Лицо незнакомца перекосилось от ужаса, он попытался выхватить из-за пояса огромный кинжал, но в изнеможении повалился на снег, шепча какие – то проклятия.
– Чего он хотел от вас? – крикнул, один из солдат подбегая.
– Понятие не имею, – покачав головой, отозвался Орлов, – обмороженный он сильно. Через это видать и рассудка лишился!
– Может он шпион, какой? – предположил второй солдат. Растирая себе замерзший нос.
– Может и шпион, – кивнув, согласился его товарищ. – Давай – ка отнесем его в казарму. Капитан вернется и пусть разбирается, коли ввел военное положение. А вы кто же такой, сэр, будите?
– Я, поручик Орлов, – представился тот, – меня можете найти через шерифа. Я как раз сейчас к нему и направляюсь.
Утопая по щиколотку в снегу, офицер отправился к шерифу, напряженно думая о произошедшем. Он и предположить не мог, что кто – то из судовой команды Бернса доберется до Ново – Архангельска, с тем, чтобы потребовать возврата судна. Он прекрасно понимал, что теперь, когда объявились остатки команды Бернса, которые хоть и находились, как оказалось в тяжелом положении, но все, же жаждали вернуть себе шхуну, его пребывание в городе значительно усложнялось. Одно дело, когда его поручика Орлова требуют выдать индейцы, требование которых пока никто не понял, и совсем другое, когда его жаждут найти и индейцы, и матросы покойного Бернса. Которые к тому же, были доведены до отчаяния. А это могло толкнуть их на что угодно, чтобы вернуть себе судно.
– Значит нужно выиграть время, – бормотал поручик. Быстро шагая к "замку "где когда – то проживал Максутов. – Значит нужно объединиться с американцами – это теперь их земля, значит из этого и надобно исходить.
Двери в бывшую резиденцию правителя русской Америке, были не заперты, а ее новый обитатель шериф, сидел у одного из узких окон на стуле, скрестив руки на груди и отрешенно смотрел на полупустую бутылку виски, стоявшую на подоконнике. Полосатая рубашка, широкие подтяжки, придавали ему вид старика, проводящего время за бутылочкой доброго напитка. И лишь грозная звезда шерифа, висевшая на меховой желетке, выдавала в нем представителя власти.
– А-а-а-а, – протянул он, улыбнувшись увидев гостя. – Заходи, сынок, заходи. Присаживайся и составь старику компанию. Может, в шашки сыграем?
– Вообще – то я так рано не пью, – пробормотал поручик, снимая шапку, – но разве, что по глотку. А в шашки давайте сыграем в другой раз.
– Ну, хорошо, пусть будет в другой раз! Сейчас я угощу тебя настоящим бренди! Его можно пить и с утра, сынок.
С этими словами шериф подошел к буфету и, достав бутылку со стаканами, сел напротив гостя.
– А давай выпьем за эту землю, чтобы она для всех живущих здесь, стала землей обетованной!
– Хороший тост, за это можно и впрямь выпить, – проговорил Орлов, поднимая граненый стакан.
– Я помню, что вы русские пьете и заедаете, – пробормотал шериф, морщась от выпитого. – Есть отварная фасоль, с настоящими сухарями.
– Спасибо, Билл, не стоит, – отозвался поручик. – Я слышал, что капитан перевел город на военное положение из-за индейцев. Это действительно так?
Шериф угостил гостя сигарой, прикурил свою и, выпустив облако дыма сказал:
– Да не обращай ты на это внимание, наш начальник гарнизона, до сих пор не наигрался в солдатики. Кучка туземцев, обожравшись рыбьим жиром, потребовала выдать какого – то русского генерала! Их разведчики скоро поймут, что в городе нет никакого генерала, и они уйдут к своим кострам. А наш капитан уже решил, что нужно провести маневры со стрельбой! Хотя на него не стоит обижаться, он был тяжело ранен и контужен на войне. Да, порою мне кажется, что мы еще будем долго зализывать раны после этой чертовой войны.
– Ничего, зато через эти испытания, ваша нация получила долгожданное объединение.
– Может оно конечно и так, – отозвался шериф. – Может действительно Господь устал слушать, речи да призывы с Севера и с Юга, потому и треснул нас лбами. Чтобы мы подольше зализывали раны, да поменьше кричали свои лживые лозунги.
– Вас, шериф, словно не радует, что закончилась война.
Билл медленно выпустил облако дыма и, посмотрев, на поручика проговорил:
– Меня, сынок, радует, что закончилась война, но меня совсем не радует, что стало с моей страной после войны. Ну, освободили мы негров, ну запретили мы суды Линча, ну провозгласили, что все наши штаты теперь свободны и будут жить по законам демократии. И, что же мы имеем теперь? Разве мой народ зажил счастливо? Часть общества обогатилась и стала "саквояжниками", причем заметь не лучшая часть. Мой народ стонет от засилья бандитов и продажных чиновников, а политики пользуясь недовольством граждан, скупают по дешевке их голоса. Только ведь через это порядок в стране не навести!
– Ну, неужели все так плохо? – рассеяно пробормотал Орлов. Думая о произошедшем на пирсе. – Может еще все переменится к лучшему?
Билл покачал головой и, наливая по новой порции бренди, проговорил:
– Может, конечно, и так…, может со временем конгресс прекратит потворствовать негодяем, будет создана хорошая следственная служба. И служба эта, что очень важно, будет находиться в распоряжении самого генерального атторнея. Жаль только мне уже до этих светлых дней видать не дожить! Давай еще выпьем?
– Мрачные однако мысли у шерифа, славного города Ситка, – пробормотал Орлов, поднимая стакан.
– А, чему мне радоваться, сынок? Я, на старости лет, оказался неугодным в нижних штатах! И вот я здесь, на краю земли! Среди медведей и аборигенов! Где же тут справедливость? В ожидании мэра стерегу, как пес, эту резиденцию, и когда мне будет замена, не знаю даже примерно. Знаешь, когда – то давно, мой учитель Джекоб Хейс, по прозвищу Старина Хейс…, говорил мне, что я со своей честностью, плохо кончу в этой стране. И он оказался прав, черт его подери! Дальновидный был, мужик я тебе доложу! Он стоял у истоков создания нью-йоркской полиции и был мудрым человеком. Он еще в те годы, был одним из немногих, кто пытался организовать службу детективов правильно, и его совсем не смущали всяческие разговоры с насмешками за спиной. Скажу тебе, что про констебля Хейса, ходило много всяческих историй, как среди полицейских, так и среди бандитов. Да-а-а, теперь на дворе, другие времена! Теперь какой-нибудь профессор органической химии, как было, лет шесть назад в Берлинской академии, получает в лаборатории барбитуровую кислоту и ему плевать на то, что он выпускает джина из бутылки. Давай выпьем!
– Почему джина и почему ее назвали барбитуровой кислотой?
Шериф залпом осушил содержимое стакана и, поморщившись, сказал:
– Профессор, который ее открыл, находился в лирическом расположении духа, вот и назвал ее в честь своей подружки Барбары.
– А почему эта кислота так опасна?
– Потому что, принятие ее в больших дозах, означает одно – смерть! Это же находка для убийц и самоубийц! И Старину Хейса ко всем не приставишь! На дворе техническая революция и мы еще нахлебаемся, пожиная ее плоды.
Выпив свою порцию бренди, поручик раскурил сигару и произнес:
– Когда мы шли сюда, то с нами шел пинкертонец вместе со своим коллегой из Скотлад – Ярда, так – тот уверял, что можно ловить преступников по отпечаткам с их пальцев.
– Не верь всяким бредням! – отмахнувшись, выпалил Билл. – Оглянись и ты увидишь, сколько нас окружает людей, а особенно в больших городах. Как можно срисовать отпечатки пальцев, у огромного числа бандитов? Как отличить их от отпечатков обычных людей? Нет – это бред!
– Может быть и так, я не знаю. Одно могу сказать твердо…, когда-нибудь прибудет мэр, пройдет какое – то время и будет замена шерифу Биллу! Нужно только набраться терпения и подождать. Это у меня с казаком положение хуже некуда!
– Потому что не ушли вместе с поселенцами?
– И поэтому конечно…, только есть еще одна трудность.
– Излагай все как есть! Возможно, я вам чем – то помогу, – пробормотал Билл. Наливая новую порцию выпивки.
– Мне кажется, что индейцы требуют от начальника гарнизона моей выдачи.
Было видно, что шериф мог ожидать чего угодно, но только не этого. И тогда поручик рассказал ему обо всех своих злоключениях, о том как и почему его стали называть генералом. Почему индейцы пришли в Ситку и стали требовать выдачи русского генерала, а заодно и про историю со шхуной Бернса и судьбой его судовой команды. По окончанию монолога, который Билл выслушал, не проронив ни слова и по тому молчанию, которое повисло в воздухе, поручику стало понятно, что все сказанное произвело на Билла сильное впечатление.
– Бог ты мой, – выдавил он, наконец. – Кто бы мог подумать, что где – то совсем рядом, кипят такие страсти. Это хорошо, что ты мне все это рассказал, теперь для меня многое стало понятным… Даже не знаю, что во всей этой истории нужно предпринять.
Орлов пожал плечами и, выпустив облако, табачного дыма произнес:
– Мне кажется, если это конечно возможно, принятие меня на работу, в качестве например помощника шерифа. Теперь эта земля стала собственностью американского народа, стало быть и законы по которым живут теперь горожане американские. Ну, а раз так, то я из русского генерала становлюсь на какое – то время помощником шерифа и даю слово офицера, что я буду стараться в меру своих сил, прилежно помогать вам.
– Встать под защиту нашего флага, мысль конечно хорошая, – пробормотал Билл. – Мне действительно нужен толковый помощник и я пожалуй соглашусь. Только есть одна проблема.
– Какая?
– Мне пока нечем платить тебе, сынок. Ты не поверишь, но я и сам нахожусь на этот счет в "подвешенном "состояние! Раньше, чем здесь появится мэр, который сейчас получает инструкции, ясности в этом деле не будет. Разве, что я готов открыть тебе бесплатное трехразовое питание в баре. Идет?
– Я согласен, шериф, – пожав плечами, проговорил поручик.
– А, что ты думаешь делать со своим денщиком?
– Урядник пока слишком слаб, пусть залечивает свои раны с болячками у Розенберга. Да и для индейцев он интереса не представляет. На всякий случай я решил съехать от старого лекаря, чтобы ни привлекать внимание к дому старика.
– Это разумно! Где думаешь остановиться?
– Пока не знаю, – признался тот.
– Жить можно в полицейском участке! За этим замком стоит пустой дом, так вот я хочу сделать там полицейский участок. Держи ключ от дверей и можешь вселяться туда прямо сейчас.
– Спасибо, шериф, выручили крепко, я обещаю, что не подведу.
Билл покачал головой и, попыхивая, сигарой сказал:
– Я в этом, нисколько и не сомневаюсь. Снимаю шляпу перед вашим мужеством, с которым вы выполняли свой долг перед империей. Как вам только это удалось?
– Все просто, преодолеть испытания, выпавшие на нашу долю, нам помогла вера. Вера в то, что мы бьемся за интересы империи, за интересы государевы, за свою землицу… Которая к тому времени как оказывается, была уже продана.
– Да уж! Наш Сьюард превзошел сам себя, провернув такую аферу.
– Почему аферу? – не поняв, уточнил Орлов.
Шериф встал и, расхаживая по залу, заложив, руки за спину проговорил:
– Ну, сам посуди! Купить землю, на которой нет ничего кроме скал, снега, аборигенов, да медведей с койотами – это же надо изловчиться как. Добавь к этому, что землица, оторвана от основных штатов за тысячи миль, а это хочешь или не хочешь обязательно ослабит управляемость ее. Да, наверняка ваш главный переговорщик "отвалил "нашему старику за это кругленькую сумму.
– Я точно также думаю, иначе бы ваш госсекретарь так не засуетился.
– Вот именно! Ладно, черт с ними со всеми, у нас своя жизнь, а у них своя. Да и не так это уже важно, много дал ваш барон или нет, давай еще выпьем. В конце концов, договор нужно было еще утвердить в конгрессе, для этого надо было подготовить почву там, и ваш барон сделал все очень тонко.
– О чем это вы, шериф?
– О том, что ваш посланник, как только появились сложности с оформлением сделки, стал скупать голоса за ее заключение, у чиновников и политиков разного калибра, – пояснил Билл. Наливая по очередной порции спиртного.
– Выходит, что почву под сделку готовил не госсекретарь, а наш барон? – горько усмехнувшись, пробормотал поручик.
– Именно так все и было! Ну, будем здоровы.
– Видать сразу, что стеснений в деньгах у нашего посланника не было.
– Это ты верно говоришь, сынок, – буркнул шериф, морщась от выпитого. – Барон ваш не бедствовал. В гостинице жил шикарной, обедал в лучших ресторанах, он по телеграфу с Петербургом связывался, а ведь это удовольствие дорогое. Послать телеграмму через океан – это же тысяч на десять потянет в долларах!
Орлов залпом выпил налитую порцию бренди и выдавил сквозь зубы:
– Я так смекаю, что наш барон торговался и оптом и в розницу, еще и поэтому проблем с деньгами у него не было. Продажа нашей верфи в низовьях Юкона, да еще с куском земли, какому – то "саквояжнику "тому подтверждение.
– Ну, а, что ты хочешь? У нас теперь все покупается и все продается! Наградил же нас Господь этим госсекретарем – недоумком! Мне иногда кажется, что если его не остановить, то он начнет скупать айсберги.
– Вы имеете в виду доктрину Монро?
– Ну да! Это же в ней выдвинута идея, что Америка должна принадлежать американцам, именно ей и следует наш сумасброд. А я считаю, что все должно быть в меру! Мы отхватываем, территорию у Мексики, прикупаем теперь землю у вас, этак мы потеряем управляемость своей страны. Чего загрустил мистер, Орлов?
– Да вот думаю, как это наш барон, собирается после всего этого жить в России? Ведь после этой столь непочтенной истории, с ним у нас просто здороваться не будут.
– Плевать он хотел на то, что про него будут думать в вашей империи! – воскликнул Билл садясь, напротив, к столу.
– Это почему?
– Женится ваш барон на нашей американке, уже и дата свадьбы объявлена! Счета у него в наших банках открыты! Незачем ему в Россию возвращаться, он теперь в свободных штатах проживать будет.
– Значит это, правда, – выдавил, Орлов, криво улыбнувшись. – Ну конечно, имея такого друга в лице госсекретаря, жену американку, да еще и счета в банках, можно начинать новую жизнь. Ладно, шериф, когда можно приступать к своим обязанностям?
– Так прямо сейчас и приступай! А чего тянуть? Ключ я тебе дал, иди, начинай обживаться на новом месте. Домишко приметный, стоит сразу за этим, двухэтажный, с флюгером на крыше, на окнах наличники резные, крыша железом крыта, одним словом, мимо не пройдешь.
– Я знаю этот дом, там жил купец Столетов с семьей.
– Вот и хорошо! На первом этаже у нас будет полицейский участок, а на втором жить будем, можешь занимать любую комнату. Дрова с углем там есть, обживайся до вечера, а вечером один адресок проверим, заодно и люди на тебя посмотрят.
– Бандита Чарли будем ловить? – спросил Орлов улыбнувшись.
– Да, нет в городе никакого Чарли! Я уже узнавал, на сей счет. Завез тут один приятель из нижних штатов заразу одну. Спиритическими встречами называются, людей по – ночам собирает, говорят, духов умерших вызывают и общаются с ними, задавая вопросы разные. Не доводилось принимать участие?
– Впервые слышу о таком. А разве это противозаконно?
– Вот мы и посмотрим с тобой, что это за холера такая, говорят страшное дело.
– Почему?
– Так ведь духи мертвецов с людьми разговаривают, нам тут и без медиумов забот хватает, я так думаю. Одним словом, мы с тобою как представители закона должны в курсе быть, что на нашей земле происходит.
– Как скажите, шериф, – сказал Орлов кивнув. – А из оружия, что при себе иметь надобно?
– Ну, бои – то мы с тобой вести не собираемся, пару револьверов, пожалуй. Если патронов маловато, то в кладовой на первом этаже, найдешь ведро деревянное с патронами, там и подберешь себе свой калибр.
Шагая к дому Столетова, Орлов напряженно думал обо всем произошедшем с ним. С одной стороны они всетаки смогли выйти к Ново – Архангельску. Который уже как, оказалось, стал Ситкой, они уже могли не опасаться боев в окружении с превосходящими силами противника, однако история, которая произошла на пристани утром и требования индейцев о его выдачи, наводили на грустные мысли. Он не знал, сколько людей из судовой команды Бернса вышло к городу, за сторожевым частоколом жаждали реванша люди Тутукано, а гарнизон города напоминал не боеспособную пехотную роту, а скорее клуб друзей по несчастью, у которых к тому же не было даже артиллерии. По большому счету, город с его не многочисленными жителями был практически беззащитным. Конечно, были еще и хорошие новости – о них с урядником не забыли и готовили отправку в Родину. Но до этой отправке еще нужно было дожить, часы ультиматума, о его выдачи неумолимо таяли, и хрупкое затишье могло взорваться в любой момент.
Подкинув в почти затухшую печь угля, он медленно обошел весь дом, хозяева которого, судя по всему, собирались в большой спешке. Вся мебель осталась стоять на своих местах, включая, такие нужные и дорогие мелочи как посуда и фабричное постельное белье. Спустившись на первый этаж, Орлов нашел в кладовой комнате деревянное ведро с патронами и, поставив, его на подоконник стал выбирать боеприпасы нужного ему калибра. Каково же было его удивление, когда он, глянув через белоснежные занавески на улицу, увидел идущих к дому Столетова Розенберга с прихрамывающим Степановым. Идти которому было явно не просто, но он, опираясь на палку, старался не отставать от Давида Марковича, то и дело, поправляя сползающий с плеча ремень винтовки.
– Вот, Константин Петрович, доставил твоего урядника по его настоятельному требованию, так сказать, – проговорил, старик тяжело дыша.
Орлов покачал головой и, глядя укоризненно, на бледное лицо казака проговорил:
– Зачем же ты, голубчик, с кровати – то встал? Тебе же свой организм подлечить надобно!
– Так и я же ему про то говорю! – выпалил Розенберг. Смахивая рукавом пот с лица. – А он знай себе заладил, что ему лично, мол, никто приказ не давал, на кровати валяться. Вот и пришлось нам по снегу в поиск отправляться.
– Заходите, в дом коли пришли, – махнув рукой, проговорил поручик. Глядя, с каким трудом, поднимаются на крыльцо гости.
– Как же мне можно, ваше благородие, вас одного то оставлять? – вымученно пробормотал казак. С трудом поднимаясь по крутым ступенькам. – Сколько верст вместе отмахали, от супостатов отбиваясь, а теперь получается, что я на перине лежать должен. Как же я вас бросить – то могу? Да еще в чужом городе.
– Подлечиться тебе, братец, надобно, – отозвался Орлов. Помогая казаку подняться под руку. – Навоевались уже сверх меры. У нас с тобой дорога предстоит дальняя, тебе силы потребуются, чтобы с волной бороться, да с ветрами студеными, а ты у меня едва на ногах держишься. Будить по – утру у Давида Марковича тебя не стал специально, чтобы отдыхал ты. Через меня, в дом его беда войти может, потому и ушел на время. Садитесь к столу, сейчас сообразим чайку, правда я еще не осмотрелся тут, даже не знаю, есть ли тут чайник.
– Зря ты, Константин Петрович, все это удумал, – со вздохом пробормотал Розенберг, садясь к столу. – Ей богу зря! Тебе самому поберечься надобно, повязки на ранах менять своевременно, а ты опять за наганы свои хватаешься.
– Погодите! А как же вы меня нашли?
Розенберг положил старенькую шапку на стол и, проведя, рукой по редкой седой шевелюре проговорил:
– Ну, это дело не хитрое в нашем – то городишке. Я же знал, что пошел ты, Константин Петрович, в контору по – утру, а там Фреди подсказал, что на пристани тебя видели, ну а уже по дороге на причал узнали, что к шерифу ты подался. Вот он – то нас сюда и направил. Правда, что ты теперь помощником шерифа считаешься?
– Для дела пришлось им стать, чтобы под флагом американским от врагов до нашего отъезда укрыться.
Розенберг пожевал губами и, погрозив, пальцем проворчал:
– Помощник шерифа, как и он, сам человек публичный, а тебе, ваше благородие, схорониться бы от глаз любопытствующих надобно. Да и насчет отъезда вашего…, я вот все думаю…, в больную страну вы вернетесь, население которой взбудоражено. И, чтобы горячие головы остудить, кровушку пролить придется, по – помни мое слово и, придется непременно. Причем не аборигенов, каких – то, а своих соотечественников.
– Помоему ты, Давид Маркович, сильно сгущаешь краски, давай я вас лучше чайком напою.
– Да, плюнь ты на этот чай! Мы только что отобедали и не за этим пришли вовсе. Так вот, я так смекаю, насчет дел в империи нашей – трудные времена наступают. Сам посуди, в этом годе, значительно ограничили в правах земства, стеснили опять – же в напечатание земских отчетов и докладов.
– Зато расширили властные полномочия, предводителей дворянства! – возразил Орлов, закуривая сигару. – А это, между прочим, председатели все тех же земских собраний, а головы горячие с возрастом поостынут.
– А чем головы рабочих остужать придется? Это ведь уже не беспорядки в Петербургском университете и не восстание в Польше. Казаков ведь пошлют с солдатами!
Орлов подошел к подоконнику, и стал машинально, отбирать себе патроны нужного калибра. Потом посмотрел на притихших гостей и с досадой сказал:
– Путаешь ты все, Давид Маркович, рабочие не такие глупые люди. Они прекрасно видят, как в империи ставится машиностроительное дело, в Петербурге вон какую громадину построили, а ведь на этом Путиловском заводе теже рабочие работают. Рельсы вон какие, стали откатывать для нужд империи! В Московской губернии вон, какое производство железнодорожных мостов отгрохали, паровозы делаем с вагонами и платформами. Думаешь, рабочие ничего этого не видят? Все они видят, потому как для них с их женами и детишками – это важно, никто ведь не придет и не накормит их с улицы. Не верю я в то, что человек наш работный бузить будет – ему детишек, на ноги ставить надобно.
Розенберг, поджав губы, покачал головой и твердо проговорил:
– Петербург и Москва – это еще не вся империя, а наш работный человек по всей империи забит и бесправен, точно так же как и наш крестьянин, находится в страшно угнетенном состоянии. Почитайте про американских рабочих или их крестьян! Они тоже борются за свои права, причем, вместе со своими профсоюзами, мы же не можем не замечать всего этого. Значит, что все это ждет и нас впереди, только с одной маленькой поправкой!
– С какой? – уточнил поручик.
– У нас бунт, всегда жесток и беспощаден, потому что мы не американцы.
– А я верю, что у нас в империи все сообразуется, – возразил поручик. Продолжая отбирать патроны. – Добилась же у нас в прошлом годе, свеклосахарная промышленность в черноземных губерниях успехов неслыханных! А ведь ее наш крестьянин убрал, а не иноземный! Когда дело правильно поставлено, то работному человеку бузить просто некогда, ему дело делать надобно. Цена на хлопок растет опять – же и поверь, такие как Морозов появятся не только на территории самой империи, но и на землях к оной присоединенных. И будут они не только крестьян наделами снабжать, но и семенами, а заодно и урожаи скупать будут. А сырье это уже и на мануфактуры, и на фабрики пойдет далее, обеспечивая работой человека работного. Нам в державе сейчас как никогда лишь спокойствие нужно, не все у нас плохо, верю, что все у нас получится непременно. Просто империя у нас уж слишком большая, резкие повороты нам противопоказаны. Погоди, Давид Маркович, наш крестьянин еще всю Европу хлебушком кормить будет.
– Зря ты так надеешься на крестьян, Константин Петрович, – покачав головой, отозвался Розенберг. – Задавлены наши крестьяне выкупными платежами, да налогами с повинностями. И не от хорошей жизни, они все бросают с тем, чтобы искать долю лучшую в городах на заработках. Этак, они и вовсе оторвутся от сельского хозяйства! Буза уже началась в Эстляндии на мануфактурах, а ведь там крестьян множество.
– Не пойму я тебя никак, – признался Орлов. – К чему ты клонишь?
– К тому и клоню, что вернетесь вы в смутные для империи времена с урядником, к тому, что отправят вас как людей служивых вместе с жандармами, укрощать неудовольствие народное. Остались бы у нас, переждали бы бурю.
– Россия не Франция, – отозвался Орлов, со стервинением. – У нас якобинцам путь во власть заказан. А насчет переждать…, мы с урядником подданные империи, к тому же трону на верность присягнувшие, а раз так то и в лихолетье, со своей державой вместе будем. Живите тихо, ждать немного осталось, как только я получу весточку от нужного человека, двинем с урядником в Родину. Загостились, мы здесь уже и так сверх меры всяческой.
* * *
Попрощавшись с гостями, Орлов вернулся в дом и сев у печи задумался над словами Розенберга. Во многом он был согласен со стариком – не все так просто складывалось в империи как хотелось бы. Он понимал, что отмена крепостного права – это была лишь полумера, с пережитками которого крестьяне сталкивались на каждом шагу. Многие проводимые в стране реформы, то и дело сталкивались и входили в противоречие с устоями самодержавия. Все это чувствовалось даже здесь, за тысячи верст от дома, на берегах когда – то Русской Америки. Орлов прекрасно осознавал, хотя и не говорил этого в слух, из – за чего поселенцы терпели нужду и перебои в снабжении. Для него, как и для многих других, была очевидна слабость военных и торговых флотов, что приводило к невозможности противостоять иноземным державам, в полноценном отстаивании интересов удаленной колонии. Именно из-за этого у берегов Аляски постоянно чувствовалось дыхание заглавных морских держав и в первую очередь англичан. Ему было понятно и то, почему русские колонисты с трудом противостояли иноземным орденам, с их силой и влиянием. Ордена, которые вели обширную торговлю по всему миру и которых конечно же, интересовала Аляска, с ее бухтами для стоянки и ремонта кораблей. Которая располагалась в непосредственной близости от Мексики, где находились значительные экономические интересы Папского государства. Которое к тому времени уже стало тем центром, откуда исходили незримые нити влияния во все уголки мира. Даже в этих далеких землях, вдали от Рима, ничто не ускользало от его влияния и лозунг: "Рим сказал", выполнялся такими как Сулима беспрекословно. При помощи именно таких исполнителей, папство могло контролировать весь мир, превратившись в могущественную экономическую, и политическую силу. Скупка земельных участков, которую практиковал Рим даже в самых отдаленных уголках, давала возможность проникать в самые глубокие пласты народных масс, вовлекая их в сферу своего влияния. И это касалась не только экономики или политики, но и способствовало распространению религиозных течений угодных Риму. Тяжелая поступь миссионеров, которые несли "дыхание Рима", уже чувствовалось и в этих далеких краях.
Размышление Орлова прервал конский топот и фырканье лошадей. Сжав в кармане полушубка рукоятку револьвера, он подошел к окну, за занавесками которого спешились трое всадников в оленьих полушубках, из – под которых виднелась синяя форменная одежда американских солдат. Один из них спрыгнул на землю, бросив поводья товарищу и торопливо направился к дому Столетова.
Войдя в дом, давно не бритый здоровяк, козырнул небрежно двумя пальцами и, сняв, свою черную широкополую шляпу проговорил:
– Я начальник гарнизона, капитан Смит. А вы и есть тот самый русский поручик, который теперь служит помощником шерифа?
– Все верно, поручик Орлов, – кивнув, представился тот, пожимая протянутую руку. – Чем обязан?
– Да вот, зашел познакомиться поближе, – пробормотал капитан. Осматривая внутреннее убранство дома. – Мне шериф вкратце рассказал, о ваших подвигах, не скрою, я бы тоже не отказался от такого помощника.
– Бросьте мистер, Смит, – отозвался Орлов, приглашая гостя к столу. – Какие там подвиги? Обыкновенная работа солдата и нечего больше. Жаль угостить я вас ничем не могу! Не поверите, но у меня нет пока, ни чая, ни кофе, ни чего покрепче.
– Ничего обживетесь! – воскликнул американец, прикуривая окурок сигары. – Выберете время заходите в гости в казарму! Попьем пива бутылочного с жареным маисом, поговорим о жизни.
Орлов скрестил руки на груди и, покачав, головой сказал:
– Хорошо живете, капитан, я слышал, что пиво здесь слишком дорого стоит.
– Что еще здесь остается делать, поручик? На тот свет говорят, ничего не заберешь, а получить пулю или дротик между лопаток, здесь можно очень даже просто. Это вы лучше меня знаете! Расскажите, что хотели от вас аборигены? Чем вы им так насолили?
– Они всего лишь считают, что русские поселенцы, работая на кирпичном заводе, нарушали покой их предков. Потому и пытались сжечь нас в печах этого самого завода! Лишь с племенами аулетов нам удалось подружиться, со всеми другими у нас отношения подчеркнуто холодные. К сожалению конечно.
– Понятно, – пробормотал Смит, думая о чем-то своем. – Мы сегодня перестреляли кучку, каких – то оборванцев вооруженных…, они все были сильно обморожены. Но как только увидели наш разъезд, открыли огонь, благо никого не убили, пропади они пропадом. Кто только в этих лесах не бродит!
– Выходит вас можно поздравить с победой? – уточнил Орлов, раскуривая свой окурок сигары.
– Ну, разве же это победа – перестрелять с десяток голодных, обмороженных оборванцев? Это ведь не откормленные, хорошо вооруженные аборигены, которые обнаглели уже до такого края, что являются в город с ультиматумом. А у меня войско, плакать хочется, честное слово!
– Шериф говорил, что ваши солдаты обстреляны, и каждый из них принимал участие в боевых действиях.
– Он правильно все говорит, – отозвался капитан с раздражением. – Только большая часть из них воевала за Юг, а меньшая, вместе со мной за Капитолию. Каждый из них понимает, что нас сослали сюда в эти снега, а ведь у каждого в нижних штатах остались родственники. У многих кто – то погиб на этой войне, многие потеряли свои акции, а у многих они обесценились, а это значит, что они стали нищими после войны. Поэтому у меня после караулов и происходят ссоры и драки…, мне с трудом удается сдерживать мародерство. К сожалению, такова проза нашей жизни, мистер Орлов, хорошо еще хоть женщин завезли.
– А двери в наш храм, заколочены из – за мародеров? Там была хорошая церковная библиотека, в которой кроме Библии можно было найти и "Творение святых отцов "", Беседы Иоана Златоуста", даже книгу "Благодарственных молений".
– Я далек от всего этого, – отозвался Смит, пожав плечами. – Знаю только, что ваши соотечественники при погрузке на корабль, вроде забирали все из вашего храма. Кстати! Я, хотел узнать, о вашей колокольни!
– С ней, что – то не так?
Капитан прищурился и, подавшись, вперед всем телом сказал:
– Дело в том, что у вас здесь по всей береговой линии, нет ни семафоров, не маяков, не бакенов. Вообще нет никаких подсказок для капитанов! Чтобы кораблю встать на внутреннем рейде, нужны либо карты с глубинами, либо услуги вашего лоцмана, который по понятным причинам отбыл вместе с вашим Максутовым.