Za darmo

Кладбище звёздных кораблей

Tekst
0
Recenzje
Oznacz jako przeczytane
Кладбище звёздных кораблей
Кладбище звёздных кораблей
Audiobook
Czyta Авточтец ЛитРес
8,99 
Zsynchronizowane z tekstem
Szczegóły
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава 22. Свадьба и суд

Ближе к вечеру состоялась наша свадьба. Собрался весь девятый отряд, были также командиры других отрядов и Хамран. Он принёс подарок, который был несусветной редкостью здесь и стоил баснословных денег, – пятилитровую бутыль вина. Всем досталось по паре глотков, а нам с Тальяной налили полные рюмки, они вмещали почти по сто граммов.

Пили по глотку, слыша разные тосты. Раздавались крики «горько!», мы целовались весьма целомудренно, помня о присутствии Восила, на котором лица не было. А когда нам пожелали много детей, то его буквально передёрнуло.

Вряд ли он вспоминал мои клятвенные обещания, не предпринимать никаких поползновений в отношении его супруги. Я заверил, что буду относиться к ней, как к сестре. А ведь это было сказано ему мной в первый день пребывания в Ройял-тауне после того, как Хамран огласил варианты нашего пребывания в нём. Супруги поняли, что вместе им остаться не дадут: даже если она выберет его, то потом его легко одолеют в поединке на ринге. При своих многих достоинствах Восил не был силён в единоборствах. Тогда я и предложил этот вариант: мол, тоже буду претендовать на руку Тальяны, пусть она выберет меня, а я буду лишь формальным мужем. Втайне от всех они смогут поддерживать прежние отношения. Поклялся: с моей стороны к «супруге» не будет никаких претензий, а они пусть делают то, что сочтут нужным.

И я был полон решимости сдержать своё слово. Но был вынужден перед всеми играть роль мужа, целоваться под крики «Горько!», слушать двусмысленные тосты и прочее. В точности по пословице: назвался груздем, полезай в кузов!

В конце концов пришлось нам двоим удалиться в отведённую нам каюту, где имелась огромная квадратная кровать. То-то нам не позволяли сюда заглянуть сослуживцы, приготовили сюрприз. Совсем излишний!

Вспомнил Восиля, меня аж передёрнуло: несомненно, он знал об этой кровати и испытал весьма неприятные чувства, представив на ней свою жену со мной. Нужно будет утром обязательно сказать ему, что мы с его женой провели ночь раздельно: я своё слово сдержал…

Но тут последовал иной сюрприз: едва я закрыл за собой дверь, как Тальяна повернулась ко мне, крепко обняла и принялась пылко целовать. Я попытался вырваться, но тщетно – она крепко держала меня, не давая говорить своими поцелуями.

– А как же Восил? Я же ему слово дал!..

– А вот я никакого слова не давала, – проворковала женщина, – а потому могу действовать как мне угодно… Как ты сказал – с твоей стороны в отношении меня не будет никаких «поползновений»? Ну и словцо нашёл – «поползновений»! Ты можешь никаких поползновений не предпринимать, пусть твоя щепетильная совесть будет чиста, а я таковые – «поползновения» – предприму! И не пытайся мне противостоять, сегодня наша ночь! Я хочу стать твоей настоящей женой! Молчи, я всё сделаю сама!..

Тальяна увлекла меня на постель и принялась раздевать. Я ей не помогал, но и не сопротивлялся…

Каюсь, каюсь, каюсь…

Всё произошло так, как она хотела. Мне происходящее даже понравилось, в чём я себе признался, и это стало очередным уколом совести при воспоминании про Восиля. Как теперь я посмотрю ему в глаза, что скажу?..

Женщина лежала умиротворённая, обнимая меня и временами нежно целовала.

Потом недовольным голосом произнесла:

– Ты мыслями далеко от меня. Что не так? Почему ты такой холодный, отсутствующий здесь?

– Вспомнил Восиля, – не удержался и признался я.

Тальяну аж передёрнуло:

– Мог бы не упоминать о нём в НАШУ ночь!

– Само собой вспоминается.

Женщина отстранилась от меня:

– Эх, не можешь промолчать!

– Не могу, не получается.

– Если честно признаться, то и мне глубоко в душе не по себе.

– И как же мы будем жить дальше?

– А вот так и будем, милый! День прожила, и слава богу! В этом мудрость жизни – вчера уже нет, а завтра не настало, есть лишь идущий час, нужно жить в нём. Брать всё, что он даёт. А будет новый день, будем решать возникшие проблемы.

– Я так не могу, – признался я.

– Обычно и у меня не получается следовать той мудрости, что я так авторитетно изрекла. Все мы – люди, все мы – человеки. Увы. Но так получилось. Ты стал моим мужем…

– Мы же договорились, что это будет фиктивный брак. Я дал в том Восилю клятву.

– Ну и держи её, спи спокойно в обнимку со своей каменной совестью! – почти выкрикнула Тальяна. – А я так не могу и не хочу. Так уж устроено природой: женщины любят победителей, а ты являешься таковым. Ты дрался за женщину и она, то есть я, должна тебя вознаградить за твой подвиг…

– Это не подвиг для меня, – возразил я, – у Бухлюца не было шансов в отношении меня.

– А кто это знал? Никто! Я знала, что ты умеешь драться, видела тебя на ринге, но практически забыла, видела только то, что мужчина, самец, дерётся за самку. Иными словами, за меня. И уже тогда я поняла, что не могу устоять, я хочу тебя. И дала слово, что ты будешь мой… Молчи про то, что ты дал слово моему… бывшему мужу. Молчи! Именно так – уже бывшему, теперь ты мой муж… К слову, милый, ты даже не представляешь, как уколол меня словами, что ты не предпримешь никаких «поползновений» в отношении меня. Во мне всё вспыхнуло. Ты этого не заметил?

– Нет, не заметил.

– Вот такие вы, мужчины, ничего не замечающие. Но ты задел мою женскую гордость, женское естество.

– Не понимаю.

– Пойми! Я прожила годы под похотливыми взглядами даже не сотен, а тысяч мужчин, которые желали меня и побежали бы за мной, если бы я дала им знак. Но я стойко делала вид, что не замечаю их, была верной женой… – женщина хихикнула, – ну, почти верной женой.

– И на старушку бывает прорушка, – не удержался я от реплики.

– Какая старушка? Это я – старушка?!

– Извини, это русская народная пословица, она придумана сотни или тысячи лет назад. Имеются и варианты: «И на старушечку бывает прорушечка», «И на старущенцию бывает прорушенция».

– Ладно, раз это пословица такая, то я тебя прощаю. Хотя я намного старше тебя, это факт. И сие тоже послужило одной из причин того, что я пожелала тебя. Пожелала не только как победителя, силача и красавца, но и красавца молодого. Это очередной твой плюсик в моих глазах.

– Но всё же жаль Восиля.

– И мне его жаль. Но такова жизнь, так получилось. Да, я его любила, да и сейчас почти люблю…

– Но почему ты?..

Тальяна закрыла мне рот рукой, выкрикнув:

– Молчи! В прежние времена между ним и тобой я бы, наверное, выбрала его. Даже твоя молодость тогда бы была твоим минусом. Я бы подумала, что такого молодого молодца долго около себя не удержишь. Но сейчас всё иначе. Отношения с Восилем стали иными, более сдержанными, холодными. Он уже хочет меня всё реже и в постели уже далеко не столь пылок, как прежде. А хочется – ох, как хочется! – прежних неистовых чувств! Чтобы сознание затуманивалось и вступали в силу только одни природные инстинкты… У нас с ним давно уже ничего подобного не происходит. Мы друг другу надоели. В какой-то степени надоели. Осталась привычка, взаимное уважение, признательность за всё хорошее, что получала и получаю. Наверное, и у него также…

– Но он тебя любит, страшно ревнует.

– Не поверишь, но скажу: понимаю его, сочувствую всей душой, но… Гораздо сильнее тянет к тебе, хочется сильных чувств, огненных страстнй. Пусть даже только с моей стороны. Но спасибо и за то, что даёшь тобой попользоваться. Конечно, мне бы хотелось гораздо более сильных чувств с твоей стороны, даже остаться твоей женой навсегда… Или на столько, на сколько даст бог. – Женщина тихо рассмеялась: – Я помню о твоей симпатии к княжне, но она там, далеко от нас, а я – здесь. Предоставься такая возможность, то ты бы выбрал её, но очень вероятно, что такого выбора у тебя никогда не будет. И тебе придётся жить со мной. Мне приятна мысль, что я – весьма даже хороший вариант здесь, жить одному тебе будет куда хуже. На узелок придётся завязывать твоего дружка.

Тальяна рассмеялась и прижалась ко мне. Покрыла всего поцелуями.

– Терпи и радуйся тому, что ты имеешь…

Я промолчал, чувствуя немалую правоту её слов. Ничего другого не оставалось, как принять всё, что произошло.

Выспаться в эту ночь мне не удалось, Тальяна просто не позволила, она казалась неутомимой и временами даже очень страстной. Порой и я терял голову, испытывал грешное наслаждение, неизменно вспоминая её мужа… наверное, по факту – уже бывшего мужа. О нём я постоянно вспоминал.

На следующий день мы встретились в Восилем в спортивном зале. Он имел осунувшееся серое лицо. Несомненно, промучился всю ночь без сна, только по другой причине, чем мы с Тальяной. Отводил от меня глаза, чему я был только рад, вспоминая о своём обещании в отношении его жены и те ветвистые рога, что мы с ней ему наставили. Эта мысль не доставляла мне удовольствия.

Некоторые сослуживцы отпускали реплики насчёт первой брачной ночи, но большинство сдержали свои реплики, видя моё неудовольствие и реакцию на подобные слова Восиля.

С удовольствием включился в тренировки, истязая себя ими, как бы в наказание.

С особым удовольствием поучаствовал в преодолении ям с зелёной субстанцией в полной амуниции: в скафандре, с маской на голове, завернувшись в маск-халате, с надувным кругом на поясе и волоча за собой тяжёлый груз на поплавках. Шла подготовка к вылазке в Зейлим.

Перед самым обедом прибыл посланец от Ньюфиса, совсем молодой безусый парень. Он сообщил, что у того какие-то пропуски в данных обо мне, он желает их восполнить. Потому нужно срочно явиться в управу.

Пепино недовольно проворчал, пожав своими широкими плечами:

– Эх, этот бюрократ покоя не будет знать, пока не приведёт свою отчётность в порядок. Иди, побыстрей реши проблемку и возвращайся.

Ну, раз нужно, то нужно.

Пришлось идти.

На площади у дворца, а около него находилась управа, толпилось довольно немало людей. Мне показалось, что они исподтишка поглядывали на меня. Это я уловил своим обострённым подсознанием. Ну, конечно же, я герой дня, вчера побил могучего Бухлюца, заимел красавицу жену, отсюда и внимание. Теперь такого мне не избежать. Пожалел, что вышел на ринг. Вздохнул: «Много бы я дал, дабы такого не было. И я мог бы жить спокойно, мало кому известный…»

 

В ту минуту я ещё не подозревал, насколько был прав в подобных мыслях.

Едва я поднялся по трапу внутрь космобота, в котором располагалась управа, как оказался в окружении корсаров, взявших меня на прицел своих арбалётов. Другие держали длинные ножи и сабли.

Потребовали вытянуть перед собой руки, что я и сделал, и на них тут же оказались наручники. Потом на моих ногах повисли кандалы. Их тут же соединили цепью с наручниками. Словом я оказался в точно таком же положении, как после своего пленения. Отметил отработанность в навешивании пут, это они делали умело, быстро, имея прочный навык.

Затем в окружении почти десятка вооружённых корсаров меня повели к королю Мерзалю.

Мне стало ясно, что вызов к Ньюфису был ложным, им усыпили мои возможные подозрения. Что же тому послужило причиной? Этого я не знал даже предположительно. Нужно было немного подождать, скоро всё выяснится…

И вот я оказался в большом салоне астрокрейсера «Бентигер» и увидел восседающего на троне в пурпуровой мантии короля. Надо же, у него тоже мантия и тоже того же цвета, как у султана в Зейлиме. До того я видел его на телеэкране в рубке этого корабля, когда ввёл в заблуждение, заговорив от имени Хуана Бешеного.

Снова бросилась в глаза его внушительная комплекция и окладистая чёрная борода, над которой находился крупный нос и неприятные цепкие глаза, осматривающие меня с головы до ног, словно просвечивая.

– Герой дня, – пророкотал голос короля. – Что ж, герой, настоящий герой. Поверг лучшего из моих бойцов и заполучил в жёны очень лакомую красотку. Доволен?

– Чем я должен быть доволен? Вот этим? – я потряс своими оковами.

– Это нужный в отношении тебя атрибут, – заметил Мерзаль, – иначе тебя сюда не зазвать.

– Меня пригласили в управу, и я сразу же явился. Если бы пригласили сюда, то я бы пришёл и сюда.

– Не уверен. Ты действительно не понимаешь, почему ты здесь? Почему в таком виде?

– Нет, – замотал я головой, но в моё сознание начала просачивалась ужасающая правда. Оглашать её я не стал.

– Освежите его память, – приказал король.

Я ожидал удара или чего-то в этом роде, но вдруг засветился круговой экран и на нём я увидел самого себя в бою с рябым Бухлюцем. Не сразу понял, что вижу момент, когда я поднялся с пола после умелого апперкота соперника и, обуреваемый злостью, двинулся на него. Моё лицо показали крупным планом.

Изображение застыло и осталось лишь на половине экрана, а на оставшейся половине появилась иная арена. В одном из двух поединщиков я узнал самого себя, а мне противостоял Гондор. В моём последнем бою на Занбеси. Вот я встал перед противником… Глядя на изображение, припомнил, что тогда Гондор бросился на меня, а я ушёл чуть в сторону от выпада его сабли, перебросил свою в другую руку и нанёс смертельный укол в грудь…

За мгновение до этого было показано крупным планом моё лицо, и оно сразу же застыло напротив практически точно такого же моего изображения.

– Узнаёшь? – бросил короткий вопрос король.

Я даже развести руками не смог, они были закованы. Отвечать не стал, и так всё предельно ясно.

– Молчание – знак признания, – констатировал Мерзаль. – Странно, что тебя не узнали до последнего боя, ведь твои бои мы тогда видели. И уж все из нас глядели самый последний. Тогда был сильнейший ажиотаж. Мало кто верил в твою победу, а ты удивил всех. Удивительно, что никто из тех, кто видел тебя гладиатором на рингах Занбеси, не узнал тут. Пока ты не вышел на ринг.

– Это моя большая ошибка, – признал я.

– Теперь ты изобличён и понесёшь заслуженную кару.

– За что? – спросил я, прекрасно предвидя последующий ответ.

– Одно из твоих преступлений – убийство нашего бывшего капитана Хуана Карреры. О прочих можно не упоминать, ибо за одно это ты заслуживаешь самую лютую смерть, какую нам ещё предстоит придумать. Но я не могу отказать себе в маленьком удовольствии…

После этих слов Мерзаль поднялся, прошагал ко мне, расправляя плечи. В обычное время я бы не смог понять и предвидеть его действия, но в моём нынешнем состоянии, когда все мои чувства были предельно обострены, я чуть ли не читал его мысли. Был на грани этого.

Король подошёл ко мне, встал в паре шагов напротив. Постоял и, как он думал, внезапно выбросил кулак к моей челюсти. Я мог бы легко уклониться, даже находясь в оковах, но заставил себя принять удар, смягчив его поворотом головы, вдвое уменьшив силу, и даже пошатнулся, изобразив отчаянное сохранение равновесие. Мол, мне едва-едва удалось остаться на ногах.

Весьма довольный собой, Мерзаль вернулся на трон. Ещё бы, как ему казалось, что он взял верх над лучшим бойцом двух миров – этого и Занбеси. Пусть пребывает в подобных чувствах, зато не прикажет предать немедленным пыткам и истязаниям. Король сразу же подтвердил мою догадку, обратившись к корсарам:

– Понимаю ваше законное желание измордовать негодяя и разрезать его на кусочки, но пока сдержите себя, не трогайте. Мы придумаем ему достойную смерть. Долгую и предельно мучительную, о которой будут говорить веками. Уведите негодяя! И удвойте охрану! Глаз с него не спускайте!

Меня вывели наружу из дворца. Незаметно для своих стражников я оглядывал и запоминал окрестности.

Жаль, идти пришлось недолго. Оказывается, тюремная камера находилась в управе, дверь в неё оказалась напротив того помещения, в котором вёл приём советник короля Ньюфис. Так что увидел я не слишком много.

Меня втолкнули в камеру, она оказалась пустой. Имела размеры три метра с небольшим в диаметре и длиной метров пять. В памяти мелькнула мысль «всего лишь пять метров», взял её на заметку, прислушиваясь к тем репликам, которыми обменивались корсары. Один упомянул про всевидящее око, я сразу его заметил – глазок телекамеры находился над входным люком, так что всё помещение контролировалось на мониторе. Из прочих слов я понял, что пара человек останется непосредственно у входа в камеру, и ещё двое снаружи у космобота. Никто не ожидал помощи мне извне, но прозвучало предостережение: даже при намёке подобного сразу же поднимать тревогу и тогда прибудет целая группа.

Усмехнулся: кого они опасаются? Кто же мне может прийти на помощь – Восиль? Крайне сомневаюсь в этом.

Оживился при воспоминании о Тальяне – всё же ночь была крайне приятной. А для неё – тем более. Она бы могла предпринять что-то. Но вряд ли даже попытается. Ни от кого другого даже теоретически помощи ждать не приходилось. Наоборот, свыше тысячи пиратов жаждали расправы надо мной.

Отметил, что ранее это помещение предназначалось для десантников, но оно укорочено, поставлена переборка. Никаких нар или сидений не имелось. Только несколько тонких картонок на полу. Я их собрал в одно место прямо напротив глазка и сел, опираясь спиной на переборку, гадая: а что за ней?..

Освещение в камере было скудное. Подумал, что это может быть мне на руку.

Промаялся в камере, как мне показалось, пару часов, затем меня повели во дворец, где был организован надо мною суд. Вёл его Ньюфис, король постоянно вмешивался, что-то указывал, и всё делалось по его велению.

Меня заставили рассказать, как я убил их главаря.

Пришлось рассказать. Признался, что я был сильно пьян, как и Хуан, который бросал нелестные эпитеты в мой адрес, ибо тогда поставил значительную сумму на моего противника и проиграл. Принц Диего из-за неожиданного звонка покинул нас. Пират заставил меня пить, несмотря на моё нежелание, и, чокаясь фужерами, намеренно облил вином. У меня не было полной уверенности в том, что он это сделал сознательно, но такое вполне могло быть. Ежели я и приврал, то самую малость. Хуан набросился на меня, мне пришлось обороняться…

Ничего не было принято во внимание: ни моя самооборона, ни фактическая провокация пирата, ни моё опьянение. Приговор огласили сразу – самая лютая смерть.

Меня оставили присутствовать на обсуждение: какой именно смерти меня предать? Я понял, что это входит в их программу – хотят заставить переживать, представляя себе мысленно скорую расправу надо мной.

Звучали многие предложения: четвертовать, сжечь заживо, посадить на кол, сварить, постепенно опуская в кипящую воду, начиная со стоп ног.

Как я понял, они подготовились, отыскали самые чудовищные казни в человеческой истории. И оглашали их, дабы сильнее напугать меня…

…корытная казнь. Осуждённого помещали между двух корыт, прорезав отверстия для головы, рук и ног. Затем его оставляли лежать на солнце. Даже поили и кормили. Несчастный был вынужден справлять нужду прямо в корытах, там заводились черви, которые пожирали его заживо…

…связанного осуждённого кормили и поили, но в жару оставляли лежать в лодке, которую держали на воде. Он справлял нужду под себя, на него слеталось множество насекомых и он становился их добычей…

…осуждённого связывали и помещали, смазанного мёдом, на муравьиную кучу. Муравьи его заживо поедали.

…осуждённого укладывали на спину, руки и ноги привязывали к кольям, на грудь ставили горшок с живой крысой. Грызун начинал выедать человеческое тело и в конце концов убивал несчастного…

…заставляли осуждённого долго-долго голодать, только поили, а затем начинали отрезать некоторое количество его мяса так, чтобы он не умирал, варили и давали ему съесть. Порой кормили насильно. Например, мужчину его собственным пенисом. И так он съедал изрядную часть самого себя, пока в конце концов не умирал …

…в Китае осуждённого укладывали на посадки бамбука и его побеги прорастали сквозь человеческое тело…

…очень мучительной была пытка отсутствием сна. Осуждённому не давали заснуть различными способами, частенько многие сходили с ума…

..осуждённого привязывали к столбу, а потом начинали отрезать от его тела крохотные кусочки плоти с таким расчётом, чтобы он подольше прожил…

Когда огласили последний из оглашённых способов казни, Мерзаль заметил:

– А вот этот способ мне нравится. Возможно, мы применим именно его – предоставим каждому из нас отрезать по кусочку его мяса. Это мы обсудим и решим позже. Уведите мерзавца!

Перед уходом я услышал, что казнь или её начало состоится завтра с утра.

Снова я старался получше осматривать всё по сторонам. Понял, почему моя камера столь мала. Под неё выделили часть помещения, установив стальную переборку, а остальную использовали под склад. Это я узнал, когда услышал переговоры одного из моих стражей со знакомым, который вышел оттуда с новеньким обмундированием. Похвастался им.

Меня снова поместили в прежнюю камеру. Определённого плана у меня не было, но имелась уверенность, что я смогу найти такой для своего освобождения. Очень надеялся на это. «Нужда острит ум», – гласит пословица, а по другой – «У умной головы сто рук». На это и были надежды: безвыходность, обострит ум, и он уж что-нибудь сообразит.

А пока следовало отдохнуть, дать поработать подсознанию, оно способно подкинуть подходящую идею.

Я улёгся на картонки и заставил себя заснуть на шесть часов. Этой методики самовнушения меня научили в галактических пехотинцах.

Когда я проснулся, то знал, что уже поздний вечер. Но следовало подстраховаться, проверить.

Какое-то время разыгрывал из себя замёрзшего человека. Делал вид, будто пытаюсь согреться. Ходил по камере, размахивая руками.

Даже постучал в дверь и крикнул:

– Мне холодно, дайте что-нибудь согреться!

Недовольный голос ответил:

– Никакого холода нет! Заткнись идиот! А то войду и изобью тебя!

– А сколько времени, уже ведь ночь?

– Ещё одиннадцати нет! И нет никакого холода! Тут и ночью холодов не бывает!

– А мне холодно, – как бы смиряясь, намного тише произнёс я.

Вернулся к картонкам, уложенным у переборки, и сел на них, плотнее накинув на себя плащ, как бы защищаясь от холода. Настроение было самое отвратное, гнал от себя мысли о скорой расправе над собой. Зверской и долгой. В том не было сомнений.

В голове рождались различные планы спасения, но все эфемерные, практически нереальные. Вздохнул, вспомнив пословицу: «В тюрьму двери широки, а обратно – узки…» Увы, именно так.