Za darmo

Ростерия 1

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

– Не могу различить, кто Владислав, а кто Владимир!

– Правосудие должно быть одинаково строгим для каждого, какой опасности они подвергли нас!

– Неужели их не пощадят?

Евгения, внимательно слушавшая обрывки фраз, резко повернула голову на звук, увидела говорящего – молодого парня в дорогом костюме и плаще – и быстро набросала на бумаге черты его лица; бесталанно, но узнаваемо. «Когда закончатся странички в блокноте, сделаю обход», – решила Женя, снова навострив уши и высматривая возмущённых и недовольных. Она не интересовалась происходящим на площадке, оглашением преступлений и вынесением приговора – об этом клуб узнает от любого другого доносчика. Сегодня её цель – вербовка, а так как Питер (девушка неприязненно поморщилась, вспомнив о бывшем друге) отказался помогать им, то придётся быть чрезвычайно осторожной: второго шанса нет, говорить следует полутонами, однозначными для тех, кто серьёзно задумывался о чём-либо в таком ключе. «Жаль, почти все зрители – взрослые люди, ровесники бы поняли меня гораздо лучше…» Тем временем бывших охотников подтолкнули ближе к краю площадки, чтобы больше человек смогли разглядеть преступников. Евгения не удержалась и бросила взгляд: на улице мороз, а приговорённые в тонкой прохудившейся одежде. Один из сопровождающих, то ли сжалился, то ли покрасовался, но стянул тёплую мантию и отдал мужчинам. Те мгновенно встали поближе друг к другу и укрылись ею. Жуткое зрелище. Девушка вновь приступила к высматриванию потенциальных единомышленников. На сцену поднялся разодетый в кричаще яркую одежду юноша, придворный, судя по старательному выражению лица; развернул берестяной свиток…

– Франт, – зло выплюнул кто-то, и Женька быстро подметила возмущённого.

… И принялся выговаривать, едва ли не по слогам, оделяя особым вниманием и даже злостью каждую букву.

– Наш Император… Эммануил Данилович, – с краткой паузой и предварительно скосив глаза на бумагу, зачитал глашатай, – очень милостив, но существует предел даже его терпению. Он гарантировал лучшую плату Охотникам, более того, из собственных средств одаривал особо отличившихся, в том числе и вас! – Карающий перст нацелился на опальных, мальчишка набирал темп. – И как вы с ним, со всеми нами поступили: едва не раскрыли тайну нашего существования этим варварам!

Установилась припозднившаяся тишина – суета, свойственная любой толпе, растворилась, все устремили взгляды на постамент. Даже Евгения ненадолго приостановила свою революционную деятельность. «Вот, значит, как зовут Императора», – с заторможенностью подумала девушка. За последние сто лет имя правителей ни разу не слышали ни в чьих устах; помнится, однажды маленькая Женя поинтересовалась у отцовских товарищей, отчего его так старательно скрывают – благо, те знакомые умели молчать. Иначе, неизвестно, оставались бы Опрасники главными купцами. Девочка подозревала, изначально обезличивание главы страны использовалось для стирания человеческих черт, создания иллюзии концентрации чистой власти без властителя, но с годами такой приём всё более и более служил возвеличиванию монарха над гражданами – ни у кого не было права осквернять его имя. И вдруг священное таинство открылось простому люду. Наверняка Эммануил или его советники почувствовали, что народ крайне недоволен ссылкой лучших Охотников (по совместительству бывших общественных деятелей), и чтобы задобрить подданных, правитель снизошёл… Евгения тряхнула головой и почти услышала зазвеневшие внутри бубенчики-мысли. А государь уже упустил момент, раньше следовало снисходить.

– Владислав Скакунов Алексеевич, Борис Замётов Абрамович и Владимир Баранов Дмитриевич обвиняются в нарушении сразу нескольких правил регламента Охотников, которому по вступлении в данную организацию давали клятву, – вживался в роль юноша. – Во-первых, они отступили от своих профессиональных обязанностей, не выполнили норму поставки ценностей, ослушались начальство, подвергли опасности конфиденциальность Ростерии, нанесли ущерб Пункту Помощи №3, скрывались от властей…

«И это только первый пункт!» – удивилась девушка, невольно вслушиваясь в длинный ряд синонимов.

– Во-вторых, они выказали явное неуважение Жизни…

– Чушь, – прошелестела добрая половина толпы, а Женя понятия не имела, как себя повести, судорожно листая блокнот.

– Таким образом, злодеи приговариваются к пожизненной ссылке в Сибру, – с довольным видом закончил парень, поклонился толпе, демонстрируя чудеса гибкости, и скрылся в ранее упомянутом доме позади возвышения.

На месте глашатая появился главный судья, в шапке, а не парике. Его задачей было лишь сказать:

– Я полностью согласен с формулировкой злодеяния и определением меры наказания, решение вступает в силу с…

Он подал жест. Первые ряды увидели Олега Лихоборова, вышедшего вперёд с очень мрачным видом. Мужчина набрал в грудь воздух, повернулся в сторону символической дыбы и полил её жидким огнём. Всё действие сопровождалось грозным рёвом, жаром, от которого таял на площадке снег, и искрами, что блохами прыгали по близстоящим. И вот плакат, точнее, верхний его чёрный слой полностью истлел и открыл зрителям… огромного красного петуха, с недавнего времени, символа правосудия. Метафорично и красиво.

– Кощунство! – выругался человек из толпы тихо. – Превращать такое мероприятие в представление…

Евгения просочилась меж людей, опять отыскала сочувствующего и схематично зарисовала. Краем глаза она заметила опоздавших: четверо людей из знатных, о чём говорила дорогая стильная одежда, с кислыми лицами. На входе они остановились около маленькой стоечки и расписались на уже заполненном чернилами листе. Значит, многие здесь не по своей воле. По окончанию первого часа народ стал медленно уходить, Женя слилась с толпой и поспешила к небольшому родному домику на границе Кирилльска, рассудив, что торжественные проводы упирающихся ссыльных – не лучшее зрелище. Вечером того же дня она впервые повздорила с ПаПе, в усадебке которого ребята и решили собираться, пока шторм не стихнет. Ссора возникла на совершенно неожиданной для девушки почве – из-за её задания. Уставшая Евгения надеялась на похвалу, а получила выговор и не сдержала обиды.

– Я не понимаю, в чём виновата! У Вас в руках целый список возможных сторонников, составленный мной, все они из влиятельных семей, что я сделала неверно?!

– Хотя бы то, – устало потёр глаза куратор, – что я просил тебя о совершенно другом. Мы уже набрали необходимое количество ополченцев, к тому же из-за недавнего суда находимся в зоне риска, поэтому сейчас для нас главное – затаиться, не привлекать внимания и быть в курсе самых последних новостей. А не вербовать каждого, косо посмотревшего в сторону королевского двора!

– Но ведь число сочувствующих тоже очень важно, – возразила Евгения. – И мы подробностях узнаем о сегодняшнем мероприятии из первых уст завтра же!

– Слухи имеют свойство несколько искажать информацию, – прервал её Павел Петрович. – И ещё кое-что: я уверен, все люди, подмеченные тобой, – взрослые!

– Я не вижу проблемы.

– Тогда посмотри повнимательнее! – вспылил мужчина. – Родители вынуждены будут поддержать детей, а дети родителей – нет!

– Но Вы сами сказали, что важен каждый новобранец, – буркнула Женя, не желая признавать ошибку.

– Да, но я повторюсь: сейчас нам важно правильно расставить приоритет задач, и только после этого приступать к их выполнению. И, да, взрослый человек с гораздо большей вероятностью сообщит о попытке провокации, чем ребёнок.

– Разъяснили, Павел Петрович, – сдалась девушка.

– Вот и замечательно, – мгновенно успокоился куратор. – Тогда иди домой, отдохни, ведь, если не смотреть на результат, поработала ты на славу.

Он встал с кресла, точнее попытался, потому что при первом же усилии охнул и согнулся пополам от стрельнувшей боли в спине. Смуглянка тревожно нахмурилась и оглядела мужчину, уже успевшего принять подобающее положение и сделать вид, словно ничего не случилось. Ладони его покрывали вздувшиеся мозоли, так что девушке не составило труда догадаться, что всё утро ПаПе вместе с мальчишками уничтожали следы их пребывания в Юрганских туннелях.

– Зачем, Павел Петрович? – с лёгкой укоризной спросила она. – Парни у нас крепки, сами бы справились.

Мужчина наградил её осуждающим взглядом, растёр поясницу и поплёлся в столовую.

– Иди домой, Женечка, – повторил он. – Или перекуси со мной, если время терпит.

«Он идеальный человек, – с обожанием подумала она: как я могла сомневаться в его решениях?» – и послушно засеменила следом.

***

Спустя пять суток без предупреждений зашептала погода, налетела метель, взвыл ветер. Несколько дней настоящего шабаша, и всё улеглось в одночасье, превратив зелёное однообразие пейзажа в белое. Отныне по улицам ходили не купцы, дворяне и рабочие, а одинаковые припорошенные снегом тулупы. Жители Кирилльска, как разбуженные медведи, бродили по дорогам, сонные и злые, жизнь замедлилась, зимний воздух словно давил на плечи и веки прохожих, так что они старались как можно быстрее укрыться в ближайшем здании. Зато светло. Встанешь до петухов, а за окном как будто день. Сашка умничает, что солнечные лучи не поглощаются, а отражаются от сугробов, но Лизе нет дела до причин. Ей нравится такая погода – холодные ураганы улеглись, шуба и сапоги греют лучше одеяла. Ей бы тоже сейчас прятаться дома в кровати, усыпанной крошками от незапланированных ночных перекусов, или скучать в школе, прижимаясь к тёплому боку Сони. Но она не искала простых путей. Будний день, без пяти минут час. Сейчас её курс зевает на лекции политологии, Лиза же по отработанной схеме в начале занятия отпросилась в туалет, достала из вместительного рюкзака верхнюю одежду и вылезла в окно на первом этаже. Потом спокойно пробралась кустами мимо охранников, преодолела местный парк и направилась по одному из лучей-дорожек куда глаза глядят – только бы подальше от лицея. Прогулы не были частыми у Лизы; регулярными – да. Сначала учителя пытались как-то пресечь – некоторым удавалось, некоторые смирялись. А Пивному Животику, кажется, было абсолютно всё равно. Он исправно ставил в журнал посещаемости плюсики и ни в чём не упрекал, ведь проверочные работы девушка писала сносно, а в полугодии выходило твёрдое «хорошо». Сегодня последними двумя уроками поставили политологию, так что у Лизаветы было достаточно времени до возвращения домой. Она опустила слезящиеся от света глаза – в них отражением блеснул искрящийся снег. «О, та же ель», – отметила девушка. Она уже третий раз проходила мимо, зациклившись на изгибающемся участке дороги. Знакомое дерево служило своего рода отметкой – финишем или стартом, думайте сами. Теперь отчётливо проявилась дорожка из её следов – Лиза не изменила себе и поставила ногу в точно подходящую по форме ямку. Она бы могла повернуть обратно или выйти за пределы круга – ей порядком надоел обступивший её хвойный лесок. Но упрямо шагала по проложенной тропинке. И всё потому, что её который день не покидало отвратительное липкое ощущение слежки. Сколько бы она внезапно не поворачивалась, сколько не выспрашивала знакомых, чувство, что затылок и спину ей прожигает внимательный, не отстающий ни на дюйм взгляд, не отпускало. Саша сказала, что это психоз… А не всё ли равно, что сказала Саша? Говорить умно многие горазды, а делать… И Лизавета делает. Например, она уже полчаса создаёт иллюзию целеустремлённости, как будто идёт она не так просто, а по делам. Правда, на втором круге стало тяжелее. Но что-то подсказывало, что её вторая тень попалась на крючок и не отстаёт, поэтому девушка не останавливалась. Вдруг, поддавшись порыву, она резко свернула к деревьям, поплутала между ними… И, едва сдерживая улыбку, вернулась на исходный маршрут.

 

– Да ты издеваешься! – возмутился преследователь сзади очень знакомым голоском.

Заболоцкая опешила – она не ожидала столь быстрой реакции – и резко обернулась. В десятке метров, широко расставив ноги и насупившись, стояла Женя.

Она была в десятке метров от Лизы, в валенках и шубе, шарфе до самого носа, с упёртыми в боки руками и грозным взглядом, но отчего-то совсем не грозная. Лизавета смотрела на неё и не представляла, что сказать – в голове ни единой мысли, только растерянность. Не дождавшись ответа от собеседника, Евгения подошла ближе. Да, это действительно она. Следовало догадаться… Все громкие претензии забылись в мгновение.

– Ты же сказала Саше, что уедешь с родителями в Заутренний на два месяца, – здесь сквозило такое неподдельное разочарование, что суровый Женькин взор потух.

– Сказала, – спустя некоторое время согласилась она. – Не буду говорить, что планы сорвались… – она сунула руки в карманы, не зная, куда прятать глаза, – их и не существовало.

– И без тебя очевидно. В противном случае ты бы вернулась к Сашке. По крайней мере, если она не надумала лишнего, и ты хочешь наладить с ней отношения. Хотя, по-моему, это ересь.

Опрасник понуро выпятила нижнюю губу.

– Ты должна знать, как старшая сестра, что Саня постоянно пыталась выйти с нами на связь, хотя мы ясно дали понять, что всё кончено. Это, конечно, очень тяжело осознать, ведь мы столько дружили, просто возникли обстоятельства…

– Да-да, дело не во мне, а в тебе, – отмахнулась девушка, – уже проходили. Дальше.

– В общем, ребята попросили меня встретиться с ней и растолковать, чтобы она нервы себе и нам не портила и прочее… Я подловила её у школы, впрочем, ты в курсе. И не смогла.

– Чего именно?

– Сказать ей в лицо. Она так смотрела… В общем, мы мило пообщались, и я соврала, что надолго уезжаю. Чтобы от неё отделаться…

Женя не успела закончить. Увлёкшись повествованием, она не заметила, как пристально её разглядывает бывшая подруга. И пропустила момент, когда та неспешно стянула варежку, размяла пальцы, размахнулась и с силой ударила её в нижнюю челюсть. Голова дёрнулась назад, увлекая за собой массивное тело. Евгения попятилась и чудом удержалась на ногах. Она пощупала подбородок, всхрапнула и уставилась на блондинку сверху вниз. Её вид не предвещал ничего хорошего. Лиза оценила комплекцию соперницы – какой бы шустрой она не была, от великанши ей достанется.

– Это провокация? – вкрадчиво прошепелявила Опрасник. – Настаиваешь на драке?

– Это профилактика наглости, – заявила Лиза, вставая в позу. – И я ни на чём не настаиваю. Только если ты предложишь.

Они молча изучали друг друга, как вдруг Женька расслабилась и засмеялась! У Заболоцкой брови поползли вверх.

– Думаешь, я такая смешная? – разозлилась она.

– Нет, – хихикала противница. – Совсем нет. Просто вспомнила, что недалеко есть чудная пекарня. Если не надоело мотать круги, то зайдём?

Лиза потеряла дар речи. Что за фамильярность? Только что они готовились к битве, а сейчас ей предлагают пообедать вместе? Она обманула Сашку и не сожалеет! К тому же, преследовала её с неизвестными целями. Заразилась от Димы? В конце концов, они больше не друзья!

– А почему бы и нет? – ни капли себе не удивившись, она поравнялась с Женей.

Вдвоём они отправились в булочную. Скоро лес поредел, расступился, и девушкам открылось ещё одно «солнышко» – небольшая круглая площадь, где пересекались пять узких дорожек. Сквозь укладочную плитку пробивались пучки неуёмной травы, в конце-то февраля, а деревья стараниями ботаников переплетали ветви высоко наверху и создавали подобие потолка, так что снежного ковра здесь не было. Главная локальная достопримечательность – лавка сладостей – вольготно расположилась в центре и занимала чуть ли не всё место. Маленькие магазинчики в большинстве своём принадлежали обычным людям – они выкупали необходимый минимум земли и отстраивали заведение, так что такие островки цивилизации среди зелёного моря встречались часто вне зависимости от города. Женя опередила спутницу и выбрала место снаружи – два хлипких табурета на трёх ножках и ассиметричный столик, намертво прилаженный к полу побегами лозы. Заведение, целиком увитое виноградником, носило непритязательное название «В гостях у Марины». По опыту Лизы все негосударственные кафе именовались одинаково – «У тёти Ларисы», «В доме Ивановых», «У дяди Ильи». Ассортимент тоже мало чем отличался – стандартное меню и парочка фамильных рецептов, чтобы хоть как-то выделяться среди конкурентов. Похоже, это место пользовалось популярностью, и в такое время кроме девочек нашлись ещё клиенты. Наверное, люди узнали о нём после прошлогодних погромов, в результате которых булочная сильно пострадала. Надо же, как быстро восстановили…

– Уже выбрали? – окликнул их мальчишка, очень отдалённо напоминающий официанта, и то только благодаря закопчённому подносу.

Совсем скоро Лиза уже пила морс из морошки и ела слойку с облепихой и кедровыми орешками. Менее оригинальная Женя глодала бусы из баранок. На её опухшем подбородке проступал синяк, и Заболоцкая некстати подумала, не погорячилась ли?

– Зачем ты за мной следила? – сурово спросила она, чтобы отогнать ненужные мысли.

– Кто? Я? – поперхнулась чаем та. – Фильтруй, что говоришь?

– А что это тогда? Совместная прогулка?

– Нет, – обиделась Женька. – Я увидела тебя и захотела поговорить, а ты бежишь вперёд, ничего не замечая.

– Что же не позвала тогда?

– Ты просто не слышала. Ветер дул против движения.

Блондинка кивнула, как будто поверила.

– Что, тоже прогуливаешь? – сменила тему она.

– Нет, – похвасталась Евгения. – Я отсутствую по уважительной причине! Родители даже справку дали.

– Повезло.

Неловкое молчание.

– Красавицы, почему грустите? – возникла перед ними дебелая хозяйка с улыбкой до ушей. – Вам что-то не понравилось?

– Нет, что Вы, очень вкусно, – кисло ответила Лиза.

– Тогда надеюсь, вы ещё зайдёте к нам в ближайшее время.

Женщина ловко сунула юным гостьям по листовке. Текстом они не изобиловали – крупные буквы скакали с строчки на строчку, пренебрегая правилами. Поколебавшись перед Женей, девушка надела очки. «Добро пожаловать в март – месяц праздников10! Заходите в наше кафе первого и шестнадцатого числа – получите скидку на заказ традиционных народных блюд!» Лизавета дважды перечитала, прежде чем поняла, что её смущает.

– Вы приглашаете людей на День скорби? – удивилась она. – Не боитесь? В прошлый раз протестующие разгромили здесь всё.

– Кто не рискует, тот не ест, – оптимистично заверила её хозяйка. – Зато посмотри, как с тех пор идут дела!

И правда, настало время обеда, и посетители, конечно, не наводнили площадь, но их число определённо возросло.

– К тому же, я рассчитываю, что люди стали более сознательными, и больше не будут устраивать бессмысленных, глупых бунтов…

– Почему бессмысленных? – вскинулась Евгения и сразу стушевалась. – То есть, если народу плохо живётся и власть ничего не делает, то почему бы и не высказать…

– Детка, – фыркнула женщина, – тебе лично плохо живётся?

– Нет, но я же из обеспеченной семьи, – забормотала она. – Работникам, наверное, хуже.

– Ничего не хуже. Мы, конечно, не устраиваем балы, но среди моих знакомых нет ни одного нищего. Открыть собственную лавку при желании смогут многие. А ваше сочувствие мне не нужно. Вот, «посочувствовали» уже в прошлом году.

Она побежала к соседнему столику принимать заказ. Женька сидела как в воду опущенная, а Лиза, выпавшая из диалога, доедала булку.

– Я, пожалуй, пойду, – протянула Опрасник и поднялась.

Блондинка кивнула и снова натянула вязаную шапку до бровей.

– Кстати, – обернулась бывшая подруга, – шляпы тебе идут больше.

Она оставила Лизавету в полном недоумении.

***

В двери стучалась весна. И, пожалуй, такое выражение было самым подходящим для описания погодных условий, потому что февральские град и ливень с особой злостью барабанили по ставням и крышам домов. Но даже буйство природы не помешало Лизавете, упавшей на мягкое плечо сестры и мирно спящей уже второй час. Саша и сама с трудом держала глаза открытыми: жирные объятия мягких сидений, плавный ход и пуховая обшивка кареты, что не пропускала внутрь звуков беснований ледяного дождя, очень убаюкивали. Родители погрузились в некое подобие дрёмы – смотрели в окно, не моргая и не перебрасываясь ни единым словечком. Зачем же Заболоцкие покинули приют и отправились невесть куда, спросите вы. Ответ прост: каждый год в конце холодного сезона ученики второй кирилльской школы оставляли парты и уезжали на неделю (которая объявлялась нерабочей) в центр города, где должны были высаживать молодые деревья и заботиться о старых, а также посещать множественные увеселительные мероприятия и ярмарки, посвящённые Дню Весны, вплоть до четвёртого марта. Не беспокойтесь, местные власти изучали справочники по ботанике в былые годы и знают, что конец зимы – не самое благоприятное время для неокрепших саженцев, но именно двадцать седьмого февраля полвека назад Кирилл Второй профинансировал строительство огромной королевской оранжереи, где самолично окучил первую былинку. Разумеется, такое грандиозное событие мгновенно переросло в традицию, поэтому обычные подростки уже который год тратили на путешествие, трясясь в общей повозке вместе с однокурсниками и учителями, без разного рода комфорта и удобств. Но даже несмотря на все подобные увещевания, Лиза всё равно обиделась, когда отец настоял на том, чтобы она поехала отдельно от ребят – очень девушка хотела провести время с Соней и Мишей. Кибитку вдруг несильно тряхнуло; родители на секунду очнулись, переглянулись и опять повернулись к окну. Лизавета заворчала и несильно боднула Сашу, решив, что девочка – причина толчка. Саня подумывала, стоит ли ответить блондинке тем же, когда карета подпрыгнула на очередной кочке, покачалась и замедлилась. Девушка не замедлила пробудиться и недовольно мигнула.

 

– М-м-м?..

– Скорее всего, корень дуба. Раньше около дороги не росло больших деревьев, – произнесла мама и вернулась к изучению видов.

Вскоре мокрые уставшие лошади остановились, забредя под крышу, специально оборудованную для гостей королевского двора. Точнее, Королевского Двора, ведь, по сути, столицей Ростерии являлся именно он, а Кирилльск – всего-то окрестные территории.

– Хорошо, что мы воспользовались кибиткой, – опасливо выходя наружу и проверяя землю носком на устойчивость, заметила Олеся. – Машина слишком хрупкая…

Семья свернула к узкой мощёной дорожке, ведущей из стойл к неприметной крепкой двери с горящим ажурным фонариком из древнего чугуна, и Николай несколько раз стукнул тяжёлым кольцом по железному обрамлению замочной скважины, хотя догадывался, что долгожданных постояльцев владельцы гостиной заприметили издали. Створка распахнулась меньше, чем через секунду.

– Ах, Вы уже приехали, – с несвойственным жеманством проворковал высокий крепкий мужчина с курчавой бородой. – Прошу, проходите.

Заболоцкие поздоровались кивком и неспешно переступили порог. Они оказались в тёплом светлом и уютном помещении, обставленном пухлой приземистой мебелью, тоже очень старой, доростерийской, но надёжной. Потолки довольно низкие, а люстры вычурные («Красивые», – оценила Лиза) и внушительных размеров, поэтому пройти до стойки, за которой стояла хозяйка – кузина встречавшего их Анатолия, – не нагибаясь, смогла только блондинка.

– Ирма, давно не виделись, – оживилась мать, приблизившись к приятельнице.

– Целый год, Олеся Павловна, – улыбнулась женщина, смахнув со столешницы невидимую пыль мастерским движением. Девочки не стали вмешиваться в разговор и продолжили изучение приёмной комнаты. «А ведь здесь почти ничего не изменилось».

– Лиза! – девушка подскочила к стойке, откликаясь на зов. – А ведь Тёмка заждался тебя, – и хозяйка хитро мигнула.

– Артём? – чуть взбодрилась блондинка. – Где он?

– На ярмарку утром отправился, за новым сервизом, – рассмеялась Ирма. – Переждёт в хлебопекарной лавке дождь, к вечеру вернётся.

Елизавета учла новые данные и поднялась по лестнице на последний этаж, в свою комнату, дабы переодеться в сухую приличную одежду, набраться сил после дороги и перед встречей с приятелем. Тёма был сыном Анатолия и совершенно случайно повстречался с девушкой в прошлом году, накануне праздника. Он оказался старше блондинки на два года и одобрял если не все, то добрую половину сумасшедших Лизиных идей, которые к тому же помогал воплощать. «Интересно, он сильно изменился за год?» – думала Лиза, падая на свежую постель. К счастью, принудительные садовнические работы стартуют только завтра, так что у средней Заболоцкой имелось предостаточно свободного времени, и девушка, посчитав отдых слишком скучным занятием, встала с кровати и озадачилась: куда же поселят её однокурсников? Блондинка стремительно подошла к окну; с треском расступились ставни, пискнула слюда в раме, в комнату ворвался колючий ветер со снегом. Девушка поёжилась, но оперлась о подоконник и выглянула наружу – в округе не виднелось ни единого муниципального здания, где могли разместиться школьники. На самом деле, никаких построек, кроме дорогих гостиниц в этом районе не наблюдалось. Значит, ребята будут жить далеко отсюда. «Жаль», – с досадой хлопнула створками Лизавета и сверилась с наручным циферблатом. До ужина оставалось целых два часа, коих абсолютно не на что потратить. Блондинка обежала глазами маленькую спаленку, явно не предназначенную для развлечений, и вышла за дверь – патрулировать этажи и коридоры в ожидании вечера. На улице стремительно вечерело, тучи превратились в перистые облака, ливень поутих. Хозяева и постояльцы сидели за обеденным столом, поедая блинчики со сгущённым молоком, когда входная дверь отворилась и на пороге объявился Артём, держащий в руках однотонную прямоугольную коробку, очевидно, с покупкой.

– Тёмка! – обрадовалась Ирма. – Поставь же посуду на пол, присоединяйся, – и активно замахала ему руками. – У нас гости, – она таинственно поиграла бровями. Лиза, как будто случайно, выпрямилась, поэлегантнее перехватила вилку и нож.

– Здравствуйте, – сухо склонил голову парень. – Папа, – мальчишка посмотрел в сторону отца, – я, пожалуй, пойду в свою комнату, отдохну. Не голоден, – и взбежал вверх по лестнице. Блондинка проводила его изумлёнными глазами. Как невежливо. Девушка с подпорченным настроением вернулась к трапезе. Неужели за один год так портятся характеры? «На кого-то он стал похож… Такой же уставший».

– Осечка? – едва сдерживая смех, толкнула сестру локтем Саша.

– Не зубоскаль, – легонько наступила той на ногу Лизавета. – Было бы во что стрелять.

***

Следующий день прошёл весьма приятно. Погода смилостивилась над бедными учениками, и ребята высаживали подросшие деревца, греясь под слабыми ласковыми лучами. Заболоцкие с лёгкостью отыскали Соню и Мишу, поэтому теперь школьники вчетвером имитировали бурную трудолюбие, на деле же подростки рассказывали сёстрам о путешествии в телеги и казусах, случавшихся на пути.

– …И вдруг из кармана у уже тёпленькой Алёны выпадает флакончик! Она запротестовала, якобы, в бутылочке духи, но к ней подскочил Олежа! – Лиза с Сашей слушали, затаив дыхание. – Какой же крик поднялся! Он начал звать Ирину Васильевну, стекло в его руках лопнуло, «Зелье Жизни»11 брызнуло на костюм, прибежала куратор…

– Представляю, как вы веселились, – прыснула блондинка.

– Да, насмеялись, но юмор был исключительно плебейский, ведь, разумеется, ни одна особа хотя бы немного знатных кровей не соизволила составить нам компанию, – спокойно сказал юноша.

– Я же попросила прощения! – возмутилась Елизавета.

– Я тебя не обвиняю, – притворно вздохнул Михаил. Лиза незаметно повела глазами в сторону в очередной раз за день, а Софья несильно, но ощутимо ущипнула её.

– Ай! – пострадавшая выронила лейку. – За что?

– У тебя паранойя! – в свою очередь рассердилась рыжая девочка. – Который раз ты уже оглядываешься, десятый? Никого нет за твоей спиной, сядь прямо, уймись.

Дворянка огрызнулась, но просьбу выполнила.

– Какие у учителей планы на нас? – спросила Саня у подруги, не обращая внимания на перепалку.

– Завтрашний день свободен. Меня снова вызвали Лихоборовы…

– А меня мать отправила на базар, торговать горшками и прочим, на протяжении целой недели, – отозвался Плясунов.

– Кажется, я поняла, куда пойду завтра, – потёрла ладони в предвкушении блондинка.

– А как же ты успеешь на праздник? – повернулась к Михаилу Сонечка.

– Разумеется, никак. Наша лавка важнее, а посмотреть на парад я успею в следующие годы.

Девочки сочувствующе вздохнули, Лиза ободряюще хлопнула товарища по спине.

– Маленькие лодыри! – ахнул преподаватель изящных искусств, материализовавшийся за спинами подростков. – Языками чешут, пока остальные работают!

Ребята синхронно схватили лопатки и с удвоенным энтузиазмом приступили к заданию.

***

Холодно. Лизавета, подавляя зевоту, мелкими шажками продвигалась по мощёной извилистой тропке, покручивая черенок у едва надкусанного яблока – пропал аппетит. Налетел новый порыв ветра, вынудивший девушку закутаться в шаль и съёжиться. Заболоцкая, как и обещала, шла на местный базар; шла без желания, вынужденно, из принципа. Сегодня у дворянки плохое настроение, вялое и раздражённое, и ситуация усугублялась от того, что блондинка не могла найти ему причины. Саша тоже встала не с той ноги: не съела ни крошки на завтрак, а после заперлась в комнате. Впереди показались игриво подмигивающие огоньки праздника, разноцветные шатры, торговцы и ресторанчики. Лиза нехотя ускорилась. Дорожка под ватными ногами плавно переросла в мостовую. Гостья осмотрелась: та же самая ярмарка, которую устраивали в честь появления нового источника, только расположение товаров немного поменялось. Девушка сильнее завернулась в шерстяную колющуюся ткань и степенно направилась вглубь улицы. Сходство усилил акробат, шагающий на ходулях между восхищёнными посетителями. Елизавета не ответила на приветствие клоуна, обойдя его по максимальному радиусу, и стала выискивать скромную палаточку с глиняными горшками. Через полчаса, так и не найдя однокурсника, блондинка увидела странно бликующую лавочку. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что стены её скрыты под зеркалами всевозможных размеров, форм и стоимости. Одна из серебристых поверхностей с готовностью отобразила хмурое лицо со следами недосыпа. Всю ночь девушка мучилась от кошмаров и задремала лишь под утро. Противоестественная паника и предчувствие не давали покоя. Потерянная свеча и случай в школе испугали Лизу

– Что-то приглянулось? – выплыла из-за ширмы женщина в балахоне.

– Нет-нет, – Заболоцкая заторопилась дальше. Побродив по ярмарке, она наткнулась на указательный камень со знакомыми смешными надписями, предваряющий распутье. «Ни родника не потратили на организацию», – рассеянно подумала Заболоцкая средняя, сворачивая в ту же сторону, какую выбрала в прежний раз. Удивлённой девушке открылась поразительная картина: загадочный флёр не менее загадочно исчез, обнажив кривые непритязательные конструкции и забрав с собой бОльшую часть волшебной атмосферы, царившей здесь. Сюда ворвались толпы людей, а тенистые лужайки и сказители с гуслями исчезли. В магазинчике эфирных масел с витрин исчезли все баночки с сомнительными этикетками. Обыкновенный базар.

10В марте ростеряне отмечают целых два государственных праздника: День весны первого числа призван отблагодарить природу и Жизнь земли за то, что защищает их страну от внешнего мира, а также за волшебные источники – в акции по высадке новых деревьев участвуют все образовательные учреждения; празднуется с первого года основания Ростерии. День скорби – шестнадцатое марта – дата, когда ныне покойный наследник должен был сменить на троне своего дядю Эммануила Даниловича. Кирилл Второй скончался за день до коронации вследствие алкогольного отравления. Его Высочество любил выпить, особенно в компании, но человеком был добрым и великодушным, мечтавшим о реформах, потому весть о смерти народного любимца вызвала всеобщее возмущение. Других преемников у Императора нет, и он остался на троне сверх отведённого срока. Это ещё больше всколыхнуло толпу, и почти каждый год в День скорби начинаются беспорядки. Протесты прекращаются практически сразу после появления Осведомителей и включают в себя не более двух сот человек в целом.
11Зелье Жизни – нерекомендуемые к употреблению стимулирующие препараты, вызывающие кратковременное чувство эйфории, ощущение собственной значимости.