Призрачная любовь

– Оставь, – над ухом произнес Виктор, и Вера резко обернулась.

Ей казалось, что еще мгновение назад за ее плечом стояло нечто жуткое, потустороннее.

– Что?! – воскликнула она, обернувшись. – Что ты такое говоришь…

Окровавленная рука хирурга слетела с ее плеча, когда Вера развернулась к Виктору.

– Так всегда, – заговорил хирург мирным тоном.

Воображение нарисовало Вере мясника, убивающего пациентов ради собственной потехи. Весь этот день был полон безумия и абсурда, почему бы этому еще не случиться? Вера не заметила, как в ее руке оказался ларингоскоп.

– Ты, в самом деле, собираешься на меня напасть?! – это прозвучало скорее удивленно, чем рассержено. – Ты что, так и не почувствовала, в чем твое предназначение?!

– Хоп! – раздалось позади, и Вера осознала, что кто-то ухватил ее сзади за руки.

Она попыталась вырваться, но держали уж слишком крепко. Вера зашипела:

– Пусти!

Однако невидимый обидчик ее проигнорировал. Вместо этого он обратился к Виктору:

– Я понял, что с ней будут проблемы, когда встретил Михаила Петровича сегодня, – прозвучало достаточно спокойно и уверенно для того, чтобы Вера еще больше испугалась.

Хирург сорвал маску с лица.

– Иннокентий! – произнес Виктор, выставив вперед окровавленную руку и будто бы стараясь остановить противника Веры. – Давай без твоих методов!

Тон хирурга не предвещал ничего хорошего. Поэтому Вера собрала силы и толкнула локтем назад и вверх. Противник ее выпустил, и Вера смогла обернуться. Позади согнулся невысокий мужчина, как палка худой и очень молодой с виду. Кровь алыми каплями капала на пол. Вера разбила в очках одно из стекол, его осколки сейчас лежали на кафеле. Человек был в белом халате, из-под которого выглядывали черные штанины брюк. Он не хирург, в операционную этот врач явился в уличных туфлях, явно демонстрируя презрение к стерильности.

– Это ты зря, – прозвучал одновременно растерянный и расстроенный голос Виктора.

Незнакомец распрямился, и Вера не поняла, как лишилась сознания. Это было похоже на удар током, когда они с этим врачом встретились взглядами. Свет вдруг погасили, и Вера даже не успела подумать, что это все. Страх она ощутила уже когда начала потихоньку приходить в себя. Появились звуки и цвета, а потом она почувствовала запах нашатыря и отодвинулась. Над ней склонился Виктор, а сама она лежала на кафельном полу операционной. Хирург помог ей подняться и прислонил спиной к стене.

Когда Вера села и выпрямилась, то вновь разглядела странного доктора, из-за которого упала в обморок. Он занял ее стул, расположенный около наркозного аппарата. Теперь его рассеченная бровь была заклеена пластырем, который уже успел пропитаться кровью, а то место, где в очках стояло разбитое стекло, было замотано бинтом. Выглядел он сердито и строго. Черные как смоль волосы растрепаны. Он напомнил Вере большого грозного ворона, возможно, из-за черных строгих брюк и туфлей, выглядывавших из-под медицинской формы.

– Это наш психиатр, – пояснил со вздохом Виктор, проследив взгляд Веры. – Лучше бы вы познакомились вечером.

– Я никогда не одобрял вашу с Михаилом Петровичем толерантность, – вступил тот, о ком шла речь. – Попытки обходить острые углы приводят к еще большим проблемам.

Виктор вздохнул и поморщился.

– Иннокентий… – начал хирург, но психиатр встал и зашагал к выходу.

– Все ждали этого анестезиолога, как чуда господня, – произнес обидчик Веры на ходу. – Слухи про то, что больницу закроют, убивают в вас здравый смысл. Мы еще с ней вдоволь намучаемся! – донеслось уже из-за двери.

Психиатр скрылся в коридоре. Виктор встал на ноги и долго смотрел коллеге вслед, пока Вера не нашла в себе силы подняться. Схватившись за косяк, она тоже посмотрела в коридор, но там было пусто.

– Как он это сделал со мной? – слабым голосом произнесла Вера.

Виктор обернулся к ней и посмотрел с сожалением.

– Это… – после первого слова он шумно набрал воздуха в грудь. – Дар, который есть у каждого из нас. Никогда больше не смотри Иннокентию в глаза, если он без очков. Я не лез в эти его психиаторские штучки, просто запомни, это может быть небезопасно.

– Что? – скривилась Вера.

Виктор посмотрел на нее.

– У тебя есть причины сомневаться в моих словах после того, что случилось?

Вера вздрогнула и зябко обняла себя за плечи.

– Почему? – с трудом выдавила она.

Виктор еще раз глубоко вдохнул.

– Среди нас есть… не только врачи. У Иннокентия нюх на дурных личностей. Обычные сумасшедшие меняются после встречи с ним. А такие как мы, – Виктор посмотрел вперед. – Могут исчезнуть без следа.

Вера снова почувствовала, как хирург положил тяжелую руку ей на плечо.

– Но раз он оставил тебя в покое, это значит на самом деле он согласен со мной и Михаилом Петровичем.

– В чем? – Вера обернулась к хирургу.

– Ты наш новый анестезиолог, – улыбнулся он. – И ты первая за много лет, кто утер Иннокентию нос! Он думает, что опыт делает его кем-то вроде сверхчеловека, но нет.

С этими словами Виктор повернулся и шагнул обратно в операционную, но Вера понимала, что мир вокруг нее набрал уже достаточный градус безумия.

– А он не сверхчеловек?

Хирург остановился. Его плечи на миг поднялись и плавно опустились. Похоже, он вздыхал.

– Мужик, который одним взглядом может вырубить, – продолжила Вера. – Прозектор, лечащий наложением рук. Ты… кстати, не подскажешь, что именно делаешь ты?

На этих словах Виктор обернулся. Его лицо выглядело таким же безмятежным, как и в тогда, когда он объявил Вере, что она новый ординатор.

– Дело в том, что мы хранители, – произнес он.

– Чего? – Вера почувствовала, что изогнула бровь.

– Все мы когда-то стали врачами и… продолжаем ими оставаться, но в несколько ином качестве. Вера… при любой старой больнице неизбежно поселяются такие доктора, когда в ней накапливается достаточно страданий. Это происходит естественно.

– Что же мы делаем? – немеющими губами спросила Вера.

Тогда Виктор подвел ее к девушке, накрытой простыней, и указал на нее.

– Мы с тобой помогаем уйти тем, кому это слишком больно сделать самостоятельно. Это… криминальный аборт. Ей было семнадцать. Побоялась сказать родителям. Доехала домой с кровотечением и легла спать. Бригаду вызвали слишком поздно, тридцать минут реанимации в машине. Истекла кровью на пороге больницы. Я вернул ей то, без чего она не хотела уходить, а ты помогла заглушить боль от потери…

Вера вздрогнула и отошла.

– Если такие как мы перестанут работать, в этом месте накопится слишком много дурной энергии. Больные начнут хиреть, у докторов все станет валиться из рук, сотрудников и посетителей будут преследовать несчастья. Те места, где страдают люди без хранителей становятся проклятыми. Мы сейчас здесь делаем именно то зачем когда-то пришли в медицину – помогаем и смягчаем боль!

Вера сделала еще один шаг назад.

– Я не собираюсь отправлять людей на тот свет!

– Вера, смерть это часть жизни! Ты как врач должна лучше других это понимать!

Хирург протянул к ней руку.

– Я был как ты, когда меня взяли на работу. Поэтому я не решился сразу же сказать тебе правду.

Вера почувствовала, что ее губы дрожат. Она развернулась и вышла.

– Хорошо! Отдохни и как следует выспись! Завтра поговорим! – донеслось в спину.

Часть 2

Вера спустилась на первый этаж и, выйдя из дверей лифта, остановилась. Ее трясло. И было неясно, что делать дальше. Вера мучительно посмотрела в сторону приемного отделения – там были двери наружу – и очень четко ощутила, что это будет неверное решение.

Навстречу двигалась фигура. Доктор была в тошнотворной розовой хирургичке, на шею был закинут ярко-алый фонендоскоп. Шестым чувством Вера поняла, что это она, еще одна хранительница.

"Любовь Ивановна Мирская, врач-кардиолог". Вера уставилась на бейдж, гадая, что ей сулит встреча с еще одной необычной обитательницей больницы.

– Привет! – поздоровалась та.

Любовь была рыжая, полноватая, вся в веснушках, и Вере она не понравилась. Неприятное впечатление создавала то ли расслабленная полуулыбка, то ли блуждающий взгляд.

– В мертвяцкой команде наконец-то прибыло, – шире улыбнулась она, как будто закрепляя ощущения от знакомства.

Веру и так подташнивало от новой роли, но единственное, чем вновь прибывшая сумела ответить – такой же странноватой полуулыбкой.

– Теперь Витя передохнет, – продолжила кардиолог. – Ему трудно здесь было. Что ни говори, анестезиолог из него никакой. А вот хирург замечательный. Мы тебя заждались, Вера!

– Не уверена, – зачем-то буркнула Вера.

Но, как выяснилось, ее расслышала Любовь.

– Отчего?

– По-моему я не подхожу вам.

Любовь пожала плечами.

– Об этом не нам с тобой судить. Наша больница одна из старейших в Москве, именно поэтому здесь так много хранителей. Работать здесь честь.

Вера выдохнула. Она в этом сомневалась.

Новенькая сосредоточилась на ключах, которые Любовь за кольцо вращала у себя на пальце.

– Витя предупредил, что ты захочешь отдохнуть.

С этими словами Любовь повернулась к Вере спиной и указала вперед.

– Я провожу, – следующим делом кардиолог вынула из кармана смартфон и двумя быстрыми движениями активировала экран.

Вскоре она уже болтала с хирургом.

– Да. Встретила твою, – долетело до Веры. – Идем к флигелю… Иннокентию трудно помешать!

Вера расслабилась, услышав эти слова. Если бы еще выяснилось, что хранители владеют телепатией, это было бы слишком.

Любовь подвела ее к небольшому выкрашенному желтой краской зданию, выглядевшему так, словно его построили в прошлом веке. После этого кардиолог отперла ключами железную, покрытую серой, кое-где облупившейся краской дверь. Вера без энтузиазма посмотрела на ступени крыльца, вросшие в асфальт.

– Оно старое, – заметив этот взгляд, пояснила кардиолог. – Первоначально служило жилищем для врачей, потом какое-то время тут был терапевтический корпус, теперь первый этаж отдан под хозяйственные нужды. Второй наш. Он считается кафедральным.

В коридоре было темно. Над широкой лестницей, уходившей наверх, тускло светила лампа.

– Разувайся, – Любовь указала на стоявшую у входа банкетку, из-под которой выглядывали несколько пар мужской обуви.

Вера скинула сабо. Кардиолог указала в темный проход, уходивший направо.

– Там какой-то богом забытый архив. Так что на счет непрошенных гостей можешь не беспокоится. Психиатр не просто так здесь устроился, он понимает в таких вещах.

Любовь, надела женские тапочки, сиротливо стоявшие у стены, и зашагала к лестнице. Вере пришлось шлепать босыми ногами.

Наверху оказался такой же коридор. Большого занавешенного тюлем окна вполне хватало, чтобы придать помещению вид обжитого. По сторонам висели картины, довольно странные на Верин вкус.

Любовь довела ее до конца коридора и толкнула большие выкрашенные в белый цвет деревянные двери, расположенные слева перед окном.

– Иннокентий собирался устроить здесь кабинет для консультаций, – пояснила кардиолог. – Но Петрович продолжает настаивать на том, что психиатру нужно общество. Я же просто считаю, что прибрать себе целый этаж слишком жирно. Мы же не в дореволюционной России живем!

Вера зашла. Обстановка что-то смутно напоминала. Так, наверное, выглядели жилые комнаты до Великой Отечественной войны. Даже на круглый, стоявший посередине стол, для полного сходства была накинута вязаная крючком скатерть.

Любовь вроде бы собралась идти, но Веру смущало ощущение невидимого присутствия.

– Это все чье-то? – заговорила она, жестом обводя комнату.

Кардиолог кивнула.

– И ничего если я буду жить тут?

Любовь вздохнула.

– Не бойся, ей это уже не пригодится.

– А кто была эта она? – настаивала Вера.

Любовь закатила глаза, ухватившись за дверь.

– Прошлая Вара Павловна, – произнесла она скороговоркой. – Витя сказал не очень усердствовать с объяснениями. Но тебе, в самом деле, стоит знать. Мы получаем свои должности по наследству вместе с именем и фамилией.

– То есть, ты на самом деле не Любовь?

– Да, – кивнула кардиолог. – И тебя, и меня звали по-другому. Но все устроено так, что ты узнаешь свое настоящее имя, только когда придет время уволиться.

Вера глубоко вдохнула, чувствуя, что ей по-прежнему на редкость не по себе.

– Эту больницу с древних времен хранили Вера, Надежда и Любовь. Первой из нас была Вера, она забирала боль. Любовь открывает двери в этот мир, я… можно сказать, по сути своей акушер. Есть еще Надя, она, как ты сама, наверное, догадалась для тех, у кого нет шансов. Они с Михаилом Петровичем вроде вас с Витей, только наоборот. Команда жизни.

– А мы… – вырвалось у Веры. – Команда смерти?

Любовь кивнула.

– Но Верой быть почетно. Она была главная, по крайней мере, прошлая. Вокруг нее вращалась жизнь коллектива, пока в июне мы не обнаружили, что ее нигде нет. Все испугались, потому что не понимали, что это значит. Обычно перед тем, как уйдет старый хранитель, ему на смену приходит другой, чтобы принять дела. Но новой Веры два месяца не было.

Любовь тяжело вздохнула.

– Мы подумали, больнице пришел конец. Таким как мы непросто поменять место работы. И вот, – раскосые глаза Любови остановились на Верином лице. – Появляешься ты. Мы все состоявшиеся врачи и понимаем свою функцию при больнице. У нас еще никогда раньше не было ординатора, желторотого птенца. Иннокентий и Виктор сегодня поспорили. Психиатр сказал, что ты выродок, но раз он так и не сжег тебе мозги, значит, все в порядке.

Любовь еще раз схватилась за ручку двери.

– Уйдешь и подставишь всех нас, – как-то очень искренне сказала она. – То, что ты вернулась означает, что слухи врут и долбанная оптимизация нас не коснется… В общем, не закроют нас. А то, ты знаешь, земля в центре города дорогая…

С этими словами Любовь вышла, а Вера осталась стоять посреди прибранной комнаты, босая, в чужой хирургичке. "Сплошное безумие", – сказала себе она и, не придумав ничего лучше, уселась на диван. В комнате ничего не было, что могло бы помочь Вере отвлечься от душивших ее мыслей: ни телевизора, ни компьютера. Только книги. Огромный, старинный с виду стеллаж был доверху забит учебниками. Значит, теперь это все ее.

Интересно, как выглядела прошлая хозяйка? Прикрыв глаза, Вера почему-то представила себе крепкую женщину в накрахмаленном белом халате и колпаке, не старую еще и уже не молодую, сильную, с уверенным открытым взглядом, эдакого хирурга из советских времен. Сама Вера была не такая. Что она даст этой больнице? И когда девушка уже почти провалилась в сон, в дверь постучали.

– Это я, – раздался с той стороны голос Виктора.

– Да-да, входи.

Сейчас она чувствовала себя виноватой перед хирургом.

Хирург все еще был в форме, лишь накинул белый халат поверх хирургички.

– Вот, – с этими словами он поставил белую картонную коробку на стол.

– Что это?

– Торт, – улыбнулся Виктор. – Захватил из ординаторской. Сегодня был твой первый день и как бы странно он ни прошел, надо это отпраздновать…

– А нормальные врачи знают о том, что вы подворовываете их продукты? – Вера наконец смогла заговорить о хранителях.

– Нормальные врачи? – хирург изогнул бровь. – А! Вот ты, наверное, о чем! Я тоже врач отделения и, надо сказать, хороший. Торт я получил за успешную холецистэктомию.

Виктор рассмеялся и сел за стол.

– Я оперирую как обычный врач, пока мне не нужно выполнять основную работу.

– Так вот почему они с тобой здоровались, – сообразила Вера.

– Да, – улыбнулся Виктор. – Когда меняются хранители, никто этого не замечает в больнице. Ты будешь все та же старая Вера Павловна, когда вернешься в реанимацию. Они, наверное, решат, что ты была в отпуске. Но, как бы то ни было, они чувствуют нашу суть. Нас всех считают талисманами.

– И они разве не понимают, что вы проводник смерти?

Вера вгляделась в его бейдж, блестевший на груди. "Виктор Юрьевич Успенский, врач-хирург, к.м.н.". Фамилия очень подходила к его роду занятий.

– Только некоторые больные. Ладно! – хирург резко поднялся и прошагал к подоконнику. – Будешь чай?

Следом он без труда разыскал чайник и чашки в стоявшей рядом тумбочке.

Вскоре все было готово для застолья. Виктор отрезал Вере пышный кусок, девушка поняла, что не голодна.

– А хранители… – она запнулась.

Что-то в глубине души подсказывало, что хранители живые не в привычном смысле. Виктор поднял голову, отломав от торта ложкой внушительный кусок.

– У нас все те же чувства, что и у обычных людей?

Виктор потупился.

– Если ты об этом, то мы не так сильно нуждаемся в отдыхе и еде, как другие. Наша природа делает нас выносливей. Я например не очень хочу есть, потому что теперь это не так уж и важно для выживания. Но сладости от этого не становятся менее вкусными, – с этими словами хирург положил в рот ложку.

Вера тоже попробовала. Торт, в самом деле, был отличный.

– Я, кстати, здесь не только за этим, – вдруг очень серьезно произнес Виктор.

Он запустил руку в карман и выставил на стол белую пластиковую банку. В таких иногда хранят лекарства. Этикетка содрана.

– Я собирался оставить тебя до завтра в покое, как обещал, но ко мне зашел Иннокентий. Он настаивает, чтобы я дал тебе это.

– Что там?

Виктор открутил крышку и продемонстрировал округлые таблетки коричневого цвета.

– Лекарства. Трижды в день по одной.

Вера фыркнула.

– Нет!

Пить психотропные? В том, какого рода таблетки может дать психиатр, Вера не сомневалась.

– Он думает, я не в себе?

Виктор отвел взгляд.

– Он сказал, что первое время у тебя будут трудности с адаптацией. Иннокентий редко ошибается в таких вещах. Хоть я над ним иногда и подтруниваю, поверь, он много кого лечил и… вылечил. Иннокентий старший из нынешних психиатров Москвы, несмотря на то что выглядит как студент. Раз он дал тебе это, лучше будет послушаться.

Виктор еще раз заглянул в баночку.

– Это не колдовское зелье, – добавил он, посмотрев на Веру. – По-моему обычный хлорпротиксен.

Вера неуверенно приняла лекарство из рук хирурга. В это время у гостя зазвонил сотовый.

– Это из приемного, – сообщил Виктор, дослушав собеседника. – Нужно идти осмотреть больного.

– Мертвого? – буркнула Вера.

– Нет, – уголками губ улыбнулся Виктор. – Обычного. Отдыхай. Завтра все решим, как договаривались.

Хирург поднялся и прошагал к двери, оставив торт на столе.

– И не забудь принять лекарство. Трижды в день по одной.

Глава 3 Анестезия

Вера осталась одна. Психиатр выписал ей нейролептик – средство от галлюцинаций и бреда. Она встряхнула емкость и тут же ясно поняла, что не станет это пить. Она не сумасшедшая. И вообще, какого черта? Этот Иннокентий ей угрожал, едва ли он желает добра.

Вера убрала торт в невысокий холодильник – внутри было пусто. Прошлая хозяйка комнаты точно знала, что съедет. Захлопнув дверцу, Вера выпрямилась и задумалась, как быть дальше.

Мысли о прошлом и будущем сводили с ума. Вера схватила с полки одну из книжек по анестезиологии. Ей удалось закончить главу по истории профессии, когда девушку сморил сон – книга оказалась не такой уж и увлекательной.

Бесформенное забытье быстро сменилось странными ощущениями, Вере казалось, будто кто-то ее душил. Она переживала одну бесконечно длящуюся агонию, в глазах было темно. Вера сучила руками, пытаясь избавиться мучителя. Теперь она точно понимала, очень хочет жить. Вера натворила в своей жизни нечто такое, за что обречена была теперь расплачиваться. Она уже понимала, что совершила фатальную ошибку, не послушавшись Иннокентия, чувствуя, как проваливается сквозь диван. Ее засасывало в себя ничто.

В лицо плеснули холодной водой, и Вера вскочила.

Внутри все пылало. Она сидела на диване в той же комнате, где и уснула. Перед ней на коленях стоял Иннокентий. В бледном свете луны его черты казались еще более резкими. Блестели стекла очков. Вспомнились слова Виктора о том, что этому хранителю ни в коем случае нельзя было смотреть в глаза. Вера сосредоточилась на пуговицах его белой рубашки.

– Очнулась? – бросил психиатр. – Почему не приняла лекарство?

Следом Иннокентий встал и развернулся к девушке спиной. Звякнули, кажется, ампулы.

– Ты уже исчезла бы, если б я не услышал твоих криков из соседней комнаты, – с этими словами психиатр снова обернулся к пациентке. – Испугалась уходить?

Вера кивнула.

– Давай руку.

Иннокентий протер кожу холодной ватой, прежде чем поднести шприц.

– Что в нем? – спросила Вера, морщась от укола.

– До утра дотянешь без приключений.

Веки Веры вскоре действительно потяжелели, и ей стало легко.

Когда она распахнула глаза, за окном стоял по-осеннему серый день. Тело ломило. Сразу вспомнился кошмар и визит психиатра. Вера растерла веки ладонями. Это все было… странно и плохо, но у нее оставалось отчетливое чувство, что та жизнь, из которой она убежала была хуже во много раз.

Вера сбросила ноги на пол. Под диваном валялся скомканный плед. Психиатр даже не потрудился ее прикрыть. Или же Вера, ворочаясь, сама сбросила одеяло и проспала до утра, не чувствуя холода? Учитывая то, что рассказывал о природе хранителей Виктор, вполне могло быть и так.

Вера поднялась и мельком взглянула на стол. Там Иннокентий оставил шприц и ампулу аминазина – это был ответ на ночной вопрос. Рядом записка: "Больше не стану тебя спасать". На клочке бумаги открытая вчерашняя банка с таблетками. А это намек.

Вера взяла таблетку в горсть и недолго думая, запила вчерашним чаем.

Заглянув в зеркало, Вера пришла в отчаяние. Хирургичка измялась, под глазами залегли круги. Вера, привыкшая выглядеть опрятно, не хотела появляться так перед коллегами. Но в комнате не нашлось смены: ни вещей, ни шампуней, ни полотенец. Однако обнаружился сотовый, стоявший на зарядке на окне. Рядом была забыта дамская сумочка, в которой Вера нашла кошелек и банковскую карту на свое новое имя.

Вера разблокировала экран мобильного. Куча пропущенных за второе, третье и четверное июня – хранители разыскивали своего анестезиолога. В СМС-уведомлениях сообщения от банка. На счету Веры Павловны оказалось около двухсот тысяч рублей. Теперь это все, очевидно, принадлежало новой Вере.

Удивительно, что у хранителей были нормальные деньги, переводы от банка обозначались как зарплата, отпускные и… стипендия.

Вера взглянула на время – десять утра. Рабочий день в больнице уже в полном разгаре. Наверное, хранители в курсе ночного происшествия и, скорее всего, дожидаются, пока она выспится.

Вера не собиралась появляться в стационаре в своем нынешнем виде. Она открыла мессенджер и набрала сообщение Виктору:

"Со мной все в порядке. Мне нужно немного собраться с мыслями. Если будет что-то срочное, звони, приду".

Через пару минут прилетел ответ:

"Ок".

Вера выдохнула. Теперь у нее было время сходить за формой.

Первым делом новая хранительница отправилась в дежурку за своей одеждой, но к ее удивлению вещи исчезли бесследно. Оставался небольшой шанс, что кто-то занес ее имущество в реанимацию. Вера спустилась вниз, постояла перед дверями отделения, разглядывая кодовый замок и поняла, что мечтает оттянуть встречу с новым местом работы.

Вера нашла на мобильных картах ближайший торговый центр, благо связь работала даже спустя три месяца после исчезновения прошлой хозяйки сотового и за время прогулки уполовинила сбережения предшественницы. Вера выдохнула, понимая, что в прошлом была неравнодушна к роскоши, разглядывая на экране сотового смс от банка. Это отдавалось неприятным вкусом во рту.

В голове промелькнуло что-то похожее на воспоминание. Как давно она не была так свободна в желаниях. Вся ее прошлая жизнь напоминала золотую клетку. Она долго не могла вот так вот сесть в ресторанном дворике и позволить себе простую чашку кофе. Вера сжала пластиковый стакан в руках и с наслаждением вдохнула запах, понимая, что сейчас счастлива.

И тут зазвонил телефон.

– Верочка, вы где? – долетел до нее взволнованный голос Михаила Петровича. – Я зашел вас проведать, и не могу нигде обнаружить. Вы ведь не выходили из больницы?

– Я… – Вера по тону коллеги поняла, что происходило что-то очень нехорошее. – Я тут недалеко.

– За оградой? – прозвучало еще более обеспокоенно.

– Тут минут двадцать ходьбы, – попробовала оправдаться Вера.

– Немедленно идите обратно! В каком направлении вы ушли?

– Э… – Вера замялась. – К центру.

– Я вас встречу, только выходите прямо сейчас же!

На обратном пути Вера спешила. Всплыли в памяти все нехорошие предчувствия из прошлого дня. Если она задержится снаружи ограды больницы, то что?

Наконец, на одном из перекрестков впереди показалась плотная фигура Михаила Петровича. Не дождавшись зеленого света, он перешел улицу и ухватил Веру за руку.

– Бейдж при вас? – в голосе патологоанатома звучало напряжение.

Вера проверила один из пакетов и вынула железный значок.

– Никогда, Вера, не оставляйте его, пока работаете у нас, – выдохнул патологоанатом. – Поняли?

Светофор для пешеходов как раз загорелся зеленым. После этого Михаил Петрович подтолкнул девушку на проезжую часть. Вера зашагала так быстро как могла.

– Почему это так важно? – отважилась спросить она, когда впереди уже показалась облупившаяся ограда больницы.

– Вам очень повезло, что вами никто не заинтересовался, – выдохнул коллега, несший теперь большую часть Вериных пакетов. – Это место нас защищает.

– От кого? – уточнила Вера, сбиваясь с дыхания.

Михаил Петрович с сомнением взглянул на нее и прошагал в ворота. Вера последовала.

– Таким как мы не положено ходить по земле, – на ходу произнес он. – Ваш бейдж свидетельство того, что высшие силы наняли вас на службу, однако вы все равно не имеете права пропускать покидать территорию больницы без разрешения.

Вера опустила голову, задумавшись о неприятной участи, которую снова чудом миновала.

– Теперь уже все в порядке, – патологоанатом попробовал подбодрить ее улыбкой. – Пойдемте, я вас угощу.

Так Вера и Михаил Петрович добрались до морга, где патологоанатом усадил Веру в кресло, а сам удалился в соседнюю комнату. Девушка огляделась. На противоположной стене висела табличка, где было выведено "Спешите творить добро", чуть ниже значилось имя автора цитаты: Федор Петрович Гааз. Главный врач московских тюрем – это она помнила. Кажется, его словам было самое место в рабочем кабинете хранителя.

Эта мысль приятно грела. Вера повернула голову, когда Михаил Петрович поставил на круглый стол, стоявший посередине комнаты две чашки. Приятно пахнуло кофе.

– Ирландский, – пояснил коллега.

– С виски? – приподняла бровь Вера.

Михаил Петрович занял место напротив.

– Наше положение дает нам некоторые преимущества, но при этом забирает кое-что человеческое. Для того, чтобы добиться опьянения понадобится изрядная настойчивость, – с этими словами собеседник прихлебнул свой кофе.

Вера тоже попробовала и, приподняв чашку, ощутила, что сердце все еще часто бьется после предпринятой гонки, а руки чуть-чуть подрагивают.

– Что случилось бы… если вы мне не позвонили? – это нужно было выяснить.

– Вас отправили бы туда, где вы неизбежно должны были оказаться, – взгляд патологоанатома сейчас словно бы отдавал чернотой той самой бездны, которую Вера уже однажды видела.

Михаил Петрович вздохнул.

– Думаете, в мире мало душ, которые не желают покидать эту жизнь?

– Так мы умерли?! – вырвалось у Веры.

– Скорее, мы перешли в иную форму существования, – собеседник постучал ложечкой по блюдцу, – Мы – оплот того света, на который вы, быть может, молились, когда сдавали, не подготовившись толком экзамен. Мы – те, кто помогает чужим жизням складываться правильно, если люди заслуживают этого. Существует и темная сторона. Именно стражи те, с кем я так боялся, что вы столкнетесь сегодня, оберегают нас от нее, а когда этого не требуется, блюдут порядок. Вы уже знаете про дар Иннокентия. Он сродни их способностям.

Вера перевела дыхание, вспомнив первую встречу с психиатром.

– Я не мог сразу же сказать вам все, вы бы меня не поняли.

Вера выдохнула.

– Всем новым хранителям приходится трудно, – ласково добавил Михаил Петрович. – Вас выбрали не просто так, вы заслужили свое место необычной жизнью.

– Я не думаю, что я прожила ее правильно, – сказала Вера.

– Мало кто из нас может таким похвастаться, – долетело в ответ. – Это значит, что ваша жизнь была полна страданий.

Вера вздернула голову.

– Если бы вы ушли сразу же, то утонули бы в водовороте собственных страстей. Вы обретете здесь то, чего вам не хватает. Плата за добрые дела – ваше собственное спасение. Это может немного пугать, но у вас теперь есть редкая возможность видеть, как идет время и не стареть, заботиться и защищать.

С этими словами патологоанатом приподнялся, и положил Вере руку на плечо. Взгляд девушки упал на оставленные у порога сумки и все сегодняшние дела показались ей вдруг смешными и мелочными.

– Вы имеете право на человеческие слабости, – добавил Михаил Петрович. – Не пытайтесь стать совершенством. Понимание того как правильно придет к вам само. Это то, о чем человечество мечтало столетиями – бессмертие. И вы в нем не одиноки.

Распахнулась входная дверь.

На пороге замерла девушка в белом халате, до того по-девичьи миниатюрная и стройная, что напомнила Вере пионервожатую из старых советских фильмов. Светлые волосы были забраны в две аккуратные косички, перетянутые серой лентой. Так уже, кажется, никто лет пятнадцать не причесывался. На ногах у нее были старомодные туфли. Серая юбка воланом выбивалась из-под медицинской формы. Это, должно быть, и была Надежда.

– Наденька, здравствуй! Это Вера.

– Не расспрашивайте ее, – продолжил Михаил Петрович, увидев, что Вера открыла было рот. – Наденька не говорит.

Надежда после этого подбежала к патологоанатому и вложила свои руки в его ладони.

– Что там случилось? – улыбнулся Михаил Петрович. – А! Теперь вижу. Хорошо, что ты меня позвала.

После этого он обернулся к Вере.

– Пойдете! Посмотрите на нашу работу.

Надежда выскочила за дверь, Вера успела только разглядеть на сверкнувшем на ее груди бейдже должность. Лаборант. Разве не все хранители врачи? Впрочем, расспрашивать она не решилась. Поднялись на второй этаж, где была расположена лаборатория.

Надежда молча указала на микроскоп, стоявший у окна. За ним сидел молодой мужчина.

– Проблемы, Юрий? – обратился к нему Михаил Петрович.

– А! Профессор! – тот вскочил, вытирая о халат вспотевшие руки. – Я, конечно, не уверен, но, по-моему, рак молочной железы. Я сказал, пусть кто-нибудь еще из докторов глянет, но Надя решила, что надо знать наверняка. Все-таки неприятный диагноз.

Вера заметила, что на бейдже Юрия было написано "ординатор" – понятно было, отчего он трепетал перед Михаилом Петровичем.

Грузный патологоанатом сел за стул и легким движением навел резкость.

– Нет, голубчик, вы все-таки неправы, – через какое-то время дал заключение профессор. – Я настроил вам препарат. Сами еще раз гляньте. Это обычная фиброма.