Страх, любовь и пропаганда: Механизмы влияния в сектах и тоталитарных системах

3
Вербовка
Нечаянный экстремист

Для того чтобы привлечь последователей и создать условия для последующего «перепрограммирования» их близких отношений, тоталитарная группа должна для начала вовлечь этих людей в свою сферу влияния. Затем она пытается их изолировать, позиционируя себя как основной эмоциональный и когнитивный ресурс, чтобы в итоге стать для них новой, а в перспективе и единственной «тихой гаванью». Формирование дезорганизованной привязанности к группе представляет собой процесс, состоящий из трех этапов: первый – начальный контакт и получение доступа к новобранцу, второй – позиционирование группы как нового (а затем и единственного) источника защиты, третий – начало разрушения всех прежних связей потенциального последователя. Идеологический инструмент, который помогает достичь этой цели, – пропаганда.

ПУТИ К ЧЛЕНСТВУ В СЕКТЕ

В тоталитарной группе можно оказаться множеством разных путей^[122]. Самый стереотипный – путь «искателя», когда человек находится в поиске истины и просветления или – в более широком плане – дела, которому можно было бы себя посвятить. Он целенаправленно ищет группу, чтобы к ней присоединиться. Такие люди действительно существуют, и я сама была одной из них. Но есть и другие, вероятно, более распространенные способы попадания в тоталитарные организации: «втягивание», которое обычно происходит случайно; рождение или воспитание с детства в подобной группе; насильственная вербовка или похищение человека; просто жизнь в тоталитарном государстве.

Искатели обычно хотят найти духовных или политических единомышленников. Однако в их отношении укоренился один неверный стереотип: искатели вовсе не мечтают о подчинении злому властелину, не мечтают вступить в секту или тоталитарную группу, где будут ограничивать их основные права человека. Большинство таких людей найдут умеренную (или хотя бы нетоталитарную) группу и, возможно, присоединятся к ней. Например, они могут стать активными членами популярной политической партии, церковной организации или волонтерского сообщества. Однако некоторые из них действительно столкнутся с сектами, куда и будут завербованы: лидеры успешно используют их заинтересованность в активизме, благотворительности, духовной близости или личностном развитии. При таком виде вербовки очень важно изначальное соответствие интересов новобранца заявленной программе группы. Я говорю «заявленной», потому что заявленная, официальная программа зачастую играет роль завесы, скрывающей истинную деятельность и цели группы (этот нюанс мы разберем, когда будем говорить о пропаганде).

Таким образом, искатель стремится к тому, что якобы есть у тоталитарной организации. Например, Сидни мечтал влиться в движение левого толка:

Симпатизировать радикальным идеям я стал в университете, где учился во время войны во Вьетнаме. Тогда я и начал – намеренно, вполне намеренно – искать членства в политической группе. В моем родном городе было всего несколько организаций, которые по разным причинам меня не заинтересовали, и я не хотел к ним присоединяться. Других вариантов не было, и я специально отправился в Нью-Йорк, чтобы найти там ребят, с которыми я мог бы тусоваться, и помогать им в политической работе… Там я ходил по книжным магазинам, где продавалась литература для левых. Я наткнулся на одну газету, взял ее… В ней было объявление – «Приходите на встречу», и я решил просто сходить туда, посмотреть, чем люди занимаются.

Сидни хотел присоединиться к политической организации, но это вовсе не означает, что он искал именно то, что нашел в «Замысле Ньюмена», – деспотичную группу, которая разрушила его связь с семьей, заставляла ходить на обязательные «сеансы психотерапии», распоряжалась его человеческими взаимоотношениями и принуждала целыми днями заниматься волонтерской деятельностью, платить за это деньги, которых порой не хватало даже на еду. Сидни замечает:

Понимаете, Фреду Ньюмену революция была нужна настолько же, насколько, я не знаю, Джорджу Бушу. По сути, он все это организовал ради женщин, денег, власти и всего такого прочего. Это была очередная секта – как у мунистов или там Ларуша.

Сидни искал революционную организацию – что бы это для него ни значило. Он не искал секту.

Моя история вербовки очень похожа на то, что произошло с Сидни: я хотела присоединиться к политической группе, где могла бы участвовать в женском рабочем движении и найти единомышленников, которые, как и я, стремились сохранить антикапиталистический дух 1960-х и 1970-х годов в эпоху правления Рейгана, все более и более консервативную. О. (The O., сокращенно от The Organization), закрытая и эксплуататорская организация, в которую я вступила, оказалась вовсе не тем, что я искала, но на первый взгляд все выглядело многообещающе. Мне рассказывали о принадлежащих организации центрах развития для детей, о клинике женского здоровья, о попытках организовать профсоюзы. Именно такими проектами я занималась до того, как нашла эту группу. Однако серая и бездушная реальность проектов О. стала для меня очевидной гораздо позже.

Те, кого я называю втянутыми, похожи на искателей в том смысле, что во время вербовки они тоже находятся в процессе поиска. Однако эксперт по терроризму Марта Креншоу, рассуждая о пути большинства террористов, заметила, что они оказываются втянуты в организацию «непреднамеренно», пытаясь достичь совсем других целей^[123].

Именно это и произошло с Мариной Ортис. Строго говоря, большинство членов «Замысла Ньюмена», чьи истории фигурируют в моем исследовании, попали в секту таким образом. Марина вообще не стремилась ни в какую группу. Все, чего она хотела и что, как ей казалось, нашла, – получить психологическую помощь, чтобы справиться с непростым жизненным периодом. Но консультации психолога оказались своеобразным порталом в совершенно иную реальность: частные сеансы быстро сменились групповыми. А уже потом ее втянули в самую разнообразную политическую деятельность, которая, как предполагалось, должна была «вылечить» ее от депрессии. Джиллиан Трентон, сама психолог, тоже искала психотерапевта, который стал бы ее наставником, – ей были безразличны политика и какие бы то ни было группы. Но ее заинтересовал социальный активизм, связанный, как ей казалось, с практикой социальной терапии, с которой она столкнулась. Вскоре Джиллиан оказалась целью вербовки: ее втянули в круговорот деятельности и буквально оторвали от мужа и двух маленьких детей. Для обеих женщин (как и для многих других членов организации) их заинтересованность в групповой психотерапии стала отправной точкой новой жизни: их все сильнее и сильнее поглощали поручения группы и отношения с ее членами. В итоге Марину успешно завербовали в качестве полноценной участницы подпольной политической партии, а вот Джиллиан удалось уйти из группы до того, как ее завербовали. Но опустошение и сильное, выбивающее из равновесия замешательство (это ее собственные слова) она все же успела испытать:

Неразбериха царила везде, абсолютно везде. Тексты и без того были запутанными, а становились все менее и менее понятными. Сеансы социальной терапии сбивали с толку. Моя практика вызывала у меня недоумение. И она, и вообще все на свете вводило в замешательство. Это было… Они хотели, чтобы мы начали сомневаться во всем, что считали само собой разумеющимся, даже в том, что такое хорошо и плохо. Все нормальное переворачивалось с ног на голову. Под сомнение ставилось все. Даже то, что мы знали наверняка, – абсолютно все. Короче, все было непонятно, и… и даже отношения были непонятными – с… как бы… с моим наставником. Мы настолько сблизились, что я уже не могла понять: он мой учитель или друг? Я… я не могла понять, переходило ли все это в… ну, в любовные отношения? Да, мы очень сильно сблизились.

Некоторые попадают в террористические организации и секты посредством дружеских связей. Вот что пишет Нойманн по поводу вербовки в ИГИЛ: «В большинстве случаев речь идет об обычных социальных обязательствах и желании быть рядом с друзьями»^[124]. Один из самых распространенных путей в правоэкстремистские группировки начинается с музыки – от панк-рока и тусовок скинхедов до музыки white power и разнообразных праворадикальных организаций^[125].

Другой частый случай: члены тоталитарных групп находятся в них с рождения или попадают туда в детстве, вместе с родителями. И хотя многие из этих детей восстают против воспитания в чрезвычайно жестких условиях секты и, повзрослев, вырываются на свободу, не всем это удается. Однако те, кто все же смог уйти, могут поделиться бесценными рассказами о жизни внутри подобных групп. Джулиана Буринг^[126] родилась и выросла в секте «Дети Бога» («Семья»), где детей подвергали эмоциональному, сексуальному и физическому насилию. Она рассказала о жизни секты в книге «Без сестры – никогда», написанной в соавторстве со своими сестрами. Отец девушек попал в организацию, будучи молодым человеком: моногамия и контрацепция были запрещены лидером секты, и он стал отцом множества детей от разных женщин – единоутробных и единокровных братьев и сестер Джулианы. Большинство из них, как и саму Джулиану, оторвали от родителей в раннем детстве, и дети оказались разбросаны по всему миру. Питер Фруман тоже вырос в этой секте: его вместе с братьями и сестрами разлучили с родителями и часто подвергали сексуальному насилию.

Элисса Уолл родилась и выросла среди «святых последних дней» – в мормонской секте, где практиковалась полигамия. Лидер секты Уоррен Джеффс в одном невадском мотеле насильно поженил 14-летнюю Элиссу и ее двоюродного брата^[127]. Сейчас Джеффс отбывает пожизненное наказание за сексуальные связи с несовершеннолетними девочками.

Три молодые женщины ведут сайт exscientologykids.org, где публикуются истории выросших в Церкви саентологии. Эти истории заставляют задуматься и служат напоминанием о детях и подростках, которые по-прежнему находятся в ловушке подобных групп, не имея возможности связаться с внешним миром.

Количество молодых людей, которых похищают или насильно загоняют в тоталитарные группы, поистине огромно. Часто именно так детей вербуют в вооруженные организации, которыми командуют харизматичные, авторитарные лидеры. К таким организациям относится и Господня армия сопротивления Джозефа Кони (ГАС), куда было завербовано, по некоторым оценкам, около 20 тысяч девочек и мальчиков: девочек там используют в качестве сексуальных рабынь, мальчиков – как солдат, и все дети занимаются рабским трудом^[128]. На протяжении долгих лет целые поселения на севере Уганды на ночь оставались без детей: эти «ночные путешественники», как их стали называть, покидали свои дома и прятались в более безопасных местах, чтобы их не похитили солдаты ГАС.

Других детей-солдат вербовали в лагерях для беженцев, прямо под носом у сотрудников гуманитарных миссий ООН. Эммануэль Джал, южносуданско-канадский певец и актер, описал свой путь в ряды детей-солдат в книге «Дитя войны» (War Child). Эммануэлю было девять, когда ему удалось убежать от войны из своей деревни, и он два года не видел близких. Его мать убили, отец примкнул к Народной армии освобождения Судана, а сам Эммануэль стал ребенком-солдатом. Вот как он описывает свою вербовку:

«Теперь этот автомат – моя мать и мой отец! – прокричал офицер, подняв над головой автомат Калашникова. – Кто из вас готов повторить эти слова? Вы тут одни, вы бросили свои семьи, и теперь у вас есть шанс найти новую семью – НАОС»^[129].

Это мрачное, но довольно точное описание будущего таких детей: они окажутся в изоляции, лишившись семей и попав в замкнутый мир армии – суровое, неласковое убежище, которое теперь станет их домом.

В книге «Маленькие солдаты» (Small Arms) Мия Блум и Джон Хорган описывают, как террористические группировки вербуют детей при помощи более долгих и коварных (хотя, скорее всего, не менее пагубных) методов, чем насильственное привлечение детей-солдат^[130]. Авторы справедливо сравнивают этот процесс с «обхаживанием» педофилом своей будущей жертвы: террористы, подобно педофилам, втираются в доверие к ребенку, изолируют его от родных, заставляют молчать и делают безразличным к насилию. В книге поясняется, что это диадический (парный) процесс развития доверительных отношений с ребенком, когда для налаживания контакта зачастую используются такие же дети или подростки. Особенно эффективно этот метод вербовки использует ИГИЛ.

К последнему типу пути – самому обычному проживанию в тоталитарном государстве – мы можем отнести не только население подобных стран, но и людей, которых там держат в лагерях и в качестве военнопленных. Например, это касается заключенных китайских и северокорейских лагерей, чьи истории еще в 1950-х годах были хорошо изучены и описаны в фундаментальных работах Лифтона^[131] и Шайна^[132], посвященных промыванию мозгов. Пленные также невольно становятся сектантами. Среди последних работ на эту тему я бы выделила захватывающую книгу Барбары Демик «Повседневная жизнь в Северной Корее» (Nothing to Envy), рассказывающую историю шести жителей Северной Кореи, которым удалось сбежать из полностью закрытого, гнетущего мира, в котором они выросли^[133]. Во время беседы с Демик госпожа Сон, одна из этой шестерки, призналась: «Служение Ким Ир Сену и Родине было смыслом моего существования. Я никогда и не думала, что можно жить иначе»^[134].

Таким образом, стереотип об «искателях» оказывается ложным, когда речь идет о том, как люди попадают в тоталитарные группы. Согласно результатам моего собственного исследования, «искателями» скорее стоит называть тех, кто добровольно вступает в нетоталитарную партию (например, примыкает к движению «зеленых»), так как они активно ищут участия в политике. И, напротив, членов «Замысла Ньюмена» чаще всего втягивали через подставные организации, поэтому их не стоит причислять к «искателям». Они попадают в группу, как выражается Креншоу^[135], непреднамеренно, стремясь совсем к другим целям. Чтобы понять, как люди оказываются в тоталитарных организациях, мы должны учитывать множество путей, ведущих в эти закрытые миры.

УПРАВЛЕНИЕ НАЧАЛЬНЫМ КОНТАКТОМ: ЗАПУСК СКООРДИНИРОВАННОЙ ПРОГРАММЫ УБЕЖДЕНИЯ

Если человек выращен и воспитан не в группе, как Элисса Уолл или Джулиана Буринг, для его вербовки необходим своего рода начальный контакт. Некоторые ученые^[136] утверждают, что основной путь попадания в тоталитарные организации лежит через существующие социальные связи – то есть через знакомых, друзей или членов семьи. Зачастую дело действительно обстоит именно так, но такое объяснение не годится в случаях, когда человека похищают или силой заставляют вступить в секту.

Если говорить об участниках моего собственного исследования, надо отметить, что лишь в половине случаев у членов «Замысла Ньюмена» были начальные контакты с организацией посредством социальных связей. Остальные же 50 % относились к «холодным» контактам: они узнали об организации из объявлений о сеансах психотерапии, из флаеров, от вербовщиков в общественных местах или просто нашли ее номер в телефонном справочнике. Поэтому система социальных связей человека, разумеется, может сыграть свою роль в процессе вербовки, но это только один из путей к начальному контакту. Гораздо важнее то, как осуществляется этот начальный контакт. Тоталитарная группа, занимающаяся вербовкой потенциальных последователей, целенаправленно и организованно отслеживает начальный контакт, в то время как нетоталитарные организации, как правило, во многом оставляют за человеком свободу действий или ставят очень ограниченные цели в плане развития отношений между организацией и возможным новым участником.

Деятельность «Замысла Ньюмена» – наглядный пример скоординированной и тщательно спланированной вербовки. Так, Сидни рассказывал, что на политическом собрании, которое он решил посетить, узнав о нем из газеты «Замысла», встречавшая участников девушка собрала все его контактные данные, прежде чем он вошел в зал собрания:

Перед началом встречи ко мне несколько раз подошли организаторы и попросили оставить мой номер телефона. Кстати, довольно ловко у них это вышло, они наверняка знали приемчики. Получается, я был у них на крючке еще до начала встречи – даже не после! (Смеется.) Один из них позвонил мне через несколько дней… Я беру трубку, а он такой: «Мы занимаемся организационной работой, вас интересует сотрудничество?»

Начальный контакт Бернис с психотерапевтом из «Замысла Ньюмена» удивил ее очень быстром ответом на сообщение, оставленное ею на офисном автоответчике:

Я звонила записаться на прием от подруги, я была у нее в гостях… Потом я вернулась домой, и около десяти вечера мне перезвонили по поводу записи. И это меня поразило, мне показалось, что все это очень странно. Ну какой психолог, или кто он там, будет… в общем, будет перезванивать в десять часов вечера? Я же просто позвонила и сказала, что услышала о нем от С. и хочу записаться на прием. И это был мой первый с ним контакт.

В «Замысле Ньюмена» сразу же обращали внимание на новых людей. Это проявлялось в сборе контактных данных человека и быстром отклике, то есть развитии взаимоотношений. Должна сказать, что во время моих «полевых» исследований я тоже подверглась обработке, когда посетила постановку в небольшом театре «Кастильо». Когда я пришла в кассу забронировать билет – за день до представления, – меня попросили немного подождать в фойе. Пока я там сидела, ко мне вышла менеджер, давняя участница группы, и начала задавать вопросы. Она детально расспросила меня, чем мне интересна эта постановка, и, прежде чем дать мне билет, попросила оставить мой номер телефона (я уверена, что так они относятся к любому человеку, потому что тогда в группе еще не знали о моем исследовании). Через несколько дней мне позвонил другой последователь «Замысла» и спросил, не хочу ли я поддержать театр и труппу. Мне названивали до тех пор, пока я не дала ясно понять, что живу далеко.

И напротив, никто из бывших участников партии «Зеленые», с которыми я беседовала, не упоминал ни про телефонные звонки, ни про прямые просьбы о контактных данных. Естественно, на собраниях иногда раздают, например, анкеты, а активисты пытаются общаться с новичками, но в целом партия не предпринимает организованных, целенаправленных усилий по набору потенциальных последователей. Конечно, некоторые организации – в частности, те, которые предлагают товары или услуги, – могут активнее наседать на людей, но, как правило, их цель простая и узкая: продать продукт^[137]. (Впрочем, существуют торговые организации, прибегающие к методам культов, – скажем, Quixtar.) А тоталитарные группы, напротив, стремятся полностью вовлечь вербуемого в свою деятельность.

В последнее время все чаще упоминается о вербовке посредством интернета. Многие современные группы ищут новичков именно таким образом. В частности, ультраправые организации известны своей масштабной активностью на онлайн-платформах^[138]. Но и вербовка через интернет – всего лишь один из способов, одна из точек первого контакта: в основе процесса по-прежнему лежит взаимодействие человека с человеком (неважно, в Сети или лично). В 2009 году Министерство внутренних дел Великобритании опубликовало отчет о влиянии «Аль-Каиды» на радикализацию населения:

Может показаться удивительным, что интернет, по всей видимости, не играет существенной роли в радикализации населения под влиянием «Аль-Каиды», учитывая, что он в первую очередь является идеальным средством социального взаимодействия. Однако это парадоксальное наблюдение может объясняться тем фактом, что технологии скорее препятствуют формированию близких связей. Именно личная привязанность к агентам радикализации, будь то соратники, вербовщики или моральные авторитеты, играет важнейшую роль в том, что касается влияния «Аль-Каиды» на население^[139].

Впрочем, теперь, когда после публикации этого отчета прошло больше десяти лет, мы знаем, что даже посредством интернета могут формироваться – и формируются! – прочные межличностные связи. Кристиан Пиччолини описывает случай со старшеклассницей Кассандрой: девушка влюбилась в неонациста-манипулятора, действовавшего под вымышленным именем Якоб Бергссон, с которым она познакомилась в интернете. Под его влиянием девушка начала снимать неонацистские пропагандистские видеоролики (этим же занимались и другие его жертвы), посвященные «превосходству белых»^[140]. Именно эта межличностная динамика – развитие отношений – и вытекающая из него привязанность служат неизменным и ключевым фактором вербовки, и совершенно не важно, используются при этом технологии электронной коммуникации или нет. Пример Хаммаада Мунши, 16-летнего подростка, ставшего самым молодым британцем, обвиненным в терроризме, наглядно демонстрируют, как онлайн- и офлайн-методы работают вместе:

Основная часть экстремистской деятельности Мунши проходила онлайн, но его радикализацией занимались «в реале». Через своего друга Мунши познакомился с человеком по имени Аабид Хан, которого впервые встретил в центральной мечети Дьюсбери. Хан прошел подготовку в террористическом лагере в Пакистане, а затем вступил в качестве вербовщика в ряды исламистской террористической организации. Он тоже принимал участие в сетевой активности джихадистов и был тесно связан с «суперзвездой» онлайн-джихадизма Юнисом Тсули (известным как terrorist007), а также с несколькими неудавшимися смертниками, планировавшими взрывы в Сараеве, Вашингтоне и Торонто. Хан заметил, что Мунши разбирается в компьютерах, и начал тщательно готовить его к роли ведущего звена своей онлайн-сети.

Как и в случае с Ханом, чья деятельность в интернете подчинялась приказам «офлайновых» руководителей, процесс радикализации Мунши тоже состоял из взаимодействий в реальной жизни и виртуального закрепления. Общение в интернете с закрытой группой единомышленников и взрослых отнимало почти все его время и стало определяющей ключевой чертой его экстремистской жизни. Но именно первые встречи с Ханом и общение с друзьями превратили его из мальчика, интересующегося религией, в молодого человека, готового посвятить себя убийству всех «неверных»^[141].

Более крупные тоталитарные организации часто осуществляют начальный контакт посредством подставных групп – якобы независимых структур, которые создаются в качестве своеобразной «витрины» для более скрытых, недоступных внутренних ячеек. Однако эти подставные группы полностью и жестко контролируются внутренней группой. Например, у Церкви объединения – секты мунистов – в подчинении находятся сотни подставных групп, включая академические и профессиональные сообщества, школы, частные компании, разнообразные культурные, политические и образовательные организации, которые выполняют множество функций (вербовка, сбор средств, политическое лоббирование интересов секты)^[142]. Еще один пример – Церковь саентологии. Она известна как своей внутренней группой Sea Org, так и многочисленными подставными группами наподобие Sterling Management, которая занимается подготовкой сектантов, или программы «Нарконон»^[143] (реабилитация наркозависимых). Обе эти организации также занимаются вербовкой и зарабатыванием денег. Праворадикальный (и, как подозревается, антисемитский) культ Линдона Ларуша тоже располагает подставными группами – от Молодежного движения Ларуша^[144] до ныне закрытого Фонда термоядерной энергии^[145].

Подставные организации скрывают повестку и истинные цели внутренней группы и предлагают людям безобидную – на первый взгляд – точку входа. Хотите поучаствовать в сборе средств для неимущих? Отнесите ненужную одежду в секонд-хенд, как это делают участники культа Humana/Tvind! Правда, вырученные от продажи деньги пойдут в карман лидеру секты, а вы в итоге будете годами работать бесплатно^[146]. Ищете подработку? Есть выход: Amway! Но тогда ваши семейные отношения, возможно, потерпят крах, а вы разоритесь^[147]. Мечтаете играть в любительском театре? «Замысел Ньюмена» с радостью вам поможет – как он помог Стивену Стюарту, который смог сбежать оттуда только через 12 лет, растеряв к тому времени все дружеские и родственные связи и оставшись с кучей долгов. Когда дело доходит до вербовки, сектам всегда есть что предложить человеку.