Но тишину ночи, нарушало лишь тяжелое дыхание океана, хлопки оборванной парусины, трепетавшей на мачтах при каждом порыве ветра, тоскливый скрип металла, да глухие звуки катающихся от борта к борту пустых бутылок.
– Сейчас, ваше благородие, я трюмы проверю, – пробормотал казак, тяжело дыша. – Не могли они куда – то с борта уйти.
– Действуй, братец, только револьверы достань, неизвестно, что здесь в наше отсутствие происходило, а я пока за палубой присмотрю.
Минут через пятнадцать, которые показались для поручика целой вечностью, из дверей трюма показался растерянный казак, который сообщил ошеломляющую новость – на шхуне никого не было.
– Как это нет? – не понял Орлов. – А куда же они все могли подеваться?
– Не могу знать, ваше благородие, – смахивая с лица брызги, растерянно проговорил урядник, – я везде посмотрел. Ни людей, ни провианта с мануфактурой, но котел еще горячий, часов пять или шесть назад как уголек в него кидать перестали.
– Вот это конфуз у нас с тобой образовался! Раньше у нас хоть припасы съестные были, а теперь получается, что мы с тобой нищие.
– Получается так, один уголек в бункере остался.
– Ну, хоть на этом, спасибо…, значит, не замерзнем. Ничего, думаю к утру вернется Иван Петрович с мужиками, Степан ему все расскажет сам.
Привязав лодку к борту, они вновь растопили котел, и сев прямо на уголь около топки, стали ждать утра, наблюдая за игрой огня, танцующего причудливыми зайчиками по стенам котельного помещения.
– Куды же нам теперь податься? – тихо пробормотал Степанов. – Ведь ежели староста с мужиками не объявится, то без припасов мы долго не высидим. Гарнизон Максутов снял с поселенцами, в слободу нам путь заказан… Что же нам делать?
– Для начала давай дождемся утра, а там или Георгий вернется, ну или пошлет за нами кого – то. Это даже хорошо, что они уже все перевезли. Значит, уже в слободу путь держат, а там им Степан поведает все, что произошло. Староста обещал помочь с доставкой до Ново – Архангельска, думаю, найдем мы там кого-нибудь, кто подскажет, что нам дальше делать. Одно знаю, до дома нам собираться надобно…, обоз полковника сыскать никак не получается, а более нас здесь ничто не держит.
– Ваше благородие, а нужны ли все наши изыскания теперечи в Петербурге? Землица – то уже продана! Жалко, что Иван Иванович смерть через это принял, хороший мастер по геологии был. Я так смекаю, что конфуз у Сулимы с ним вышел, раз он на погибель его бросил.
– Все верно говоришь, братец…, оставил он его без цифири нужной, не открыл изысканий наших, иначе бы с ним так не обошлись. Видать Сулима, больно много на кон поставил в этой партии, как бы теперь про нас с тобой не вспомнил. Уж больно важны для его ордена все наши изыскания.
– Нам только его морды сейчас и не хватает, – со злостью проговорил урядник.
– А, что? У нас с тобой как в той сказке, чем дальше, тем страшнее! Не успеем от одних злодеев отбиться, а тут уже другие наседают и, похоже, конца и края этому никогда не будет.
– Ничего Господь он ведь все видит, как мы служим царю и отечеству…, он видит, что не кресты и почести у нас перед глазами, а значит и не пошлет он испытаний сверх меры.
Орлов посмотрел на усталое лицо старого казака и, кивнув, проговорил:
– Будем на это надеяться – это, пожалуй, то не многое, что у нас осталось.
– Эх, взять бы этого Сулиму в полон, да под наше Войсковое право подвести, за все его прегрешения!
– Надеть мешок с камнями и в воду?
– Точно так! – выпалил казак. – Или еще лучше, на базарной площади вздернуть на якоре, чтобы другим неповадно было. Как только таких проходимцев, земля носит? Таких судить надобно, словесно и открыто! Через таких негодяев, подстрекающих других на дела скверные, я у блокгауза свое главное богатство потерял – ладанку с крестом нательным. Не было у меня более ничего ценней, как энта щепотка родной земли, да ладан из приходской церкви.
– Ничего, голубчик, у тебя в душе богатства не меньше, а это уже никакие нехристи отнять не смогут. Так что ежели и попадешь на Страшный суд, то все одно будешь стоять по правую руку, от Иисуса Христа, как казак православный, а значит настоящий.
– Хотелось бы, – признался тот, смахивая навернувшуюся слезу.
Орлов хорошо понимал боль старого казака, для которого все сказанное было не пустым звуком. Ведь в жизни каждого казака, церковь и все, что было с этим связанно, имело в жизни заглавное место. Это был тот самый стержень, который спаивал и объединял казаков по всей империи, делал их крестовыми братьями на все времена.
Рано утром, Степанов разбудил поручика и шепотом доложил:
– Ваше благородие, люди какие – то на берегу объявились.
– Кто такие? Мужики из слободы?
– Да, в толк никак не возьму, – развел тот руками, темновато еще.
Прячась за бортом, они пробрались на нос судна и, затаив дыхание стали наблюдать за неизвестными. Но уже очень скоро, оправдались их худшие предположения – это были люди Тутукано, которые уже под покровом ночи успели притащить к берегу несколько каноэ, и теперь спешно готовились отправиться на них к шхуне.
– Эх, Иван Петрович, – с тоскою проговорил поручик. – Куда же ты запропастился, со своими мужиками? Видать, что – то не заладилось у них, урядник. Значит, будем вдвоем оборону держать. Бог даст мужики стрельбу услышат да на подмогу придут.
– Как же мы их удержим? Их же там целая армия!
– Ты, чего это, братец? Никак оробел? – засмеявшись, проговорил Орлов. Доставая револьверы с патронами. – Их всего – то десятка четыре! Да и впервой что ли нам супротив армий целых биться? Ничего сдюжим!
– На какой же такой манер, их одолеть можно при такой качке? Уж больно многовато на двоих – то! Их же при такой волне не выцелить никак, да они наверняка еще по две порции водки приняли. Им же теперь не только море по калено, им теперь и океан не почем.
– Они же не знают, что нам капитан Джексон такие подарки подарил! Да, что с тобой, урядник? Вспомни, как под Севастополем десант английский топили, а их там еще больше было!
– Там дело другое, – отозвался старый казак. Ложась с трудом у развороченного взрывом металла. – Там у нас залпы полноценные были.
– Зато теперь у нас винтовки скорострельные, да и сидят они в своих лодках плотно. Ветер, боковой смотри злой какой, порох сгоревший мигом сносить будет, успевай только палец на курок ложить.
– Да и за бортом вода больно злая, в сосульку вмиг обернуться.
– Вот это другой разговор, – улыбнувшись, прошептал офицер. Укладываясь у рваного металлического борта напротив. – А то в речах старого солдата сомнения, какие – то сквозить стали! Теперь я чувствую, что казак Степанов врагу спуску не даст!
– Нет, ваше благородие, у меня никаких сомнений, – грустно проговорил казак. – Просто раньше понимание было, ради чего все это. Раньше мы за Русскую Аляску живота не жалели, знали, что ежели и отойдем в мир иной, то за интересы державные… А теперь…, даже и не знаю зачем все это.
– Зря ты так, братец! Сейчас, мы с тобой головы под пули подставляем, чтобы выжить просто…, домой, чтобы вернуться. Давай лучше озадачимся тем, что у нас на оборону с тобой, минуток тридцать, а может сорок имеется…, ну, а ближе подпустим, да еще на абордаж пойти дозволим, то силушка конечно на их стороне будет.
Индейцы тем временем, поставили свои каноэ на воду и проворно рассевшись, налегли на весла. Успевшая ослабеть за ночь волна, позволяла им сразу набрать приличную скорость.
Орлов, внимательно наблюдавший за всем происходящем, посмотрел на казака и, не добро, улыбнувшись, сказал:
– Ну, что подпустим на верный выстрел, да озадачим для начала тех, что крайние с право двигают? Уж больно проворно выгребают!
Расчет поручика был прост – делая поправку на качку и сильный боковой ветер, нанести неприятелю беглым огнем уж если не ощутимые потери, то затруднить их продвижение пробоинами в каноэ. Оттянув тем самым время, в надежде, что люди со слободы все – таки придут им на помощь.
Подпустив противника ближе, защитники открыли яростный огонь из своих скорострельных винтовок. Однако вести прицельный огонь мешала качка, а самое главное ответный огонь, которым с не меньшей яростью ответили атакующие. Раскаленный металл, противно застучал как большие горошины по бортам и палубным постройкам, рикошетом уходя в разные стороны, высекая искры из металла, грозя нанести ранения.
– Врешь не возьмешь! – кричал Орлов. Разрежая винтовку по наподдавшим.
Ему с урядником было хорошо видно как падали за борт убитые, как одно каноэ легло в дрейф из-за полученных пробоин, но, не смотря, на это расстояние между тремя другими лодками стремительно сокращалось.
– Ох, и ветер зябкий! – крикнул казак, спешно перезаряжая винтовку.
– Ничего, Степанов, они уже кровушкой умылись! Вон и еще одна в дрейф легла, да и другие уже не так резво выгребают! – кричал поручик, подбадривая урядника.
Тем временем поняв, что в лоб цели не достигнуть, наподдавшие повернули обратно к берегу.
– Вот так – то будет лучше, – устало прохрипел Орлов. Вытирая рукавом кровь с лица. – Теперь можно и дух перевести, и итог подвести.
Итоги оказались не утешительными – отскочившая от борта пуля сбив с головы Орлова шапку, задела голову. Рана хоть и была не большая, но сильно кровоточила, получил ранения и Степанов. Пуля рикошетом от борта ударила его в правый бок, еще одна пуля разбила цевье винтовки, повредив пальцы.
– Сейчас, сейчас, потерпи, – частил Орлов. Помогая подняться раненному товарищу. – Спустимся в тепло, там и раны залижем.
Спустившись с трудом по обледеневшим ступенькам в низ, они разорвав нательные рубахи, сделали себе перевязку. Только после этого, сидя у гудевшего котла, защитники смогли отдышаться и осознать в полной мере, что хоть и с трудом, но все же смогли отстоять свой рубеж. Тактическая победа была, несомненно, одержана – противник отступил, получив огромное количество пробоин, раненных и наверняка убитых. Но серьезный урон получили и защитники шхуны – вышла из строя одна из винтовок, они израсходовали большое количество патронов и наконец, они и сами были, хотя и легко, но ранены. Что в отсутствии медикаментов и перевязочных средств, могло создать большие проблемы.
– А ведь умыли мы их, ваше благородие, – морщась от боли, проговорил урядник, – как есть умыли.
– По – другому и быть не могло! Они же рубежи под Севастополем не держали, им все это в диковинку, хотя воины конечно храбрые, что и говорить. Где же староста с мужиками запропастился? Неужели бросили нас на растерзание нехрестей?
– Молю, чтобы они стрельбу нашу услыхали, – прошептал Степанов. – Должны смекнуть, да на подмогу придти. Не верю я, что нас бросили.
– Ничего, казак, нам главное отсюда выбраться, да до конторы добраться.
– А, найдем мы там кого?
– А как иначе? Контора – это бухгалтерия, а бухгалтерия штука точная, она порядок любит. Верю, что найдем там весточку для себя, или приказ чего далее делать надобно. Ну, не может быть, чтобы про нас забыли вовсе!
– Если доберемся до Родной стороны, может, нам по медальке дадут за труды наши ревностные?
– Может, и дадут, – устало отозвался Орлов, – а может и нет. Сие одному Богу ведомо.
– Хотелось бы конечно, – сокрушенно вздохнув, признался казак. – Я ведь в Крымскую батальницу к бронзе на Георгиевской ленте был представлен, и к серебру "За защиту Севастополя"…, а не одной так и не получил. Хотя многие полчане получили.
– Отчего же так?
– Не знаю…, видать войсковая почта работала неспешно, или губернские канцелярии радели за это не шибко. Да, ежели честно, то и войсковые комиссары отвечали не за спешность движения наградных списков, а за скорую доставку пакетов.
– Понятно, ну да думаю это дело поправимое…, доберемся до родных берегов, изладим мы твои медальки. Я если надобно будет, то до самого генерала Краснова дойду, обещаю тебе, урядник.
– Спасибо, ваше благородие, – с грустью отозвался тот. – Только вот я, ежели честно, уже и не знаю, дотяну ли до родных берегов.
– Ну, ты это брось, братец! Куда же ты денешься?
Старый казак, лежа на кусках угля с закрытыми глазами, покачал головой и тихо произнес:
– Меня от одной мысли, что для этого пол – года по волнам опять болтаться надобно будет, аж в жар кидает…, да и ревматизма достает, мочи нету. Жиру ежели выберемся, добыть надобно будет, медвежьего или барсучьего.
– Ну, меня эта качка, тоже уже до печенок достала, – признался поручик. – Я ведь тоже не горел никогда желанием, морские науки проходить, да еще за пределами империи. Давай лучше скажем, спасибо, Господу, за все испытания, выпавшие на нашу долю, за то, что до сих пор еще живы.
– Это точно! Я вот все думаю, как же нам старосту дождаться с мужиками, да в полон не попасть?
– Я тоже про это думаю…, ну лодки то мы им продырявили, так, что по светлому думаю не сунутся…, ну а как стемнеет, придется караул держать.
– Ежели опять в приступ пойдут, вряд ли сдюжим, ваше благородие, – с тоскою пробормотал Степанов. – Винтовку одну разбили, патрон маловато осталось опять же, да и поранены мы. Как оборону держать?
Орлов с трудом встал, подошел к котлу и, бросив, несколько увесистых кусков угля в топку проговорил, вытирая пот со лба:
– Не сможем отпор давать, тогда запремся изнутри. Пущай попробуют достать…, здесь – то даже если и двери металлические вскроют, оборону держать проще…, коридор узкий.
– А ежели двери бомбой рванут?
– Они ведь наверняка считают, что здесь добра всяческого, мерить аршином начнешь, не перемеришь. Так что не должны сильно взрывчаткой баловаться. Ну, а там пока они нас выкуривать будут, глядишь, и староста появится с мужиками! Благо шхуна у Бернса – покойничка на потопление тяжела, прорвемся как-нибудь.
* * *
Тянулись томительные часы ожидания, а помощь все не шла. Орлов, через каждые пол – часа, осторожно поднимался на палубу. И пробираясь за бортом к носу, развороченному взрывом судна, наблюдал в бинокль за неприятельской суетой на берегу. Который, не обращая никакого внимание на ледяной ветер, запалив костры, ремонтировал свои лодки, явно готовясь к новому штурму.
Поручик прекрасно понимал, что противостоять противнику они уже не могут – у них было мало патронов, они были ранены, у них осталась одна винтовка, а главное они были заперты на судне, что лишало их любого маневра.
Пробравшись в очередной раз на нос судна, он обратил внимание, что неприятель, по всей видимости, закончил конопатить пробоины и теперь сидел у костров, явно ожидая чего – то. Почувствовав не ладное, он достал револьверы и стал вслушиваться в шум катившихся за бортам волн. Какое – то не хорошее предчувствие, которое появилось еще в слободе, накануне визита Тутукано в дом Степана, внезапно усилилось, застучало в висках, отдалось болью в сердце. В какой – то момент, среди шума волн и скрипа мачт, он отчетливо различил всплески и скрип уключин – это мог быть только враг. Времени вернуться и запереться уже не оставалось – люди Тутукано могли появиться на палубе в любой момент. Прошло еще несколько томительных минут, прежде чем он увидел как, через борт перемахнуло несколько индейцев, которые тут же спрятались среди палубных построек. Враг вновь предпринял дерзкую атаку со стороны океана. Притаившись за такелажным ящиком, держа в руках револьверы, Орлов стал ждать. Тем временем еще несколько человек перемахнуло через борт и, замерев на мгновение, двинулись, пригнувшись к двери, ведущей в трюм. К ним тут же присоединились спрятавшиеся ранее. Орлов терпеливо ждал, пока все семеро ползунов окажутся рядом, в узком секторе обстрела, что позволило бы нанести им максимальный урон.
Тем временем индейцы, общаясь между собой лишь условными знаками, приблизились к двери и стали проворно скидывать с себя верхнюю одежду, явно готовясь к последнему броску в трюм шхуны. Поручик медленно прицелился в их спины и, стиснув зубы, открыл яростный огонь по неприятелю. Его модернизированные револьверы Смитта – Вессена, с патронами кругового воспламенения под большой калибр, да еще с не большого расстояния, не оставили нападавшим ни единого шанса.
Окинув взглядом поле бое, а точнее место расстрела, офицер удовлетворенно покачал головой, не спеша, перезаряжая револьверы. Услышав стрельбу, оставшийся на берегу противник, словно по команде, стал спешно грузиться на свои залатанные каноэ, явно намереваясь повторить атаку.
Заметив это, поручик зло сплюнув, подошел к двери и открыв ее крикнул:
– Урядник! Собери трофеи, а я проверю палубу!
Не дожидаясь ответа, держа наготове револьверы, он осторожно обошел шхуну и, не обнаружив больше никого, вернулся к корчившимся на скользкой палубе врагам. Не увидев казака, Орлов не спеша собрал оружие нападавших, ремни с патронами, револьверами и ножами. Только после этого, подойдя к открытой двери, вновь крикнул вниз:
– Степанов! Принимай, братец, оружие! Спишь, что ли?
Вместо ответа, до него донеслись какие – то странные звуки из трюма, похожие на какие – то хрипы. С тревогой он глянул на тела индейцев и только тут все понял – на палубе лежало лишь шестеро из незванных гостей. Бросив тревожный взгляд в сторону приближающегося врага, поручик стал спешно спускаться по лестнице в низ. Дрожащее пламя керосиновой лампы, выхватывало часть качающегося коридора, на полу которого, в смертельной схватке сцепились, раненный им индеец и старый казак. Который из последних сил, храпя и задыхаясь от кашля, пытался скинуть с себя наподдавшего. Оказавшись внизу, поручик подошел почти вплотную и выстрелил в затылок напавшему на казака. Выстрел из тридцать второго калибра буквально разорвал голову индейца, забрызгав все вокруг студенистыми хлопьями мозга. Схватив за шиворот мгновенно обмякшее тело, Орлов брезгливо отшвырнул его в сторону и, протянув руку, помог подняться уряднику.
– Вот ведь здоровенный мерин, – тяжело дыша, выдохнул тот. – Спасибочко, ваше благородие, за малым не зарезал гад! Как коршун сверху свалился!
– Держи оружие, а я пойду, двери закрою. В приступ опять пошли нехристи.
– Разве мы оборону держать на палубе не будем? – растерянно пробормотал тот, принимая трофеи.
Поручик внимательно посмотрел на Степанова и, покачав, головой сказал:
– Качка усиливается, я едва на ногах смог стоять, не палуба, а каток настоящий, да еще и останки людей Бернса, за ноги цепляются. Теперь здесь для нас последний рубеж образовался.
Закрыв на все запоры двери, офицер вернулся, и вместе с урядником вытащил из камбуза в коридор тяжелый стол, стулья и две пустых бочки сделав в конце коридора, что – то похожее на баррикаду. Разложив рядом отбитое у неприятеля оружие, они сели на пол и стали молча ждать, своего последнего боя, исход которого был очевиден для них. Вскоре томительное ожидание нарушили глухие удары в двери, которые еще продолжались какое – то время, но потом стихли так же внезапно, как и начались, а тишину нарушил крик Тутукано:
– Вы еще живые, урусы?
– Живые! Живые! – отозвался офицер, усмехнувшись.
– Лучше открой по-хорошему, и примите легкую смерть! Не надейся, урус, что тебя удастся ускользнуть с этой Большой лодке! Ты заперт здесь, как барсук в норе, лучше открывай!
– Хорошо, Тутукано, я учту это! Только и ты учти, что до меня еще добраться надобно! Здесь узкий коридор и держать оборону одно удовольствие! Подумай, скольких твоих воинов, я заберу перед смертью с собой!
– Я предлагал тебе смерть легкую, как пух чайки, но ты отказался! Теперь я взорву порохом, якорные цепи и подожду, пока приближающийся шторм выкинет тебя на берег! Так что твои дела плохи, как зубы у старой лошади!
Степанов, молча слушавший этот разговор, покачал головой и тихо пробормотал:
– Помилосердствуйте, ваше благородие. Зачем вы его дразните?
– А пускай подаст на меня в суд племени, – равнодушно отозвался поручик. – Или пожалуется на меня своему Инук – Чуку. Пущай эта скотина хоть треснет от злости! Нам с тобою, уже терять нечего, так пусть знают, как умирают русские воины, достойно, не посрамив доблести своих отважных предков.
Тем временем за дверями все стихло, а еще через несколько минут корпус шхуны содрогнулся от мощных взрывов, и судно, лишенное якорей, стало легкой добычей для океанских волн.
– Ну, вот, кажется и все, – прошептал урядник, крестясь. – Пусть придет к нам смертушка легкая. Может глянуть, что там и как?
– Мы с тобой знаем, что первоначальные народы коварны, мы это за время своих переходов усвоили, – покачав головой, пробормотал Орлов. – Пусть все идет своим чередом, как Богу угодно…, может нас еще староста с мужиками отбить успеет.
– Сумлеваюсь я, что они туточки появятся, – с досадой проговорил казак, – видать решили православные не ссориться с индейцами из-за нас.
– Может и так конечно, ну Бог им судья. Пусть живет и процветает слобода православная, им о своих семьях думать надобно. Ребятишек своих поднимать на ноги надобно, а из-за нас в свару полезут, то и на слободу беду накликают. Пущай себе живут хоть они, в мире и согласии с народами местными на этой земле!
– Тоже правильно. Что – то швыряет нас как щепку в водовороте, не затопило бы.
Поручик улыбнулся и тихо проговорил:
– Ну, затопить шхуну Бернса – дело не простое. Давай, положимся на волю Господа, пусть он и рассудит, что с нами будет. Мне лично уже все одно, воды меня примут или в открытом бою сгину…, одно знаю точно, что более в полон меня не возьмут эти нехристи. Более я им такой радости не доставлю.
– Может, ваше благородие, винца иноземного откушаем, что Степан в дорогу дал? У нас еще и сыр имеется с лепешками!
– Ну, а что, давай откушаем, пока перед судом небесным не предстали, – кивнув, отозвался поручик. – Не думаю, что на том свете такое подавать будут.
– А жаль, что вот так помирать придется, – сказал казак со вздохом. Доставая продукты из корзины. – В трюме корабля иноземного, с трупом паршивого индейца, за тысячи верст от дома, где и не узнают никогда, что с нами сталось. Одна смертушка – подруга наша, что все время за нами хаживала, и будет знать, где нашли покой мы вечный. Сколько она уже полчан наших прибрала, видать и наш черед пришел, принять смиренно батальницу нашу последнюю.
– Ну, что ты, урядник, так о нас говоришь, словно мы с тобой герои империи. Разве отличились мы с тобой, каким – то великим мужеством и героизмом, чтобы попасть в рукописные фолианты историков? Мы ведь с тобой простые солдаты империи, скромно выполняющие свой долг перед ней, ради ее преуспевания.
Пока пленники неспешно принимали скромную пищу, припевая ее тягучим, сладким вином, ведя разговоры о жизни, шхуну, лишенную якорей, постепенно стало сносить волнами, но не к берегу, на что так надеялись люди Тутукано, а в открытый океан. Лишь глубокой ночью, когда пленники решились, наконец, открыть двери и оценить обстановку, а заодно выбросить за борт тело убитого индейца, то были буквально потрясены разгулом стихии. В открытую дверь, буквально ворвался рев огромных черных волн, которые неслись мимо с каким – то жутковатым фосфорическим отблеском, в лунном свете. Переливаясь через обледенелую палубу, швыряя и кидая судно словно игрушку. Сколько не пытались они разглядеть в черноте ночи очертания берега, кругом был лишь ревущий океан.
– О господи! – с ужасом воскликнул урядник. С трудом цепляясь за корабельные поручни. – Проклятый корабль никак не хочет отпускать нас! Когда же все это закончится?
Орлов, морщась от ледяных порывов ветра, который швырял в лицо колючие порции снега, с трудом выталкивая на палубу тело убитого индейца, прокричал в ответ:
– Это на небе видать решили, что рановато нам помирать, казак! Знать бы еще, куда нас несет!
– Эта шхуна и впрямь, какая – то заговоренная, – в ужасе шептал урядник. Помогая выталкнуть тело убитого индейца в дверной проем. – Что же нам делать?
– Дождемся для начала утра, а там и думать будем, – отозвался поручик. С трудом закрывая двери. – Бог даст, не потонем! И на том, спасибо!
Страшной силы шторм, закончился лишь под утро следующего дня, вымотав окончательно пленников, которые едва держались на ногах из-за сильнейшей качки. Когда же они решились, наконец, открыть металлическую дверь и с трудом вышли на палубу, то с ужасом увидели, как их несет прямо на каменистый берег.
– Земля, – хрипло проговорил урядник. Глядя сквозь слезы, на приблежающийся берег. – Я знал, что Бог есть и он подсобит нам в трудную минуту.
– Кажется, Господь и нам, как капитану Джексону приготовил зимовку, – отозвался Орлов. Подслеповато щурясь от дневного света, глядя на бескрайние просторы леса и камня, припорошенных снегом.
Степанов с тоскою посмотрел вокруг и, смахнув слезу спросил:
– Как же нам зимовать, ежели у нас ни продуктов, ни патронов…, да и угля до весны не хватит?
– Давай для начала на берег сойдем, а уж потом про зимовку смекать будем.
Прошло еще несколько часов ожидания, прежде чем шхуна со страшной силой и треском врезалась в каменистый берег, швырнув в своем чреве пленников в металлическую переборку.
Орлов, оказавшийся после удара на полу, схватившись, руками за разбитый лоб прокричал:
– Живой, казак? Давай быстро наверх! Вода забортная в котельное помещение поступает! Все! Закончился наш фарт, как и наше путешествие!
– Как же так? – пробормотал тот, с трудом вставая. – А как же котлы с углем? Как же нам зимовать?
– Вот и я говорю, что бежать нам надо, пока вода до котлов не добралась – это же теперь как пороховой погреб!
Каменистый берег, словно огромный нож, вспорол половину днища шхуны. И вода яростно фонтанируя в разные стороны, стала стремительно заполнять поврежденные отсеки.
Сбросив на берег свой не хитрый скарб, пленники покинули терпящий бедствие корабль, и, отойдя на безопасное расстояние, молча стали наблюдать, как шхуна медленно погружается под воду, кренясь на корму. Наконец вода добралась до топки котла и оглушительный взрыв, выбивший в небо белое грибовидное облако пара и дыма, поставил последнюю точку в жизненном пути корабля. Вода мгновенно поглотила его, оставив лишь на поверхности крестообразные макушки мачт, словно обозначив этими крестами место, где нашла свою погибели шхуна капитана Бернса.
– Ну вот, кажется и все, – прошептал урядник, крестясь. – Теперь и шхуна с останками своего капитана, нашла упокоение в водах океана Великого.
* * *
Место, где высадились офицер с урядником, представляло собой россыпи из огромных валунов, причудливых форм и размеров. Покрытые снегом и водорослями они упирались через пару сотен шагов в скалы, покрытые хвойными деревьями.
Совершенно обессиленные и опустошенные, шатаясь и падая, с отчаянием обреченных, люди с трудом преодолели скользкие валуны и, передохнув стали подниматься на скалистый выступ. В полном безмолвие, которое нарушал лишь прибой, да изредка пролетающие чайки с поморниками. Прошло несколько часов, прежде чем им удалось подняться на вершину скалы. Мокрые от пота, окончательно выбившиеся из сил, они стояли на ее вершине, потрясенные и подавленные увиденным – о присутствии в этих местах людей, на, что они так надеялись, не могло быть и речи. Скалистый берег, упирался, в воды океана с трех сторон и если эта земля являлась полуостровом на побережье океана, то на поиск людей нужно было идти только на восток.
– Куда же это нас занесло, Господи помилуй, – тяжело дыша, прохрипел Степанов, крестясь. – Даже дымка от костра не видать.
– Ничего, прорвемся, – отдуваясь, прошептал поручик, опуская бинокль. – Вон следы крупного сохатого свежие, значит, с голодухи не помрем! Нам теперь надобно пещеру, какую – то для ночлега сыскать, или грот какой – то, а то нам с тобой ночевка под открытым небом противопоказана. Да и подстрелить, что-нибудь надобно для пропитания, а то мы все с тобой на пустой желудок путешествуем.
– Да, хорошо бы. Может, оставим себе по одному ружьишку, а другие схороним в сухом месте? Уж больно неудобно с такой кучей железа ходить, по камням да бурелому.
Орлов покачал головой и, смахнув, пот с лица сказал:
– Железо ели тяжело, давай я понесу…, у нас нет с тобой денег, а на эти винтовки в Ново – Архангельске, мы себе и харчи изладим, и проезд в Родину оплатить сможем. Нам с тобой выжить надобно и в Родину вернуться – это капитал наш с тобой теперь. Есть у меня металл благородный, что Неплюев покойничек на сохранение дал…, только казенный он. Так что придется нести вооружение с собой!
До позднего вечера, они шли, утопая по колено в снегу, останавливаясь на короткие привалы, но так и не смогли найти подходящего места для ночлега. Несколько раз Орлов стрелял на – удачу по куропаткам, но дрожавшие руки не позволили добыть дичь, и они снова шли дальше, в полном молчании, понимая друг друга без слов. Лишь когда уже совсем стемнело, они решились на ночлег в одном из распадков, среди вековых сосен. Все так же молча, выложили по всем правилам костер, используя в качестве дров ствол вывернутой непогодой сосны, на который положили крестообразно кусок другой валежины. С таким расчетом, чтобы когда костер разгорится, пламя равномерно обогревало их со всех сторон. Обсушившись наскоро у весело потрескивающего пламени, они повалились на хвойный лапник и, не смотря на сильный голод, забылись в тревожном сне.
Рано утром их разбудил беспокойный крик птиц, которые были явно встревожены, чьим – то появлением. С трудом отходя ото сна, люди, напряженно всматриваясь и вслушиваясь, заняли оборону, готовые к любому повороту событий. Вскоре они услышали хруст снега – кто – то шел прямо на их стоянку и этот кто-то был один. Не прошло и получаса, как они смогли разглядеть среди деревьев, идущего на ивовых снегоступах аулета. Переглянувшись люди, поняли, что в лице этого индейца, к ним шло спасение. И хотя он, как оказалась, совсем не знал их языка, для Орлова со Степановым – этот не высокого роста, коренастый аулет, в чулках из оленей шкуры, в стареньком, явно с чужого плеча овчинном полушубке, был самым желанным и самым дорогим человеком в данных обстоятельствах. При помощи жестов, им удалось договориться с гостем, что он доставит их к людям, в обмен на один из винчестеров. Но самой радостной и желанной новостью, для Орлова и Степанова было то, что Большой город был, где – то совсем рядом. И, что добраться до него, можно было на каноэ аулета. Для этого нужно было лишь пересечь бухту, до которой они еще не дошли, но которая была совсем рядом.
Всю дорогу до города, поручик с урядником не проронили ни слова. Сидя в тесном, двухместном каноэ, все еще не веря в свое спасение. Лишь когда среди снежной пелены, появились знакомые очертания пристани, урядник прохрипел осипшим голосом: