Глава 2. Медицина тут бессильна
– Почему так река обмелела? – озабоченно покачал головой Витя. – Там, где мы ужинали, Волга была значительно шире. И берега у неё другие. Неужели Дива-птица отнесла нас к истокам?
– А по-моему, это просто другая речка, – возразила Катя. – Может, мы не на Волге тогда сидели? Откуда ты знаешь? Темно же было…
– В таком случае, это Дон, – авторитетно заявил научный руководитель. – Хазарское царство располагалось в Волго-Донском бассейне, и мы были в плену либо в Серкеле, либо в Итиле.
– В бассейне? – изумилась девочка. – Что-то я не припоминаю никакого бассейна. Ой, смотри!
Между деревьями показались соломенные крыши.
– Выселки! – подпрыгнула от радости Геракл. – Ура! – и она припустила вперёд.
Спиноза засомневался:
– Неужели ты думаешь, Катя, – сказал он сам себе, – что на Руси была одна-единственная деревня, и все дороги вели в неё?
И всё-таки побежал следом.
– Не Выселки… – девочка разочарованно остановилась на краю вспаханного поля. – Не похоже.
– Не беспокойся, Катя, – запыхавшийся Спиноза поправил очки. – Сейчас мы всё выясним.
Он храбро ступил на пашню и, увязая в земле, направился к седому старичку, который шёл за плугом. Чистенькая старушка в белом платочке вела под уздцы лошадку.
– Добрый день, – вежливо поклонился селянам оранжевый шлем. – Будьте любезны, разрешите нашу проблему. Вы не подскажете, где мы теперь находимся?
Старик со старушкой переглянулись.
– Отчего ж не разрешить? – дед снял шапку. – Вольному – воля. Откелева идёте, оттелева придёте.
– Прямая дорожка на кривую наведёт, – поддакнула старушка, поправляя платочек. – Ну, Иван Тимофеич, хватит разговоры разговаривать, орать-оть надо.
Старик нажал на ручки плуга.
– А ты сойди с борозды, – строго сказала старушка Спинозе. – Не для тебя пахана.
– Извините, – сказал мальчик, отступая. – Прошу прощения.
– Ну что? – спросила Катя. – Выяснил?
– По-моему, мы с местным населением просто не поняли друг друга, – пожал плечами Спиноза.
– Ещё бы! – хмыкнула Геракл. – Ты, Витя, крупный учёный, но иногда ка-ак загнёшь по-научному. Не обижайся, конечно, но не все тебя понимают. А я сейчас зайду в любой дом и всё узнаю. Только ты не вмешивайся.
И она смело постучала в первую же избу.
– Ох-ох! – застонали в доме. – И кто тама?
– Откройте, бабушка, – попросила девочка. – Мы дорогу хотим узнать.
– Ступайте себе мимо, – дверь не открывалась. – Много вас тут, калик перехожих, шляется, спокою от вас нет…
– Да мы не калеки, – возразила Катя. – Наоборот, мы только спросить хотели.
– Видите ли… – вмешался Спиноза.
Но Геракл, не дав ему договорить, толкнула дверь, и та сразу распахнулась.
– Чаво такое? – заругалась бабка откуда-то сверху. – Больному человеку спокой нарушать?
– Простите, – Витя почувствовал, как краснеет. – Мы не хотели вас тревожить. Пойдём, Катя.
– Нет! – топнула девочка кроссовкой по дощатому полу. – В конце концов, кто-нибудь скажет, где мы находимся?
– У чужом дому находитесь! – сердито прошамкала невидимая бабулька. – Бесстыдники! Знаете небось, что я сиднем сижу цело тридцать лет, не володею ни руцьми, ни нозьми.
– Ну вот, – пробурчала Катя. – Сама инвалид, а нас обзывает.
– Кака сама? Кака сама?! Мужичина я! – сверху, с полатей, свесилась румяная бородатая физиономия. – Лежу тута в паралике.
– Ой, дядечка, извиняюсь, – смутилась Геракл. – У вас голос такой… Мы только спросить хотели, как деревня ваша называется и речка?
– Известно дело, на Оке стоим, – ответил здоровяк густым басом. – Село наше Карачарово, городу Мурома…
– Владимирская область, – сориентировался Спиноза. – Ого, куда нас занесло! Простите, гражданин, а как отсюда добраться до Хазарского царства? Видите ли, – он поправил очки, – там нас ждут товарищи…
– Чаво? – удивился мужик. – Не слыхали мы об таком.
– Э-э-э… – Спиноза повернулся к Кате. – Возможно, мы опять оказались в другом времени… Интересно, какая теперь столица нашей родины, в смысле, кто теперь мать городов русских?
– Известно дело, Киев, – мужик наполовину свесился с печи и поиграл могучими плечами.
– Какой качок! – оторопела Геракл. – А говорит – инвалид… Спиноза, может, он симулянт?
– Ты чаво ругаешься? – обиделся мужик. – Расслабленный я. Сейчас папку с мамкой кликну, ужо они тебе покажут.
– Как вам не стыдно, мужчина?! – гневно сверкнула глазами девочка. – Сам уже не молодой, а родителей зовёт на помощь. Да человеку стоит только захотеть, и он может самостоятельно подняться на ноги, если вы парализованный! Нужна только сила воли и методика.
– Катя, – попытался урезонить её Спиноза, – неудобно ведь…
– Что Катя? Посмотри, старики в этой деревне с лошадью по полю бегают, а этот на печке лежит, прохлаждается! Да с такими плечьми он давно бы стал чемпионом по бодибилдингу!
– Ну, ты! – мужик размахнулся кулаком и неожиданно рухнул с полатей. – Ври, да знай же меру! – успел он крикнуть на лету.
– Катя! Гражданин! – Спиноза бросился поднимать парализованного.
– Меня бесчестить? – зарычал тот и поднялся во весь свой рост, случайно опрокинув Витю. – Илью, Иванова сына?
Научный руководитель откатился в угол. Геракл успела сделать блок и провела ответный удар. Симулянт дрался ничего себе, хотя чувствовалось отсутствие регулярных тренировок и техники. В тот самый момент, когда он уже почти уложил Катю на лопатки, мужик вдруг остановился.
– Чудо чудное! – он оглядел свои руки и ноги. – Диво дивное!
– Вот видите, дяденька! – девочка победно отряхнула куртку. – Я же говорила, вы симулянт!
Но мужик, не слыша её, пустился в пляс.
– Володею! Володею! – напевал он, пританцовывая. – Ажно взопрел весь!
– Это называется психотерапия, – подал голос из своего угла научный руководитель. – Вот интересно, какие новые ощущения вы сейчас испытываете?
– Слышу в себе силушку великую! – радовался мужик. – И драться мне пондравилось. Что ж я, дурень такой, сиднем сидел тридцать лет? – Он с размахом поклонился Кате и ударил лбом об пол. – Прости, красна девица. Думал, бесчестишь меня. А ты из болезного богатыря сотворила.
– Позвольте, – Спиноза на четвереньках подполз к детине. – Вы, простите, не Илья случайно?
– Ага! – мужик разогнулся, треснулся темечком о потолочную балку, но даже не поморщился. – Ох, чуть истьбу не развалил…
– С ума сойти! – Витя наконец поднялся на ноги. – Катя, ты даже не представляешь, кто перед тобой! Это же Илья! Из города Мурома! Из села Карачарово!
– Верно, – подтвердил детина. – Илья, Иванов сын. Здешние мы…
– И что тут такого? – хмыкнула Катя.
– Ну как же ты не догадываешься? – с досадой сказал Спиноза и молодецки расправил узкие плечи. – Картину «Богатыри» помнишь? Художника Васнецова?
– В. М.? – уточнила девочка. – Который ещё волка рисовал с царевной?
– Да, – кивнул оранжевый шлем. – И у него же есть другое, более знаменитое полотно…
– Вспомнила! – обрадовалась Геракл. – Три богатыря. Все на лошадях. Там ещё Алёша Попович смотрит на Добрыню Никитича, а самый главный, не помню, как зовут, посередине. Он так сидит… – она приложила руку козырьком ко лбу. – Как бы вдаль смотрит…
– Этого главного богатыря зовут Илья Иванович Муромец, – торжественно объявил Спиноза. – Вот он, Катя! Перед тобой!
Глава 3. Богатырская кобыла
– Прощайте, матушка Ефросинья Яковлевна! – Илья стоял перед родителями на коленях.
Старушка в белом платочке всхлипнула, поднялась на цыпочки и поцеловала сына в лоб.
– Прощайте, батюшка…
Иван Тимофеевич вздохнул и осенил Илью крестным знамением.
– Не обессудьте, что покидаю отчий дом, – сказал богатырь, подымаясь. – Вам меня не прокормить. Я и в истьбе-то с трудом помещаюсь. Куды мне здесь силушку великую девать? Пойду, пожалуй, во стольный Киев-град. Найду там себе применение. А как устроюсь, гостинцев вам пришлю.
Старики ещё раз благословили сына и попрощались с ребятами.
– Постой, Илюшенька! – вдруг спохватился Иван Тимофеевич. – Как же ты с пустыми руками-то в службу вступишь? Нет у тебя ни шелома, ни кольчуги, ни оружия. Нет и коня богатырского… Возьми хоть Бурку нашу, – и дед подвел к нему костлявую клячу, которая с трудом передвигала ноги.
Геракл едва удержалась от смеха. Спиноза сочувственно посмотрел на животное. Один Илья был глубоко растроган.
– Благодарю, батюшка, – он трижды расцеловался со стариком. – А как же вы без неё, без кормилицы?
– Эх, – Иван Тимофеич похлопал лошадь по костлявому крупу, – для родного сына ничего не жалко, катайся на здоровье. Нам-то уж она не к чему, того гляди, копыта откинет. А с нами мерин остаётся. Он и смирный, и работящий, и молодой. Ну, с Богом!
Выйдя за околицу, Илья с тоской посмотрел на понуро плетущуюся позади клячу:
– Что ж, мне её на себе везти, что ли? Да как родителям откажешь? Обидются…
– Может, отпустим пастись? – деликатно спросил Спиноза, указывая на чей-то огород.
– Лучше на цепь посадить, – посоветовала Катя, – а то за нами увяжется.
– Нет, – решительно отказался Илья. – Не могу я небрегать отцовским даром.
Тащить клячу было нелегко. Она то и дело спотыкалась и норовила прилечь. А то вдруг останавливалась – и ни с места. И никакими уговорами ничего нельзя было добиться от заморенной скотины.
– Она совсем недрессированная, – сокрушалась Геракл.
– Я читал, – припомнил Спиноза, – что лошадей можно приручать.
– К чему приучать? – не поняла Катя.
– К чему угодно. Например, бегать по корде. Или откликаться на кличку. Главное – хороший уход, терпение и выдержка. Ну и, конечно, у хозяина всегда должно быть поощрение. Илья, у тебя сахар есть?
– Не, – богатырь помотал головой. – Я сладкого не кушаю. Сольцы матушка дала в дорогу. Да и то самую малость.
– А мясо? – поинтересовалась девочка. – Моя тётя за правильное исполнение команды всегда дает своей собаке кусочек мяса.
– Катя, – посмотрел на неё с укором научный руководитель. – Лошади не питаются мясом. Лошади кушают овёс. Они травоядные.
– Да? – удивилась Геракл. – Что ж, мне и ошибиться нельзя? Я конным спортом, между прочим, не занимаюсь!
– Приступим к дрессуре! – объявил Спиноза. – Илья, дай, пожалуйста, приманку. То есть соль.
– Она без хлеба не жрёт, – богатырь неохотно отломил от краюхи маленький кусочек и положил на него три крупинки соли.
– Лошадь! – обратился Спиноза к Бурке. – Голос!
– Разве так дрессируют? – возмутилась Катя.
Но Бурка неожиданно заржала.
– А как дрессируют? – Витя победно блеснул очками. – Молодец, лошадь, хорошо, – он протянул кобыле лакомство. – Илья, у тебя ещё есть хлеб-соль? Понимаешь, каждую выполненную команду надо поощрять. Для закрепления условного рефлекса. Это академик Павлов придумал.
– Ежели она и без жратвы-то понимает, чего добро переводить? – поморщился Илья, но всё-таки отломил ещё кусочек.
– Лапу подавать ей не надо… – мыслил вслух Спиноза. – Команда «фас» не слишком подходит, «чужой» – тоже… Служить она не сможет…
– Енто и без хлеба-соли ясно, – Илья потуже завязал узелок. – Пожилая очень.
– Не скажите, – возразил дрессировщик. – Она просто изнурена трудом, как крестьянские женщины у Некрасова. А так кобыла молодая. Лет ей… – Витя открыл лошади пасть и заглянул туда, – раз… два… – он высунулся и сообщил: – Лет ей, судя по количеству зубов, совсем немного. А насчет службы, Илья Иванович, вы меня неправильно поняли. Я не кавалерию имел в виду, а команду «служить». Её обычно собакам подают, чтобы они встали на задние лапы…
Бурка грустно посмотрела на кусочек хлеба в его руке и с трудом поднялась на дыбы.
– Ой! – воскликнула Катя. – Какая ты умная! Я в Спинозиных командах в жизни бы не разобралась.
Укротитель крупных домашних животных скромно улыбнулся.
– А сейчас мы с лошадью продемонстрируем выполнение команды «апорт» на дальнюю дистанцию.
Спиноза подобрал с земли палку, сильно размахнулся и бросил её вперёд. Палка описала в воздухе полукруг и упала в метре от Бурки.
– Апорт! – мальчик, предвкушая очередной триумф, прикрыл глаза. Но когда открыл их, кобыла стояла всё так же неподвижно. – Лошадь! – изумился дрессировщик. – Что случилось? Апорт! Ну прошу вас…
– Ты ей хлеба не дал, – подсказала Геракл.
– Тьфу! – Спиноза хлопнул себя по оранжевому шлему. – Действительно! Знаешь, Катя, все учёные такие рассеянные…
Он протянул Бурке поощрение. Кобыла меланхолично сжевала лакомство и поплелась за палкой.
– Смотри-ка! – поиграл плечами богатырь. – Скотина, однако, не дура. Эх, помирать ей скоро…
– Так жалко, – огорчилась Катя. – Если б раньше с ней позаниматься, она могла бы брать призовые места на скачках…
Тренинг продолжался до позднего вечера. Уже взошла луна, когда Спиноза решил погонять Бурку по корде. Еле-еле передвигая ноги, кляча прошла один круг и свалилась.
– Пожалуй, на сегодня достаточно, – естествоиспытатель протёр очки и прилёг к костру, возле которого богатырским сном уже спали Муромец и Геракл.
…Проснулся Витя от холода. Шлем намок от росы. Кроссовки и брюки отсырели.
– Раз-два, раз-два! – свежая и румяная Катя показывала Илье комплекс утренней гимнастики. – Ноги на ширине плеч…
Дрожащий Спиноза обхватил себя руками и попрыгал.
– Ой, Витечка… – Катино лицо вдруг приняло серьёзное и немножко скорбное выражение. – Не хочется тебя огорчать, но, – вздохнула она, – лошади с нами больше нет.
Илья Иванович высморкался.
– Она, наверное, ушла куда-нибудь умирать, – продолжала девочка сочувственным голосом. – Животные всегда так делают, чтобы не огорчать близких. Вот у моего дяди, который в Киеве, был кот…
– Иго-го! – донеслось с овсяного поля бодрое и звонкое ржание. Бурка галопом выскочила из овсов и стала кататься по росистой траве. Шерсть её лоснилась, мышцы переливались под кожей, грива спадала шелковистыми крупными кольцами.
– Ах ты, волчья сыть, травяной мешок! – Муромец свистнул в два пальца. – Стань передо мной, как лист перед травой!
Бурка резво пронеслась через луг и, как вкопанная, остановилась перед хозяином.
– То-то же, – Илья похлопал кобылу по шее. – И хлеб в сохранности.
– Невероятно, – Спиноза оттёр взмокший шлем. – Не подается никакому объяснению…
– Ну почему же, – выкрутилась Катя, которая только что почти похоронила лошадь. – Некоторые кошки уходят умирать, а не умирают. Они находят лечебную травку, жуют ее и выздоравливают. А потом возвращаются к хозяевам в прекрасной спортивной форме.
– Это верно, – согласился богатырь. – Овса пожевала вволю, по росе покаталася и враз помолодела. Ну-ка, Бурушка, кологривый конь, покажи свою прыть!
Словно поняв, чего от неё требуют, кобыла перемахнула через рябину.
Ни одна ягодка не шелохнулась.
– Ух ты! – восхитилась Геракл. – А назад?
С той же лёгкостью Бурка прыгнула обратно и подошла к Спинозе. Для закрепления условного рефлекса научный руководитель дал ей понюхать свою ладонь. К нему вернулась прежняя уверенность.
– Теперь животное необходимо объездить, – авторитетно заявил он. – Для этого требуются: седло, стремена, уздечка, подпруга, дышло… В общем, специальное оборудование. Можно воспользоваться стеком, а если его нет…
Муромец между тем подошел к кобыле и лихо вскочил на неё. Лошадь слегка присела под тяжестью богатыря, но тут же приосанилась и загарцевала по лугу.
– Илья Иванович, дайте ей поощрение, – запоздало посоветовал Спиноза.
– Ещё чего! – Муромец похлопал кобылу по шее. – Молодец, добрый конь, Бурушка моя!
Глава 4. Одихмантьев сын
Дорога вела через густой лес. На опушке две бабульки – постарше и помоложе – собирали землянику. Илья спешился и поклонился:
– Здравствуйте, добры люди. Не пужайтеся, не ругайтеся. Укажите нам прямоезжую дорогу во стольный Киев-град.
Старушки замахали руками:
– И вам желаем здравствовать. Потому, добры молодцы, езжайте окольною тропинкою. Тут уж, – одна показала в чащу, – заросло всё. Лет двадцать, почитай, никто не ездит.
– А всё потому, – подхватила другая, – что в тоём лесу живет разбойник, прозваньем Соловей, Одихматьев сын. Он ка-ак засвистит по-соловьиному, ка-ак зашипит по-змеиному, ка-ак закричит, злодей, по-звериному – ой, что делается!
– Короче, – подытожила первая бабулька, затягивая под подбородком платок. – Мать, чаво ты разболталася? Оттель ещё никто живым не выходил. Наше дело – предупредить.
Старушки подхватили корзинки с ягодами и резво убежали.
Спиноза поправил очки:
– Я эту былину знаю. Соловей-разбойник – это как бы птице-человек, – сообщил он. – Очень неприятный персонаж. Предлагаю объехать опасный участок.
– Вот ты умный, Спиноза, а веришь бабским сказкам, – заупрямилась Катя. – У него что, клюв, что ли, или хвост? И потом, что мне бояться, я сама умею свистеть в четыре пальца. Нет, лучше напрямик. Быстрей до Киева доедем, а там и до дома недалеко.
Илья посмотрел на одного, на другого и сказал:
– Пусть Бурушка выбирает. Она из всех самая премудрая.
Кобыла немного подумала и двинулась в чащу. Спиноза мысленно возразил ей, но тоже ступил под сень листвы.
В лесу не было ни тропинки. Между деревьями путь затруднял валежник, сквозь который пробивались колючие ростки. Пахло грибами. Путники дошли до кривой берёзы, перепрыгнули через небольшой ручеек, поблуждали по мелкому болотцу и вдруг увидели замшелый деревянный крест.
– Похоронен кто-то, – заметила Геракл. – Давно, ещё в старину. Могилка заросла…
– По-моему, Катя, это тот, кто хотел сократить путь, – ехидно отозвался Витя.
– А кто ж тогда его похоронил? – растерялся Илья Иванович.
Лошадь насторожилась, запрядала ушами и остановилась около толстого дуплистого дуба.
– Я и похоронил! – из дупла высунулся небольшой седой мужичонка с живыми карими глазами. – Надо мне, чтоб тут кто-то смердел!
– Вы лесник, дядечка? – обрадовалась Катя. – И не боитесь здесь один на посту?
– Ха! – усмехнулся мужичонка, показывая редкие почерневшие зубы. – Кого мне бояться?
– Зверя лесного, али птицу, али гада ползучего… – Илья погладил лошадь по гриве: – Ну успокойся, успокойся…
– Они сами меня боятся, – мужик сорвал с ветки жёлудь и забросил его в рот. – Вишь, в лесу нет никого.
– Действительно! – хлопнул себя по «Харлею» научный руководитель. – До сих пор я наблюдал только флору при полном отсутствии фауны. Скажите, пожалуйста, вам что-нибудь известно о некоем Соловье Одихмантьевиче Разбойнике?
– А это я и есть, – мужик дожевал жёлудь и поковырялся в зубах. – Он самый.
– Вы шутите, – улыбнулся Витя, чувствуя, как у него на голове вместе с волосами поднимается шлем. – Хи-хи!
– Ха-ха! – подхватила девочка. – Спиноза, я ж тебе говорила, что это все бабские сказки. Разве может человек просто так шипеть, свистеть и кричать без всякого смысла?
– Ну не скажи, – возразил Соловей Одихмантьевич. – Всяк свою цель преследовает. Свистнешь – оно лежит. Конный или пеший. Добычу соберёшь, домой снесёшь, семью порадоваешь. – Он широко улыбнулся. – Детишек моих, соловьяток, жену мою, соловьиху. Вот, к примеру, у вас что с собой есть? – он оглядел всю компанию. – Ни-че-го. Поэтому я пока не свистел. А вот засвищу. Внимание!
Спиноза увидел, как пригнулся, словно от ветра, Илья Муромец, как заткнула уши Катя, как прилегла Бурушка. С дуба облетели листья.
Витя поправил очки и вежливо обратился к разбойнику:
– Простите, это что, ультразвук? А сколько децибелов?
Соловей открыл и тут же закрыл рот.
– А? – переспросил Спиноза. – Говорите, пожалуйста, погромче. Иногда из-за мер предосторожности, – он постучал себя по оранжевому шлему, – я плохо слышу.
Бледная Катя села на траву. Илья Муромец схватился за сердце. Кобыла подергала правой передней ногой.
Одихматьевич разозлился. Он набрал полную грудь воздуха и сунул в рот два пальца. Сквозь звукоизоляционную прокладку шлема Витя услышал слабый-слабый отдалённый свист.
Лошадь уткнулась мордой в траву. Катя вжалась в землю. У Муромца задрожали руки.
– Вам ещё повезло, – мягко сказал научный руководитель, – что у Кати и Ильи Иваныча отменное здоровье. Другие, менее закаленные натуры давно бы уже умерли. Согласитесь, Соловей Одихмантьевич, такие эксперименты по отношению к людям бесчеловечны. Если у вас есть паранормальные способности, пользоваться ими нужно очень осторожно.
Глаза у Соловья налились кровью, и он изо всех сил начал трясти дуб, в котором сидел. На Геракла посыпались жёлуди, и она пришла в себя. Муромец заиграл плечами и хлопнул кобылу по крупу. Бурка встрепенулась и заржала.
– Эй! – крикнула девочка. – Берегите лес, свистун! Не ломайте зелёные насаждения!
С соседней сосны к её ногам упала большая ветка, усыпанная шишками.
– Я тебя в порошок сотру! – заорал Соловей из своего гнезда. – Это я тебе говорю, лупоглазый! Тягаться со мной вздумал, мозгляк?!
– Нет, я с тобой потягаюсь, – пообещал Муромец, засучивая рукава и берясь за ствол дерева.
– Слышите! – крикнула разбойнику девочка. – Немедленно прекратите оскорбления!
Но Соловей продолжал бесноваться. Он показывал Спинозе язык и кидался в него крупными желудями. Геракл разозлилась и нанесла противнику ответный удар шишкой.
– Ой! – Соловей схватился рукой за правый глаз и скрылся в дупле.
Дуб перестало трясти.
– Что же вы заткнулись? – съехидничала Катя. Она взяла Спинозу под ручку и громко сказала, чтобы слышал Соловей: – Витечка, какой ты неуязвимый! Видишь, что случается с теми, кто хочет тебя обидеть! А теперь поедем, Витя, в Киев. Напрямик.
И она пошла прямо на дуб, таща за собой Спинозу.
Дуб тоже двинулся. Но не им навстречу, а наоборот.
– Бросьте ваши дешёвые штучки, – презрительно уронила девочка. – Разбойник называется…
Дерево накренилось и легло горизонтально.
– Так нести удобнее, – объяснил Муромец, поправляя ствол на плече.
С дубовых корней падали комья земли.