– Видать гарнизон силищу имеет неимоверную, ваше благородие…, раскат совсем пустой. Все пушки сняты!
Орлов подслеповато щурясь, молча, смотрел на опустевшую насыпь, под валом за пристанью и не верил своим глазам. По всем правилам фортификации, таких городов как Ново – Архангельск, раскат являлся одним из серьезных узлов укрепления, который позволял надежно прикрывать город со стороны воды.
– Зачем нам с тобой озадачиваться по этому поводу? Пусть теперь об этом у американцев голова болит, вон на рейде ни одного корабля не стоит…, может, они и не собираются пристанью пользоваться. Может, не считают нужным и город охранять, как наши поселенцы! Да-а-а, были времена, когда в этой бухте устанавливали очередность на швартовку у причала, а каждого вошедшего в бухту встречали ударом в колокол заглавный.
Для Орлова, как и для других русских колонистов, бухта с причалом были своего рода визитной карточкой столицы Русской Америки. Понимали это и на берегах Невы, именно поэтому много лет назад под руководством двух инженеров присланных из Петербурга, колонисты из разных фортов и факторий сделали для швартовки военных и торговых судов удобный причал и расширили бухту. В которой могли отдавать швартовые сразу несколько кораблей, что давало возможность значительно ускорить их погрузку и выгрузку. Производя одновременно, при необходимости верхний ремонт судна. К тому же, расширенная бухта могла надежно защитить все корабли, стоящие на внутреннем рейде, от штормов и ураганных ветров.
Рассчитавшись с аулетом и поблагодарив его за свое спасение, урядник с офицером с трудом поднялись по скользким, обледеневшим ступенькам на широкую, совершенно пустую пристань. Орлов медленно снял шапку, перекрестился, глядя на виднеющуюся макушку храма, и играя, желваками проговорил хриплым голосом:
– Ну, здравствуй, Большой город…, ты даже и представить себе не можешь, как томительно долго мы шли до тебя. Так долго, что тебя даже успели продать.
– Господи праведный, – вторил шепотом казак, с жаром крестясь, – спасибо, что услышал наши молитвы, спасибо, что от смерти отвел.
– Идем, голубчик, в контору, поспрошаем, что там к чему, – прошептал поручик, глядя на пустые сторожевые вышки. – А гарнизон видать и правда, силу свою и превосходство чувствует, даже караул у пристани не ставят.
Они медленно двинулись, по давно не чищеной улице Ново – Архангельска, то и дело, проваливаясь по щиколотку в снег, мимо домов стоящих по обе стороны от дороги. Домов рубленных из добротной сосны "в лапу", украшенных резьбой по дереву, с декоративными водосточными трубами, с нарядными большими воротами, в которые могли, не останавливаясь въезжать лошадь с санями. Стиснув зубы Орлов, всматривался в пустые окна брошенных домов, – это уже были чужие дома, это уже был чужой город, это уже была чужая земля. Орлову, как и Степанову, было тяжело смотреть на все это добротное великолепие, и понимать, что все эти дома, под крышами из теса, уже принадлежат жителям Американских Свободных Штатов. Идя по одной из опустевших, заснеженных улиц, они вновь с болью в сердце прочувствовали всю унизительность этой поспешной продажи. Настолько поспешной, что многие жители, когда – то имевшие российское подданство, считавшие, что они живут в сторожевом форпосте Российской империи, вдруг стали американскими янки.
Орлов брел со старым, простуженным казаком и с тоскою думал о том, что когда – то в этих темных окнах вновь загорится керосиновый свет, а сами они наполнятся чужой речью. И уже никогда не будет здесь место для, когда – то дружно отмечавшихся здесь церковных праздников, с их едиными для каждого обряда традициями. Они шли по улице, где еще недавно проходили народные гуляния и каледования русских поселенцев, с исполнением песен, стихов, с последующим угощением и одариванием участников калядок. Офицер с грустью вспомнил как он еще совсем не давно шел по этой улице вместе с жителями и гостями на Крещение крестным ходом, к проруби за святой водой, под колокольный звон местного храма "Святого Архангела". Как на масленицу, которая считалась первым весенним праздником, жители города, как и полагается, пекли всю неделю блины с маисовыми лепешками, искренне радуясь долгожданному приходу весны.
Вскоре они подошли к городскому храму, входные двери которого были заколочены досками, что говорило об отсутствии прихожан и самих служителей. Остановившись, они, молча сняли головные уборы и, перекрестившись постояли несколько минут, словно прощаясь с прошлой жизнью.
– Как же так, ваше благородие? Неужели и впрямь все православные уехали? – в ужасе вымолвил казак, озираясь по сторонам. – Неужели и священник с дьяконом тоже место намоленное покинули? Как же так? Это ведь значит, что и ризы, и харугвии с иконами, да архивом городским вывезли! Как же может храм Христа в запустение превратить?
Орлов с остервенением натянул шапку и, посмотрев, на урядника со злостью выдавил:
– Это значит, что главный приходской храм, стал теперь без приходным. Как и полагается кладбищенской церкви! Идем в контору.
* * *
Они без труда нашли двухэтажное здание, срубленное из корабельного бруса, лицевая стена которого была украшена двумя кирпичными колоннами, державшими на себе балкон, с точеным круглым ограждением. Вывеска все еще висевшая над большими входными дверями, гордо напоминала каждому входящему, что здесь находится контора "Российско-Американской компании".
Массивные резные двери оказались не запертыми и открылись с противным скрипом, впустив гостей в парадную. Оказавшись внутри они остановились у порога остолбенев от увиденного. Некогда бурлящее от сотрудников и посетителей, купцов и капитанов, вставших, под погрузку или выгрузку помещение было пустым. Весь пол был завален какими – то бумагами и пустыми ящиками, исчезла и мебель с картинами, висевшими на всех стенах, не было и огромной заморской люстры, которая приводила в изумление всех посетителей, и которую опускали на цепях для того, что бы зажечь свечи. Из всего убранства знакомыми остались лишь дорогие английские обои, которыми были отделаны стены, да несколько гипсовых скульптур, сиротливо стоящих в углу.
Орлов медленно подошел к окну, на подоконнике которой стоял медный подсвечник с огарком сальной свечи и хрипло с каким – то остервенением крикнул:
– Есть тут хоть кто – то живой?
В туже секунду, за одной из дверей напротив, что – то стукнуло, она распахнулась, и к ранним визитерам вышел взъерошенный, давно не бритый человек в круглых очках. Поправляя свои подтяжки и подслеповато щурясь, он, молча, уставился на странных визитеров. Глядя, на их красные от мороза, обветренные лица, с коркой льда вокруг рта от дыхания, в какой – то рваной, перепачканной одежде, с изможденными лицами, черными от угольной пыли.
– Вы кого – то хотели видеть конкретно? – выдавил он, наконец. Испуганно, глядя на внушительный комплект оружия.
Поручик молча, подошел к выступающему из стены, круглому боку одной из печей, снял рукавицы, прижав, скрюченные от мороза пальцы к теплу и хрипло проговорил:
– Мы встречались с вами года два назад, в замке Максутова. Тогда шел разговор о ваших китобойцах, которые бросали требуху от добытых китов на входе в бухту…, ну, а ежели не помните, то давайте познакомимся заново. Я поручик Орлов, а это урядник Степанов, а вы любезный кажется, работали в компании, помощником управляющего.
– Да, да, я кажется, начинаю припоминать, мистер Орлов! – воскликнул американец. Кивая головой, пытаясь судорожно застегнуть вязаную жилетку. – Проходите, проходите к печи! Отчего же у вас такой вид? Откуда вы вообще взялись? Вы хоть знаете, что ваш правитель ушел отсюда с гарнизоном?
– Мы? – устало прохрипел урядник, подходя к печке. – Мы спустились с того света, любезный. Про гарнизон наш знаем, а, что в таком виде заявились…, так извиняйте, через бои к вам пробивались.
– Да, да, я вас понимаю, – пробормотал американец с сочувствием, подслеповато щурясь. – Местные аборигены, мало чем отличаются от наших опачей – это правда. Меня Фреди зовут! Могу я вам чем – то помочь?
Орлов устало посмотрел на американца и с надеждой в голосе спросил:
– Все ли наши поселенцы ушли с Максутовым?
– Осталось только несколько семейных пар, да еще десятка два промысловиков…, правда я не знаю в каких они домах живут, в своих или заняли пустующие, – отозвался Фреди, услужливо кивая.
– Их, что же выселяли, или они сами в чужие хаты пошли?
– Ну, что вы, мистер Орлов! Просто, как только ушли ваши соотечественники, и отбыла наша официальная делегация, в городе начались беспорядки. У наших солдат, здесь мало развлечений. В основном они пьют и пьют сильно, вот некоторые из ваших и съехали в другие дома. У нас ведь тут из развлечений, одна пивная, назвали "Красной бочкой", бильярдный дом, да десяток девиц привезли для солдатских утех, а солдатиков целая рота. Вот они бедолаги и дерутся из-за этого по пьяному делу, а может и не только из-за этого, я не знаю точно. У меня отчетов целая гора, мне некогда ходить в пивную.
– Модистка Варвара тоже в Родину укатила? – прохрипел Орлов.
– Ну, что вы, мистер Орлов! Она месяцев пять назад уехала с одним из наших капитанов, в нижние штаты – любовь у них вышла. Она там хотела открыть шляпный магазин на пару с капитаном.
– Понятно, – буркнул поручик. Глядя на засыпающего и дрожащего всем телом урядника. – Отчего же гарнизон караул на пристани не держит? Пушки там не одной нет! Неужели гарнизон в роту солдат, надеется город удержать…, в случае атаки дерзкой с воды?
– Какой там гарнизон! – воскликнул Фреди. – Все солдаты гарнизона, в основном из южных штатов и как я понимаю, оказались тут за какие – то провинности. Вашему товарищу, по – моему, совсем плохо, ему нужен доктор.
– Да, это правда, – кивнув, пробормотал поручик, помогая казаку снять винтовку. – Скажите, а не отбыл ли в Родину старый лекарь Розенберг?
– Нет, что вы! Он остался и даже живет в своем доме.
– А, отчего же старый еврей…, не уехал со своей Сарой?
Американец развел руками и тихо сказал:
– Жена у него померла по весне…, чахотка заела ее совсем, видать старик не хочет от могилки ее уезжать.
– Дозвольте я, ваше благородие, к Розенбергу пойду? – просипел казак, едва шевеля губами. – Занемог я, что – то крепко…, то в жар бросает, а то в холод.
– А дойдешь? – уточнил поручик. Подозрительно глядя на шатающегося казака.
– Столько верст прошли, – прохрипел тот, со страдальческим выражением на лице, – сдюжу.
Проводив казака до двери, американец пригласил Орлова в свой кабинет, который располагался в не большой комнате, со столом у окна и металлической кроватью в углу. Большую часть комнаты от камина до подоконника занимала гора, каких – то папок с бумагами, перетянутых бечевкой. Было видно, что приказчик трудится в поте лица, совмещая работу со спартанскими условиями проживания тут же.
– Берите стул и садитесь к камину, поближе к огню. А, я сейчас кофеек сварю, – суетился хозяин у подоконника. На котором стояли какие – то чашки, кастрюли, стаканы со спиртовкой. – Не обращайте внимание, на беспорядок! С этой продажей – покупкой, все перевернулось в нашей размеренной жизни, сами понимаете. Раньше каждый из нас знал свою работу, отвечал так сказать только за свое, а теперь мне одному приходится отдуваться, после отъезда ваших и наших служащих. Вот, к примеру, сейчас жду корабль из нижних штатов! И груз нужно подготовить и грузчиков нанять, а самое главное бумаги подготовить. Из-за них проклятых и сижу здесь! И бросить их никак нельзя, ведь в них считай вся хозяйственная деятельность компании, за последний год.
– Ну, зато теперь, ваш свободный народ можно поздравить с таким значимым приобретением, – устало проговорил поручик, садясь на стул к камину.
– Ну, хоть вы не издевайтесь над нами, – укоризненно проговорил Фреди, суетясь у окна. – Вы же понимаете, что эта земля просто обуза для моего народа! Здесь же нельзя жить нормальному человеку! Здесь же уже в августе случаются заморозки, ничего не растет из сельскохозяйственных культур. Не-е-е-т, купить эти земли, мог только наш сумасшедший госсекретарь, чтоб ему было пусто. Только наш чудаковатый Сьюард, мог выбросить деньги за медведей с аборигенами, которым место в резервации. Как будто моему народу, потратить эти деньги, да еще после такой войны, было больше некуда.
– Я думал, что эта продажа, оказалась для вас в радость, – просипел поручик. Отрешенно наблюдая за игрой огня в камине. – Как хоть прошло столь значимое событие?
– Да не было тут ничего особенного, – пожал плечами, отозвался американец. Помешивая стоящую на спиртовке огромную металлическую кружку. – Весть – то, о продаже Аляски дошла до нас еще в мае, в виде всяческих сплетен, статей в газетенках. Тогда ведь, никто особого внимания этому не предал. Ну, а сама передача состоялась недели две назад…, что для вашего Максутова оказалось ударом серьезным, как впрочем, и для всех ваших поселенцев. Правитель ваш поначалу вообще пришел в бешенство! Я, честно говоря, его таким никогда не видел злым.
– Ну, это как раз не удивительно, – сонно проговорил Орлов. – Его жизнь, как впрочем, и жизнь всех наших поселенцев здесь, была связана с освоением этих земель. Все жили, строили какие – то виды на жизнь и вдруг все перевернулось в одночасье. И, что же было дальше?
– А, что дальше, – пожав плечами, пробормотал Фреди, – запил ваш Максутов крепко. Несколько дней из замка своего не выходил, а когда появился на людях, то его словно подменили. Угрюмым стал, имущество стал распродавать. С каким – то остервенением, торговался с нашими представителями, с озлоблением. Видимо жалко было ему имущество отдавать за бесценок! Нескольких наших китобойцев избил зверски просто.
– И, что много продал?
Американец посмотрел в потолок, прикидывая, что – то, потом перевел взгляд на гостя и тихо сказал:
– Несколько баркасов маломерных с лодками, несколько домов казенных, меха, что на складе у скорняков были…, табак с мануфактурой, провизия еще была, но ее с собою на корабли забрали.
– Правитель настоящим мужиком был…, на него однажды на рыбалке медведь вышел, так он на него с ножом пошел.
– И чем все закончилось?
– Так убег медведь! Понял, что лосося ему не отдадут. Максутов выходит, и на церемонии передачи земли обозленным был?
– Да нет, мне кажется, что к этому моменту он уже смирился с произошедшем. Смотрел на все с безразличием каким – то – это его молодая жена, принцесса Мария, сильно плакала бедняга. Впрочем, как и многие ваши колонисты. Там ведь и речи были, о нашей с вами дружбе, песни пели, из пушек палили. Поселенцам предложено было вашим, что, мол, кто хочет, может остаться, ну, а кто не хочет, чтобы готовились к отплытию… Ну остались – то не многие, хотя по началу раза в три желающих больше было. Это из-за солдат наших…
– Притеснять, что ли стали? – буркнул Орлов. Осторожно отхлебывая горячий кофе.
– Виски они стали пить ведрами, ну, а пьяный человек он ведь не ведает, что творит, да еще с оружием. Одним словом, как пошли наши солдаты по улицам песни горланить, да пустые дома обирать, большая часть ваших соотечественников, и поспешила на последний пароход.
– Отчего же, ваши солдаты так пьют? Горе, у них какое, или с радости?
Американец, сидевший за своим рабочим столом, поставил чашку с кофе и, подавшись на стуле к гостю, выпалил:
– Для них ведь служба – то здесь – это же ссылка настоящая! Они же в основном за Южан в войне воевали, а капитан их с сержантами за Капитолию. Заняться опять же, после караула нечем, вот они и ищут себе развлечение, кто в покер играет, а кто в кулачном бою между собой бьется. У нас ведь мэр, назначенный, с делегацией укатил, для получения разъяснений по поводу управления на этих землях. Потому из Власти в городе, только капитан, что гарнизоном командует, да шериф остался, которому уже цветы поливать давно пора. Шериф кстати апартаменты вашего Максутова сторожит, прямо там и живет, мэра дожидается. Пьет тоже крепко.
– Да, весело у вас тут, – сонно пробормотал Орлов.
– Врагу такого веселья не пожелаешь! – воскликнул американец, грозя кому – то кулаком. – Это ведь теперь не город, а город приведение. И знаете почему?
– Почему?
– Потому что мы еще не умеем, как ваши поселенцы проводить ярмарки например. Конечно пройдет время и мы всему научимся – это не у кого не вызывает сомнения.
Поручик покачал головой и, посмотрев, в глаза американца проговорил:
– Дай то вам Бог, чтобы у вас все получилось тут, и получилось лучше, чем у нас. Как же теперь зовется этот город – призрак?
– Переименовали в Ситку! По – моему красиво, как вы считаете?
– Ну, Ситка так Ситка, – пожав плечами, буркнул Орлов. – Отчего же ваш капитан с шерифом не озабочены тем, что на город могут напасть?
Американец, засунув руки в карманы жилетки, удивленно спросил:
– А, кому мы нужны?
– Не знаю…, англичанам к примеру.
– Англичане с испанцами опоздали здесь, что – то столбить, я так думаю уже навсегда. Впрочем, и они знают, что близость наших портов в нижних штатах – это не далекий Петербург. После передачи этих земель под нашу юрисдикцию, на политической сцене уже совсем другая конфигурация складывается, да и наш народ, как и вся страна, уже не те, что были раньше. Нация объединена, а потому сильна как никогда.
– А как же быть с индейцами? – устало спросил поручик. – Я только что прошелся по их землям и, что – то не видел радости на их лицах. Нас пытались сбросить в океан, разорвать лошадьми, и сжечь на костре.
– Ничего мы найдем на них управу, – твердо возразил Фреди. – Наши индейцы тоже пытались хвататься за оружие, отказывались проживать на отведенных им землях. У нас богатый опыт по укрощению первоначальных народов! Меня, как и многих моих соотечественников пугает другое.
– Что именно?
– Мы боимся, как бы в нижних штатах не забыли об этой покупке! Мы даже готовы принять здесь все тюрьмы из нижних штатов, лишь бы про нас помнили. Уж слишком у многих эта покупка вызывает лишь раздражение и это все на фоне, когда нация с жаром и негодованием обсуждает жестокое убийство президента Линкольна, смакует повешение его убийцы с тремя пособниками. Все взахлеб обсуждают, подкинутую газетчиками историю, как убиенный Авраам стал бродить призраком по Белому дому. Граждан моей страны беспокоит, что станет с их акциями, которые упали в цене во время войны! Какая уж тут Аляска с ее аборигенами, лесами и холодом со снегом?
– Понятно, – со вздохом проговорил Орлов. – Скажите, Фреди, за последнюю неделю, никто из моих соотечественников не приходил в город? Я шел с отрядом казаков, наш караван вез муку…
– Я бы знал об этом непременно, – пожав плечами, отозвался тот, – но можно уточнить у капитана или у шерифа. Я бы, кстати, порекомендовал мистеру, Орлову, заглянуть к последнему и засвидетельствовать так, сказать свое почтение – он это любит.
– Спасибо, за совет, – сказал поручик, надевая шапку, – я так, пожалуй, и сделаю. Загляну к вашему шерифу сейчас. Где его можно сыскать?
– Так в доме Максутова. Может еще кофе?
– Спасибо, Фреди, в другой раз. У меня пожалуй будет еще вопрос…, не оставлял ли для меня кто-нибудь весточку? Или для полковника Калязина?
Американец пожал плечами и твердо проговорил:
– Нет, господин, Орлов, никто и не чего не оставлял.
– Тогда могу я попросить вас по старой дружбе, если появятся новости для меня, или придет кто – то из моих соотечественников, найдите меня у Розенберга.
– О, кей, мистер, Орлов, я непременно дам знать, если будут новости. У меня же в конторе теперь как на Восточном базаре, все новости стекаются под эту крышу. Все же по привычке сначала в контору идут!
Выйдя на улицу, поручик поправил ремни винтовок на плече, поднял воротник полушубка и медленно зашагал к бывшей резиденции Максутова, подгоняемый ледяными порывами ветра, который гнал по улице колючую поземку.
"Вот он, не почетный финал этой грустной истории, – с каким – то внутренним опустошением думал Орлов, – вот он позор империи, в котором ему пришлось принять участие. Наверняка, сейчас все недруги империи, коих великое множество злорадствуют и зубоскалят. Ведь всем понятно, что продажа Аляски – это слабость России. Наверное, прав был староста, когда говорил, что это не продажа куска земли – это начало распада страны. Прав конечно был американец по своему, когда говорил об англичанах, у коих теперь здесь сложилось крайне затруднительное положение, из – за нового политического пасьянса. Ведь из – за этой сделки, их владения в Америке, попали в тиски между новыми владениями американцев и их нижними штатами. Неужели ничего нельзя было сделать как – то по – другому? Почему обязательно надобно было продавать? Да, еще с такой поспешностью и скрытностью, когда даже сам Максутов ничего не знал до последнего момента. Может тут крылось чье – то личное денежное возмездие? Например того же барона Стекля или группы лиц приближенных к императору, да интересно было бы знать правду. И вот теперь, он русский офицер Орлов, должен идти чуть ли не на доклад, о своем прибытии к какому – то шерифу… Что же надобно предпринять мне с урядником? Судя по всему, нас здесь никто не ждет… Не выходили и люди из обоза полковника Калязина сюда…, мистика, какая – то. Что же с вами могло приключиться в пути, и вы словно растворились в этих чертовых лесах?… Что же нам теперь делать?…"
Наконец он добрел до площади, где еще совсем недавно, так бесславно закончилась история Русской Америки. Орлов остановился и с тоской посмотрел на каменный двухэтажный дом, в котором когда то проживал Максутов и над которым теперь гордо трепетал звездно-полосатый американский флаг.
Массивные входные двери, расположенные между четырьмя колоннами оказались, не запертыми и он без труда вошел в парадный зал, где еще совсем недавно правитель устраивал приемы иноземным гостям с торговых судов. Орлов стянул шапку и медленно огляделся. В отличие от конторы Фреди здесь мало что изменилось, лиши гвозди, в дорогих обоях напоминали, о когда – то висевших на этих местах картинах. Как и раньше с гудением горел камин, выложенный из декоративного красного камня, на своих местах стояли массивные, резные стулья вокруг огромного стола с резными, гнутыми ножками, чуть дальше рояль, на котором играла принцесса Мария и большой коженный диван. На котором спал какой – то человек, укрывшись вместо одеяла китайским ковром, который когда – то висел на стене в одной из спальных комнат правителя.
Какое – то время гость стоял в нерешительности, не зная как поступить, глядя то на черную широкополую шляпу из под которой раздавался могучий храп, то на большую, бронзовую резную люстру с оплавленными огарками свечей, отлитую под осьминога с большими щупальцами.
– Где я могу найти шерифа? – произнес поручик громко.
Храп мгновенно прекратился, а из-под ковра показался подрагивающий ствол револьвера.
– Ты кто такой, сынок? – рявкнул сонный голос.
– Я поручик Орлов, подданный Российской империи, – медленно проговорил гость. – Фреди, что в конторе работает, сказывал, что надобно явиться к шерифу для доклада, если ты вновь прибывший, да еще и вооружен.
– Фреди, все правильно сказал, – отозвался полноватый, не большого роста крепыш. С трудом выбираясь из – под ковра. На вид ему было за шестьдесят, коротко стриженая седина, дряблая кожа на лице, с большими мешками под глазами. Широкие цветастые подтяжки, мятая рубашка в крупную клетку, черные штаны, делали его похожим на обыкновенного старика, прилегшего отдохнуть. – Так ты один прибыл к нам, или еще кто с тобой пришел?
– Со мной еще казак прибыл, только занемог он в дороге, и я отправил его сразу к лекарю.
– К Розенбергу, что ли? – уточнил шериф. Кряхтя, одевая на ноги, чулки из оленьей шкуры.
– Точно так.
– А чего видок, помятый? Тяжелый путь пришлось пройти?
– Мы с боем пробивались сюда, через земли индейцев, – устало проговорил Орлов, глядя в лицо шерифа.
– Вот оно, что? Аборигены почувствовали запах свободы? У нас в нижних штатах, с ними тоже были натянутые отношения, они тоже хватались за ружья, и не желали жить в отведенных для них резервациях. Но мы добились своего, думаю, что и этим местным жителям, мы укажем на их место под солнцем. Меня зовут Билл, рад нашему знакомству и предлагаю отметить его по глотку виски. Что скажешь?
– Ну, если только по глотку, – кивнув, отозвался поручик.
– Свой арсенал можешь поставить в угол, уверяю тебя, аборигены не посмеют войти в город.
Орлов поставил винтовки и, сняв шапку, сел на один из стульев к столу, глядя на нового знакомого, с давно не бритым красным круглым лицом, в заячьей жилетке, на груди которой красовалась звезда шерифа.
– У меня хорошие хлебные виски, – бормотал шериф. Доставая из буфета в соседней комнате, квадратную бутылку со стаканами. – И солонина есть с маисовыми лепешками, сейчас я тебя угощу нашими сэндвичами.
Поставив угощение на стол, шериф, кряхтя, уселся напротив и, открывая, бутылку проговорил:
– Давай, сынок, выпьем не только за знакомство, а еще и за то, чтобы наши народы всегда жили в дружбе и согласии. Сына ты мне напоминаешь, так что не обижайся, что я тебя так называю.
Выпив залпом обжигающий напиток, Орлов с жадностью съел несколько сэндвичей и только после этого сказал:
– В городе должен объявиться опасный преступник Чарли, а может и уже объявился. Его преследовал пинкертонец с охотниками за головами…, к сожалению, все они погибли. Вам ничего не известно об этом негодяе?
– Что мне тебе ответить, мистер Орлов? Бандитов развелось столько, что память не способна удержать все их поганые, клички и имена, тем более со всех наших штатов. Возможно, когда-нибудь мы и создадим книги или альбомы со всеми их рожами, привлечем для этих целей ученых, и будем знать, кто и куда из них направляется, а сейчас это не возможно. Пинкертоновца жаль конечно, с его товарищами, но про этого Чарли я ничего не знаю. Ну, а за то, что подсказал, спасибо, тебе конечно, я буду иметь в виду.
– А как вы хотите собрать, коллекцию фотографий всех преступников? Их же для этого надобно сфотографировать! Вы же не будите посылать фотографов в погоню за преступниками с треногами, самими камерами фотографическими, да еще и с магниевыми осветительными вспышками.
Шериф, разливая очередную порцию виски, посмотрел на гостя и подмигнув, ответил:
– Ничего, мы научимся делать и это, а если надо будет, привлечем серьезных ученых. Вот в прошлом году наш знаменитый сыщик с Боустрит Годдард, смог найти убийцу по пули, которую извлекли из трупа.
– Как же можно найти лиходея по пули? – с сомнением уточнил гость. Чувствуя как растекается по телу тепло от выпитого.
– А ему это подсказал один инженер, который работал в металлургическом бизнесе. Они играли, как – то в доме Годдарда и тот, показал инженеру вытащенную пулю. Инженер присмотрелся к улике, и указал сыщику на еле заметную щербинку, посоветовав найти форму для отливки свинцовых пуль с таким дефектом.
– И, что было дальше? – сонно спросил поручик.
– А то, что вскоре в одном из бандитских притонов, сыщик нашел эту самую форму, а заодно и арестовал ее хозяина. Дефект на форме в точности совпал с отметиной на пуле! Ну, как тебе эта история?
– Потрясающе, – кивнув, пробормотал поручик.
Шериф сделал глоток из стакана и, поморщившись, сказал:
– А насчет людей, работающих на Пинкертона…, я недолюбливаю этих выскочек. Они думают, что только они способны навести порядок на улицах наших городов. Но за новости, спасибо, тебе конечно, я буду это иметь ввиду. Кстати сколько всего в банде этого Чарли головорезов?
– В банде человек пять, а может и больше. Еще мне известно, что сюда на всех парах движется английский караван, на борту головного судна, самые свежие карты глубин прибрежной полосы.
– С десантом? – насторожился шериф.
– Возможно и так, а у вас на причале нет, не одной пушки!
– Какие пушки? – воскликнул Билл. – У наших солдат из пехотной роты, только винтовки и револьверы! Какие – то умники в конгрессе посчитали, что этого будет достаточно.
– Я счел своим долгом предупредить союзников, – отозвался глухо поручик. – Спасибо, за виски, мне надобно идти. Честь имею!
Попрощавшись с шерифом, Орлов вышел на улицу и медленно побрел, утопая в снегу к дому старика Розенберга. После разговора с Биллом, у него сложилось впечатление, что американцы пока так и не решили, что нужно делать с этой далекой колонией.
Не прошло и получаса, как поручик уже обнимался с плачущим стариком, который, как и год, назад был одет в красную косоворотку, в своих домотканых штанах, заправленных в валенки.
– Здравствуй, здравствуй, Давид Маркович, – хрипел поручик, простуженным голосом, – уж и не думал, что Господь дозволит снова свидеться. Ну, чего ты плачешь?
– Это…, это я от радости, – шептал старик. Смахивая полой овчинной безрукавки слезы. – Я действительно чрезвычайно рад видеть тебя, Константин. Думал уже тоже, что на этом свете и не доведется свидеться! Ведь вы как ушли в последний раз, словно в воду канули. Какие только слухи не ходили! Я ведь из – за вас даже к правителю подходил, да он тоже ничего вразумительного насчет вас не сказал.
– Урядник мой появлялся?
– Накормил я его, микстуру дал, спит раб божий как младенец. Изможден он крепко, я бы даже сказал до крайности…, да и тебе смотрю досталось, проходи в избу.
– Есть малость, – со вздохом проговорил, Орлов заходя в дом. – И простужен малость и поранен, но самое главное Господь дозволил до вас добраться.
– Это уж точно! Сейчас и тебя начнем на ноги ставить, проходи, раздевайся, артиллерию свою можешь на кухне поставить. Скажи мне, Константин Петрович, чем же мы так империи не угодили своей? Почему нас, как стадо баранов продали?
Офицер поставил в угол винтовки, медленно снял шапку с рваным полушубком и с трудом сев к столу сказал:
– Не знаю, Давид Маркович… Смекаю так, что на поступок сей могли толкнуть только важные резоны, о коих мы просто не знаем. Другого объяснения у меня нет… О горе твоем узнал, прими соболезнование, жена у тебя душевным человеком была, упокой господи ее душу.
– Спасибо, тебе…, шесть месяцев почитай, как прошло, – отозвался старик дрожащим голосом, протягивая стакан с настойкой. – А, я не поверишь, до сих пор с ней разговариваю…, она ведь – это все, что у меня было. Деток – то нам Господь не дал…, вот так и живу, значит.
– Из-за нее значит с поселенцами не ушел?
– Конечно, – отозвался тот, всхлипнув. – Раз Сара в этой холодной землице лежит, то и я хочу рядом с ней лежать, когда Господь призовет. Меня Максутов с собою звал, обещал похлопотать о практике в родной губернии…, да поздно мне уже кататься, как шарику по жизни. Прикипел я уже к этому суровому краю, уважают опять – же и городские, и индейцы за дела мои бескорыстные. Буду здесь свой век доживать, с верой в то, что новые жители не распустят слух о "черной смерти "исходящей от евреев, замысливших истребить христиан путем отравления колодцев.