– Значит, она страдает от недостатка внимания? А может, ты проецируешь на неё свои проблемы? – насмешливо поддела однокурсницу Сонечка.
– Это уже ты сделала выводы. Я сказала всё, что хотела, – и с гордостью удалилась. Подруги не замедлили осклабиться.
– А мне понравилось, – невзначай сообщил Мишка, недавно спустившийся с лестницы. – Меня, в отличие от вас, на приём не пригласили, а последние новости хотелось бы знать.
– Хорошо, – Сонечка подняла руки, – но голову на плечах нужно иметь. Кто-то же услышит её болтовню и при должном старании докажет, что она нарушила закон.
– Но мы с вами промолчим, верно? – парень подмигнул девушкам и пошёл дальше.
– Он забавный, – улыбнулась Кунжутова.
– Пойдём в кабинет, – блондинка посмотрела вслед бывшему боевому товарищу, – уже совсем скоро начнётся урок, а преподавательница, инфекция такая, строгая.
Россия. В полёте вдохновения
Последний час, и Рита отмучилась. Она сидела за партой в огромном кабинете истории Греции, не понятно, для чего нужном в техническом ВУЗе, и вполуха слушала преподавателя, рассказывавшего о древних легендах и их реальных прототипах. Изредка девушка всё же поднимала глаза с учебника по высшей математике, которая была в приоритете, на педагога, выхватывала из длинного монолога бессвязный отрывочек лекции и неспешно конспектировала его, чтобы создать иллюзию деятельности. Маргарита отложила ручку и оцепила взглядом студентов – она всегда выбирала самое дальнее место, чтобы наблюдать за однокурсниками, самой оставаясь вне поля зрения. За вторым столиком сидела, закинув одну ногу на другую, Марина и, невпопад кивая на восклицания преподавателя, барабанила пальцем по светящемуся экрану телефона. Привычным движением руки она откинула прядь распущенных высветленных волос (Ритка по инерции тоже завела руку за голову и потрогала короткий торчащий хвостик), а после скинула небрежно наброшенный на плечи чёрный свитер и оказалась в одной только открытой маечке с тоненькими бретельками. Блондинка выпрямилась и откинулась на спинку стула, словно тыча в лицо бедному парню, сидящему позади, своими острыми голыми лопатками. Маргарита перевела взгляд: справа от неё изнывала от скуки Настасья. Девушка пыталась и подпереть кулаком подбородок, и лежать на жёстком столе, и пальцами держать глаза открытыми, пока её не осенило – Настя достала сумку, покрытую, словно чешуёй, разноцветными значками, и взяла зеркальце с жидкой помадой. Рита снова повернулась в другую сторону – Даниил, не таясь, ел большую горячую булку с вареньем, судя по запаху, клубничным, и запивал выпечку чаем из термоса. Крошки посыпались на парту, и Риту передёрнуло. Учитель истории самозабвенно вещал о мифах Древней Греции, и даже звонок, к причудливой мелодии которого Рита не привыкла, не смутил его. Марина с повязанным на поясе свитером, Настя с алыми губами, жующий Даниил и ещё несколько безымянных людей смахнули тетради в рюкзаки и с чувством выполненного долга вышли из кабинета. На лестнице Маргариту нагнал бледный уставший Андрей, тоже собиравшийся домой. Риткина персональная Мальвина – именно такое прозвище дали ему Света с Максимом. Парень мгновенно взял её под локоть и повёл к выходу. Андрей уже некоторое время провожал Марго до самого её подъезда, но в гости никогда не напрашивался. «Ненавязчивый!» – обрадовались родители. Молодые люди почти дошли до здания метрополитена, когда начался дождь, причём, безо всяких предупреждений и предпосылок – одним словом, очень подло с его стороны. Совсем недавно небо было серо-фиолетового, болезненного, но «чистого» цвета, и в один миг его заволокло кучевыми нездорово-зелёными тучами, которые не промедлили ни секунды: на прохожих обрушился ливень. «Кажется, метеорологи обещали солнечную безветренную погоду», – расстроилась девушка, забегая вместе с Масленцовым в метро. Студенты, уже продрогшие до костей, бегом спустились по эскалатору и поспешили зайти в тёплый полупустой вагон подземного поезда. Ребята удобно облокотились о поручни, прижавшись друг к другу, и уставились в экран большого плоского телевизора напротив. Как ни смешно, но красивая девушка-ведущая на фоне проецируемой на стену студии карты осадков предупреждала зрителей о возможном повышении скорости ветра и кратковременных дождях. «Очень вовремя, спасибо», – вставил Андрей, переступив с ноги на ногу в насквозь мокрой чавкающей обуви. Тем временем на студентов уже строго взирала женщина средних лет с туго затянутыми в пучок волосами. Она молчала несколько секунд, очевидно, ожидая команды оператора, и быстро, чётко, зло заговорила.
– Добрый день, с вами Мария Семёновна… – больше девушка не расслышала – она увлеклась разглядыванием Масленцова. «У него и раньше были синяки под глазами и морщина посередине лба?» – удивилась она внезапной перемене, а после обратила внимание на экран.
– И, пожалуй, самой главной новостью этого дня становится долгожданная задержка преступника, что на днях пытался украсть из Третьяковской галерея картину И. И. Шишкина « Утро в сосновом лесу». К счастью, произведение не пострадало, а ценители искусства вновь могут любоваться его красотой.
Ведущая показала скупую улыбку, после чего на экране сменилось изображение – зрителям демонстрировали панораму картинной залы, по которой прогуливались люди, усердно изображавшие интеллигентность и просвещённость, считая своим долгом подойти по очереди к камере и почти припасть к объективу. Надо же, какие старательные! Андрей был настроен скептически.
– Как думаешь, репортёры пообещали каждому из них билет в кинотеатр за такие мучения?
И снова Мария Семёновна взирала на молодых людей.
– Грабитель, который не имел, кстати, российского гражданства, пытался сбежать за границу нашей страны, но как-то странно: видимо, от волнения он забыл географию и решил искать убежища за Уралом. Преступник почти пересёк горный хребет, когда полиции всё же удалось схватить его вместе с драгоценным полотном. После допроса человек был признан невменяемым, а после отправлен в психиатрическую лечебницу.
Картинка в очередной раз сменилась, показывая вырывающегося мужчину, убеждающего двух огромных держащих его под руки санитаров, что он не местный. Странно, но он не выглядел безумцем, скорее, очень испуганным.
– Сегодня каждому готовы титул сумасшедшего присвоить, – недовольно сказал Андрей.
– Сначала Репин, потом Куинджи, теперь Шишкин. Что за массовая истерия? – пробормотала девушка.
– Ты включишь этот случай в своё произведение? – осведомился студент, знавший о Риткином увлечении.
– Я не настолько отчаялась, чтобы копировать на бумагу свою жизнь, – покачала головой та, размышляя, от кого тянет сигаретным дымом.
– О, давай присядем, путь ещё неблизкий, – парень указал на полупустую скамеечку.
Студентка опустилась на мягкое сиденье рядом с Масленцовым, мерный стук колёс убаюкал её.
На улице быстро стемнело, и Ритка впервые осознала все преимущества рослого сильного спутника, провожающего до самого дома. Ребята уже подходили к подъезду, Марго достала из рюкзака телефон с целью оповестить родителей о своём приближении и обнаружила сообщения от матери, отправленные… секунду назад! «Я смотрю на вас через окно!» – гласило первое. «Может, пригласишь на чай своего кавалера? Мы хотим познакомиться!» – требовало следующее. Девочка заулыбалась и, убедившись, что Андрей не заглядывает ей через плечо, быстро ответила: «Он ещё не готов». «Но почему? Я же вижу его синюю макушку рядом с тобой, – Маргарита тихо прыснула: а преодолеть входную дверь он точно в состоянии. Что же ты медлишь?» Студентка не сочла нужным объясняться, выключила гаджет и стала обмахиваться им наподобие веера.
– Снова обо мне говорили? На меня напала жуткая икота, – встал перед Волковой юноша.
– Как ты это чуешь? – поразилась Рита.
– Говорю же, нутром, – парень не стал выяснять, каково же мнение родителей о нём, и Марго промолчала, не желая рассказывать такие подробности.
Молодые люди остановились у самого подъезда, и Ритке показалось, что Масленцов чего-то ждёт. Что ему нужно? Знакомить его с родителями студентка не собирается, не сегодня. Девушка обняла его за плечи и по обыкновению поцеловала на прощание в гладкую щёку. Подумав, немного приблизила и повернула лицо.
– Давай договоримся? Больше никаких сигарет, – произнесла она и чмокнула Андрея в пропахшие табаком губы.
Парень смутился и пообещал бросить пагубную привычку, ловко опустив временную составляющую. На том и разошлись.
***
Календарь отображал последние числа ноября, погода буянила. Дул холодный злой ветер, раз в сутки выпадали дожди, лужи за ночь покрывались тонкой ледяной коркой, которая утром превращалась в слякоть. Погода, впервые за несколько десятков лет, предсказуема (но не для синоптиков))). Осень же – совершенно особенное время года, когда не знаешь, чего тебе точно хочется: выпить кофе или повеситься. Маргарита не помнила, от кого унаследовала фразу, но такие слова замечательно описывали меланхоличный настрой девушки. Ничего необычного, что её бы расстроило, сегодня не произошло, просто для Ритки меланхолия была привычным состоянием. Сегодняшний день отличался от предыдущих лишь тем, что студентка задержалась в институте допоздна из-за бессмысленной акции «Связь поколений», которую так не вовремя вздумалось провести директору. Ужасная погода, не спасает даже любимый прозрачный зонтик! «А дома тепло, – про себя ворчала Маргарита: мама с папой уже давно освободились и ждут меня. Сегодня последний день осени, и родители, наверное, испекли апельсиновые печенья с лимонными кексами. А мне до квартиры добираться ещё более получаса!» Рита сама не поняла, что же толкнуло её на тот поступок: или пронизывающий ветер и мрак, или усталость, или мечты об уюте, но девушка неожиданно захотела преодолеть остаток пути на общественном транспорте. Если бы она издалека увидела огоньки приближающегося к остановке автобуса, то в сердцах бы ругнулась, без надежды махнула рукой и скоро бы забыла о досадной неприятности, но по воле рока горящие фары дразняще замигали совсем недалеко, рукой подать. Они звали, упрашивали, умножив Риткины грёзы о родной светлой комнате, вкусном ужине и заботливых родителях. Девушка больше не могла терпеть: уже на бегу она поправляла сумку на плечах, на бегу складывала зонт, на бегу искала кошель, и чем быстрее она неслась, тем явственнее представляла себя дома, в котором не была целую вечность. Остановка уже совсем близко, осталось чуть-чуть – лишь спуститься по лестнице, а внизу желанная награда в виде свободного сиденья у мутного окна. Студентка как обезумела: в её голове, обычно наполненной до отказа, теперь навязчивой идеей билась лишь одна мысль.
Всё испортила лужа. Маленькая, подмёрзшая, у края дороги. Которую Марго пропустила. Девушка замесила в слякоть ногой тонкий лёд, ботинок поехал вправо, она поскользнулась, тело её опасно накренилось, она взмахнула руками… и зависла. Она бы удержала равновесие, точно бы удержала. Если бы не новый рюкзак, что благополучно по мокрой куртке сполз на голову и переместил центр тяжести. Свист в ушах, несколько мерных, скатывающихся ударов о ступеньки, резкая боль в спине и спасительная темнота.
***
Маргарита злилась. Нет, она была в ярости, да такой, что любая еда должна прокисать от её ядовитого вида. Впрочем, готовили здесь настолько отвратительно, что испортись несколько продуктов, на вкусовых качествах блюд это бы никак не отразилось. Порой девушка думала, что повара по наказу начальства просто травят клиентов, чтобы побыстрее освободить места для новых больных. Например, совсем недавно Рита, как знатная особа, хозяйничала в целой палате, теперь же ей и ещё четырём её соседкам приходилось ютиться в одном помещении. Но хуже всего то, что вся злость была направлена на себя. Конечно, ведь других виновников происшествия нет – Марго целиком и полностью ответственна за своё нынешнее положение. Неужели она не могла подождать десять минут? Неужели таким ужасным ей представилось тогда простоять лишнее время под навесом остановки? Почему она, всегда такая осторожная, предусмотрительная, рисковала – и ради чего? Чтобы немного пораньше вернуться в квартиру? «Молодец, теперь благодаря твоей нетерпеливости мы дом не скоро увидим, – похвалила себя девочка: Анна Не-помню-какая-фамилия сказала, что ещё на две недели я здесь пленник». Единственной отрадой оставалось то, что родители приезжали каждый день после работы, развлекали дочку, убеждали, что скоро она вылечится и уедет вместе с ними из этого жуткого санитарно-белого места. Волкова с нетерпением ждала их. Ещё проницательные мама и папа постоянно привозили суточный рацион еды, чем несказанно радовали юную пациентку: смотреть на потуги местных поваров состряпать хотя бы что-нибудь съедобное было жалко.
Сегодня особенный день – так бы сказала Рита недельной давности, но нынешняя девушка уже привыкла к тому, что кто-то выздоравливает, кто-то заболевает и занимает койку прежнего товарища по палате, кто-то отправляется страдать домой и портить жизнь родственникам – в общем, люди меняются. Поэтому Маргарита никак не отреагировала, кроме короткого «Здравствуйте» (да, здоровье здесь никому не помешает) на появление ещё одной пациентки – весьма преклонного возраста дамы с радикулитом. «Спиноломы» или «Колясочники» – такие обидные устрашающие прозвища давали врачи обитателям Риткиной палаты. Девочка не успела воспринять эти слова близко к сердцу – почти сразу узнала, что то был лишь чёрный юмор персонала, не предназначенный для чужих ушей, однако новых посетителей пугал сильно. Волкова мгновенно успокаивала несчастных, но почему-то не могла пересилить себя и предупредить новых соседей раньше. Порывшись в себе (времени, видит Бог, хватало), она с ужасом и стыдом осознала, что ей необходимо видеть «живую» реакцию пациентов на жуткую новость. Что с ней такое?
– Что же ты о себе в столь юном возрасте не заботишься, – подала голос из угла напротив сегодняшняя старушка. – Какой у тебя недуг, внученька?
Марго незаметно поморщилась – она не любила, когда её отвлекали от размышлений, даже неприятных. А ещё не выносила, когда её так называли, даже настоящие бабушки, пока ещё были живы.
– Грыжа, по-моему, – вежливым тоном ответила та.
– Бедняжка! А как такое лечить? – девушка собиралась навести порядок в мыслях, вычистить собственную одежду и в особенности обувь (терпеть не могу пыль!), попробовать продолжить писать книгу, но, видимо, не суждено – женщине отчаянно хотелось поговорить.
– Насколько я знаю, можно лишь убрать симптомы и стараться не провоцировать обострение, тогда всё будет замечательно, – закончила она на несвойственной ей оптимистичной ноте. Дама озабоченно поцокала языком, а девушке пришлось, соблюдая правила приличия, поддержать диалог:
– А чем вы болеете? – осведомилась она.
– Ох, внучка, – «Меня зовут Марго!» – про себя застонала та. – Спина моя совсем меня измучила. Врачи заставили множество проверок-анализов проходить, мол, не уверены, шарлатаны! что же именно вызывает такие боли в пояснице, но я-то уверена, что это радикулит мой родненький, я же знаю его, всю жизнь прожили вместе!
Именно потому Рита и не хотела заводить разговор со старыми пациентами – большинству из них доставляет такую радость хвастаться своими недугами, что они готовы обсуждать их сутки напролёт. Вот и старушка пустилась в разъяснения, описывая подробно каждую растянутую за её долгий век связку, при этом обе их соседки, тоже преклонного возраста, мирно спали и не могли отвлечь внимание Аделаиды Петровны – как выяснилась позже – на себя. Родители также сильно удивились, услышав бодрое приветствие и став посвящёнными во многие подробности болезней Ады уже с порога.
– Солнышко, – едва слышно прошептала мама, – а кто она? – Маргарита со страдальческим и вместе с тем весёлым видом развела руками.
– Не бойся, осталась всего лишь неделя, – опасливо поглядывая на старуху, сказал Максим. – Кстати, чуть не забыл: мы приготовили тебе яблочный пирог…
– Ой, слышу запах свежей выпечки! Не поделишься со мной, внучка? – донеслось с дальней койки. У Светы с Максимом от такой наглости отвисла нижняя челюсть; прежде чем они успели что-то возразить, Марго пересилила себя и сказала:
– Конечно же, поделюсь!
На самом деле больше всего на свете её раздражали бесцеремонность и бестактность, когда человек переходит границы дозволенного. По мнению девочки, даже мнимое родство не могло послужить достаточным поводом для покушения на её еду. Родители, всё ещё шокированные, пробормотали: «Скоро, скоро мы заберём тебя», а младшая Волкова извлекла из прикроватной тумбочки пластиковый нож и аккуратно, так, чтобы ни единой крошки, не дай Бог, ни упало на кровать или пол, отрезала сначала треть. Расщедрилась, и разделила пирог пополам – нельзя жадничать, Маргарита! К тому же, судя по всему, бабушке придётся долго здесь пробыть. Мама послушно взяла стерильную больничную тарелку и понесла даме один кусок выпечки, сопровождаемая сыплющимися благодарностями.
– Как её зовут? – спросил отец.
– Аделаида Петровна, – без запинки выпалила девочка.
– Она всегда так себя ведёт? Ей, конечно, простительно, в её возрасте, но…
– Понятия не имею, её привезли в мою палату только сегодня, – вздохнула Рита.
– Зуб даю, она любительница потрепать языком, – ткнула пальцем в небо мать и попала.
– Да, как гласит пословица, интроверта выдаёт его пристрастие к музыке, книгам … а экстраверта выдаёт его никогда не закрывающийся рот!
– Папа, – засмеялась Марго, – что же вы ругаете бедную женщину на чём свет стоит! Вам жалко один кусочек торта?
– Кусочек – нет, – усердно спрятала улыбку Света. – А та-а-акой кусок! – и она развела руки, показывая исполинский размер.
Волковы захихикали. К счастью, Аду, расправлявшуюся с яблочной выпечкой, внезапное веселье не смущало. Марго последовала её примеру и осторожно откусила от своей половины. И сразу же зажмурилась от удовольствия: тесто мягкое, пышное, горячее, с хрустящей корочкой, наверное, дрожжевое, потому что песочное девушка терпеть не могла – слишком сильно крошится – начинка из сладких сочных яблок обильная, с ароматом корицы, ванили и мускатного ореха. Невероятно вкусно!
– Понравилось? – не удержалась мама.
– Конечно! – воскликнула та. – Научите меня?
– Если поскорее выздоровеешь, – пообещал отец, прищурился и усмехнулся. – А твой чудесный молодой человек не приходил?
– Нет, сегодня у него важная контрольная работа по обществознанию, и он не смог отпроситься, – с набитым ртом прошамкала девочка.
– Да, он же такой ответственный, – подтвердила мама. – Хотя ты другого бы и не выбрала, я же тебя знаю… Очень хороший мальчишечка! – вдруг похвалила Масленцова мать.
– Конечно, потому что, как я и говорил, спутника по жизни нужно искать в институте, – с таким же одобрением сказал отец. Дочка же переводила недоумённый взгляд с одного родителя на другого. Разве они не должны быть злыми следователями? Знакомство явно пошло не по плану.
– Мы уже волноваться начали, думали, почему ты нам Андрея не показываешь? А тебе же всегда нужно время. К счастью, нам, старикам, – Светлана убедительно закряхтела, – бояться нечего! В надёжные руки тебя отдаём.
– Мама, папа, вы опять дразните меня! – прервала спектакль Рита.
– Всего лишь по-доброму шутим, и имеем на это полное право, – одновременно прыснули сговорившиеся родители.
– Давайте отложим неловкие разговоры хотя бы до моего выздоровления. Я ведь не собираюсь выходить за него замуж!
– Почему бы и нет? Он заботливый, – почти серьёзно заметил Максим, после чего крепко прижал скуксившуюся дочь к себе. – Не обижайся, солнышко, но, боюсь, здесь у тебя пропадает чудесное чувство самоиронии!
– Я уже успела испугаться, что вы так намекаете мне, мол, пора тебе уже расправить крылья и перепорхнуть в чужой дом – слезть с родительской шейки, – кисло буркнула та.
Она смешалась: материнский и отцовский восторг по поводу Андрея окончательно выбил девочку из колеи. Хотя парень действительно поступил очень достойно: едва узнав о Риткиной травме, сразу приехал в больницу лишь немного позднее Максима и Светы, и навещал Марго, конечно, не каждый день, но часто. Его поведение немного смущало студентку, так как такое внимание её персоне было ново, и она перешла на другую тему разговора. К сожалению, время посещения скоро закончилось, Рита печально попрощалась с родителями, а дама, бодренько одолев свою порцию, захотела общения.
– Твои родители? – она кивнула в сторону двери.
– Да, – не стала спорить девушка.
– Какие забавные, – умилилась Аделаида Петровна. – Лопотали что-то непонятное. И смешливые. А ты так на них не похожа, даже странно!
Маргарита бы не согласилась со старухой – все её знакомые, наоборот, утверждали, что девочка со Светой и Максимом – одно лицо; мама и папа тоже стройные, высокие, чернобровые, а ещё очень красивые и моложавые. Наверное, соседка по палате плохо видит. Тем временем бабушка рассказывала о язве желудка, обнаруженной у неё в 1956 году, и Марго уже подумывала о том, не отдать ли ей остатки родительского кулинарного шедевра, чтобы хоть ненадолго занять той рот, но неожиданно юный мозг выхватил из длинного монолога дату. Девочке стало невероятно интересно, сколько же на самом деле даме лет. Спрашивать возраст у женщины нехорошо, но студентка довольно быстро решила эту проблему.
– Простите, а в каком году вы родились? – прервала поток нескончаемых предложений она.
– Я? – Аделаида словно удивилась, что кто-то посмел перебить её. – В тридцатых годах прошлого века, кажется… Точнее не помню, – призналась та. «Надо же, не помнить дату собственного появления на свет! Впрочем, в такие лета такая информация и не понадобится». – Конечно! Мне ровно четыре годика исполнилось, когда началась Великая Отечественная Война…
Надо сказать, со стороны Марго это был очень умный ход: заставить Аду повествовать о чём-то, где не требуется периодической реакции собеседника вроде «Ах!» или «Бедняжка!», а хуже всего «Как же вы измучались!». Нет, женщина на протяжении нескольких часов с выражением, погрузившись в воспоминания раннего детства, описывала жизнь в те страшные времена, потом трудности восстановления, как государства, так и каждой семьи, а Рита молча слушала, и на удивление, ни капли не раздражалась, однажды она и вовсе поймала себя на том, что ей не терпится узнать продолжение. Конечно, ведь своих бабушек она не хотела мучить расспросами о страданиях, пусть и послевоенных, к тому же не успела. Поздним вечером, когда история старушки превратилась в тихое невнятное бормотание, Маргарита испытала странное чувство: не опустошённость, как обычно происходит после долгого эмоционально тяжёлого и грустного рассказа, не сочувствие по отношению к даме, а насыщение. Она словно стала губкой, которая иссушила ведро воды, обернулась комаром, готовым лопнуть от тяжести в налившемся алом брюшке. Всю усталость и раздражение как рукой сняло, ей больше не хотелось спать. А женщине, напротив, нельзя позавидовать: сказывался возраст, и из-за столь длительной истории и вновь перенесённых старых переживаний она не на шутку притомилась.
– Вредно мне так поздно ложиться, – пробормотала она, остановившись на середине рассказа. – Закончим завтра, внученька. Устала я… – и рухнула на постель, умиротворяюще засопев.
С тех пор, начиная с раннего утра и заканчивая тёмным вечером, Рита брала у женщины «интервью», сначала робея, но с каждым разом всё смелее и увереннее, едва соглашаясь оставлять старушке перерывы на завтрак, обед, ужин и прочие необходимые дела. Всю неделю, до мозолей на языке, Аделаида Петровна рассказывала о приключениях, историях, анекдотических ситуациях, коих в её долгой жизни оказалось немерено. Регулярно наполняемый и осушаемый стакан воды навечно поселился на тумбочке почтенной дамы, а ручка и тетрадь стали продолжением рук девушки – она не могла допустить ни малейшей утечки драгоценной информации – в Ритиной голове уже сложилось, кому из героев её книги она припишет эти слова и связь их со всей сказкой. Одним словом, надоедливая бабушка была неоценённым сокровищем и мечтой любого писателя; конечно, такой материал. Когда женщину уводили на процедуры и проверки, Волкова до боли в пальцах редактировала и исправляла текст, а после возвращения соседки вновь примеряла на себя профессию репортёра, изнуряя бедную Аду до беспамятства. При этом, как ни странно, творчество шло девочке на пользу, уже которые сутки она чувствовала неожиданный прилив сил и выздоравливала семимильными шагами, так что даже рассчитывала на досрочную выписку. Так и случилось; спустя шесть дней родители приехали в лечебницу с небольшим пластиковым чемоданчиком, дабы сложить в него немногочисленные вещи дочери. Когда пухлая часовая стрелка остановилась на не менее плотной двойке и за окном лениво светило солнце, даже не стараясь пробиться сквозь толщу облаков, Маргарита, полностью одетая, занималась тем, что упаковывала одни сумки в другие ввиду их ненадобности – родители явно переоценили срок заключения Риты в больнице. Девушка была в приподнятом настроении: наконец-то, милый дом! От радости она даже захотела первая начать общение с Аделаидой Петровной, чего раньше никогда бы не сделала, помимо тех расспросов о её увлекательной жизни, конечно же. Студентка подошла к даме и недоверчиво хмыкнула: минуту назад убеждающая в чём-то врача, она так и заснула, сидя. «Не молодеем», – ощутила неприятный холодок во всём теле девочка и осторожно окликнула подругу по несчастью.
– Бабушка, – с трудом произнесла она. Та дернулась, раскрыла глаза, прошелестев «Не сплю» и с вымученной улыбкой повернулась к Рите.
– Это ты, внученька. Какая нарядная, – неужели любая одежда, отличающаяся от белого халата, кажется ей нарядной? – Домой, али как?
– Да… Вы… Выглядите, прошу прощения, словно выжатый лимон.
– Знаю, девочка, но мы ещё повоюем, с этими немцами, – и шутливо погрозила кулачком кому-то из персонала госпиталя.
– Я… – Марго заикалась от неловкости разговора и некоторой боязни, присущей всем молодым людям, видящим печать смерти на собеседнике, – Хотела поблагодарить Вас за те истории. Вы мне очень помогли.
– Это я собиралась сказать тебе «спасибо». Мало кто так интересовался моей биографией, и мне очень приятно, – она терпеливо растянула губы в улыбке, словно гадая, когда же девушка уйдёт. Последняя не заставила себя долго ждать и с облегчением вернулась к родителям. Интересно, все люди во время прощания становятся похожи: благодарят друг друга за ерунду, извиняются за любую чушь? Или только… Девочку опять передёрнуло, и она поспешила скрыться за тёмными стёклами маминой машины. Перед отъездом Максим и Света о чём-то недолго говорили с главным врачом, и студентка, прислонившись к окну, пыталась расслышать хоть что-то, кроме прерывистого мычания. Волковы старшие сели в автомобиль, и спустя несколько секунд больница №123 осталась позади.
– Мы с матерью еле-еле вытерпели две недели без тебя, – сказал отец, поглядывая на дочь в зеркало дальнего вида. – А что мы испытали, узнав о твоей госпитализации… Да, ты же выздоровела, значит, можно начинать с тобой серьёзную беседу, – папа хмуро переплёл пальцы на коленях, немо поддерживаемый мамой. – Скажи, сколько раз мы предупреждали тебя, чтобы ты не торопилась, пытаясь поспеть за транспортом? – Маргарита виновато втянула голову в плечи. – Наверное, не достаточно часто, потому что уповали на то, что ты умная и сама знаешь такие простые вещи. Так что повторяю специально для тебя: НЕЛЬЗЯ БЕЖАТЬ ПО ЛЬДУ ЗА АВТОБУСАМИ!
– Простите, – пискнула с заднего сиденья Ритка. Она-то надеялась, что за такой срок родительское негодование если не остынет, то поумерится. Но нет, донесли в полном объёме.
– Мы думали, что сами окажемся в лечебнице с нервным срывом или передозировкой успокоительными лекарствами, – подала голос Светлана. – Совершеннолетняя уже, поступила в МФМУ, а до сих пор надеется на авось. И не думай, что нам смешно.
Какое-то время было слышно лишь шуршание множества шин по асфальту. Девушка резко выпрямилась, мгновенно поморщившись, и попыталась отвлечь маму с папой.
– А что вам рассказала Анна Кракина, главный врач? – спросила она извиняющимся тоном. – Со мной что-то не в порядке? – На удивление, сработало, но как-то необычно: теперь уже оба родителя потупили глаза. На их лицах не осталось и следа гневливости.
– Милая, мы кое-что увидели и потом кое-что уточнили… – издалека начала мать, но, получив толчок от супруга, осеклась.
– Если коротко, то твою Аделаиду Петровну срочно переводят в отделение реанимации. Не знаю, что произошло… – без предисловий констатировал факт отец. И вновь молчание, гораздо более долгое. У девушки, как ни боялись Волковы старшие, не было дыры в груди (от чего? Недельного знакомства?), Рита не грустила, не тосковала, не боялась. Только недоумевала.
«Странно, – отстранённо думала она: а я думала, мы хорошо провели время».
Ростерия. Польза обучения в школе
Кто-нибудь из вас обращал внимание, как же забавно наблюдать за эволюцией гардероба школьников с течением времени? Особенно заметно развитие осенью: сперва лёгкая кофточка и штаны, захваченные с собой из летнего сезона. Спустя несколько дней, обратно пропорционально похолоданию уменьшается количество одежды на теле подростков – своеобразные бунт, смелый митинг; некоторые и вовсе оголяют отдельные конечности, показывая, что не сдаются, и надеясь таким сомнительным образом вернуть тёплые месяцы. Далее, испугавшись больше родительских угроз, чем заморозков, ученики оборачиваются дополнительным слоем накидок, курточек, кардиганов, но яро выступают против шерстяных носков и шапок. Бабье лето, как небольшой, но неминуемый регресс: особо шустрые вновь успевают облачиться в безрукавки и босоножки, а остальные уберут зимнюю одежду в шкаф, лишь когда потепление кончится. С середины октября никаких восстаний – по-настоящему холодно. Далее же всё идёт плавно и равномерно: молнии постепенно застёгиваются, брюки обрастают шерстью, голенища сапог растут на глазах. Даже отъявленные хулиганы в начале ноября смиряются если не с шапкой, то с капюшоном, но чтобы обязательно закрывал ушки. К концу осени самые бестолковые дети обзаводятся зонтом и сменной обувью, а особо умные ребята догадываются, что можно надеть целых две пары штанов! В школе в каждой зале работали мехкамины, но ребятам, особенно худеньким девочкам, этого было недостаточно. На уроке истории трёх «Р» (как любила сокращать Соня) Заболоцкая и Кунжутова сидели очень близко друг к другу, деля один клетчатый плед на двоих.