– Эй, ты! – Марго не вздрогнула, а лишь мученически зажмурилась, предчувствуя подобное.
Как прилежная ученица, она высидела все положенные четыре часа, и в школе осталась едва ли не последняя. По крайней мере, в коридоре кроме неё и окликающих никого не было, и притворяться, что она не поняла, к кому обращаются, бессмысленно.
– Ты хорошо слышишь? Я могу повторить!
Конечно, хорошо. Но она так хотела избежать неприятного разговора, специально задержалась, а они её ждали, значит, всё серьёзно… Она изменила курс и с видом каторжника приблизилась к Ире с Никитой.
– Здравствуйте. Вы хотели поговорить? – вежливо спросила она.
– Да, – гаркнула девчонка и вскочила. Она дышала Рите в плечо, но спокойнее не становилось. – Как тебя зовут?
– Маргарита.
– Я Ирина. Это Ник, – Ник, к слову, сидел на скамеечке абсолютно спокойно и незаинтересованно.
– Понятно, – помолчав, она сделала робкий шаг назад.
– Я, собственно, что, – девчонка смачно ругнулась. – Прошу прощения за мой французский. Так вот, я, собственно, что: нам очень лестно постороннее внимание к нашей персоне, но, если ещё раз замечу, – она дала время переварить, – то так получишь… я даже придумать не могу, как сильно. От меня, Ник мой а-ля с принципами, – она хохотнула, качнувшись к парню, так же безучастному. – А пока прощаем. Уяснила?
– Уяснила, – сочла разумным согласиться Рита. Грубиянка пожевала губами, намереваясь сплюнуть, но сдержалась, ограничившись циничным цоканьем.
– И дам совет: заканчивай с этими своими фетишами. Мало ли, какие люди попадутся, – она с топаньем прошагала мимо Риты. За ней, как на верёвке, последовал Никита, дежурно попрощавшись с Марго. Та же с облегчением выдохнула, радуясь, что не дошло до драки. Однако пока немного остереглась выходить на улицу. Вдруг им на свежем воздухе что в голову взбредёт…
Ростерия. Краткий курс юного историка
Летопись, перевод, второе тысячелетие до нашей эры: Могущественное государство Египет Великий пережил битвы междоусобные, длившиеся не одно столетие, нашествие войска ужасного, восстание рабов нечестивых, приход самозванца, прогневавшего мать-природу, и воцарился ныне на всей земле, упрочив власть свою среди чужеземцев. Мудрый фараон – истинный посланник всевышних, духи земные благоволят ему. Никогда ещё прекрасный Нил не был так щедр и полноводен, Земля плодородна, а Солнце ярко и светло. Сила Хапи растёт и разливается, Египет не жмётся боле у великой Реки, а ширится и грозит соседям, не признающим всемогущего Геба (бога земли), отрицающих безграничную любовь Земли и поклоняющихся отвратительным человекоподобным идолам. Гор-наставник (бог покровитель правящего на сей день фараона) отвёл властителя всеобщего к Анукет (богиня-покровительница I порога Нила и его разливов), она показала место тайное, где Нил продолжает небо и сияет звёздами. Испив из него, фараон принял в себя Жизнь и пошёл один походом на безбожников и разгромил их войско и храм лживый разрушил, в назидание. Соседями остаются лишь Вавилоне, что пьют солёные слёзы их моря и просят защиты у демонов с безобразными ликами, с коими квитаться не станут наши боги – сами перегрызутся меж собой.
Летопись, перевод, второй век нашей эры: Рим венценосный, возглавленный богоподобными Ромулом и Рэмом, открыл новую эру: люди ныне не только наблюдатели, но участники, они испивают Жизнь из источников с молитвою и меняются необратимо. Правители стали Богами и поселились на Олимпе, воины обрели силу невиданную, последователи Солнца, что с детства имеют связь с судьбой и её путями сложными, но без сомнений верными, особенно ясны в мыслях и дружны с природою, выполняющей их просьбы, и нет больше восстаний, врагов заморских и голода безжалостного. Согнав гнусных Карфагенов, пред тем загубивших Эллинов, а ещё ранее финикийцев и Вавилонов, мудрый император напоил из чудесного моря воинов, чтобы те охраняли поднебесный народ, а лишь после сам, да не поскупился для детей своих римлян … (неразборчиво) Слава Риму венценосному, государству невиданному с людьми богоподобными и правителем милосердным и отважным!
Летопись, перевод, пятнадцатый век: за грехи наши было ниспослано наказание – зараза, уродующая всё вокруг себя в радиусе мили. Появились люди, не из глины и воды. Они отвергают мать свою землю и утверждают, что «сами знают, сами ведают» и именуют себя учёными. Народ же прозвал еретиков ведьмами. Они говорят речи ужасные, превозносят «могучую силу разума человеческого», забывая о главном и первоначальном нашем благодетеле, толпа же безмозглая слушает их. Ведьмы пытаются создать машину дьявольскую – перпетуум мобиле, и требуют, чтобы им разрешили металл бездушный святой водой наполнить. За ересь такого рода их надобно в пламени очищающем сжигать, и прах не хоронить ни в коем случае – скверна их землю портит.
Летопись, перевод, начало восемнадцатого века: горе пришло великое – всё боле и боле людей следует за одержимыми дьяволом. Они принесли свои «винтовальные ружья», против которых наши мечи бессильны, убили монахов и опустошили весь верхний порог реки Сорки, чтобы создать топливо для своих бесовских машин. Деревья чахнут, трава увядает, ручьи пересыхают, почва трескается. Но хуже не то: недавно монарх новоявленный испил из священного источника, боли у него страшные поднялись, и слёг на неделю. Жизнь уходит из наших краёв, как бы мы не пытались её удержать.
Летопись, перевод, девятнадцатый век: открылись людям истины запретные, как дома строить, подобные вавилонской башне, как материалы неприродные творить, как свет без огня добывать. Почти всё население пользуется «благами прогресса» – земля отныне далеко не так плодородна, солнце жарит головы, да не растит посевы, дождь мочит рубахи, да губит урожай. Воды всё меньше, к соседям заморским за милостыней вынуждены были идти-кланяться, да остались ни с чем – у них беды похлеще. Властителям не являются духи-покровители и не дают советы. Жизнь покинула эти земли и затаилась где-то, а где – нам неведомо.
Летопись, восемнадцатый век: с начала апокалипсиса, названного «промышленным переворотом», хребет Уральский словно вырос в размерах, Алтай возмужал, а равнина просела. азиатская часть России оказалась в котловане, чернозём вновь пожирнел, водоёмы вышли из берегов, леса зашелестели, ураган обратился ветром. Жителям строго-настрого запрещено покидать прибежище земной энергии или рассказывать о нём кому-либо по ту сторону гор. На границе расставлена стража. Контакты с ближайшими странами ограничены. Люди боятся, как бы не пошли войной соседи, да они словно забыли о нас: к горам не подходят и на километр, а если собираются, так забывают, а особо упорные умирают скоропостижно от хвори жуткой. Царские послы с указами, фискалы и прочие государственные объезжают нас стороной, словно морок на них. Дьявольские двигатели также не тревожат нас. Вероятно, природа-мать защитила себя и своих самых верных сынов от дураками восхваляемого «технического прогресса», берущего исток из западной Европы. Судя по наблюдениям, территорию остального мира Жизнь покинула.
Летопись, девятнадцатый век: обученные воины делают вылазки во внешний мир, а потом рассказывают истории жуткие: ведьмовство и наука процветают, неестественный шум и грохот наполняет улицы, дышать всё сложнее из-за пыли, то и дело мутнеет в голове. Ночью светло от стеклянных свечей, днём темно от угольных туч. Брать любое детище ведьмовских происков, а особенно приносить их в Ростерию (так нарекли новое государство в честь залежей камня чудного, ибо Россия и прочие нам более не указ) строго воспрещается под страхом вечной ссылки. На родину были возвращены полотна выдающихся художников Азии, некогда украденных и доставленных в грязный Петербург, подчинивший и подмявший великую Неву. Скверный город не имеет права владеть нашими картинами и носить святое имя. Некоторые ленивые жители пытались бунтовать, против «безмашинья», но были отправлены в Сибру – это привьёт им любовь к ручному труду. Хотя люди правы, нужно найти способ упростить полевые работы без вреда земле.
Летопись, двадцатый век: поставили себе целью создать орудия, чтобы земле не вредили и люду жизнь облегчили. Увы, нет таких мудрецов среди нашего народа, он хотя и славный, да не по умственной части. Зато лучшие мастера, привезённые вместе с сокровищами из соседних стран, изобрели механические камины, работающие по принципу огнива и мехов, факелы с подачей топлива за счёт разности давлений, модернизированные орудия труда и способ многоразового безотходного использования угля. Разумеется, всё вышеперечисленное будет использоваться и производиться в минимальных объёмах, но люди задобрены и успокоены. Мудрый правитель Кирилл 1 (не первый, единственный) даже разрешил в первые пять лет всем жителям его города, кто сможет себе позволить, скупать новые изобретения. Впоследствии будут введены имущественные и сословные цензы.
Разгорелась война страшная, мировая, вторая за век – мудрость земная покинула людей и нет между ними согласия. Бьются за территорию, ибо больше биться им не за что. Ростерия вмешиваться в дела внешнего мира не будет. Дьявольская техника – огромные стальные птицы с ношей смертоносной, уничтожающей всё вокруг, оружие на колёсах и прочее по-прежнему не замечает, не досягает и не имеет ни малейшей власти над нами. Слава земле, да защитит и убережёт нас!
Природа щедра и благоволит нам! Со времён апокалипсиса мы и помыслить не могли о том, чтобы возродить волшебные реки и озёра, но вдруг разверзлась земля и пробился ключ с водой прозрачной как хрусталь и сладкой как мёд, прохладной даже в жару. Император с фаворитами его, испившие воды той, обрели силу, о которой знали лишь из книг; источник сей обнесли стеной, в честь его был построен дворец красоты необыкновенной. До полнейшего исцеления земли к воде святой не дозволено никому прикладываться кроме правителя и членов королевского двора. Ликующий народ успел назвать сие чудо «жидкими чарами».
Лихо одноглазое в роли почтальона
Погода переменилась очень быстро и неожиданно: ещё день назад светило солнце, на небе ни облачка, хотя и дул прохладный ветер, а сегодня – пожалуйста, дождь, хотя нет, ливень, хорошо, что без града. Саша сидела на узком дорогом деревянном стуле с высокой спинкой, закинув босые ноги на низкий дубовый журнальный столик, и читала новую толстую приключенческую книгу с жёсткой красивой обложкой. Её густые русые волосы впервые за очень долгое время не были стянуты в косу, а распущены, и, когда девочка закидывала голову назад, доставали почти до пола. Вдруг относительную тишину прервал грохот, потом топот, и в зальную комнату влетела раскрасневшаяся и запыхавшаяся Лиза, сразу наткнувшись на отвлёкшуюся от истории сестру. Уже пару недель Лизавета находилась в несвойственном ей восторженном, а порой и вовсе эйфории, что наводило на разные тревожные мысли и подозрения, чаще всего, небезосновательные. И сейчас лицо средней Заболоцкой светилось от довольства и гордости, она смешливо поглядела на девочку и хихикнула:
– Что за сказка? – она резко нагнулась, прищурившись, всмотрелась в обложку. – Пикс… Пиксельный город!
Сашка быстро убрала роман за спину.
– Что же ты? Дай почитать!
– Ты без очков, – извернулась девочка. – И книги не любишь.
– А вдруг понравится? – блондинка поощряюще кивнула сестре. Та послушно вернулась к заложенной странице.
– «А я считаю, что у нас так быстро кончаются припасы из-за чрезмерного аппетита кого-то из участников команды, – сказала Настя и многозначно покосилась на Шурика»…
– Ой, здесь героя-обжору зовут так же, как тебя! – в восхищении взвизгнула девушка. Сашка была настроена менее восторженно.
– Да, перегнула палку, но чуть-чуть! Кстати, знаешь, почему я сразу же тебя нашла? – и, не дождавшись ответа, продолжила. – Потому что ты всё там же, где я тебя оставила несколько часов назад! Что с тобой, совсем тебя не узнаю! Обычно ты такая егоза, а в последнее время всё сидишь на мягком месте, даже скучно.
– Я тоже тебя не узнаю, – заухмылялась Александра.
Елизавета пропустила это мимо ушей, пребывая в экстазе.
– Аааа, ты же болеешь, – догадалась она. – Хотя выглядишь ты уже гораздо лучше, посмотри, какая румяная! – девушка попыталась ущипнуть Сашу за щёку, но она неловко увернулась, чуть не упав со стула.
– Успокойся! – рассмеялась та. – Отчего ты сегодня такая возбуждённая?
Лиза таинственно поиграла бровями, после чего резким движением вытащила из кармана… Панфлейту3.
– Откуда она у тебя? – округлила глаза Саня.
Оказалось, что ещё утром девушка решила порыться в мамином и папином старом сундуке, что стоял в углу кладовой (услышав такое, Александра осуждающе покачала головой) и нашла это чудо, как сама его постоянно называла, в неизношенном и прекрасном состоянии, а после ещё получаса поисков и обучающую инструкцию, а потом старательно впитывала новые знания и тренировалась.
– Нет, ты представляешь! – радовалась она. – Какая же прелесть, а!
Самая настоящая прелесть: элегантная, изогнутая и лакированная, для женской руки (точнее, рта))), но правильную Александру такой аргумент не разжалобил.
– Всё замечательно с одной стороны, но не очень с другой, – и, увидев недоумение на лице сестры, пояснила. – Инструмент, в конце концов, не твой, и я бы положила его обратно, а лучше вообще не брала бы без спроса.
Поняв, что Саше каким-то непонятным невозможным образом не передался её восторг, Лизавета закатила глаза и поспешила оправдаться.
– Я знаю, и обещаю тебе, что скоро верну, но, во-первых, мы родителям не чужие люди, чтобы разделять вещи на «моё-твоё», а во-вторых, сундук стоял там с начала времён! И вряд ли мама вообще помнит о его существовании. Санечка, а?
Младшая Заболоцкая рассмеялась, неожиданно для себя услышав просящий тон блондинки и закивала.
– Ладно, раз уж взяла, развлекла бы меня. Посмотрим, как у тебя выходит.
– На самом деле, всё совсем не сложно, хотя ты и могла так подумать… Впрочем, и я сначала то же подумала, да не суть, ты посмотри только!
В следующую секунду она поднесла инструмент к губам, сделал глубокий вдох, сосредоточилась, в чертах её выразилось напряжение и удовольствие, после чего она подула. Нет. Запела. Запела то ли Лиза, то ли флейта, то ли их единство, Саша не знала, она просто с зачарованным видом смотрела и слушала, как не слушала, казалось, ещё не на одном оркестре в жизни. И вовсе не потому, что у девушки-подростка получалось производить на свет мелодию гораздо искуснее и красивее, чем у всех тех скучных пожилых знаменитых мастеров, разумеется, такого даже и не могло быть; а потому, что у неё получалось. Признаться честно, сперва девочка не верила, что Елизавета сможет создать музыку, хотя и простенькую, хотя и с фальшью, хотя и подглядывая в журнальчик с нотами, но всё же… Кажется, играющая тоже получала огромное наслаждение от процесса.
Представление закончилось, и младшая девочка с серьёзным и немного торжественным видом зааплодировала.
– Что скажешь? – спросила смущённо выступавшая.
– Скажу, что если бы я обладала хотя бы десятой долей твоего невероятного дара осваивать любое мастерство в считанные минуты, то жизни бы не пожалела, чтобы научиться всему.
Лиза не уловила лёгкой грусти в голосе сестры.
– Так что скажешь-то? – не отставала она.
– Очень понравилось. Конечно, если ещё потренироваться неделю-другую, совсем хорошо будет, но ты же не будешь.
– Почему не буду? – возмутилась Лизавета. – Может, я с этим жизнь свою свяжу…
– Потому что очень быстро и часто увлекаешься. В прошлом месяце ты была в восторге от рисования, а в позапрошлом от вязания спицами. Прикладывала бы ты хоть сотую часть этого упорства к учёбе.
– Что правда, то правда, – не смогла не согласиться девушка.
– Пойду, положу обратно, – помахала инструментом перед Саниным носом Лиза, но та вдруг схватила её за подол.
– Всегда мечтала играть на чём-нибудь, – задумчиво произнесла Саша и медленно забрала флейту у старшей сестры. – Теперь и я, кажется, понимаю…
– Что, «чужое не брать» уже не актуально? – поддела Лизавета, но на неё не обратили внимания. – Да, сильно не радуйся, сегодня твоя очередь готовить ужин.
Александра с мученическим видом застонала. Злорадный ответ Лизы заглушил неожиданный стук в дверь. Девушка раздражённо выдохнула, развернулась и выбежала из комнаты, приговаривая «И кого Лихо Одноглазое в такую погоду…». Саша напряжённо выглядывала в дверной проём. Вернулась сестра быстро, с недоумённым видом и конвертом в руках.
– Почтальон приходил, – сказала она, о чём несложно было догадаться. – Скорое письмо прислал.
– Кто отправитель? – задала риторический вопрос Саша.
– Родители, – подтвердила её мысли старшая Заболоцкая.
Она распечатала, хотя скорее разорвала конверт, и, пощурившись с минуту, отдала плотную вощёную бумагу Александре. Та зачитала: «Первое, что хотим сообщить – не волнуйтесь, ничего страшного или неприятного не произошло (и происходить не собирается), а пишем мы вам для того, чтобы заранее предупредить вас о нашем скорейшем приезде, намеченном на четверг, в силу того, что…»
***
– Мы идём на бал к Лихоборовым? – бессмысленно повторила Лиза, до которой отказывался доходить смысл произнесённых слов.
– Да, Олег Ярославович Лихоборов прислал приглашение твоему отцу, – отозвалась мать, занятая тем, что разбирала чемоданы после приезда и судорожно раскладывала вещи в шкафу и комоде.
– Мне кажется, или папа не очень рад, – пробормотала тихонько Саша, наблюдая за нервно расхаживающим туда-сюда Николаем.
– Он очень рад, правда, Коленька? – напряжённо бросила Олеся, возвращаясь к своей одежде.
– И приём начнётся завтра в два часа дня? – уточнила девочка.
– Да-да…
– Тогда зачем суетиться уже сейчас? – продолжила Санину мысль Лиза.
Мама дёргано повернулась к дочерям.
– Скажите мне, нас так часто зовут придворные? Или вы много раз были на балах?
– Нет…
– И я тоже, поэтому пытаюсь сделать всё возможное, чтобы исправить ситуацию!
Олеся снова захлопотала о гардеробе, а сёстры удивлённо переглянулись и попятились к лестнице, чтобы не мешать.
– Секунду! Лизавета! – донёсся снизу голос матери. Девушка остановилась.
– Найди свои серые туфли, они хорошо подойдут к тому фиолетовому костюму и серьгам… И-и-и-и, да, а ты, Саня… Впрочем, я скоро сама поднимусь к тебе и подберу одежду.
Елизавета недоумённо нахмурилась.
– Те туфли остались в Кирилльске… – осторожно напомнила она.
– Что? В Кирилльске? Вот же гадство! И что же теперь делать? Почему ты вечно всё забываешь?!
От подобного обращения даже Лиза онемела, вытаращила глаза и открывала-закрывала рот, как рыба.
– Я же… Я же!.. – заколотило от злости девушку.
– А другие нельзя надеть? – крикнула Саня, поглаживая сестру по спине.
– Да какая разница! – неожиданно вмешался Николай. – Какая разница, что за обувь, что за одежда! Лично я считаю, что главное – выглядеть чисто и не неряшливо, а остальное – пустяки. В конце концов, перед кем вы собираетесь красоваться? Перед Лихоборовыми? Поверьте, хвастаться – их прерогатива. Так ведь? Иначе зачем устраивать приём, специально покупать новый особняк и приглашать нас? Бояться, что мы ещё не знаем, что они фавориты Императора? Уж мы то с вами точно в курсе.
– Очень надеюсь, что ты не скажешь подобного на балу, – ответила мама спокойно. Дочери же впервые видели отца таким вспыльчивым и раздражённым. Неужели не смирился с поражением?
– И кстати, срочно напиши в «Башмаки от Марфуши», скажи, что нам уже к завтрашнему утру нужны туфли на заказ, цвета… А впрочем, ничего не делай, я сама напишу, ты не знаешь мерок…
– Нам можно идти? – осторожно спросила Александра. Похоже, родители в суматохе не расслышали девочку, так что восприняв молчание за согласие, она вслед за Лизой поспешно вернулась к себе.
На следующий день почти все Заболоцкие встали раньше обычного: Николай с Олесей – чтобы заранее всё подготовить к поездке, Саша – услышав возню и шум, а Лиза… Её и пушечный выстрел не поднял бы. Мать с отцом жутко суетились, брались то за одно дело, то за другое, и Саньке совершенно не удавалось не то, что помочь чем-либо, но и понять, чем родственники занимались в данную секунду; лишь раз она смогла расслышать более или менее самостоятельную часть диалога:
– …Да, и надо срочно вызвать какой-нибудь транспорт, путь неблизкий, – суетилась мама.
– Думаю, четвёрка лошадей нам отлично подойдёт, – пробурчал папин голос.
– Коля… – уже осуждающе, – не строй из себя шута. Я поручаю тебе серьёзное дело.
– Хорошо! Кибитка… И не смотри на меня так! Хорошо. Я прикажу привезти ту самую, последнюю кибитку. Она же тебе нравится, да?
– Пожалуй, да, – со скрипом согласилась Олеся, – но ты ведь знаешь, я была не против автомобиля4.
– А я против, – категорично заявил Николай, – Олег Лихоборов обязательно решит, что мы привлекаем внимание. Они правят балом, нечего забирать их лавры.
– Ох, беды одни с их приглашением! – простонала мать, и на этом варианте старшие Заболоцкие пришли к компромиссу.
Кухарка Зинаида вынуждена была уволиться из-за болезни дочки. Родители не поскупились на выходное пособие и с радостью наняли другую, бездетную, кухарку, которая обещала приступать к работе засветло и уходить на закате, поэтому сегодня завтрак был подан не в девять часов утра, а аж в семь. Александра привыкла, что мама с папой регулярно меняли обслуживающий персонал и почти не отреагировала на известие об уходе Зины Прокопьевны, тем более что эта женщина ей всегда отчего-то не очень нравилась. Кстати, совершенно неожиданно Олеся решила позавтракать со всеми церемониями – в столовой и в присутствии нескольких дворецких (вызванных специально для этой клоунады), очевидно, заранее готовилась к приёму. Итак, всю еда, хотя в данном случае кушанье, уже сервировали в лучшем виде, а Заболоцких до сих пор за столом присутствовало лишь трое, и Сашу снова отправили наверх будить сестру. Однако, когда девочка открыла дверь, то обнаружила Лизу, полностью одетую и умытую, лежащей поперёк кровати и болтающей ногами.
– Так ты уже не спишь? – возмутилась Саня.
– А должна?
Этот вопрос, очевидный и наглый, сбил Александру с толку.
– Мы тебя, вообще-то там, внизу, ждём!
– Да? Тогда сейчас приду, – казалось, девушка о чём-то крепко призадумалась. Младшая Заболоцкая мгновенно смягчилась и плюхнулась на жёсткое кресло в углу.
– Как всё странно, да? – первой начала разговор девочка, у которой внутри словно бурлило от волнения, не испытанного ей ранее.
– Что?
– Как же, что? Мы – и на самый настоящий бал; слово даже такое смешное, несерьёзное, понимаешь? Как будто для нас всё детское, а бал взрослый; там будут и другие, и всё это уже сегодня. Нам и костюмы подобрали взрослые, меня раньше только в платья с рукавами-фонариками и кружевом наряжали; да ведь это всё в первый раз, ты понимаешь? – Саня совсем изнервничалась под конец своего путаного объяснения.
– Ничего странного не замечаю. Всё в жизни бывает в первый раз, – с напускным равнодушием ответила Лизавета, не вставая с кровати.
– Хммм… Ан нет, я вижу! Ты губы поджимаешь, и глаза у тебя блестят! Что ты таишься? Я уже поняла, что тебе хочется на приём так же, как и мне!
– Хорошо-хорошо – замахала руками та, – ты меня раскусила. Мне, правда, было бы гораздо приятнее, если бы приглашение нам с тобой прислали отдельное.
– Не злись на них. Открою тебе секрет, они волнуются не меньше нашего…
– Никакого секрета ты мне не откроешь, и так всё вижу. Особенно отец беспокоится, даже злится.
– Он с детства мечтал быть приближенным ко двору и обладать магией, – понизила голос Саня, подходя ближе и предварительно прикрыв дверь. – Мама говорила, для него это главная цель. Помнишь, раньше он постоянно отсутствовал? Он регулярно посещал Дворец. Сначала, – Лизе приходилось наклоняться вперёд, чтобы расслышать, – наша семья должна была получить дар из Источника. Но примерно четыре года назад Лихоборов раскрыл секту, которая готовила восстание…
– Секунду, – оборвала её Лиза. – Причём здесь Лихоборов? Разве не Осведомители должны раскрывать подпольные клубы и подавлять мятежи?
– Наверное, они просто не заметили, – не придала должного значения Сашка. – Так вот, через год выяснилось, что папа когда-то давно дружил с одним из её членов. И всё, – Сашка развела руками.
– Вот как. Лихоборовы вырвались вперёд, а папа завидует, – завершила блондинка.
– Но это же не помешает нам наслаждаться вечером у Лихоборовых, да?
Елизавета перевела дух.
– Ума не приложу, почему мать всё рассказывает только тебе?
– Потому что я её называю «мама», а не «мать», – рассмеялась девочка.
– Ничего, зато у меня есть другой информатор, – подбоченилась Лиза.
– Твой таинственной друг у Лихоборовых, с которым вы видитесь дважды в год? Так он тебе всё и расскажет, ага!
– Не важно, – обиженно отмахнулась Лиза, – главное, мы понимаем друг друга! Да, и встречаемся мы часто, в школе.
– Так значит, он твой ровесник? Всё, молчу-молчу, – Саша с трудом увернулась от сестринских тумаков.
– Да что ж такое?!
Сёстры подскочили на месте. На пороге комнаты стоял Николай, уперев ладони в косяк, скорее нервный, чем разозлённый.
– Нужно ведь совесть иметь! Мы с матерью вас там ждём – не дождёмся.
Девочки через секунду прошмыгнули под руками отца и чуть ли не кубарем скатились с лестницы.
Во время завтрака, неуютного и несемейного, Александра вдруг отложила вилку, вскочила из-за стола и убежала куда-то. Лиза недоумённо посмотрела ей вслед – что сегодня со всеми творится? До полнолуния же ещё далеко. Родители тоже на секунду вытянулись, отслеживая путь меньшой дочери, пока та не скрылась за поворотом, а потом продолжили есть мягкие большие горячие вафли, запивая какао. Лизавета без стеснения уже третий раз брала добавку, щедро поливая и без того сладкое тесто вареньем.
– Я бы на твоём месте сократил темпы поглощения, – сказал Николай, почти не притронувшийся к еде. Вилка с особенно большим и пропитанным джемом куском замерла на полпути к Лизиному рту.
– Чтобы вечером нанести как можно больший убыток Лихоборовому столу.
Напрягшаяся было девушка хихикнула, а Олеся не выдержала.
– Может, прекратишь уже, а? Сам ведь себя накручиваешь.
Папа насупился, и тут в столовой снова показалась Саня, немного бледнее обычного. Она села обратно на своё место рядом с Елизаветой и как-то вяло начала ковыряться вилкой в тарелке, хотя была известной сладкоежкой, так же, как и сестра.
– Что-то случилось? – нетерпеливо спросила мать, неприязненно посмотрев на дворецких и отослав их резким движением руки.
– Ничего, я просто подумала, что, может, было бы лучше, если бы вы пошли на приём… Без меня.
– Что? Почему? – первая вскинулась блондинка. Провести всю вторую половину дня за столом с чопорно-учтивыми гостями и хозяевами – нет уж, увольте!
– В приглашении упомянуты четверо членов семьи Заболоцких, то есть, все мы, – нахмурилась мама, – и крайне неучтиво с нашей стороны…
Кажется, папа очень хотел сказать какую-нибудь колкость, также связанную с будущей поездкой, но, недавно осаждённый, решил промолчать.
– Я знаю, но боюсь, как бы не вышло ещё более неучтиво, уже с моей стороны, – сказала девочка. Она выглядела очень расстроенной и, судя по всему, по-прежнему мечтала о бале, но уже приготовилась к тому, что останется дома, одна, в то время как остальные её родственники отправятся развлекаться на званый ужин к ни много ни мало всеобщим знаменитостям. Низко склонённое завешенное волосами личико Саши, пока ей в голову приходили подобные мысли, стало настолько грустным и жалобным, что Лизавете ложка мёда поперёк горла встала, и пришлось отодвинуть от себя недоеденный завтрак. Получилось слишком демонстративно, и Олеся, без того уже на взводе, взорвалась.
– Зачем вы мне спектакли устраиваете?! Думаете, у меня терпение бесконечное? Не хотите все трое есть, пожалуйста, не надо, но надеюсь, к вечеру вы придёте в себя и не станете меня позорить! – в следующую секунду она тоже оттолкнула своё блюдо. Саня приняла вид ещё более несчастный, но подняла лицо на родителей и уверенным голосом припечатала их:
– Я не поеду. Просто не могу. У меня, скорее всего, опять это приключение началось, – и приложила руку к животу.
Олеся застонала и потёрла в изнеможении глаза.
– Снова обострение?
Кивок головой в ответ.
– Лекарство пила?
На сей раз отрицательное качание туда-сюда.
– Тогда иди пей!
Девочка быстро прошмыгнула в соседнюю комнату. Надежда на то, что снадобье поможет и Саня будет способна отправиться с родными, очень мала; в конце концов, не в первый раз. Да и лекари рекомендовали «пережидать» спазмы, отлёживаясь в тёплой постели.
– Похоже, Сашу действительно придётся оставить дома, – вздохнул отец, и мама, как ни странно, согласно взяла его за руку.
– Значит, мы всё равно поедем? Опять? – подняла брови Лизавета.
– А что ты ещё предлагаешь? У нас нет выбора, приглашение Олега, особенно нынешнего Олега-приближённого, – настоятельная рекомендация, которую не следует нарушать. Он точно собирается осветить что-то важное, возможно, свой дар. К тому же, такие сплетни пойдут…
– Будет очень некрасиво со стороны Лихоборовых распускать про нас сплетни, – заметила девушка.
– Конечно. Они и не будут, ибо такой поступок грозил бы ещё бОльшим количеством слухов, но теперь уже о них самих… – Николай довольно хмыкнул. – Но не сомневайся, на сегодняшнем приёме болтунов со злыми языками соберётся бесчи-и-и-исленное множество! – прозвучал монолог весьма устрашающе.
Лиза задумалась: надо же, как всё непросто… Блондинка неожиданно усмехнулась – ей вспомнились Санькины любимые слова: «как же сложно жить эту жизнь». Саша тогда совсем маленькая была, да и Елизавета не особо старше, всего на год. От мыслей Заболоцкую спас дребезжащий звон маленького золотого колокольчика в материнских руках. Родители встали из-за стола, а спустя секунду в дверях появилась Лариса Дмитриевна – новая кухарка, молодая женщина самой обычной незапоминающейся наружности, но с весёлыми яркими глазами.
– Мы закончили, убери, будь добра, – показала на оставшуюся еду и грязную посуду Олеся и окинула взглядом старшую дочь: выходи, мол.
В течение следующего часа родители снова занимались организацией поездки, а Лиза отсиживалась в комнате вместе с Сашей и ждала прихода Марьи – специального курьера того самого обувного магазина, которому вчера отослала заказ мама. Тем временем девочки успели полюбоваться Саниным костюмом – чем-то наподобие обожаемых ей сарафанов, всё равно немного детским на вкус старшей сестры, погоревать о том, что Александра снова пропустит званый ужин, но уже у самих фаворитов, сделать множество предположений по всякому поводу: сколько приглашено гостей, какая будет еда, где Лихоборовы купили дом и тому подобное. На секунду их разговор прервала мать, зашедшая в спальню дочери и принёсшая увесистую коробку с обувью внутри. Елизавете следовало нарядиться прямо сейчас, дабы понять, подходят ли новые туфли к костюму и как сидят на ноге. Она послушно оделась и повернулась к зеркалу.