– Я знаю об этом…, делалось это исходя из военных соображений.
– Поэтому мы и приняли решение, использовать на колокольне ваш главный колокол, как противотуманый.
– Ну что же, вполне разумно, – пожав плечами, сказал поручик. – Вас, что – то смущает?
– Меня смущает то, что этот чертов колокол, иногда издает звон сам по себе, – буркнув, отозвался капитан, внимательно посмотрев на собеседника.
– Как это? – удивленно уточнил поручик.
– Вот и мы не знаем как, – разведя руками, отозвался гость. – Но думаю, что ему кто – то помогает. А это, как вы сами понимаете, в условиях военного положения просто не допустимо…, этак можно и сигнал падать неприятелю при необходимости.
– Может виной всему ветер?
– Нет – это исключено! Мы даже привязали его к башне, а он все равно подает иногда голос, не поверите, караул даже ставил у колокольни. Думал, может, кто – то из наших солдат по пьяному делу развлекается.
– И, что часто звонит?
– Не часто, но голос подает. Почему – то только по ночам, – щурясь от дыма, проговорил Смит. – Брякает не громко, один или два раза, словно кто – то сигналы кому – то скрытые шлет.
– Я понимаю вашу озабоченность, в своей совместной работе с шерифом, я учту это обстоятельство.
– С вами приятно иметь дело, мистер Орлов! – воскликнул Смит вставая. – Вы как человек военный, меня понимаете лучше, чем мистер Билл! Присмотритесь к этому чертову колоколу, и может вам удастся понять природу этого звона. Может, стоит поговорить со своими соотечественниками, которые остались здесь на постоянное проживание. Может из них кто – то подскажет разгадку. Одним словом, мне нужна ясность, кто и зачем кому – то морзит!
– Хорошо, капитан, я все понял. Может, есть еще, какие – то пожелания?
– Да, пожалуй, есть еще одно… А, что если нам отобедать в пивной? Так сказать отметить наше знакомство и выпить за будущее сотрудничество! Я угощаю мистер, Орлов!
Договорившись встретиться через пару часов в пивной и отобедать вместе, Орлов проводил гостя и подкинув в печь кускового угля, задумался, глядя на игру огня в топке. Повсему выходило так, что американцы перестреляли остатки судовой команды Бернса, где – то за городским забором. Если это были, конечно, они – это значительно упрощало жизнь и ему и Степанову с Розенбергом, но были еще индейцы. Ослепленные ненавистью, водкой и самое главное жаждой мести. Проверив револьверы, а так же количество патрон к ним, он запер полицейский участок и отправился к шерифу. Которого застал в гостиной за столом, все с той же початой бутылкой виски.
– А-а-а-а, это ты, сынок, – протянул тот, проходи к столу. – Ну, что нашли тебя твои старики?
– Да я виделся с ними, – кивнув, проговорил Орлов, снимая полушубок с шапкой.
– Ишь, как они переживают за тебя! Едва на ногах стоят, а о тебе, как беспокоятся. Выпьешь со мной?
– Я так сопьюсь, шериф, – отозвался поручик, садясь к столу.
– Это, между прочим, отменные хлебные виски! – воскликнул тот. Разливая содержимое по стаканам.
– Разве это, что – то меняет?
– Конечно! От хорошего напитка спиться не возможно, к тому же мы пьем по одному бульку. К тебе, кстати, капитан наш не заходил?
– Уже познакомились, даже договорились, отобедать сегодня в "Красной бочке".
– Ну, а почему бы и нет? Он человек не плохой, разве, что когда выпьет…, то у него тараканы в голове шевелиться начинают.
– Это, в каком смысле?
– Говорю же, что контуженный он на войне был…, как выпьет крепко – так начинает за городским забором маневры с боевой стрельбой устраивать. Или на колокол грешит, что яко бы звонит тот по ночам, сигналы какие – то подает. Одним словом, с ним много пить не советую, а вот со мной можно.
– Зачем же его поставили командовать солдатами?
– Так для своих начальников – он же находка! Ну, сам посуди, какой нормальный здесь сможет ужиться? Главное с ним спорить не надо когда он выпьет. Чуешь, про что я говорю?
– Да уж.
– Вот и хорошо, он мне в подпитие, напоминает иногда монаха из лона ордена. Который прилежно учит греческий язык, но может и спросить посреди обучения всякую глупость. Ему вдруг приходят в голову вопросы о том, что папа, который далеко не беден, строит почему – то церковь святого Петра не на свои деньги, а на деньги нищих и голодных.
– Ему, что же не дают покоя лавры Мартина Лютера?
– Да, плевать он хотел, и на папу и на Лютера! Он поклоняется только изобретению полковника Кольта! Просто он как старый рыцарь, который раньше жил войной и вдруг оказался не удел.
– У вас, наверное, таких хватает в нижних штатах?
– Да, уж хватает, сверх всякой меры я бы сказал! – поморщившись, выдавил шериф. – Мы еще с ними намучаемся! У нас ведь демократия, а значит, каждый может говорить все, что хочет.
– Даже если человек разделяет взгляды якобинцев?
– Что поделаешь, – разведя руками, пробормотал Билл.
– У нас с этим проще. На речи вредные власть отвечает облавами, арестами, да показательными судами.
– А, что же народ?
– А, что народ? Простые мужики, как правило, не воспринимают эти речи, им не понятны многие иноземные слова, доносят на пропагандистов в полицию, считая, что им не нужны речи крамольные, которые ведут только к смуте и не нужному брожению в головах. Наш народ живет своей жизнью, сообразно своим представлениям.
– И рабочие себя так ведут? – удивленно пробормотал шериф.
– Рабочий люд у нас разобщен и тоже в общем – то бесправен как и у вас…, хотя у вас все таки есть рабочие организации, профсоюзы опять же. А нашему рабочему важна заработанная плата за свой труд, на речи смутьянов семью не прокормишь. Всегда были бедные и богатые и ежели, что – то и надобно менять у нас в империи – то через реформы непременно.
В этот момент, двери с шумом распахнулись. И в гостиную, вбежал запыхавшийся человек, с перекошенным от страха лицом, в клетчатом пальто, накинутом на плечи. Который выпалил с порога:
– Шериф! Инженера убили в номере!
– Какого инженера? – нахмурившись, уточнил Билл. Хватаясь рукой за кобуру с револьвером.
– Мистера Окса убили в гостинице! – выкрикнул тот с испугом. Дыша при этом на замерзшие пальцы рук. – Он к обеду из номера не спустился, а когда горничная пошла его позвать, то нашла его в своем номере!
– Теперь понятно, – проговорил Билл, вставая. – Знакомься мистер – это Орлов, мой помощник, а это ассистент инженера убиенного Кент.
Орлов кивнул в знак приветствия, разглядывая худую фигуру гостя, с болезненно – бледным лицом. Который нервно переминался у порога, не зная как себя вести.
– А, с чего вы взяли, что его убили? – уточнил шериф, подходя к вешалке.
– Так ведь это…, нож ведь торчит прямо в сердце, – отозвался Кент всхлипывая.
– Бегите обратно в гостиницу, – проговорил поручик вставая. – Предупредите, чтобы там никто ничего не трогал.
– Ты, что не слышал, что тебе сказал мой помощник? – рявкнул Билл.
– Ага! Я все понял, сэр! Я мигом! – выпалил тот, выскакивая на улицу.
Шериф не спеша надел, свое черное пальто со шляпой и, посмотрев, на одевающегося помощника проговорил:
– Вот ведь беда какая… Кому же он мог дорогу – то перейти? Сдается мне, что ваш обед с капитаном отменяется, идем на место преступление работать.
– Откуда здесь взялся этот инженер со своим помощником?
– Они прибыли на корабле, в день, когда мы принимали здесь все хозяйство у Максутова. Из нижних штатов они, остановились в гостинице по распоряжению нашего мэра, – проговорил шериф, спускаясь по ступенькам крыльца. – Дождаться они должны были нашего мэра, а оно видишь, как все повернулось.
– А чего им от мэра нужно было?
Шериф поднял воротник и, сунув, руки в карманы пальто проговорил:
– Мистер Окс идею ему подкинул, как можно Ситку, газовыми фонарями осветить, не бесплатно конечно. Я так думаю, хотел инженер себе рекламу сделать, денег заработать, а уже отсюда в нижние штаты вернуться, с рекомендациями нашего мера, разумеется.
– Ну, что же хорошая идея, освещение тут действительно нужно очень. Причем не только на сторожевых вышках, что стоят вдоль охранного частокола, оно – бы не помешало и на улицах. Вот уж воистину весь исторический и житейский опыт подсказывает, что новые знания и умения могут приносить с собой новые возможности, рядом с которыми идут рука об руку добро и зло. А, что в нижних штатах, он не мог применить свои познания? Какая разница, где зарабатывать доллары и известность?
– Там конкурентов много, – попыхивая сигарой, пояснил шериф, – взятки давать надо, а тут работай, не хочу. Да и уголь тут залегает не глубоко, местами пласты угольные, вообще на поверхность выдавлены, а это значит, что и себестоимость производства низкая будет.
Орлов, шедший рядом, внимательно посмотрел на Билла и с удивлением спросил:
– Позвольте, но вы, же говорили, что он хотел осветить город газом, а причем, же здесь уголь?
– Все правильно…, фокус в том и состоял, что покойный инженер хотел получать газ при перегонке угля. По крайней мере, мне он объяснял, что именно при перегонке получается светильный газ, который можно собирать и использовать для освещения.
– Интересно, кому этот инженер помешать мог.
– Вот это мы с тобой и должны выяснить, кто и за что убил гражданина этих Свободных Штатов. А самое главное найти и осудить негодяя или негодяев.
– Хорошо сказано, шериф, – проговорил Орлов. Окинув взглядом пустые улицы, заметенные местами снегом, на продуваемых участках, по самые окна. – И как же мы это осуществим?
– Ну, для этого есть разные способы. Помнишь, я тебе рассказывал, про констебля Хейса?
– И что?
– Так вот он, однажды умудрился раскрыть безнадежное дело, об убийстве капитана с одного парусника. И знаешь как?
– Любопытно.
– Хейс, устроил хозяину матросской гостиницы, в которой убили несчастного "очную ставку "с трупом того самого капитана в морге.
– Он что же оживил покойника? – усмехнувшись, уточнил поручик.
– Он с помощью меня, моим голосом, словно голосом покойного капитана, ввел преступника в ступор! Убийца прямо в морге и сознался в содеянном.
– Однако ваш учитель был изобретательным человеком.
– Просто он был хорошим профессионалом и очень любил свою работу.
У входа в двухэтажную гостиницу, стояло несколько солдат, в синих мундирах и черных штанах с желтыми лампасами, с жаром споривших о чем – то. Заметив шерифа, они словно по команде замолчали, хмуро глядя на Билла.
– Что, сынки, такие не веселые? – буркнул тот, проходя мимо. – Ждете своей очереди к девчатам Марлин?
Один из солдат покачал головой и зло, сплюнув, произнес:
– Она запретила все свидания, шериф, пока вы не разрешите. Вы уж постарайтесь побыстрее разобраться с этой темной историей, душа ведь просит радостей, а тут такое дело.
– Марлин, женщина умная, и она все правильно сделала, – отозвался Билл, поднимаясь по скрипучим ступенькам. – Главное, чтобы на месте преступления, следы народ не затоптал, так что придется маленько подождать, сержант.
К удивлению Орлова, гостиница, внутреннее убранство которой не изменилось с момента его последнего посещения, встретила их звенящей тишиной. Ни в прихожей, ни в коридоре не было, ни души и лишь у номера инженера, прямо на полу, сидел с жалким видом Кент. Обхватив руками свою взъерошенную голову, он тихо плакал, уставившись в одну точку. По всему было видно, что для помощника инженера – эта смерть была равнозначна личной трагедии.
Подойдя к потемневшей от времяни двери номера, шериф молча похлопал его по плечу и только после этого шагнул за порог.
– Вот она маска смерти мистер, Орлов! Костлявая дама, никого не красит своим визитом.
– Это уж точно, – буркнул поручик. Внимательно разглядывая труп инженера лет тридцати пяти. – Я за свою службу, столько повидал смертей, с ее оскалами и ужасными гримасами, что даже стал находить в этом какой – то художественный смысл, нашего бытия.
– Это очень хорошее качество при нашей работе, – пробормотал шериф. Осматривая скромную обстановку номера. – Значит воротить не будет, из – за проделок этой костлявой дамы. Ну, что можешь сказать по поводу убиенного?
– Убили хорошо поставленным ударом, – проговорил Орлов. Внимательно разглядывая лежащий на спине труп. – Убийца был левшой, примерно такого же роста, как и убиенный, запор на двери не поврежден – значит, инженер сам открыл двери. Возможно он знал убийцу, потому и не ожидал, что тот ножом саданет…, следов борьбы нет, вещи вроде не тронуты – значит на ограбление не похоже. Надобно, чтобы Кент глянул, может и пропало что – то.
Шериф с интересом посмотрел на своего помощника и с удовлетворением произнес:
– Взгляд у тебя цепкий, мистер Орлов. В полиции не приходилось служить?
– В поиск, через траншеи вражьи ходил многократно, – отозвался тот, обыскивая тело убитого. – А там быстро смекать учишься. Чуть не доглядел, или камушком хрустнул не ко времени, и твоя голова уже с содранной кожей, на копье турецком под солнышком сушится.
– Довелось как я погляжу тебе хлебнуть, сынок. Ладно, давай спросим у помощника убиенного, что он нам поведает. Скажи, Кент, у мистера Окса пропали какие – то ценности, или может вещи личные? Не похоже, чтобы искали в номере что – то.
– Все на месте, – отозвался тот, всхлипнув, продолжая сидеть у двери. – Только портфель желтый пропал.
– Там если мне память не изменяет, покойный носил свои расчеты по освещению?
– Верно, бумаги с расчетами там были, – пробормотал тот, шмыгая носом.
– Надо же было случиться такому, да еще накануне приезда мэра! Где же нам теперь этого левшу искать? Скажи, а с кем он встречался в последнее время? Может, кому – то он свои бумаги показывал?
Кент отрицательно покачал головой и, всхлипывая, выдавил:
– Бумаги эти для мэра предназначались, потому он их никому и не показывал. А в номер к нему, только Хилари из борделя захаживала.
– Вот оно как интересно получается, – пробормотал шериф. – Ну, что же – это уже кое-что! Бери – ка ты, мистер Орлов, нашего Кента и доставь его к нам, в полицейский участок. Он у нас пока под охраной побудет, а сам как запрешь его…, пройдись по дворам своих оставшихся соотечественников. Поспрашивай их, может кто – то подскажет, где нам этого левшу поискать. А я пока с коридорным побеседую, к Марлин загляну, с Хиллари потолкую…, ну, а на обратном пути к капитану загляну, может среди солдат левша окажется.
– Вы думаете, что Хиллари, могла инженера ножом ударить? – с сомнением уточнил поручик.
– Не-е-ет, конечно – это маловероятно, но проверить мы с тобой должны все версии. Преступники, даже самые коварные и дерзкие, все равно оставляют следы, а люди, как правило, что – то видят, или слышат, что и дает нам шансы на раскрытия преступлений. Одним словом, нам с тобой с двух сторон зайти надо к решению этой головоломки. Ты со своими побеседуешь в доверительной обстановке, а я с нашими, глядишь на горизонте зацепка какая и появится.
Заперев номер, Орлов с помощником убитого инженера вышел на улицу, и медленно зашагал к участку.
– Эх, бедный мистер Окс, – давясь слезами, тихо причитал ассистент, – он так хотел осветить улицы и дома этого города, дешевым светильным газом. Ведь как здесь темно по ночам! Какие мы с ним планы строили, по строительству заводика, гдебы перегонялся уголь.
– Неужели надобно строить целый завод, чтобы осветить улицы и дома Ситки? – спросил поручик, кутаясь в воротнике полушубка.
Кент с тоскою посмотрел на собеседника и, шмыгнув, носом ответил:
– Мы хотели продавать светильный газ и в нижних штатах. У нас уже были договоренности о поставках надежных газометров, специальных труб и газовых рожков, которые можно устанавливать в домах. Эх, бедный мистер Окс…, видать не судьба.
– Я так понимаю, что в случае успеха по освещению улиц Ситки, вы рассчитывали получить большие заказы, а значит и большие деньги?
– Именно таков и был план, – тихо поддакнул американец, смахивая слезы. – Мы так и хотели, в случае успеха, получить хороший финансовый толчок. Который бы позволил нам разрабатывать и внедрять, совершенно новые способы освещения домов и улиц.
– Значит можно предположить, что в похищенном портфеле лежали чертежи и черновики?
– Все верно, – тихо пробормотал Кент. – Мистер Окс работал над тем, как улучшить сгорание светильного газа. Нужно было добиться, чтобы он сгорал без малейшей копоти.
– Вот оно что. А у покойного не было случайно врагов или завистников? Может вам хотели помешать ваши конкуренты?
– Да какие завистники! – воскликнул с досадой Кент. – Над нами здесь, все только посмеивались, а конкуренты…
– Что конкуренты? – остановившись, уточнил поручик.
– Ну, разве, что фирма Тосье, так они далеко…
– Вашими конкурентами были англичане? – перебил его Орлов. – И насколько они были серьезными конкурентами?
Американец внимательно посмотрел на помощника шерифа и, пожав плечами, ответил:
– За ними стоят серьезные финансы и очень влиятельные люди. Только наш метод гораздо эффективнее и дешевле, потому что мы не используем в работе, такие дорогие металлы как платина.
– Стало быть, ваш путь был экономически более выгодным?
– Именно так.
Орлов медленно достал окурок сигары, раскурил его и, глядя, в глаза американца спросил:
– А, что вы знаете про этого самого Тосье, или его компанию?
Кент рассеяно посмотрел на собеседника, потом пожал плечами и тихо проговорил:
– Эта компания тоже занимается получением светильного газа, и освещением улиц с домами…, возглавляет ее мистер Ролинг – это главный управляющий, поставленный на эту должность самим Тосье.
– Тосье, Тосье…, где – то я уже слышал о нем. Уж не тот ли это Тосье, который является членом английского парламента?
– Все именно так и есть, – шмыгнув носом, отозвался американец. – Ему принадлежит контрольный пакет акций этой компании, и он является владельцем ее.
– А ведь шериф прав, – прищурившись, проговорил Орлов, – тебя мистер, Кент, охранять надобно, как ценного свидетеля. Ладно, идем в участок.
Орлов был наслышан о господине Тосье. И имел о нем представление не только из газет, но и от офицеров, служивших под командованием главнокомандующего Кавказской армии Баратинского. Которые не по наслышке знали, про коварство и подлость этого сэра, а самое главное про ту ненависть, которую он испытывал к России, прилежно чиня ей вред как тайно так и явно.
Начинал он свою карьеру в Ост – Индийской компании, в чине капитана, затем за прилежное и ревностное служение интересам Англии, был переведен на персидскую службу. Где после его усердия проявленного в Кандахаре, его перевели в Багдат, с повышением и где уже через два года он стал генеральным консулом. Затем была служба в Тегеране, откуда он вернулся в Англию уже в чине полковника.
Заперев ассистента инженера в полицейском участке, и приказав не подходить к окнам, Орлов вышел на улицу и, оглядевшись по сторонам, медленно побрел на окраину города. К дому, в котором жил старый промысловик Ухов, и который со слов Розенберга остался жить здесь, так и не приняв предложения об отъезде в Родину. Когда – то его родственники, спасаясь от преследований по религиозным соображениям, привезли его на эти земли, когда он еще был малолетним мальчишкой. Уж он – то по разумению поручика, как коренной житель обязательно должен был знать всех, кто выцеливает дичь или врага левым глазом.
Подойдя к не большому рубленому домику, стоявшим самым последним на улице, поручик оглянулся по сторонам и тихо постучал в окно.
Через несколько минут, за дверями в сенях раздался хриплый простуженный голос:
– Кого это там нелегкая принесла?
– Я, поручик Орлов, хотел поговорить с хозяином дома Уховым, – проговорил офицер.
– Сейчас, я патронами ружьишко – то заряжу, тогда и открою, – раздалось в ответ.
Прошло еще несколько минут, затем двери с противным скрипом открылись, и на крыльце появился бородатый здоровяк, в белой расшитой рубахе на выпуск, перехваченной в поясе веревкой. Стриженный "под горшок", с густыми бровями, из – под которых на гостя смотрели карие, настороженные глаза.
– Отчего же без мундира, поручик, по улице ходишь? Или под новую власть подстраиваешься? – уточнил он, опуская двух ствольное ружье.
– Так можно в дом – то зайти? – уточнил гость.
– Заходи, коли пришел, – вымолвил тот, оглядевшись по сторонам.
– Всех с ружьем встречаешь?
– Живу на отшибе, – буркнул Ухов сиплым голосом. – А тут еще новый начальник гарнизона, объявил, что на военном положении мы теперь. Да и времена ноне уж больно смутные.
– Да, времена с их переменами и впрямь смутные, – поддакнул Орлов. Глядя на пустой угол, где обычно висели иконы.
Хозяин, заметив секундное замешательство гостя, пояснил, садясь к столу:
– Думаешь, я веру новую принял, офицер? Не дождутся янки этого от меня! Просто мне иконы без надобности, потому как у истинных христиан, Бог всегда в сердце.
Поручик понимающе кивнул, и сев за стол, покрытый, цветастой скатертью сказал:
– Я слышал, что ваш род Уховых, корнями в Сибирь уходит. Верно, сказывают или нет?
– Все правильно народ сказывает, – проговорил хозяин. Глядя из – под лобья на гостя. Летоисчисление нашенское из Сибири ведется. А что?
– И всегда у вас "красный угол "пустовал?
– А мы, как и молокане, что с Дону вольного, давно уже отказались от любого, кто промежду нас с Богом стоит. Это ведь вы православные почитаете, доски расписные, да мощи всяческие как язычники, а для нас есть один Закон в жизни – это Библия. Ее и читаем, да не так как вы в своих храмах, в домах собственных молитвы поем.
– Поэтому в империю и не возвращаешься? – спросил поручик. С интересом глядя на большой комод, ручной работы.
Хозяин с прищуром посмотрел на гостя и играя желваками выдавил:
– Максутов разрешил, всем желающим оставаться. И потом, здесь нас никто не забижает, живем вольно, а вернуться в Родину – энто значит сызново притеснения терпеть, да унижения разные. Нет, офицер, здесь теперечи наша сторона! Более обиды от Синода терпеть не будем! Видим, что наступают времена апостольские, а посему каждый истинный хрестьянин, должен быть апостолом. Причем именно на той земле, где проживает и должен проповедовать ученье Христово. Так ты для этого пришел, что – бы на мое нутро посмотреть?
– Да, нет, – пожав плечами, отозвался гость. – Просто всегда хотел понять, почему вы в отличие от нас от православных, изначально так поиском "даров духовных "озадачены. Все одно же русские мы с вами! С одной империи родом!
– Ошибаешься, офицер! – вдруг выпалил Ухов, грохнув ладонью по столу. – Разница промеж нас очень даже глубокая! Вы всегда притесняли нас, даже здесь поначалу все норовили обидеть, даже в этих суровых землях, вы пытались мешать нам искать прозрение и пророчества. А мы, между прочим, через посты изнурительные и духовные бдения, всегда были чище вас православных!
– Ты, братец, считаешь, что мы православные, не идем как и вы по этой столбовой дороге? – с удивлением, уточнил Орлов.
Ухов с презрением на лице покачал головой и произнес со вздохом:
– Может вы, и пытаетесь идти этой дорогой, только вы непременно грешите чрезмерно, а потом свои грехи пытаетесь замолить в своих греховных храмах. Не-е-ет, офицер, только мы можем достичь истинной Богоодержимости, а нас за энто в Родине притесняют! Разве же это справедливо? А виной всему ваш патриарх Никон! Который, на церковном соборе внес изменения в богословские книги, да обряды! А кто он такой? И кто ему права дал, жизнь церковную править? Видать как папа в Риме, наместником Бога себя возомнил! Чего молчишь, офицер?
Орлов внимательно посмотрел на хозяина и, пожав, плечами произнес:
– Да, понять никак не могу, слова твои. Ну, изменил Никон на соборе, к примеру, начертание имени Христа, а что это меняет?
– Да, ваш богоотступник внес значительные изменения в церковную службу! – выпалил Ухов. – Я уже не говорю, про его церковные проповеди и песнопения! Мы истинные хранители веры, а нас раскольниками обозвали, да еще и травить стали как собак безродных. И заметь, офицер, не только власть церковная, но и власть подчиняемая самому императору всероссийскому, царю польскому и великому князю финлянскому. За что все это? Разве это справедливо?
Поручик зажмурившись, помассировал себе виски и тихо сказал:
– Послушай, Ухов, я ничего не имею против тебя и твоих единоверцев. Да и в империи уже многое меняется…, правительство, и Святейший Синод уже давно решили относиться к вам с примирением.
– После стольких гонений я никому не верю! – отрезал Ухов.
– Как же вы здесь жить станете, когда сюда американские проповедники придут?
– Ничего сдюжим, у них своя свадьба, а у нас своя будет, – буркнул хозяин, сквозь зубы. – Я ведь и плотник добрый и промысловик! Мне с ними делить нечего, а притеснять начнут, уйдем в слободу Николаевскую, а надобно будет, так и новую заложим. Земли, слава Богу, на всех хватит!
– Неужто с православными жить станните в "единоверии"?
– Поживем, увидим, слободу энту и наши предки помогали закладывать, так что нам их наследие приумножать не совестно будет. А насчет иноземных попов, я тебе так скажу…, капитан Смит их очень даже не жалует и отзывается о них очень даже скверно. И знаешь почему?
– Почему?
– Да потому что из семьи он крестьянской и с малолетства видел, как попы эти самые, все соки вытягивали из народа работного.
Орлов покачал головой и тихо сказал:
– Контужен он на войне и водку с виски любит, потому и разговоры такие ведет.
– Ошибаешься, ваше благородие, – подавшись вперед, со злостью прошептал Ухов. – Я сам слышал речи капитана. В здравом уме он был, и не употреблял вовсе перед этим вмски свои, или вино наше казенное. Потому я и смекаю, что найдем мы с новой властью общий язык. Если уж сам начальник гарнизона говорит, что бить попов надобно! И за то, что десятина давит люд работный, и за то, что на огромных церковных землях тянут из людей последние жилы, и за то, что духовенство благословляет любое кровавое подавление недовольных людей. Уж извини, офицер, за прямоту!
– Да, Ухов…, за прямоту такую конечно, спасибо. Понимаю почему здесь решил остаться. За речи такие крамольные, в империи железо на тебя оденут неприменно, да в Сибирь, на родину твоих предков отправят.
– Ну, за речи – то свои предерзкие я уже извинился, не в империи мы теперь, потому и дозволяю себе. А сказал я тебе это к тому, чтобы ты понимал, почему мы жить туточки с радостью согласились. Мы просто хотим жить своей жизнью. Ко мне – то сказывай, зачем пожаловал? Дело, какое привело, или за жизнь поговорить?
Орлов посмотрел на хозяина и, кивнув, проговорил:
– Убийство одно сегодня приключилось в гостинице.
– Постой! Так это ты видать тот русский, который в сыск к американцем пошел?
– Верно, – кивнув, проговорил поручик, – пошел к шерифу в помощники. Осуждаешь никак?
Ухов с грустью посмотрел на гостя и махнув рукой сказал:
– Кто я такой, чтобы тебя осуждать? Всем выживать как – то надобно. Про инженера слыхивал, жалко мужика…, ведь безобидный был до невозможности. А от меня – то, что надобно?
– Узнать я у тебя хотел, поскольку ты здесь с малолетства живешь и всех знаешь, про человечка одного. Ростом такой же, как и инженер покойный, а самое главное, который может рукой левой управляться, как и правой. Сможешь подсказать?
Какое – то время Ухов сидел, молча, глядя с прищуром в одну точку, напряженно думая. Потом посмотрел на гостя и разведя руками вымолвил:
– Ежели и были леворукие, то ушли они вместе с Максутовым, а промеж американцев я пока не знаю никого. Я людей поспрашиваю и подскажу сразу, можешь не сумлеваться. Ежели разузнаю, где сыскать можно будет?
– В участке полицейском или через шерифа найдешь, – проговорил Орлов вставая. – Спасибо тебе, Ухов, за помощь, пойду я, пожалуй.
Промысловик внимательно посмотрел на гостя и со вздохом произнес:
– Думка меня одна мучает, офицер, может подсобишь мне с ее разрешением?
– Какая еще думка?
– Я вот все голову "ломаю "насчет индейцев, из-за которых Смит военное положение объявил. Все смекаю на досуге, кого же они в городе искать могут так усердно? А вот сегодня тебя увидал и меня словно осенило! Не ты ли им нужен? Уж больно ты под описание их подходишь, хотя и не генерал конечно.
– Общаешься, не смотря на запрет, с первоначальным народом значит? – уточнил поручик, одевая шапку.
– А как же с ними не общаться? Они же как и мы, дети Господа, живут опять же, как и мы просто.
– Эти дети Господа, как ты их называешь, недавно казачков замучили в форте "Око империи", меня с урядником спалить хотели, в печах завода кирпичного заживо.
– Это их англичане, с попами иноземными науськивают! А так они люди не злобливые, к ним просто с душей относится надобно.
– Понятно с тобой все, – со вздохом пробормотал поручик. – А голову свою, всякими думками не забивай.
* * *
Всю дорогу до полицейского участка, Орлов думал о состоявшемся разговоре. Он вдруг с ужасом осознал, силу протеста простого работного человека, который как это бывает на Руси, молчит, но лишь до поры и до времени. И не образованный Ухов был очередным наглядным примером для поручика, примером того как при определенных обстоятельствах, малообразованный набожный народ, может вдруг взорваться силой всей своей ненависти к власти. Даже взяться за оружие, чтобы отстаивать свои интересы, забыв о своих традициях, про проводимые реформы, про евангелие, наконец.
Орлов искренне не понимал, зачем нужно было преследовать старообрядцев, будоражить тем самым все общество. Тем боле, что раскольники после гонений, тихо и тайно бежали в глухую тайгу, на кромку империи, или отправлялись на парусниках как простые матросы по миру в поисках лучшей доли. Где образовывали свои старообрядческие общины, со своим неспешным и размеренным укладом жизни.
Никто и никогда уже и не подсчитает, сколько сгинуло их как в самой империи, так и по всему миру, ведя свою отчаянную борьбу с властью и православным духовенством. С теми, кто разорял их раскольничьи скиты – эти простые храмовые сооружения, которые представляли собой не большой сруб с двухскатной крышей, без колоколов. В отличие от православных, которые всегда шли по жизни под колокольный звон, с самого рождения и до смерти.
Поручик медленно брел по улице припорошенной снегом, с тоскою вспоминая как еще совсем недавно, отмечались на этих улицах престольные праздники посвященные Богу и Богородице. Как на этих самых улицах поселенцы устраивали скачки на масленицу, как бились в кулачном бою, как на заглавной площади, у "замка "Максутова, ставились столы с лавками и праздновали всем миром под выпивку и закуску. Орлов вспомнил, рассказы сторожил, о том, как первые колонисты рубили молитвенный дом вместо церкви, из-за отсутствия средств. Как торжественно ставили на престол стоящий посреди алтаря льняные антиминсы с изображением Иисуса Христа, совершая освящение. Но теперь все круто изменилось и над когда – то "царевой землей", задули другие ветры.