ещё со времён Петра таких много в Россию понаехало на государеву службу. Французов много осталось после того как их Наполеона под зад коленом прогнали из России-матушки.

– Бабушка! – сказала я укоризненно, давая понять, что она отклонилась от темы.

– На чём это я остановилась?

– На гусаре.

– А! Ну да. Со слов прабабки твоей, был он не только хорош собой, но смел и отважен. Из «чёрных» гусар, кажись. Полк такой знаменитый был.

– Я знаю, бабуля. Что дальше было?

– Что дальше? Елена наша тоже ему глянулась, и стали они встречаться тайком. Вот что дальше было. Чуть было не бросила мужа из-за этого прохиндея. А гусар этот бравый оказался заядлым картёжником. Проигрался в пух и прах. В то время неуплата карточного долга считалось большим позором и бесчестьем. Выход был один – застрелиться.

Прабабушка твоя узнала об этом случайно от его брата, который был вхож в дом, и имел с Иваном Петровичем общий интерес по части коммерции.

Ну так вот. Она, голубушка, промаялась всю ночь пока не приняла решение заложить одну из серёжек в ломбард, чтобы оплатить карточный долг этого пройдохи.

Знамо дело. Как задумала, так и сделала. С огорчения забыла, что в одну из серёжек был вставлен чёрный бриллиант, и про мужнины слова забыла о чудодейственности камня этого и важности для рода. Как раз эту самую серьгу её и угораздило в ломбард сдать.

На часть из вырученных денег заказала копию, а остальной частью попросила брата этого гусара оплатить его карточный долг, да таким образом, чтобы тот никогда не узнал имя своего благодетеля, а точнее благодетельницы.

Елена Николаевна знала, что Андрей Александрович – человек благородный и ему можно доверить столь деликатное дело.

Тот попенял ей, дескать это – бессмысленная затея, он неоднократно выручал своего непутёвого братца, да всё без толку. Но Елена Николаевна была непреклонна. К тому же она находилась на пятом месяце беременности от этого негодника.

Бабушка не жалела эпитетов в отношении бедного гусара. А в моём сознании вновь и вновь всплывал образ прабабушки со своим возлюбленным на балу и оживали ощущения невообразимого счастья от кружения в танце под музыку Штрауса.

– Танечка, ты меня не слушаешь или тебе неинтересно?

– Ну что ты, бабуля? Я просто вспомнила свой сон. Интересно – это не то слово. Мне всегда казалось, что такая любовь может быть только в кино.

Бабушка лукаво улыбнулась, прекрасно понимая, что её рассказ никого не может оставить равнодушным, и продолжила:

– Через некоторое время Елена Николаевна узнала от Андрея Александровича, что её гусар, расплатившись с карточным долгом, опять принялся за старое, и опять проигрался в пух и прах. Не зная, что делать, она надумала обратиться к своей бабушке, которая в ней души ни чаяла и готова была на всё ради счастья единственной внучки. Бабушка, Мария Андреевна, посещала тайный кружок, что и твоя прабабка впоследствии. Спитиров этих.

– Спиритов, – поправила я её.

– Точно. Их самых. Она якшалась и со знаменитой в то время колдуньей. Имя её я запамятовала. Так вот, Мария Андреевна решила обратиться к ней за помощью. Та, раскинув карты, сказала, что сможет помочь гусару отыграться, но её внучка обязательно должна вернуть серьгу с чёрным бриллиантом. Иначе, все мальчики, родившиеся в её роду, будут умирать, а сам род может исчезнуть. Как она ему помогла, не знаю, но то, что он отыгрался, знаю точно.

Я вспомнила «Пиковую даму» Пушкина, и подумала: «Может быть, внушила какими картами играть?»

Между тем бабушка продолжала:

– Дело было в аккурат перед Первой мировой. И по словам твоей прабабки, гусар её погиб на войне. У неё от всех переживаний начались преждевременные роды. И она родила недоношенного мальчика, который через несколько дней умер. А у самой Елены Николаевны началась послеродовая горячка. Никто не думал, что она выживет. Господь смилостивился. Тут уж было не до серёжки.

Когда, чудом оправившись от болезни, она вспомнила о словах колдуньи, выкупать серьгу уже было поздно – срок прошёл. Да и денег не было, а у мужа просить она не решалась. Так начали сбываться предсказания колдуньи. Всю жизнь корила себя, голубушка, за смерть и мужа, и сына и внука, да и за гусара своего злосчастного.

Видать, и вправду этот чёрный бриллиант силой волшебной обладал. Вот и весь мой сказ. А как я думаю, нужно было ей в церковь идти грехи замаливать, а не души покойников тревожить. Она хоть и верующей была, а такой грех на душу взяла. Поэтому до сих пор и не может успокоиться.

– А почему ты не взяла серёжку с собой как память о муже и Елене Николаевне?

А ты думаешь, покойница только к тебе во сне приходит?

Я с недоумением посмотрела на бабушку:

– И к тебе приходила?

– А то как же? За три дня перед моим отъездом сюда и явилась.

– Испугалась?

– Да нет. Живых надо, Танечка, бояться. А что может бесплотная душа сделать? Разве что предупредить о чём-то.

– Тоже в шляпке с вуалью была?

– Нет. В стареньком своём платьице, в котором умирала, но с аккуратно причёсанными волосами и двумя серёжками в ушах. Мне кажется, что она улыбнулась, но глаза были очень грустными. Это я хорошо запомнила. Она-то и дала мне знать, как серёжкой распорядиться.

– Прямо так и сказала, чтобы ты оставила её для меня?

 

Бабушка отрицательно покачала головой.

– Она только дотронулась рукой до одной из серёг, и в тот же момент её лицо начало как бы расплываться и заменяться твоими чертами. Я сразу же поняла, о чём она хотела сказать.

У меня мурашки забегали по телу.

– Да ты не бойся, – заметив испуг в моих глазах, постаралась успокоить меня бабушка. – Покойница не причинит тебе вреда. Она просто мне подсказку дала.

Начало смеркаться, когда бабушка закончила своё повествование. К вечеру Лаура со своим семейством вернулась домой.

Собираясь в обратный путь, я всё время пыталась проникнуться чувствами, которые мог испытывать заядлый игрок, поставивший на кон последнее, что имел, рискуя не только разориться, но и подчас поплатиться своей жизнью. Говорят, Достоевский написал свой роман «Игрок» за 25 дней в обмен на карточный долг.

 
В голове бродят мысли шальные.
Овладел мною старый порок.
На игру ставлю ставки двойные.
Я всё тот же заядлый игрок.
 
 
Под накалом безумных страстей
Я в огне этой страсти сгораю.
Что мне выпадет из мастей
Я пока что ещё не знаю.
 
 
Игра уж за полночь зашла.
Ренонс, грильяж, марьяж.
А у меня лишь мысль одна:
«О, Боже! дай мне шанс!»
 
 
Я дрожу. Я безмерно страдаю.
Мне бы только везенья чуток.
Этой ночью я долг отыграю
Или пулю пущу в свой висок.
 

Бабушка встала спозаранку, напекла пирогов, и, сунув мне огромный пакет, велела угостить маму с папой. Поскольку следующий день был выходным, меня провожали на вокзал всем семейством.

Когда из окна вагона я посмотрела на бабушку, моё сердце сжалось. У меня было предчувствие, что вижу её в последний раз.

Глава 15
«Скорая помощь». Новые друзья

Всю обратную дорогу я пыталась переварить информацию, полученную от бабушки. Но пора была подумать и о трудоустройстве.

По приезде в Ригу долго заморачиваться не стала, поняв, что стационар мне в ближайшее время не светит. Поэтому решила воспользоваться советом Императрицы.

Как я ни старалась оттянуть этот неприятный момент, время неумолимо шло вперёд. И в один «прекрасный» день пришлось всё-таки заставить себя направиться на собеседование к главврачу «скорой помощи», Семёну Яковлевичу Штурму.

Меня встретил лысеющий мужчина средних лет с колким взглядом и хитроватым выражением лица. Пока он изучал мои документы, я думала, не вернуться ли мне обратно к Галине Семёновне.

Наконец, он оторвал свой взгляд от документов и перевёл его на меня.

– Татьяна Павловна, скажите честно, почему вы хотите работать на «скорой помощи»?

– Потому что в стационар не приняли, – удивлённая таким вопросом, честно ответила я.

– А мне хотелось бы, чтобы мои сотрудники работали по велению сердца.

«Кто на „скорой“ будет работать по велению сердца? И к чему такие высокопарные слова?» – подумала я, усмехнувшись про себя, но не озвучив свои мысли.

– Вы, конечно же, думаете, что, работая на «скорой помощи», нельзя стать выдающимся специалистом, – будто уловив мои мысли, продолжил он. – Однако, это – глубокое заблуждение. «Скорая помощь» – это одно из самых важных, если не самое важное звено в медицине. Во многом от правильного оказания именно первой медицинской помощи зависит судьба пациента. Врач линейной бригады должен быть многопрофильным специалистом и хорошим диагностом.

– Но я хочу быть хирургом.

– Ох уж эта молодёжь со своими амбициями и максимализмом. Успеете вы ещё стать хирургом. У вас вся жизнь впереди, – с раздражением произнёс он. – Поверьте мне, знания, полученные здесь, пригодятся вам в любом случае. К тому же, врачи «скорой помощи» выходят раньше на пенсию. Вам, наверняка, мои слова сейчас покажутся смешными, потому что вы ещё слишком молоды, чтобы понять быстротечность человеческой жизни. Но когда-нибудь, поверьте мне, вы вспомните их.

Я подумала, что он издевается надо мной. И только теперь, по прошествии многих лет, поняла насколько мудрым человеком был Семён Яковлевич.

– Поработаете сначала на линейной бригаде, а потом и на хирургическую переведём, – продолжал он. – ЭКГ делать умеете?

Я пожала плечами. Во время работы в зональной больнице мне не приходилось этим заниматься, поэтому я ответила:

– Делала только во время учёбы в институте.

– Вот видите, Татьяна Павловна. А врач «скорой помощи» должен уметь это делать. И купировать любые виды аритмии, и отличать кардиальный отёк лёгких от пульмонального, а диабетическую кому от гипогликемической, и купировать приступ эпилепсии и провести, в случае необходимости, реанимационные мероприятия, и диагностировать инфекционные заболевания. Дальше перечислять не буду. Вы всё это можете делать?

Я отрицательно покачала головой.

– Тогда придётся послать вас на двухмесячные курсы подготовки врачей «скорой помощи». Не возражаете?

– Нет. Спасибо, – сказала я, а про себя подумала, что действительно многого не знаю и не умею.

– Ну вот и ладненько. Догуляете свой отпуск, и с понедельника – на курсы.

Он встал из-за стола и подал мне руку:

– Желаю удачи! Направление возьмёте у секретаря.

Поблагодарив главврача ещё раз, я вышла в смятении, задумавшись над его словами.

Когда, после окончания курсов, вышла на работу, график дежурств уже был составлен – сутки через двое, то есть полторы ставки.

Семён Яковлевич, несомненно, был прав. Работа на «скорой» – это бесценный опыт для врача любой специализации. Что только не приходилось видеть и делать.

На линейных бригадах обычно, кроме врача, дежурил фельдшер. Однако, часто приходилось выезжать на вызов только с водителем. Хорошо, если им оказывался сознательный человек. Он и тяжёлую медицинскую сумку донесёт, и электрокардиограф, и за кислородной подушкой сбегает, и в транспортировке больного примет участие. Но были и такие, которые со своего места не сдвинутся ни при каких обстоятельствах. На любые просьбы у них был один ответ: «Мне за это не платят». Но, к счастью, таких было немного и надолго они не задерживались. А вообще, водители «скорой помощи» – народ особый. Работа тяжёлая, небезопасная, мало оплачиваемая, связана с бессонными ночами. Не каждый захочет по ночам при свете тусклых фонарей, а то и без всякого освещения, ездить по незнакомым закоулкам, разыскивая адрес пациента, тем более безработицы в нашей стране в то время не наблюдалось. Хорошо, если родственники выйдут встречать. Не успеет иной раз водитель адрес найти, а по рации уже передают следующий вызов, в другой конец города.

Бригады складывались сами собой, с учётом личных предпочтений. Люди прибивались друг к другу по мере знакомства. Текучка кадров была довольно большая. Не успеешь присмотреться к человеку, а он уже уволился.

Поначалу приходилось работать с разными людьми. Они менялись как мозаика в калейдоскопе. Но через пару месяцев начала формироваться и моя бригада. Водитель Санёк – высокий темноволосый парень с тонкими чертами лица и волевым подбородком, один из тех романтиков, которых хлебом не корми, дай с сиреной промчаться по городу, и фельдшер Оленька – миловидная девушка с огромными карими глазами, застенчивой улыбкой и толстой тёмно-русой косой до пояса. Она была очень миниатюрным и хрупким созданием.

Мы все работали на полторы ставки, поэтому составить график дежурств не составляла труда. Среди медиков была распространена поговорка: «На ставку жить не на что, а на полторы – жить некогда».

Так и нам, с одной стороны, жить было некогда, а с другой – это и была сама жизнь. С учётом того, что после дежурства, как минимум, полдня уходило на восстановление сил, оставалось не так уж много свободного времени. Но мы были молоды, полны надежд и горды своим высоким предназначением.

Утро начиналось с приёма медицинских сумок. Это были довольно увесистые ящики из фанеры с широкой ручкой на крышке и красным крестом. В них хранились медикаменты, в том числе наркотики, медицинский спирт, стеклянные шприцы с иглами в металлических коробочках-стерилизаторах, аппарат для измерения давления, фонендоскоп, простые и гипсовые бинты и другие принадлежности для оказания первой медицинской помощи. Такая сумка весила несколько килограммов.

Когда впервые я увидела Оленьку, перегнувшуюся почти дугой под её тяжестью, у меня сердце сжалось от жалости. После того, как сформировалась наша бригада, проблема отпала сама собой. Нашим неизменным сумконосцем стал Санёк. Он поджидал Оленьку уже у пункта приёма, брал сумку словно пушинку и, весело насвистывая, нёс в машину. Казалось, в эти минуты он чувствует себя не водителем-сумконосцем, а рыцарем-оруженосцем. По своей натуре он и был настоящим рыцарем. На работу я шла с большим удовольствием. Санёк всё время развлекал нас – постоянно шутил, декламировал стихи, распевал песни приятным баритоном.

Дежурной бригаде полагался час на обед. По выходным, заехав в близлежащее кафе, пельменную или столовую, мы закидывали быстро еду в себя и, выкроив 20—30 минут, с воем сирены мчались в Пардаугаву, где нас поджидала бабушка Санька, Вера Ивановна, с вкуснейшими пирожками. Если успевали, пили ароматный чай из сушёных трав, собранных и высушенных ею собственноручно.

Вера Ивановна была высокой, стройной, с безупречной осанкой и манерами, в неизменном сером приталенном платье с белым воротничком или чёрном шерстяном сарафане с однотонной блузкой с приколотой у стоячего воротничка брошью или бусами в тон блузке. Тёмно-русые волосы с седой прядью были разделены прямым пробором и скручены на затылке в виде тугого жгута.

Когда впервые Санёк объявил, что везёт нас к бабушке на пирожки, я представила себе седовласую сгорбленную старушку в круглых очках с накинутым на плечи пуховым платком. Увидев моложавую женщину, в облике и одежде которой сквозило благородство и достоинство, я сразу вспомнила свою прабабушку в последние годы жизни и подумала: «Наверное, из аристократок». Вера Ивановна преподавала русский язык и литературу в школе. Наконец-то я поняла, откуда Санёк знает столько стихов и откуда у него столь уважительное отношение к женщинам.

Квартира была малогабаритной, но очень уютной. Посредине гостиной стоял большой круглый стол, накрытый льняной скатертью, с шестью стульями вокруг, покрытыми полотняными чехлами с красивыми шёлковыми бантами, завязанными сзади; на окнах – кремовый тюль и льняные занавески в тон скатерти, подхваченные такими же бантами, как на стульях; на подоконнике – несколько горшков с различными видами герани. Был и небольшой балкончик с множеством глиняных горшков, в которых Вера Ивановна умудрялась выращивать не только цветы и травы, но и маленькие помидорчики.

Но самой большой достопримечательностью мне казались огромные стеллажи, заполненные книгами до самого потолка и стоявшие не только в гостиной, но даже в крошечной прихожей и на кухне.

В то время хорошую книгу купить было не так просто. Нужно было сначала сдать макулатуру (не помню, сколько килограммов), получить талон, и только потом появлялась возможность приобрести вожделенный товар. Что только не приносили на пункты сдачи макулатуры: и старые газеты и журналы, и использованные канцелярские бланки, и старые гроссбухи с бухгалтерскими отчётами, и картонные коробки, и обёрточную бумагу, а порой даже старинные книги в обтрёпанных переплётах, которые стоили несравненно дороже тех, которые приобретались по талонам.

Я обратила внимание на то, что несколько полок были заполнены технической литературой. Оказалось, что наш скромняга Саня заочно учился в Политехническом институте. Вера Ивановна воспитывала его одна с малых лет, поскольку Сашины родители погибли в автокатастрофе.

Пока я изучала обстановку, оказавшись впервые дома у нашего рыцаря, его бабушка, хотя так называть Веру Ивановну не поворачивается язык, накрывала на стол. Пузатый заварной чайничек едва выглядывал из-под широкой юбки, отороченной кружевами, войлочной розовощёкой купчихи. Рядом стояло большое керамическое блюдо, наполненное только что испечёнными пирожками с различной начинкой, более мелкие керамические вазочки с печеньем и конфетами и четыре чайные чашки из тонкого фарфора с блюдцами.

– Ну что, мои дорогие, прошу к столу! – произнесла Вера Ивановна, сделав элегантный жест рукой.

Сняв войлочную купчиху с чайника, она начала разливать ароматный чай по чашкам. Звук разливаемого чая, отражённый от тонких фарфоровых стенок чашек, почему-то тогда вызвал у меня ассоциацию с гейзером, а цвет – с тёмным полупрозрачным янтарём, а по прошествии многих лет – неизменно ассоциируется с образом Веры Ивановны.

Особенно приятно было приезжать в гости в этот уютный, гостеприимный дом зимой, с мороза. Здесь мы отогревались не только телом, но и душой.

Вера Ивановна была удивительным собеседником, умеющим слушать, что не очень характерно для людей её профессии, мудрым, эрудированным и интеллигентным человеком.

 

К сожалению, из-за отсутствия времени, наши встречи были очень короткими. От неё мы неизменно уезжали с большим кульком пирожков или домашнего печенья и большим термосом с кофе. Всех этих вкусностей нам хватало до конца смены.

Если дежурство выпадало на праздник, она готовила для нас праздничный обед. Мы с Оленькой чувствовали себя нахлебниками. Первое время нам удавалось под различными предлогами отказываться от этих поездок в гости к Вере Ивановне, хотя и очень хотелось. Но наша обман был вскоре разоблачён. Тогда мы решили привозить с собой что-нибудь сладкое к чаю. Помню, она даже обиделась на нас. И только когда мы поставили ультиматум, согласилась на наше соучастие. Но при этом старалась схитрить и положить наши подношения в пакет с пирожками.

Однажды Ольга простудилась и слегла на месяц. Другого фельдшера нам не дали. Дежурить пришлось вдвоём с Саней.

В два часа ночи поступил вызов. Ехать нужно было куда-то за город. Освещения никакого. Никто не встречает. Только где-то вдалеке огонёк горит. Подъехать ближе нельзя – ограждение. Пролезли мы с ним через него, идём на огонёк.

Вдруг перед нашими глазами вырастают рога, сначала одни, потом другие… Я чуть в обморок со страху не упала. Оказалось, нарвались на стадо коров. Одно хорошо, на их мычание вышел старичок на крыльцо дома, до которого от машины пришлось идти метров двести. Он проводил нас в избу.

На кровати лежал довольно тучный мужчина лет пятидесяти. Под вечер, будучи «под шофэ», тот полез в погреб, поскользнулся на ступеньке и упал. Его правая голень была деформирована, бинт пропитан кровью. Было ясно, что у пострадавшего открытый перелом.

Санёк отправился за носилками и шиной. Хорошо, что обратно не пришлось топать через коровье стадо. Оказалось, подъехать ближе можно было с другой стороны дома.

Вколов травмированному наркотик, разрезала бинт и увидела осколок большеберцовой кости, выпирающий через рваную рану. «К счастью, крупные сосуды не повреждены». -подумала я, накладывая стерильную повязку и иммобилизируя повреждённую конечность. Переложив пациента на носилки, мы вдвоём со старичком, который оказался отцом пострадавшего, взяли их с одной стороны, Санёк – с другой, и потащили в машину.

Через пару недель, тоже ночью, поступил вызов на Москачку. Попали в какой-то цыганский притон. Человек пятнадцать собралось у постели «больного». Не нужно быть медиком, чтобы, констатировать трупное окоченение и понять, что больной скорее мёртв, чем жив, причём умер не только что, о чём деликатно попыталась сообщить обступившим меня со всех сторон людям.

Один из них, по-видимому, находившийся под действием наркотиков, подошёл ко мне, и, угрожая ножом, крикнул: «А ну, давай, оживляй, не то зарежу!»

Хорошо, Санёк рядом оказался. Он отреагировал молниеносно:

– Сестра, срочно вызывай реанимационную бригаду! – и, схватив меня за руку, потащил к входной двери.

Пока цыгане очухались, наш след уже простыл.

– Ну, Санёк, ты мне сегодня жизнь спас, – промолвила я, приходя в себя. – Теперь я – твоя должница.

– Пустяки! У нас и не такое бывало, – ответил тот со свойственной ему скромностью.

Позвонив в милицию и сообщив о притоне и трупе, который, по всей вероятности, стал жертвой передозировки наркотиками, пошли отдыхать.

В комнате отдыха одновременно могли находиться до шестнадцати человек. Для этого по обеим сторонам от входной двери были расставлены раскладные кресла. Несмотря на наличие свободного места, заснуть никак не удавалось. В глазах стоял окоченевший труп в окружении безумных людей и нож, занесённый надо мной.

Обычно во время ночного дежурства, прибыв на станцию, мы валились в кресла и мгновенно засыпали с одной мыслью: «Хоть бы до утра не вызвали». На этот раз, плюхнув в кресло, я думала: «Хоть бы побыстрее вызвали. Может быть, удастся сменить всё время всплывающую перед глазами картинку. Прости, Санёк! Я знаю, что ты не меньше перенервничал. Просто не подал вида, как настоящий мужчина».

Через минут сорок раздался голос диспетчера:

– Десятая бригада -на вызов!

Вскочив с кресла, я побежала в диспетчерскую.

– Можете не повторять. Я сама разбужу водителя. А на что вызов?

– Высокая температура, – ответила диспетчер.

Я вздохнула с облегчением, и с мыслью: «пока буду заваривать кофе, пусть Санёк поспит лишних пять-десять минут», вошла в крохотную кухоньку, примыкающую к комнате отдыха, где он уже хлопотал у плиты с туркой в руке.

У нас было заведено заваривать кофе по очереди. На время Ольгиной болезни я взяла эту функцию на себя.

– Санёк, мало того, что ты меня сегодня от смерти спас, так и мои функции на себя решил взять? Хочешь навсегда оставить меня в неоплатном долгу? – пошутила я.

– Только сегодня, – смеясь, ответил он.

Коллектив наш был относительно молодым. Утром, в предвкушении отдыха, усталость у всех как рукой снимало. Рассказывали друг другу обо всяких казусах, произошедших во время дежурства. Наш рассказ этим утром произвёл фурор.

Вечером решили навестить Оленьку, рассказать ей о наших злоключениях в её отсутствие. Накупили фруктов, соков, всяких сладостей, и отправились на Юглу, где она проживала с родителями и младшим братом.

Её мама, Наталья Егоровна, встретила нас очень приветливо, напоила чаем с печеньем, расспросила о работе. Ольге уже разрешили вставать, и она вышла к чаепитию.

Конечно же, нам не терпелось рассказать о наших приключениях во время дежурства, но рассказ наш не на шутку напугал Олину маму.

– Вот уж не думала, что у вас такая опасная работа, – воскликнула она с испугом в голосе, мысленно, наверное, благодаря Бога, что Ольги не было с нами в этот момент.

– Наталья Егоровна, можете быть абсолютно спокойны, когда с нами такой рыцарь, как Александр, – сказала я, указывая на него кивком головы.

– Это – чистая правда, мама, – поддержала меня Ольга. – Санёк не даст нас в обиду. Он из бывших десантников.

Наш рыцарь зарделся от смущения.

Вскоре из школы вернулся Ольгин младший брат, Денис.

– Здрасьте! – поприветствовал он нас, бросив портфель в угол. – Ма, есть, что поесть?

Наталья Егоровна засуетилась, бросившись на кухню, видимо, разогревать ужин. Однако Дениска дожидаться не стал. Подлетев к столу и набив карманы печеньем, с возгласом: «Ма, я на тренировку!» – пулей вылетел из дома.

– Вот пострелёнок! Наверняка убежал с Валеркой в тир. Ещё час до закрытия. – сокрушённо воскликнула Наталья Егоровна, хлопая себя по бокам. – Думает, я не помню, что каратэ у него по средам. Ну что ты с ним будешь делать?

– Мужчина должен уметь владеть оружием, – впервые за всё время произнёс Санёк.

– Сейчас, слава Богу, не военное время, – парировала Наталья Егоровна. – Лучше бы делом занялся, чем ерундой маяться. Вот вы, Александр, такой молодой, а уже и в армии успели послужить и профессию получить.

– В детстве тоже шалопаем был, – ответил наш рыцарь.

– Он ещё на инженера учится, – вставила Ольга.

– Ну вот какой молодец! А мой оболтус только в тир горазд бегать. Все деньги, что на обед ему даю, там просаживает.

– Может быть, он у вас военным станет. Главное, что у парнишки есть увлечение, – неожиданно серьёзно произнёс Санёк. – Я, например, начал о профессии задумываться только в армии.

– Дай-то, Бог! Дай-то, Бог! Может, и вправду поумнеет, когда подрастёт, – с надеждой произнесла Наталья Егоровна.

Прошло два часа. Пора было покидать этот гостеприимный дом. Напоследок я проаускультировала Ольгины лёгкие, предусмотрительно прихватив с этой целью фонендоскоп. Оставались ещё единичные мелкопузырчатые хрипы. Но, в целом, её здоровье не вызывало опасений.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?