Институт эмоций. Второй семестр

Зайдя в квартиру, я споткнулся о пакеты, которые сам же с утра бросил у порога и, пытаясь удержать равновесие, задел свечи на тумбочке, которые с грохотом полетели на пол. Отличное завершение дня, нечего сказать!

Остаток вечера у меня ушел на устранение разгрома, борьбу с Пуной за пакет с вырезкой, которую она утащила под диван, и раздумья, стоит ли идти к Висе с извинениями. Но почему-то мне казалось что я не найду магазин. Да и насчет того, что мои неловкие извинения будут приняты, тоже были большие сомнения. В конце концов, я решил, что пойду к Висе завтра. Вот прямо с утра. И заснул, сопровождаемый довольным урчанием Пуны, пристроившейся в углублении между подушкой и изголовьем…

7. СТЕФАН

Весь январь Стефан прожил с ощущением тяжести на душе, и все потому, что согласился на индивидуальную работу с Аурикой. Согласился и тут же пожалел, но отступать было поздно: он не хотел выглядеть малодушным ни в глазах коллег, ни, тем более, в глазах своей новой подопечной. Он ведь обещал, что не выдаст своих чувств? Только вот на деле все оказалось куда сложнее.

Стефан вырос в Зарнове, западном городе особого статуса, в крепкой дружной семье, где все любили друг друга. Любили, смешили, баловали. Уверенность в том, что счастье – состояние естественное, выплескивалось и за пределы дома, где все ладилось, спорилось и получалось. Предложение профессора об учебе, а затем и о работе в институте Стефан принял с энтузиазмом. Менять мир к лучшему, поддерживать баланс, беречь город от негатива – что может быть чудеснее? Как и Аурика, он совершил свой личный прорыв еще на первом курсе и сразу завоевал доверие профессора.

К тому времени Стефан уже понимал, что даже в доверительной и дружелюбной атмосфере Зарнове он со своими идеалистичными установками выглядит несколько странновато. Рыцарь в сияющих доспехах, светлый мальчик, рядом с которым люди лишь острее чувствуют собственное несовершенство. Но и тут он стал исключением. Люди тянулись к нему, грелись в его теплых волнах, верили ему, верили, что все будет хорошо. Что все уже хорошо.

Но сам он лишь в институте смог полностью расслабиться. Иногда Стефан сам уставал от себя, правильного, и постулат о дозволенности любых эмоций, даже самых неприглядных, стал для него своеобразной лазейкой. И все же краткосрочные приступы легкой зависти, обиды или даже злости не стали для него таким испытанием, как неожиданное чувство к Аурике.

До этого Стефан встречался с милой спокойной девушкой, но оба понимали, что их чувство, скорее, сродни родственному. Тихие прогулки, выезды с семьями на пикники; ночи, наполненные сдержанной нежностью. Потом, во время летней практики, его девушка влюбилась в инструктора по дайвингу. Бросила учебу, написала Стефану письмо, полное раскаяния, и укатила к новому возлюбленному, чтобы наслаждаться безудержными страстями на фоне райских тропических пейзажей. И Стефан честно признался себе, что испытывает лишь облегчение: и от их разрыва, и от того, что не ему пришлось стать инициатором расставания.

Появление Аурики стало для него неожиданным во всех смыслах. Во-первых, потому что первокурсницы в аудитории после занятий не должно было быть. Но она была: растерянная, испуганная, кинувшаяся к нему, как к спасителю. Растрепанная пестрая челка, сияющие глаза, тонкие запястья. Воплощение женственности. Во-вторых, потому что до сего момента Стефан не представлял, что даже простое наблюдение издали за предметом своих чувств может быть таким… волнующим.

Ох, сколько неизведанных доселе эмоций пришлось ему пережить! Надежду, отчаяние, ревность, нежность, зависть, грусть. Воспоминания о каждой встрече, о каждом разговоре он перебирал вечерами, наполняя душевную шкатулку. И все напрасно! Аурика вполне ясно дала понять, что ему ничего не светит. Уж она-то не стала бы связывать себя отношениями удобными, как это малодушно когда-то сделал сам Стефан. Нет, она искренне любила своего мужа, хотя и мучилась сомнениями, которые успешно смогла преодолеть за время первого семестра.

И теперь, узнав о том, что она ждет ребенка, Стефан окончательно смирился с тем, что его любовь так и останется неразделенной. Потому и в Юблеч уехал с охотой – подальше от соблазна. Индивидуальные занятия по решению профессора были отменены: женщины в положении считались эмоционально нестабильными, чтобы участвовать в экспериментах. Правда, перспектива работать в паре с Тедером его совсем не радовала. Ну, хотя бы потому, что Марек тоже был связан с Аурикой.

Обо всем этом Стефан думал, когда шел к Тедеру. Тот, сонный и растрепанный, впустил его в квартиру и закурил, пуская дым в кухонную вытяжку. Оказавшись в квартире, Стефан осторожно присел на краешек стула, решительно отмел попытку Пуны вспрыгнуть к нему на колени, и кошка, обиженно фыркнув, вернулась на диван.

– Кстати, о кошке, – спросил Тедер, – почему о ней не предупредили?

– Кошка – обязательное приложение к квартире, а других вариантов не было. Ее хозяин – дальний родственник профессора, моряк. В рейсах по полгода, когда уходит, сдает квартиру туристам.

– Теперь понятно. Кофе будешь? Растворимый, – быстро уточнил Тедер.

– Нет, спасибо. Собственно, я пришел, чтобы отвести тебя в институт. Скоро занятия начнутся, хотелось бы еще раз все обсудить.

– С чего такие почести? Позвонил бы, я сам пришел.

– Не все так просто. Фокус с дверьми в Юблече не работает. Здесь в институт попадают другим путем.

– Да? И как же?

– Вот за этим я и пришел – показать, как. Ты завтракай, я подожду.

Но, похоже, в присутствии Стефана у Тедера кусок в горло не лез. Он наскоро выпил кофе, оделся, и они вышли на улицу. Стефан шел быстро и решительно, и Марек едва поспевал за ним. Надо же, подумал он, а ведь Стефан не похож на человека, увлекающегося спортом, но догнать его не могу. Очередной аргумент в пользу решения, что нужно бросать курить, дыхание сбивалось от скорости.

Сегодня город был настроен нейтрально, словно присматривался, что новенькие натворят. Немногочисленные прохожие приветливо им кивали или здоровались, но в этом не было ничего удивительного: Стефан уже понял, что здесь, как и в Валновице, люди настроены доброжелательно. Конечно, сложно было представить, что они будут привечать каждого туриста, но сейчас не сезон, да и шли они по улицам, далеким от туристических маршрутов, вот, видимо, и принимали их за местных. Собственно, формально на ближайшее время они такими и стали.

Неизвестно, как люди, а сооружения здесь явно страдали манией величия. Хотя теперь Марек и знал легенду (воспоминания о вчерашней прогулке отозвались на сердце легким царапаньем), но то, что почти у каждого моста арки, в основном, мощные каменные, похожие больше на останки крепостных ворот, смотрелось все же довольно нелепо.

– Смотри внимательно, – прервал его размышления Стефан, – чтобы не тратить напрасно время на дерганье дверей. Доходишь до конца моста и как только вступаешь под арку, зажмуривайся. Третий шаг – обязательно с левой ноги. Давай! Черт, проскочили. Давай еще раз, за руку я тебя не проведу, только сам.

Марек недоверчиво покосился на Стефана, но на розыгрыш похоже не было: тот оставался предельно серьезен. Ладно. Марек отступил назад, закрыл глаза, сделал первый шаг, второй, третий.

– Все, мы на месте.

Марек точно помнил, что арка выходила на небольшую площадь с замерзшим фонтаном в центре, но сейчас они стояли в подозрительно знакомом дворе, разве что скамейки оказались переставлены по-другому.

– Мы в институте?

– В нем самом.

Стефан, кажется, облегченно перевел дух. Он не был уверен, что Тедер справится.

– В каждом городе свой путь в институт. В Валновице нужно открывать двери наоборот. Здесь, в Юблече, порталами служат мостовые арки. При условии, что третий шаг – с левой ноги и с закрытыми глазами.

– Сложновато. А если кто-то идет навстречу, и я на него сослепу наткнусь?

– Ну, уж постарайся выбрать момент. Юблеч не столь перенаселен, да и мостов здесь в избытке.

– И никого не удивляет, что человек шел-шел по мосту, а из-под арки не вышел?

Похоже, Тедеру доставляло особое удовольствие изводить Стефана вопросами. Левандовскому стоило некоторых усилий, чтобы сдержаться.

– Никто пока не жаловался. А если и находились особо пытливые, то, на наше счастье, про мосты здесь столько суеверий и легенд бродит, на целый роман хватит!

– Ты про любовную историю горного принца и морской царевны?

Стефан приподнял брови:

– А ты, молодец, не теряешь времени даром. Да, это одна из версий, но есть еще множество, я тебе скину ссылку на сайт местного фольклора. Вдруг разглядишь подсказки?

– А обратно как же?

Стефан невозмутимо кивнул на здание, и Марек заметил, что от каждой двери в центр двора вел декоративный мостик с арками, выложенными все из того же камня, только не такими массивными, как в городе. Когда они успели их установить? Или это все же другой двор? Марек вспомнил страхи Халле про пространственную развертку и впервые задумался, а ведь и впрямь, где физически находится институт, если в него можно попасть из разных городов (он знал про Валновице и Юблеч, но сколько их по факту?).

– В город выйдешь там же, где и входил. Здесь вариаций, как в Валновице, нет. Камень арок надежно фиксирует момент перехода. Столкновений со случайными прохожими не бойся – уже проверено, что все происходит абсолютно естественно.

– Да, весело тут.

– Привыкнешь. Занятия послезавтра, здесь график другой, учиться будете не с трех до шести, а с двенадцати до трех. Наверное, уже успел заметить, что во второй половине дня начинается ветер?

Да уж. От одного воспоминания о приезде в город Мареку стало зябко. А Стефан продолжил его инструктировать:

– Расписание посмотришь в холле, информеры здесь не работают.

– Даже так? А эмоциональный сканер?

– Им здесь не пользуются, в лаборатории будет… Впрочем, все узнаешь на вводной лекции. Сначала была идея дать тебе личные дела группы для изучения, но потом мы решили, что первое впечатление зачастую оказывается самым верным. Придешь, как обычный новичок. Присмотришься. Если что покажется странным или подозрительным, фиксируй, сообщай. Дальше разберемся.

Так-так, личные дела, значит? В принципе, обычная практика в вузах, но Мареку было бы интересно почитать, что они там накатали. Что-то думалось ему, что дело не в предвзятости, а в том, что были данные, которые ему просто не положено знать. И все же, как ненавязчиво его подталкивали к мысли о причастности. Мол, смотри, дружок, мы тебе доверяем! И, кстати, «мы» – это профессор и Стефан? Или еще кто был завязан в авантюре с поисками?

– Что подозрительное?

– Мотив. Сбор энергии нужен для вполне конкретных целей. Человек не сможет потратить ее на себя, чтобы обрести душевное равновесие. Но ее можно истратить, например, на то, чтобы вылечить больного родственника или помириться с возлюбленным. Или даже вернуть в семью мужа или жену. Если ты узнаешь о семейных и личных отношениях своих новых сокурсников, легче будет определить, мог ли кто-то из них совершить воздействие.

– Вернуть в семью? То есть, можно заставить кого-то разлюбить другого и вновь полюбить себя?

– С таким запасом энергии – да, возможно. Надолго ли и с какими последствиями – уже другой вопрос, но механизм воздействия есть.

– Тогда почему же…

Марек осекся. Мог ли Левандовский быть настолько двуличным, чтобы притворяться охотником, являясь при этом таинственным злодеем? Что мешало ему воспользоваться ситуацией и влюбить в себя Халле? Если он знал и понимал механизмы перераспределения энергии, которые пока ни он, ни профессор Мареку не раскрывали.

Но Стефану хватило оговорки, чтобы догадаться, что Тедер имел в виду. Он резко остановился, и Марек, наконец, узрел, что и тот способен терять над собой контроль: кулаки сжались так, что костяшки пальцев побелели.

– Мне не нужна любовь Аурики, полученная подобным путем, если я правильно понял суть твоего недо-вопроса, – отчеканил Стефан. – К тому же, плохим бы я был сотрудником института, если бы использовал полученные здесь знания в столь неприглядных целях.

Марек промолчал. Оправдываться он явно не собирался, да и трепать лишний раз имя Халле ни к чему. И потом… кому, как не ему было знать, как неприятно, когда на твое чувство не ответили взаимностью! Стефан понял, что Марек не будет вступать в спор, резко развернулся и повел напарника внутрь здания, где показал доску с расписанием и подождал, пока тот сохранит в телефон фото. Холл был другой, хотя до последнего Марека не оставляло ощущение, что сейчас появится консьержка с котом на плече. Но нет. Потом Левандовский сопроводил Марека обратно во двор. Интересно, это забота или контроль? И знали ли они о том, что в первый день учебы Марек возвращался в институт и блуждал по нему в одиночестве? Наверняка, знали.

Хоть Марек и был предупрежден, все же возвращаться под свод арки, шагая с мостика во дворе института, оказалось не очень уютно. По спине прошелся мгновенный холодок от прохождения невидимого портала.

Стефан, дождавшись, пока тот исчезнет под сводами арки, присел и зачерпнул горсть слежавшегося снега. Умыл лицо. Щеки мгновенно закололо льдинками, но голове стало легче. Да, нелегко им будет общаться, особенно если Тедер не остановиться в своем желании уколоть его на счет Аурики. О том, что люди остро реагируют лишь на те намеки, что имеют под собой основания, он предпочел не думать.

8. МАРЕК

Домой я заходить не стал, сразу двинулся по направлению к той части города, где, как я надеялся, все же отыщется магазин игр. А заодно и его прекрасная продавщица, которую мне так сильно хотелось увидеть снова. Вспомнив о нашей размолвке, я разозлился. Подумаешь, прогулялись вместе. В конце концов, я в городе не для развлечений. Сейчас начнется учеба, диплом надо писать, да и подработку не мешало бы найти. Потом на смену браваде пришло отвращение: уж себе-то врать зачем? Ни одно дело в мире сейчас не могло по важности затмить мое желание помириться с Висой.

Когда, месяц назад, я принял великодушное предложение Халле пожить в квартире ее мужа, я не знал, что меня ждет. Открываешь глаза и вместо обычного беленого потолка видишь изысканную лепнину и блики от солнца, пробивающиеся сквозь цветные витражи окон. Сложно понять, кто ты и где. Санна мой переезд восприняла с облегчением, которое даже не удосужилась скрыть. Отец – сдержанно, и я не смог разобраться, чем вызвана его реакция – таким же облегчением или разочарованием. А чего он ждал? Что я изо дня в день продолжу смотреть на их семейную идиллию? Нет, решение съехать было хоть и запоздалым, но правильным во всех отношениях!

Правда, как я быстро понял, сам по себе переезд мало что изменил. Если дома я отвлекался на внешние раздражители вроде тихих смешков и перешептываний, доносящихся из столовой, то теперь, предоставленный сам себе, столкнулся с внутренним разладом, от которого порой хотелось лезть на стену. Я с трудом заставил себя признаться, что за моими постоянными нападками на Санну скрывался страх пустоты, бесцельности собственного существования. Что у меня было? Друзья, с которыми я не общался уже много месяцев? Учеба в институте эмоций, где я то и дело яростно хлопал дверьми и тем вызывал пересуды? Или учеба по специальности, которую я выбрал вовсе не из любви к чертежам и расчетам, а в надежде, что она сулит мне интересные поездки? Путешествия, которые утратили смысл из-за того, что их не с кем было разделить? Общение с отцом, наполненное застарелыми претензиями и обидами?

Кто бы еще год назад сказал мне, что я буду терзаться подобными мыслями, я бы первый посмеялся! Двадцать лет – не тот возраст, чтобы разочароваться в жизни, полной заманчивых перспектив. Но, тем не менее, избавиться от навязчивых мыслей о тщетности жизни оказалось не так просто.

Напрасно я вспоминал чужие истории о болезнях, потере близких или битве за выживание. Они не утешали и не спасали от разочарования. Даже работа с Халле по проекту, которая помогла мне определить, что кроется за моим настойчивым желанием досадить отцу и Санне, закончилась, и я словно вернулся в исходную точку. Привыкнув к тому, что с самого утра мысли о собственной никчемности наваливаются на меня тяжелым грузом, я не сразу сообразил, что мое второе утро в Юблече стало иным. И дело оказалось вовсе не в Пуне, которая упорно старалась выцарапать из-под одеяла мои голые пятки. И не в том ворохе информации, что свалил на меня Левандовский. И даже не в чудесном перемещении под арками. Дело было в мыслях о Висе.

Я встретил девушку, которая смогла за один день вернуть мне веру в то, что жизнь имеет свои прелести. Встретил – и тут же испортил все, что мог. Я так и не понял, почему она так сильно обиделась на пустячную, казалось бы, реплику, но допускал, что за чужими словами мы часто видим свои потаенные смыслы. И теперь у меня появилась четкая цель: исправить свою ошибку. Охота за неведомым эмоциональным монстром пока еще казалась далекой и смутной, а вот увидеться и поговорить с Висой я мог уже сейчас. И не собирался это откладывать.

Следовало бы спросить у кого-нибудь дорогу, но я упрямо продвигался от здания к зданию, выглядывая знакомую вывеску. Улицу же я нашел сам, найду и магазин. Меня охватило странное, но стойкое ощущение, что если я разыщу магазин самостоятельно, то с Висой мне повезет. Глупо, конечно! И ровно в тот момент, когда я, замерзший и уставший, готов был сдаться и обратиться к владельцу ближайшей лавочки, я, наконец, увидел знакомую витрину.

Дверь оказалась заперта, хотя было только четыре часа. Может, все дело в ветре, который уже уверенно задувал с моря? Говорил же Стефан, что жизнь здесь затихает, когда ветер набирает силу? Над городом сгущались тучи, и создавалось ощущение, что сейчас уже глубокий вечер. Сквозь витрину я разглядел лишь тускло перемигивающуюся гирлянду, развешенную вдоль стеллажей с товаром. Отступил на шаг и запрокинул голову. В окнах второго этажа горел свет, и это обнадеживало. Если здесь все устроено, как в Валновице, то семьи, держащие бизнес, живут, как правило, в квартирах над своими лавками. Виса упоминала, что магазин принадлежит ее деду, значит, оставался шанс о ней разузнать.

Я вновь подошел к двери и решительно нажал кнопку звонка. Прижавшись лицом к стеклу, увидел в глубине лавки чей-то силуэт. Потом дверь распахнулась, и я понял, что расспрашивать о Висе мне не придется, потому что именно она и стояла на пороге.

– Привет!

– Мы уже закрыты! – неприветливо бросила она, и я понял, что она еще обижена.

Вот же черт!

– Да, я понимаю. Ээ, собственно, я тебя искал.

Сейчас она спросит, зачем. Но Виса молчала, и я, растерявшись, зачастил.

– Я тут подумал, может, продолжим экскурсию по городу? Ты такой чудесный гид. Обещаю, ни слова про внешность!!

Виса оглянулась, и я только сейчас заметил, что на ней надето что-то невообразимо нарядное, переливчатое. Похоже, я появился совсем не вовремя. При мысли о том, что я прервал романтическое свидание, мне стало дурно.

– Вообще-то, я занята, – ответила она после мучительно долгой паузы.

– Ясно. Тогда, может, в следующий раз?

– Может быть, – бросила она, и ясно, что это означало «никогда».

– Что ж, прости за внезапное вторжение, и… приятного вечера!

Я развернулся, чувствуя себя полным идиотом, сделал пару шагов и замер, осознав, что не услышал звон колокольчика над дверью. Резко развернулся и увидел, что Виса стояла, прислонившись к двери, и смотрела мне вслед.

– Вообще-то, – сказал я, поспешно шагая обратно, – я искал тебя, чтобы сказать, что ты мне очень нравишься. Сразу понравилась. И вчера я очень классно провел с тобой время. И еще я хотел извиниться, если чем-то тебя задел или обидел. Мне очень жаль, что так вышло. И…я…я просто хотел тебя увидеть… снова.

На этом мой запал иссяк, и в этот момент Виса распахнула дверь и отступила, приглашая меня войти.

– Я все равно не смогла бы пойти с тобой гулять, – улыбнулась она, – я праздную свой день рождения. И готова тебя простить, если ты сейчас не станешь ломаться и присоединишься к моим гостям!

Я проглотил и возражения, уже готовые сорваться с губ, и неуместную обиду при мысли, что не появись я на пороге, меня бы и не подумали приглашать, и твердо шагнул вперед. Виса заперла дверь и увлекла меня наверх.

В уютно обставленной квартире собралось человек пятнадцать. Виса представила меня по имени, потом усадила в свободный угол и вручила бокал, в который парень слева налил мне вина. Постепенно я освоился, начал запоминать имена, благодарно принялся за очень вкусное угощение (последний раз такую вкуснятину я ел на свадьбе Халле), и даже пару раз вставил шутки в оживленный разговор (судя по смеху, удачные). Стойко игнорировал заинтересованные взгляды девушек, которые пришли без пары.

Потом вдруг осознал, что две женщины на другом конце стола – это мама и бабушка Висы. Вот уж не входило в мои планы такое скорое знакомство с родственниками! Впрочем, как я вскоре понял, о нашей вчерашней прогулке они не знали, для них я был всего лишь одним из многочисленных друзей их девочки. Слишком многочисленных, раздраженно отметил я, когда очередной парень провозгласил тост в честь именинницы.

Именинница сияла. В буквальном смысле – ее наряд был расшит блестками, в которых дробились и переливались отражения света от ламп. На изящные запястья была накручена цепочка, а темная челка посыпана серебристым лаком. Мне никогда не нравились подобные излишества, но сейчас плевать мне было на них, когда Висе этот блеск так к лицу! Правда, кофта без конца сползала, обнажая хрупкое плечо, и от этого зрелища у меня возникло дикое желание вытолкать всех гостей из комнаты и зацеловать Вису до умопомрачения! Но, увы, приходилось терпеливо ждать.

У Висы то и дело тренькал от сообщений телефон. Она на них не отвлекалась, а вот на звонок среагировала. Встала, огибая гостей.

– Привет, Ян, – успела сказать до того, как уйти в соседнюю комнату и плотно закрыть дверь.

Я заметил, как мать с бабушкой обменялись настороженными взглядами, как заметил и пожимание плечами вернувшейся вскоре Висы в ответ на вопросительный кивок матери. Кто был этот Ян? Бывший парень? Непутевый братец? Так-так, по ходу, не только у меня семейные сложности! От этой мысли мне еще больше захотелось узнать что-нибудь о Висе.

Между тем, в комнату внесли пирог, Виса под аплодисменты задула свечи, и я быстро их пересчитал. Двадцать одна. Надо же, значит, она всего на год меня младше, а выглядела первокурсницей! После этого мама и бабушка покинули праздник, и все гости облегченно выдохнули. Какими бы милыми они ни были, но мы невольно чувствовали себя под присмотром. Теперь же все оживились. Шутки стали смелее, флирт – откровеннее. Парочки все теснее прижимались друг к другу в танцах.

В перерывах между танцами устроили игру в фанты. Именинницу развернули спиной к гостям, а нам маленькая блондинка раздала карточки, дубликаты которых и стала по одному вытаскивать.

– Что нужно сделать этому фанту?

Я нервно крутил в пальцах карточку. Если Виса заставит меня петь, то с ее теорией про людей, которые что-то делают идеально, придется распрощаться!

– Этому фанту нужно спуститься в магазин и принести нам игру: стеллаж слева от лестницы, третья полка сверху, вторая игра слева.

– Так ненавязчиво нас подводят к тому, что следующий пункт в программе – любимая Висой игра, – весело заметил кто-то.

Все рассмеялись, а Виса, развернувшись, пожала плечами:

– Можно подумать, у кого-то есть возражения? Ты уходишь? – поспешно спросила она меня, заметив, что я поднялся с дивана.

Мне показалось, или в ее голосе слышалось беспокойство?

– Ага, ухожу. В магазин. За игрой, – и отдал ей карточку.

В магазине царил полумрак, только гирлянда мерцала по периметру, отчего помещение казалось волшебной пещерой. Я старательно отсчитал названную игру, но коробку вытаскивать не спешил. Должно быть, здорово было расти в таком месте! В моем бы детстве столько развлечений! Отец покупал мне много игр: были у меня и лук со стрелами, и настольный футбол, и многоуровневый замок, собирать который было сплошным мучением. Но главным было то, что, несмотря на занятость, он всегда находил возможность поиграть вместе со мной. Самое светлое время, проведенное вместе.

Потом умерла мама, и мы, вместо того, чтобы сблизиться, стали отдаляться друг от друга. Картинки оставшегося детства: он – за ноутбуком, погруженный в работу; я – в своей комнате с играми, которые утратили прелесть, ведь их не с кем было разделить. Потом, уже подростком, я и сам почувствовал, что мне лучше одному. А сейчас внезапно уловил острое сожаление, что все это в прошлом – наша веселая возня, его внимание к моим успехам, осторожные попытки помочь мне в сборе сложных деталей.

Его реакция на мою новость об отъезде не прибавила облегчения. Он злился и недоумевал, чего ради меня несет в Юблеч в самый неблагоприятный для отдыха месяц, но я видел, что им руководит не беспокойство обо мне, а раздражение, что я принял решение самостоятельно, не посоветовавшись с ним. Папочка по-прежнему считал, что я нуждаюсь в его наставлениях! Надо было просто позвонить отцу, сказать, что уезжаю, и все дела. А еще лучше – позвонить уже из Юблеча.

Сейчас, очутившись в мальчишеском раю, я вновь мыслями вернулся в те времена, когда все отцовское время и внимание было посвящено только мне. Когда я знал и верил, что я – под его надежной защитой, и так будет всегда…

– Не заблудился?

Я не заметил, как Виса спустилась вниз. Теперь она стояла, прислонившись к дверному косяку, и от мерцания гирлянды в ее глазах переливались цветные смешливые искры. И тогда я осторожно притянул ее к себе и принялся целовать, пока мы оба не стали задыхаться.

– Это самый лучший подарок сегодня, – прошептала она зазывно, но когда я вновь потянулся к ней, приложила палец к моим губам. – Пойдем, гости заждались.

В последний момент я спохватился, что игру так и не взял. После поцелуя все из головы вылетело, поэтому я вытянул первую попавшуюся коробку и поспешил за Висой, успевая еще пару раз прижать ее к себе – на лестничной клетке и перед дверью в комнату.

Если гости и заметили подозрительно распухшие губы именинницы, то тактично воздержались от комментариев. Часть вечера мы играли в довольно забавную стратегию, хотя я никак не мог сосредоточиться, то и дело отвлекаясь на то, как Виса жестикулировала, как продолжала соскальзывать с ее плеча кофта, как на шее пульсировала синеватая, едва заметная жилка.

Впрочем, не один я пропускал важные ходы. Анджей все время хмурился и чертыхался, бросая на Вису сердитые взгляды. Но она лишь пожимала плечами. Так, это еще что за секретные перегляды? За весь вечер я не заметил, чтобы Анджей флиртовал с Висой. Скорее уж, он уделял внимание блондинке, которая вела фанты и имени которой я не запомнил.

Когда гости начали расходиться, Виса выбрала момент, чтобы шепнуть мне на ухо:

– Марек, с какой полки ты взял игру? Ты указания-то запоминал?

– Если честно, нет. А в чем дело?

– Ясно, – улыбнулась она, чмокая меня прямо в ухо, – просто мы договаривались с Анджеем, что я выберу игру-валентинку, и он сможет во время игры признаться Марике в любви.

Так вот почему он так сердился! Да уж, объясниться в нежных чувствах, имея на руках биржевые сводки, сложновато!

– К чему так усложнять?

– Я тебе завтра объясню.

Завтра? У меня потеплело на сердце. Остаться сейчас я никак не мог: в комнату вернулась мама Висы, начиная собирать посуду со стола; гости уже спускались по лестнице, а я еще пребывал не в том статусе, чтобы проявлять настойчивость. Но обещание скорой встречи кружило голову. Виса стала спускаться вслед за всеми по лестнице и, пользуясь суматохой и теснотой, я нашел и стиснул ее руку. Наши пальцы переплелись, она дразняще поглаживала мою ладонь, что по контрасту с внешней отстраненностью возбуждало еще сильнее.

Прощание, как часто бывает в больших компаниях, вышло сумбурным. Мне, как и остальным, достался дежурный поцелуй в щеку, но серые глаза из-под растрепавшейся челки обещали куда больше!

– Звони! – прошептала она. – Только дай мне выспаться с утра, ладно?

До конца квартала я шел вместе с частью гостей, но как только остался один, сразу достал телефон. Даже ветер притих, чуя торжественность момента. Виса ответила сразу, словно ждала.

– Разве завтра уже наступило?

Может, я льстил себе, но я слышал улыбку в ее нежном голосе.

– Нет, – ответил я, – но есть то, что я хочу сказать тебе уже сегодня.

– И что же? – похоже, поддразнивание становилось традицией в наших диалогах.

– Я без ума от тебя!