Аркан

День в пути

Собирались торопливо, с первыми лучами солнца. Нило был очень недоволен скорому отъезду по непонятным причинам, еще и с новым попутчиком. Новость об особом положении Дункана вызвала у него приступ боли в желудке. Так бывало, когда он не мог проглотить подарки судьбы. Нило слишком горд, чтобы оставаться с ними так близко. Но в то же время, слишком заботлив, чтобы отпустить Мисс Роккайо с первым встречным.

Дункан взял в дорогу Рыжего, теперь уже без пяти минут рабочего жеребца, с новым именем – Альдебаран. Кратко его звали – Альдо. Происхождение его было неизвестно. Крепкая, прямая спина, широкая грудь и мягкие аллюры, сулили ему долгую жизнь на ранчо. Обучение основам подходило к концу и Дункан достаточно ему доверял.

Оставив в недоумении семью О’кейнов, так и не придумав более внятного объяснения, чем поездка в город за одеждой, к полудню они двигались вверх по течению бурной реки, глубокой и быстрой от впадающих горных потоков талой воды. Единственное, в чем они были искренни – путь лежал в город. Дункан прожил там пару лет и был наслышан о целительстве одной старой девы. Роккайо не верила в эту затею, но карта Жрицы несколько раз выпадала из колоды, когда та ее перемешивала. «Вдруг эта встреча поможет мне?» – думала она сидя на козлах. Дункан ехал верхом у первого бока фургона. Фургон потряхивало и Нило корчился от боли, не в силах уже ее скрывать.

– Тебе нездоровится?

– Всего лишь приступ боли в желудке, такое бывает, иногда. Скоро пройдет.

Фургон снова наехал на камень и от очередной тряски Нило побледнел.

– Может я поведу? – обеспокоено спросила цыганка.

– Мисс… Я… – на этот раз его скрутило еще сильнее.

– Я понимаю, Нило. Мне очень жаль, – она приобняла парня за плечи.

– У меня есть лекарство, давай остановимся и ты приляжешь в фургоне.

Нило хотел вырваться, и как ребенок кричать, топать ногами, от отчаяния и злости, но лишь прорычал сквозь зубы мексиканские ругательства натягивая поводья, все еще скрючившись от боли. После долгого отдыха на ранчо четверка неохотно сбавляла ход. Добрые порции овса почти месяц копились пылкой энергией, которая наконец находит выход. Гарцуя на месте и запрокидывая головы кони наконец встали. Нило перебрался внутрь фургона пока Мисс Роккайо искала нужный чемоданчик с лекарствами. Дункан молча наблюдал не спешиваясь. Жуткие обстоятельства заметно охладили пыл, но не мешали ему с любовью наблюдать за ней со стороны. Когда цыганка взобралась на козлы он тронул пятками Альдо. Поравнявшись с ней, он поднял голову, но не успев что-то спросить резко опустил обратно. Яркие лучи солнца ударили в глаза, ослепив его на несколько мгновений. Сказав лишь: «Я сейчас», он на месте развернул рыжего и заехал за фургон. Роккайо в это время отодвинула ткань за спиной, скрывающую Нило внутри фургона, и убедилась, что парень немного расслабился и пытается уснуть. «Твоя преданность режет нас как обоюдный меч, ведь я тоже не могу тебя отпустить…», – подумала она. Размышления прервал Дункан, поднимаясь на козлы он качнул фургон.

– Что с ним?

– Схватило желудок, немного отдохнет и все пройдет.

– Не поел каши с утра? – самодовольно он занял место Нило и хотел уже взять поводья из рук Роккайо, как наткнулся на ее холодный взгляд. Нарочно прочистив горло он добавил: – Со всеми бывает, друг, главное чтоб не дизентерия.

Возможно, в его мыслях это и звучало как извинение, но никто не ответил на его слова.

Дункан храбрился и время от времени пытался рассмешить цыганку своими историями, но она лишь устало улыбалась. На обеденном привале двое расположились на земле, чтобы не потревожить сон Нило. Бросив одеяло на землю, Дункан принялся разводить небольшой костер, чтобы сварить кофе. Пока вода грелась, Роккайо легла отдохнуть, положив голову на колени Дункана, и тут же уснула. Дункан долго смотрел как выкипает вода из кофейника, не рискуя пошевелиться и добавить кофе. Засветло им нужно было добраться до ранчо Квиквелов, где можно было переночевать, и пора было двигаться дальше в путь. Но он так хотел, чтобы она была бойкой и оптимистичной, звонко смеялась и морщила нос от его глупостей и кривляний. Он хотел поверить, что все будет хорошо. Аккуратно перебирал локоны выбившиеся из-под платка. Цыганка часто повязывала платок плотной полосой на лбу, поддерживая густые кудри, от пленительного дня него падения на лоб и скулы. Перед глазами у него мелькнуло воспоминание, как свет лампы играл тенью от распущенных чёрных волн на ее ключицах, а глаза томно дразнили, когда она, смеясь, упиралась ему в грудь руками не позволяла прижаться всем горящим телом. Тогда весь мир умещался на одеяле. Его пальцы невольно повели линию по подбородку к шее. Сквозь сон улыбнувшись от щекотки, она поймала его руку и прижала к щеке. Он тоже улыбнулся в ответ, и подождав еще немного, более настойчиво погладил ее шею и плечо, чтобы разбудить.

Пока он складывал вещи и поил коней из ведра, Роккайо сварила кофе, постоянно оглядываясь и проверяя, не увидит ли он этого раньше времени. Быстро перелив кофе в термос, чтобы запах не успел разойтись по всей округе, она с нетерпением ждала момента, когда обрадует его. Нило хотел было вернуться на козлы когда фургон тронулся и разбудил его, но услышав как двое тихо смеются и заигрывают, решил отлеживаться всю дорогу, в надежде, что уснет и не будет этого слышать, или умрет, если повезет больше.

– Боже, я так рад, что ты отдохнула. Когда ты без настроения, мне кажется что небо рухнет на голову, или солнце взорвется.

– Я просто переживаю, прости, я не хотела портить тебе настроение, – она наконец заулыбалась тепло и живо.

– Не стоит извиняться. Я того не стою, – он в своей причудливой артистичной манере взял руку Роккайо и по-рыцарски поцеловал. – Если в моих силах заставить вас снова сиять, миледи, я сделаю все возможное.

Чего и следовало ожидать, она засмеялась, с наигранным укором посмотрела на рыцаря и подыграла его церемонности.

– О, благородный рыцарь, мое сияние лишь отражает вашу доблесть – как зеркало.

– Если и зеркало, то зачарованное, миледи. Не осмелюсь подумать, что способен на такое сияние. Ваши чары творят со мной чудеса, не иначе…

Она на секунду задумалась глядя ему в глаза: «Как это могло таиться в том, холодном, Дункане?». И не удержавшись от переполняющего чувства счастья рассмеялась прикрывая рот рукой, чтобы не потревожить Нило.

Дункан немного смутится, он с ней часто прикидывался дурачком, но вдруг сейчас перестарался? Не успел он взвесить тяжесть кривляния, по своей собственной клоунской шкале, как рука цыганки нежно обхватила его нижнюю челюсть и потянула к себе. Какое-то время четверка была предоставлена сама себе, долгий поцелуй отвлек пару на козлах. Желудок Нило не болел, но кажется с болью этот театр дался бы легче. Он даже подумал, не всадить ли себе один из скальпелей в живот, чтобы снова страдать из-за физической боли и притупить душевную. Чуть остыв, он решил подождать, а потом громко покряхтеть или зевнуть, чтобы напомнить о себе, и сбавить градус нежностей. Позже, времени у него было много, решил прикинуться еще более больным и заставить ее переживать о себе, но удовольствие от коварного плана скоро улетучились – совесть не позволила играть ее чувствами. Вернувшись к плану с зевком, он мрачно уставился в свод фургона и ждал подходящего момента, всем телом чувствуя свою неуместность в этой ситуации. «Я всегда стараюсь быть прямолинейным и искренним, но это так часто играет против меня. Они оба знают о моих чувствах, и сдерживаются, насколько это возможно с их одержимостью друг другом. Может если я буду строить из себя каменную стену, как этот чурбан, я не буду попадать в такие отвратительные ситуации…». Фургон наскочил на камень и Нило ударился локтем о стоящий рядом дорожный ящик. Раздался очень естественный, хоть и нарочно усиленный крик, а следом отборные ругательства на мексиканском.

– Нило? Все в порядке?

– Да, Мисс, мне уже лучше, ударился локтем, когда качнуло. Наш кучер плохо следит за дорогой, – раздалось из-за спины у Дункана.

Его лицо едва заметно вытянулось. «Глупо ссориться, малец очень дорог Роккайо, а я оставил его ни с чем. Даже кишечный приступ поймал из-за новости о нашей близости. Я вроде как рад, что он самоотверженно защищает и заботится о ней, но он мужчина. В какой момент он озлобится? Она предугадает это? Он оставит нас?», – размышлял Дункан, пока двое переговаривались о лекарствах и продвижении в пути. В голосе цыганки звучала преувеличенная озабоченность, она не знала когда Нило проснулся, и боялась, что причинила ему неудобства своим неосторожным счастьем.

Солнце склонялось к закату, как и планировал Дункан, на горизонте показались постройки ранчо Квиквелов. Вторая половина дня прошла уютно и тихо. Нило так и не показался из фургона. Роккайо все время сидела рядом и тихо ворковала, отвечая на вопросы Дункана, время от времени посмеиваясь. Они лишь раз остановились отдохнуть и выпить чудесный кофе. Дункан знал о нем, но не испортил сюрприз и терпеливо ждал этот жест любви, на его собственном языке. Напряжение испарилось и солнце косо освещало местный умиротворенный пейзаж. В близи реки росло больше кустарников, прерия была не такой пустой, как в скалистом районе Уотерфорда. Птицы ловко выхватывали гнус окруживший коров на подходе к ранчо. Одинокий погонщик вдали махнул рукой путникам в знак приветствия. Это ранчо выглядело исхудалым, доски выгорели, дома были поменьше. Роккайо смотрела на вывеску, точнее на место где она должна была быть, но их встречала простая арка из бруса. Цепи когда-то держали доску с названием ранчо, а сейчас дзинькали свободно болтающимися звеньями на ветру.

– Это старое ранчо? – спросила Роккайо, почувствовав легкую тоску витающую в воздухе.

– Не совсем. Эта семья пережила сложные времена и потихоньку встает на ноги. Теперь всем управляют дети хозяина, почти моего с Леоном возраста. – Он хотел рассказать, про их сумасшедшую мать, и то как Аверин забирала на зиму тех самых детей, чтобы они не умерли от холода и голода, забытые в очередном запое их старика. Но отогнал эти мрачные мысли, и переключился на воспоминания о тех зимах. – Один из братьев, Сэм, мой ровесник, и мы похожи по темпераменту. Помню, они гостили у нас зимой, мы залазили в сенник над конюшнями, и обустраивали там тайную берлогу. Леон был очень зол, когда узнал об этом месте. Полез в драку с криками, что мы предатели, но получив отпор расплакался. Сэм был крупнее, но с сильным чувством справедливости, потому отпихивал тогда еще щуплого Леона, не желая причинить ему вреда. А я замер и лишь сгорал от стыда. После этого пришлось объясняться и извиниться, Леон быстро вернулся в привычное озорное настроение и присоединился к тайным посиделкам. Его хватило на два раза, потому что мы с Сэмом часами читали книги в полнейшей тишине. Вскоре Леон сам забыл про это место, предпочитая быть в центре внимания, где-то в более шумной компании. Второй брат был чуть младше – Ори, примерно на пару лет. Он очень скучал по своей маме, которая сошла с ума, а потом и вовсе пропала, и сильно привязался к Аверин. Ори ходил за ней как утенок, а она не могла устоять перед его бездонными голубыми глазами, полными печали, и дарила всю любовь на что была способна. Мы первое время ревновали, но потом сами стали холить и лелеять его, замечая, как его глаза наполнятся счастьем. Но это заканчивалось с приходом весны, когда его отец приезжал и забирал братьев. – Дункан решил умолчать, что они с Леоном ненавидели их отца. Он всегда являлся весной, чтобы мальчики помогали ему работать. Опухший и пристыженный, он рассыпался в благодарностях, что его дети здоровы и сыты. Так повторялось каждый год, до тех пор, пока они не стали достаточно самостоятельными и не переняли все хозяйские обязанности. Мы были детьми, но желали ему смерти, чтобы Сэм и Ори остались с нами навсегда. – Сейчас их и не узнать. Серьезные трудяги, у Сэма уже есть трое детей, – продолжил он вслух.

Роккайо уловила в его голосе те же нотки тоски, что витали в воздухе. Взяв его за руку она ощутила боль… несправедливости, разлуки. А еще нежную братскую любовь, глубокое уважение и что-то еще… Стыд? Почему?

– Прекрасные воспоминания. Вы еще близки?

– Не совсем, каждый ушел с головой в хозяйство и беззаботные времена закончились.

Подросшие Сэм и Ори начали стыдиться своих родителей и нищеты, что им оставили в наследство. Они хотели бы отплатить за доброту Аверин и Кегану, но не могли, и появлялись все реже, стыдясь уже самих себя. Дункан с братьями навещали их, пытаясь вразумить и поддерживать дружбу, но те никогда не приезжали в Уотерфорд. Держать его за руку стало невыносимо. Волны злости, тоски, и стыда накатывались одна за другой. Роккайо не хотела поднимать этот разговор и спугнуть и без того хрупкий оптимизм. «Оставляю это на потом» – подумала она. Нило прислушивался к разговору и теперь думал о том, что возможно Дункан не так плох, как кажется, может они бы и подружились, будь они знакомы с детства. Фургон остановился у главного дома. Их встретил высокий парень с взъерошенными золотистыми волосами.

– Дункан?! Сколько лет, сколько зим?!

Дункан расслабился увидев его сияющие радостью бездонные глаза. – Малыш Ори уже совсем бравый мужчина! – со смехом он спрыгнул с козел и крепко обнял парня, потрепав его и без того торчащие во все стороны волосы.

– Рад тебя видеть! Кто твои спутники, вы в город? Нужны комнаты?

Роккайо внимательно наблюдала, обычно с незнакомцами говорил Леон, Дункан лишь многозначительно молчал. А тут, он был душой компании, что его так меняет? Отсутствие Леона его вынуждает тратить силы на разговоры? Или же он такой только с близкими? Хотя со своей семьей он тоже держится достаточно отстранено, хоть и с глубоким почтением и теплотой. «Может он рассказал мне не все?»

– Это мои драгоценные друзья, и да, нам нужно переночевать, если есть место, – он посмотрел на Роккайо. Сидя на высоких козлах, она внимательно наблюдала за происходящим, как гордая хищная птица. Но это не отталкивало, это его пленило. «В ее голове роятся сложные мысли, она знает так много о людях» – думал он, каждый раз наблюдая за ней со стороны. «Я рядом с ней как открытая книга, или даже буклет с закусками в баре, примитивный и неуклюжий, но она изучает меня как какой-то фолиант, бережно, медленно. Если я ей наскучу, она найдет другую книгу? Хотя малец ее не заинтересовал», – на этом моменте он довольно хмыкнул. Ори уже ушел за помощью.

Разобравшись с фургоном, лошадьми и комнатами, все успокоились и готовились ко сну. Дункан нашёл Ори и предложил выпить пива на веранде, как раньше. Ори устало согласился, он соскучился по другу, и решил пожертвовать сном ради посиделок.

– А Сэм не дома?

– Нет, он уехал в город, – немного подумав, говорить или нет, добавил. – За доктором, для Корнелии, ее лихорадит с утра.

– Это паршиво. Может надо было послать за Генри? До нас чуть ближе, и он хорошо ездит верхом. Добрался бы к этому времени.

– Ох, нет, Сэм бы… не стал, просить. – Он медленно глотнул пива, день выдался сложный, врать получалось плохо.

– Он все еще… Чертов упрямец, это ведь не его касается, ребенок важнее его дурацкой гордости.

– Давай не будем об этом, я устал. Расскажи, кто эти люди, что с тобой приехали?

Дункан глотнул холодного пива, его мысли словно ласково убаюкивали, на душе стало хорошо. Он любил Ори как родного брата, и эти его голубые бездонные глаза были так печальны, если он не улыбался. Его сердце сжималось, и хотелось обрадовать Ори, чем угодно, чтобы не видеть их глубину. Он кажется первый, к кому Дункан прикасался с нежностью, после переезда и долгой адаптации. У него не было младших братьев и сестер. Ему нравилось трепать золотые волосы малыша, трогать пальцем носик, как это делала Аверин. Он не любил прикосновения, и никогда к ним не стремился, но Ори притягивал его как котенок пахнущий молоком, так и хотелось обнять и прижать к щеке, подержать его теплую ручку…

– Мы с Леоном случайно их встретили по дороге с рыбалки.

Дункан рассказал о кобыле с жеребенком, о котах и рыжем. Ори смеялся и ужасался по ходу истории, он был невероятно счастлив, что Дункан нашел любовь. Когда его первый брак начал давать трещину, Дункан не раз приезжал выпить пива и попросить совета у Сэма и Ори. Сейчас же Ори заметил тот огонек, что надолго погас в друге. Дункан глотнул пива после долгого и эмоционального рассказа, резко что-то вспомнив, вдохнул пены и закашлялся. – Какой же я идиот! Она лекарь! Срочно покажи ей племянницу! – вытирая пену с губ он вскочил и побежал в комнату Роккайо.

Корнелия была миниатюрной девочкой лет пяти с фарфоровой кожей. В полу бредовом состоянии она то хныкала, то выгибала бровки, пытаясь понять кто все эти люди. Ее мать – Софи, была не менее измученной, под глазами образовались темные круги. Двое младших детей спали рядом, в кресле, она даже не могла уйти с ними в комнату и уложить их в пастели.

– Говорите, началось с утра?

– Да, Мисс. Она капризничала, и была вялой, а за завтраком ее чуть не стошнило.

– Она очень бледная, что-то хроническое, вы не пускаете ее на улицу?

Софи вопросительно посмотрела на Ори, что-то ее беспокоило. Ори посмотрел на Дункана обдав его волнами печальной синевы. Устало закрыв лицо ладонью и смяв брови, он повел рукой вниз оттягивая кожу лица, пытаясь снять напряжение, пока ладонь не сомкнулась на подбородке. Глубоко вздохнув он решил ответить сам.

– Наша мать вернулась, – он еще более устало посмотрел на Дункана.

– Что?! Как давно?

– Два года назад. Она была в монастыре, почти пятнадцать лет. Отец ее туда отправил. А сейчас сестры не могут с ней справиться и попросили забрать.

– Сэм… Он…

– Да, он избегал тебя и из-за этого тоже. Но суть не в этом. Она… Она нездорова, она говорит что видит правду, что читает мысли людей. При этом она очень агрессивна в своих суждениях. Она много раз доводила до слез детей и Софи, своими криками и обвинениями. Но иногда она бывает права… Что пугает нас не меньше. Сейчас мы построили ей отдельный домик, и не пускаем туда женщин, она их ненавидит почему-то, может из-за монастыря. Она говорила ужасные вещи про будущее Корнелии, и Сэм в какой-то момент начал верить… Он запретил дочке выходить из дома, чтобы обезопасить ее от всего, что наговорила… мать. – Последнее слово далось ему особенно сложно, он и сам не верил, что это чудовище – его настоящая мать. Не прекрасная Аверин, которую привык считать таковой.

Дункан переваривал информацию сопоставляя даты и поведение Сэма. Недоумевал, почему узнал правду только сейчас, и то, от безысходности. В это время Роккайо уже собирала нужные пропорции трав от лихорадки, и продумывала план лечения анемии.

– Лишая ребенка солнца, вы лишаете его всего. Ее кровь пуста, в теле нет нужных составляющих, нет защиты от болезней. Она ест сама себя, пока не живет полноценной жизнью. Вы уморите ее, погасите, как свечку под куполом – холодно произнесла цыганка.

Софи закрыла лицо руками и выжимала из себя молитвы.

– Я говорил Сэму, – ответил Ори. – Она не всегда была такой, раньше она светилась как солнышко, сейчас похожа на приведение. Но он так боится за нее. Сэм не слушает нас…

Ори положил руку на плечо Софи, пытаясь ее утешить, и внимательно наблюдал за действиями цыганки. Даже Нило спустился услышав суету и наблюдал стоя в дверном проеме комнаты. Он думал о своей семье, о том как мать обтирала их уксусом во время лихорадок, скулы свело от внезапно накатившего запаха виноградного уксуса. Потом подумал о том, как повезет детям Мисс Роккайо.

Спустя пол часа Корнелия мирно спала освободившись от лихорадочного бреда. Софи приняла успокоительные, которые дала цыганка, и ушла наверх с младшими. Нило помог отнести одного из мальчиков и бережно уложил в постель. Роккайо, грустно улыбнувшись пожелала всем спокойной ночи, после чего ушла в комнату писать рецепты и процедуры для будущего лечения. Ори и Дункан вернулись на веранду еще более вымотанными.

– Спасибо, брат, – тихо сказал Ори.

– Я рад, что смог помочь, но это заслуга Роккайо, она невероятная, правда?

– Дааа, – протянул Ори, откидываясь на спинку кресла. – Знаешь, я боюсь за Сэма, он слушает бредни старухи, и тоже становится злобным. Она рушит нашу семью.

– Это ужасно. Даже не знаю, как тут можно поступить. Сэм гордый упрямец. Всегда таким был, но безобидным.

– Он стал мрачным. – Ори потянул пиво. – Даже Софи досталось, он подозревает ее во всяких пакостях из-за чертовых «видений».

Дункан молчал. Он сам столкнулся с чем-то ужасным. Стоило ли ему рассказывать об этом. Пока он решался, Ори заговорил.

– Почему вы едете в город?

– Прикупить одежды, ингредиенты для лекарств. – Дункан все таки соврал, он не хотел вываливать свои страхи на чувствительного Ори, тот бы всей душой прожил его ужас, а глаза стали бы еще печальнее и совсем погасили бы. «Его свет нужно беречь», – подумал Дункан.

– Что думаешь делать этим летом?

– Не знаю, – он задумался, будет ли жив еще. – Роккайо так вскружила мне голову, что может и женюсь, начну свое собственное дело.

Ори расцвел улыбкой. Мысли о будущем его оживили. Он рассказал о младшей дочери Уилсона, красавице, что он встретил на городской ярмарке, она так лихо отплясывала под банджо, что тот не удержался и присоединился к ней. Счастливые и запыханные, они наконец познакомились. Всю зиму им пришлось общаться письмами, у Ори не было уверенности и подходящего приданого, чтобы просить ее руки у старика Уилсона, одного из самых состоятельных владельцев ранчо в округе.

– Знаешь, а ведь та одноглазая кобыла с жеребенком Уилсона. Хочешь, приведешь их вместо меня? У сосунка на всю жизнь останется след когтей на задней ноге. Я расскажу как все было, а ты уже расскажешь от себя, будто ты пуму подстрелил. Роккайо говорила, что если вернуть кобылу ее хозяину, она принесет большую удачу. У нее было видение.

На слове «видение» огонек в глазах Ори погас, это напомнило о старухе. Он был не так упрям как Сэм, и готов был принять подарок ради возможности повидаться с любимой, но боялся, что в противовес услышит еще о каком-то ужасном видении. Поэтому хотел держать свое счастье в тайне.

– Ты так добр ко мне. Я не знаю, как тебе отплатить за это. Мы не знаем, как отплатить вообще за все…

– Стой, прекрати. Я говорил это сотню раз и тебе и Сэму. Мы всегда вас любили и будем любить, потому что вы подарили нам… мне подарили столько счастья. Ты даже не представляешь! Мы часто говорим о вас, мы смеемся и грустим, когда вспоминаем те зимы, нам вас не хватает. Мне, мне вас не хватает… Вы меня понимали… – его голос дрогнул, Ори поднял глаза. – Я тоже не знаю как отплатить отцу и матери, я не знаю как отплатить Леону за этот шанс, на любовь и достаток… Я иногда готов сквозь землю провалиться от неуместности в этой семье. Злобный, мрачный, грубый. Я хочу закрыться от них, потому что не могу дать то же самое, я как инвалид…

Дункан сам удивился, что сказал это. Последнее время он много болтал с Роккайо, с ней было так безопасно и комфортно, что он расслабился, начал говорить то что думает без опаски. И обжегся о свои же слова. Он доверял Ори, но никогда не был таким откровенным по отношению к семье. Земля под ним горела от мысли, что его также забрали, в этот прекрасный дом, навсегда. Он отдаст за мать сердце, за любого брата, за отца – но сделает это молча. «Как верный пес, а не как любимый ребенок», – эта мысль его больно уколола. «Неужели то, что я не могу сказать семье, что люблю их, всю жизнь приравнивает меня к безмолвной собаке?»

Ори чувствовал, как мрак поглощает мысли друга с каждой секундой все сильнее. – Сколько лет ты носишь это в сердце?

– С тех пор как впервые взял тебя на руки и понял, что любить кого-то – это счастье. Это был мой выбор. Осознанный выбор. Я не был обязан тебе жизнью, просто был рад, что ты у меня есть.

– Ох, брат… Если бы ты не молчал. – Глаза Ори наполнились слезами, но это были слезы счастья. – Ты такой дурак! Ей-богу! – Он рассмеялся и растер слезы по щекам. – Такой глупец… А ты не подумал, что твоя семья так же рада, что ты у них есть?

Дункан потупил взгляд. И правда. Столько лет он не мог этого осознать. А тем более сказать. Даже Леону, самому близкому человеку за всю его жизнь. Это чувство неоплатного долга перед ним, убило так много… тепла в их дружбе. Казалось, что ни один его добрый поступок не мог покрыть тот долг. Лет в тринадцать плохие мысли начали одолевать его впервые: «Что бы я не сделал, всегда будет недостаточно. А если стараться слишком сильно, это будет выглядеть фальшиво. Да, они меня спасли, но тогда они были чужими людьми. Это лишь показывает их доброту, сидел бы там другой полумертвый мальчик, они забрали бы и его… Он был бы более благодарным? Он бы полюбил их как я? Или сильнее? А если бы меня забрали другие люди, я бы полюбил и их?». Все это годами крутилось в голове Дункана, который взрослея становился более замкнутым, но не менее преданным. Семья пережила о нем, Кеган и Аверин предполагали, что он тоскует по дому, что ему трудно найти свое место в другом мире, с другими по духу людьми. Но сидя здесь, сейчас, в компании Ори, зная, что завтра утром он крепко обнимет Роккайо, найдет решение их проблемы и вернется домой, но почувствовал невероятную теплоту в груди. Он хочет сохранить это все…

– Да, я идиот, – сказал Дункан и рассмеялся с облегчением.

– Нет, ты просто необычный, ты показываешь людям, что они особенные для тебя, своими поступками. Это даже более искренне. Но ты дурак, что так думаешь о своей семье. И я дурак, и Сэму нужно это понять… Ох, и дров мы наломали. Ей-богу! Столько лет глупостей…

Теперь смеялись оба, почувствовав облегчение и смелость исправить ошибки. Ори засиял улыбкой и поднял свое пиво приготовившись к заявлению.

– Знаешь, я прерву эту череду глупостей. Я отведу кобылу, женюсь на Элизабет, и позову всех О'кейнов на свадьбу!

Снова раздался смех и стук стекла. Дункан и Ори еще долго болтали, разрушив стену едва начавшую возводиться между ними. Когда они качались от хмеля и усталости, глаза щурились, а лица стали тяжелыми и глупыми, было решено идти спать. Они поднялись со стульев, покачиваясь и хихикая, и держась друг за друга побрели в дом. Дункан хотел зайти в комнату к Роккайо, но оставшейся крохотной долей ясного сознания представил, как завалится к ней с пивным перегаром. Эта картина напомнила об отце Ори и окатила волной отвращения. Дункан решил не опускаться так низко и прошел мимо.