* * *
Медленно потянулись дни ожидания, которые сменяли не менее томительные ночи и, хотя проживание на шхуне не было обременительным и заключалось лишь в приготовлении еды, да поддержание горения угля в котле, с каждым прожитым днем, у Орлова с казаком нарастала какая – то тревога. Из-за постоянной качки и сырости все хуже становилось Степанову и поручику пришлось взять на себя решение всех бытовых забот. По всем его подсчетам, Джексон с командой должен был уже зайти в форт "Око империи "и не обнаружив там людей полковника Калязина, двинуться по притоку реки Медной к Славянке. Прошли уже все сроки, которые они определили с капитаном, но китобои словно растворились в этих диких землях.
На седьмой день заточения, рассматривая в очередной раз прибрежную полосу в бинокль, Орлов совершенно случайно обнаружил в полосе прибоя, среди коряг и пучков водорослей чье – то тело. Позвав Степанова, они вдвоем попытались определить, чей это труп двигается в прибрежной волне, но все их усилия были тщетны. Тогда казак предложил выдвинуться к берегу на веслах и поставить, таким образом, точку в гадании. Орлов понимал, что с одной стороны покидать шхуну опасно, из-за леса, который почти вплотную подступал к песочному пляжу, что давало возможность даже одному человеку, используя фактор внезапности расстрелять сидевших в лодке. С другой стороны – это мог быть кто – то из русских колонистов. Не похоронить тело, которого, в данных обстоятельствах, было для Орлова со Степановым особенно болезненным.
– А ежели это тело нашего Ивана Ивановича? – хрипя и задыхаясь, убеждал казак с жаром. – А, может это, и Америка нашел туточки свой конец? Глянуть надобно непременно!
– А если мы столкнемся с аборигенами или с англичанами? – с сомнением отозвался поручик. Разглядывая в бинокль стену соснового леса, покрывающую соседние скалы. – Да и грести по такой волне около версты придется.
– Ваше благородие, да хоть косточки разомнем! Ведь мочи уже никакой нет! Все внутренности уже, энта качка проклятущая вытряхнула! Вон и птицы, сколько на скальных выступах вьется, может мяском свежим разживемся!
Орлов посмотрел на казака, который рвался ступить на твердый берег и проговорил:
– Ну, а если Чарли с дружками объявится? Мы по такой волне долго выгребать до шхуны будем, что этим бандитам и на руку будет.
– Ваше благородие, – частил урядник, – гляньте в биноклю! Здесь же человеку двигаться – это же одно наказание. Деревьев вон сколько повалено! А валуны опять – же? Да и вряд ли найдется охотник, по таким скалам карабкаться отвесным.
– Все это так, – проговорил Орлов, опуская бинокль. – Только я помню, как мы в блокгаузе, убиенного американца похоронить пытались. Даже не поняли, как в полоне оказались… Ладно, давай попробуем косточки размять. Может и правда кто – то из наших православных погибель свою здесь нашел, ну заодно и оружие из схрона заберем на обратном пути. Чего добру ржаветь под лодкой.
Прихватив побольше патронов к револьверам и подаренным винтовкам, они осторожно спустили шлюпку и двинулись на веслах к берегу, внимательно всматриваясь в приближающуюся стену леса. Вслушиваясь в рокот прибоя, птичий гомон, и шум леса. Причалив не далеко от качающегося в прибрежной волне тела, они вытащили лодку на берег и, держа оружие наготове двинулись к трупу. Какого же было их удивление, когда этим неизвестным покойником оказался китаец, тот самый которого убил Бернс.
– Вот ведь беда, какая, прости, Господи, – прошептал Степанов, озираясь по сторонам. – Этого бедолагу, из Поднебесной Империи даже воды океана Великого принимать не хотят. Как же он здесь оказаться мог, мы вон, сколько верст отмахали! Знак видать энто не добрый.
Орлов посмотрел на крестящегося урядника, потом на синюшно – белое лицо покойника и тихо проговорил:
– Скорее всего, когда за борт кидали тело, оно зацепилось за что – то. А уже здесь волны сделали свое дело, так он и оказался тут.
– Да, жалко бедолагу, зарезал его Бернс, как поросенка, а ведь тоже человек жил себе, на что – то надеялся. Может и семья у него была где – то.
– Ничего, их этих сыновей в Поднебесной много, – озираясь по сторонам, отозвался поручик. – Их уже так много не только у себя в Родине, но и в нижних американских штатах, что американцам приходится вытеснять их в особые районы.
– Это, что же, они так приживаются хорошо?
– Да, голубчик, не поверишь, но их там тысячи проживает. Кто на постоянном месте жительства, а кто на временном, – пробормотал Орлов. Глядя на красно – желтые грозди рябины, которые ярко выделялись на фоне хвойного леса, припорошенного снегом. – Они там буквально везде, как скоморохи наши ходят, в своих цветастых халатах с широкими рукавами, в своих смешных тапочках конической формы, в сапогах с загнутыми носами.
– Ну, а что, народ работящий, не злобливый, все стерпит, предприимчивый опять – же, вот и едет к американцам за лучшей долей.
– Верно, говоришь, казак, люди они предприимчивые и за работу любую берутся. Я их и в лавках видел, и в поварах, и в садовниках, даже в прачечных. Ну, что хоронить никого не надо, берем оружие и на "Марию "возвращаемся?
– Дозвольте, ваше благородие, на скалу подняться? Уж больно по свежей птице соскучился, по бульончику наваристому, а заодно и осмотрюсь по сторонам. Да-а-а, летом – то можно и яиц в гнездах насобирать, не то, что сейчас.
Поручик внимательно посмотрел на скалу, потом на стоящую шхуну и, кивнув сказал:
– Давай, казак, только не сорвись. Может, и американских китобоев увидишь, чем черт не шутит. А насчет пропитания…, здесь, наверное, и малюски водятся, ежели поискать среди камней под водорослями. Аулеты говорят, их даже сырыми есть можно.
– Ну, энту хреновину пущай они сами жуют, да еще в сыром виде! Я же тогда точно с "позорного стула "не слезу.
– Держи бинокль, может наших, китобоев разглядишь.
* * *
Оставшись наедине, Орлов сел на поваленное дерево, затянутое наполовину илом, достал кисет с табаком и подаренной Джексоном трубкой. Он, как и урядник не любил морскую качку, для него гораздо приятнее и милее была земная твердь. Даже среди этой россыпи огромных валунов, на продуваемом всеми ветрами берегу, ему было приятнее сидеть и курить трубку, чем на борту шхуны, палуба которой, каждую секунду норовила уйти из – под ног. Когда приторная тошнота, постоянно подступает в виде рвотного кома, который приходится судорожно сглатывать, стиснув зубы.
Водка с красным перцем сделала свое дело, и простуда отступила, но навалилась другая напасть. Из-за сырости тело стало покрываться чириями, доставляя и ему и Степанову дополнительные страдания.
Наслаждаясь тишиной, которую нарушал лишь птичий гомон, да рокот прибоя, Орлов стал осматривать припорошенный снегом лес. Дымя ароматным табаком, он думал о чудной природе этого далекого края, который помимо различных промысловых и экономических выгод, дарил великолепные бухты. Которые могли принимать не только торговые, но и военные корабли. Бухты, которые могли со временем стать великолепными портами, из которых можно было держать под контролем значительные территории океана. Для него была не понятна, позиция во всей этой истории, Великого князя Константина Николаевича, которому возможно просто не докладывали обо всех этих выгодах, его приближенные в Управлении военно – морским флотом или Морском министерстве. Никак не мог понять Орлов и позицию чиновников из Русского географического общества, руководителем которого являлся Великий князь. Это было особенно не понятно на фоне тех добрых дел, которые он делал как руководитель Географического общества, принеся много полезного для державы Российской. Ведь именно он занимался активно и последовательно, вопросами замены парусного флота на паровой, замену деревянных кораблей на броненосные. Именно он ратовал, за присоединения к империи новых земель. Никак не мог понять Орлов и позицию самого императора Александра, который вступил на престол в возрасте тридцати шести лет, вполне сложившимся человеком и который был хорошо знаком с государственной деятельностью. Как человек военный и государственный он искренне болел за могущество империи, за ее престиж и величие в мире.
Внезапно ход его мыслей оборвал выстрел, который прозвучал, откуда – то сверху, со скалы, на которую поднимался Степанов. Теряясь в догадках, Орлов быстро занял удобную для стрельбы позицию, вновь почувствовав, как заныло и застучало сердце. Одно он знал, точно – урядник предупреждал его об опасности, иначе бы он никогда не демаскировал себя, будучи опытным воином. А то, что это стрелял Степанов, у него не было не малейшего сомнения, характерный звук выстрела из винтовки, подаренной Джексоном, он узнал бы из сотни. Потянулись томительные минуты ожидания, которые очень скоро нарушили приближающиеся крики погонщиков, лай и нетерпеливое повизгивание ездовых собак. Поняв, с какой стороны, приближается предполагаемый враг, Орлов сменил позицию для ведения огня, с таким расчетом, что бы максимально увеличить сектор обстрела.
– Нотда-а-а-ай! Нотда-а-а-ай! – донеслись до него приближающиеся команды.
Прошло еще несколько томительных минут, прежде чем в сотне шагов от позиции занятой Орловым, прямо на большую поляну выскочили две собачьих упряжки.
Остановив сани и поставив их на "якорь", двое здоровенных бородачей в стареньких оленьих полушубках, взяв на перевес ружья, стали озираться по сторонам. Не увидев ничего подозрительного, один из них зло, сплюнув, проговорил:
– Кто же это такой ловкий здесь объявился? Может, ближе подойдем?
– Ты, Петруха, со своим любопытством, так и норовишь голову в вечную квартиру засунуть! – отозвался его товарищ, озираясь по сторонам. – По земле – то мороженной, могилку копать уж больно хлопотно.
– Чего ты меня все хоронишь? Ну, сам посмотри, следов нигде не видно, а энто значит, что только со стороны воды чужак прийти мог.
– Да, это ты подумай! На веслах он, что ли придти мог?
Орлов слушал родную речь, и глаза сами собой наполнялись слезами. Они так долго шли к своим, так долго терпели все тяготы и лишения, что когда этот миг настал, и осталось лишь сделать последний шаг – силы вдруг стали покидать истерзанное в переходах тело.
– Не уж – то свои? Не уж – то русские поселенцы? – шептал Орлов вставая. – Не уж – то до своих дошли? А говорили, что ушли наши. Эй! Не стреляйте я свой!
Бородачи вздрогнув, спрятались за деревья. Наконец один из них, выглянув, из – за ствола дерева крикнул:
– Кто это там голос подает? Ты, чьих будешь?
– Я, поручик Орлов, а на скале урядник Степанов! – крикнул офицер. Едва держась на ватных ногах.
– Откуда же вы здесь взялись? – отозвался незнакомец, выходя из-за дерева.
– Мы с обозом шли в Ново – Архангельск, да заминка случилась, вот теперь здесь помощи дожидаемся.
– Мать честная, – проговорил товарищ бородача, выходя из укрытия. – Кажись и, правда, русские. – А чего урядник по скалам скачет, да порох жгет?
– Это он меня, о вашем приближении предупреждал! – крикнул поручик. Неспеша направляясь к соотечественникам. – Сверху – то не понять кто вы такие.
– Да по нынешним временам, скоро от своих теней, шарахаться будем, – засмеялся задорно Петруха. Закидывая винтовку за спину. – А мы промысловики с Иваном, живем здесь недалече.
Поручик улыбаясь, смотрел на подходивших соотечественников и не верил своим глазам. Они прошли столько верст, подвергаясь стольким опасностям, чтобы приблизить эту встречу. Обнявшись с каждым, Орлов вышел с новыми знакомыми к лодке, с тем, чтобы наблюдавший за происходящим урядник понял – это не враги вышли к берегу.
Выслушав рассказ офицера, о том при каких обстоятельствах они оказались здесь с урядником и, что им пришлось пережить, Георгий, поправив, бобровую шапку деловито проговорил:
– Да, жалко, что казачки в "Око империи "смертушку приняли, а насчет обоза…, так про это нам не ведомо. Верно, я говорю, Петруха?
Тот озадаченно посмотрел на старшего товарища и с жаром проговорил:
– Мы бы непременно знали, что обоз по Славянке идет!
– Куда же он мог подеваться? – подавленно буркнул Орлов. – Ну, не мог же он провалиться сквозь землю? Может его кенайцы в полон взяли?
– Расстояния в этом крае громадные, – проговорил Георгий. Глядя на качающуюся шхуну. – Сам черт кочергой мерил, мерил, да и плюнул. Но, об обозе мы бы всеравно знали, офицер! А уж тем более, ежели казачки в бой вступили бы, нам наши друзья кенайцы, шепнули бы непременно. Что – то тут не вяжется, а что в толк никак не возьму.
– Ничего не понимаю, – пробормотал растерянно поручик. – Куда же могло подеваться столько людей с лошадьми? Что же здесь происходит? Может, вы поведаете? Мы слышали даже, что продали Аляску американцем, а китобои говорят, что этого не может быть! Вам, что – то известно об этом?
– Значит, вы толком и не знаете еще, что за свара здесь приключилась? – со вздохом проговорил Георгий, раскуривая трубку.
– Да, мы слышали, на сей счет крайне противоречивые толкования, – отозвался Орлов. Махнув рукой осторожно спускающемуся казаку. – Со слов аулетов, правитель Максутов ушел из столицы и там теперь американцы, это подтверждают некоторые миссионеры и англичане, а американские китобои смеются над этим. Где же, правда?
Георгий посмотрел на офицера и тихо проговорил:
– Собрал нас со всех фортов и факторий, дней семь назад в Ново – Архангельске капитан первого ранга Дмитрий Петрович Максутов, да и объявил, что земля сия продана американцам, а на другой день, мол, передача земли состоится.
– Сказывали, что узнав про это, сам Максутов пришел просто в бешенство! – вставил Петруха, перебив старшего товарища.
– Так вот, – неспешно продолжил Георгий. – Переночевали, мы значит. А на утро, все кто с фортов наших собрались, встали прямо на площади, в аккурат перед резиденцией правителя. Люд служивый построили, ну а супротив нас солдат американских поставили, чиновники их были разного калибра.
– Даже из Государственного совета прикатил кто – то! – вставил опять Петруха.
– Речи там были разные, о дружбе промеж нас, потом с пушек палили…, под салют орудийный флаги и поменяли значит…, теперь там звездно-полосатый над резиденцией висит. Поселенцам нашим объявлено было, что кто хочет, может остаться, ну а остальные с правителем бывшем на корабли погрузились, да в Родину отбыли. Вот и вся история!
– Так чьи же мы теперь подданные? – играя желваками, уточнил поручик угрюмо.
– Кто хотел в Родину уплыл, а кто – то присягу согласился американскую принять, – отозвался Петруха, пожав плечами.
– Так вы, что же теперь американцы? – с грустью проговорил Орлов.
Георгий отрицательно покачал головой и твердо проговорил:
– Мы гражданство менять не пожелали! Мы русскими были, русскими и остались…, ну, а в Родину не вернулись – так обжились мы туточки уже. Предки наши здесь жили, а значится и нас никто не ждет, в той же Сибири или в приморье. Здесь ведь у нас свой промысел, господь дозволяет – не бедствуем.
– Как же вы с индейцами уживаетесь?
– Ну, а что индейцы? – пожал плечами, хмыкнув Петруха. – Они сами по своему уставу живут, а мы сами по своему уставу живем, земли то всем хватает. Бывает, и по гостям ходим и столуемся вместе, бывает, и заботы общие вмести разрешаем. Одним словом научились ладить, годков – то уже вон, сколько живем бок обок.
Орлов внимательно посмотрел в лицо пожилого Георгия и с нескрываемой болью проговорил:
– Чугучи, подстрекаемые англичанами, разорили форт есаула Черемисова. Зверски замучили казаков, нас с урядником в полон взяли, хотели в печи кирпичного завода сжечь…, благо китобои американские с аулетами отбили. Отчего же у вас с ними мир?
– Чужие вы для них! – воскликнул Георгий. – Наши предки, обживая земли промысловые, с первых годков в лес шли от океана, и за заборами не прятались. А люду служивому, по глупости чиновничьей, запрещалось всегда углубляться в лес. Так и получилось, что мы для индейцев стали вроде как своими, а в вас они видели только длинные штыки.
– Верно, все Георгий сказывает, – поддакнул Петруха, – англичане здесь, себя вольготно чувствуют через хитрость свою. Они в доверие к индейцам вошли не только со стороны океана, но и на Юкон попали из своей фактории. Не прячась за сторожевой забор с вышками. А все почему? Потому что не было у них предписаний глупых!
– Сколько же вы уже здесь лет промышляете? – устало спросил поручик. Глядя на подходящего Степанова.
– Так, наши предки еще сюда пришли, аж при Александре Андреевиче Баранове, царствие ему небесное, – проговорил Георгий крестясь. – Умнейший был человек. Побольше бы сюда таких людей, за дело весьма радеющих, глядишь и не повернулось бы тут все на такой манер.
– Правда твоя, – отозвался офицер, играя желваками. – Его поэтому отсюда и не отпускали видимо. Почитай до самой смерти трудился, на благо земель здешних. До преклонных лет человек жилы на благо империи рвал, из-за чего видать по дороге домой и не сдюжил.
– Вот, вот, – поддержал Георгий. – А, после смерти оказалась, как энто всегда у нас бывает, что человек, многократно умноживший капиталы колонии, радевший за расширение территорий империи, умер больным и нищим. Где же справедливость я спрашиваю? Ежели в Петербурге, чиновники к таким людям так относятся, то про нас – то я вообще молчу. Мы для них дешевле чешуи лосося получаемся!
– Что же нам с урядником делать? – подавленно проговорил офицер. – Обоз в сложившихся обстоятельствах – это единственное, что нас тут держало. Если нет его вовсе…, то нам в Родину выбираться надобно. Каким образом опять – же?
– Даже не знаю, что тебе, офицер, и присоветовать, – разведя руками, пробормотал Георгий. – Идти в столицу бывшую, резону нет никакого – это точно. Максутова нет, поселенцы почти все уехали, гарнизона нашего нет, как и флота маломерного, да и города, в общем – то нет уже.
– Как это нет города? – прошептал подошедший Степанов.
– Не город это уже, а призрак, какой – то, – вставил Петруха, шмыгнув носом. – Осталось десятка три семей наших всего, в школе теперь солдаты разместились американские. Которые пьют "по черному "свои виски, от тоски зеленой, наверное! Контора пуста, в доме Максутова, трое писарей чего – то пишут, да считают с утра до ночи, вот, пожалуй и все, что осталось от столицы нашей.
Орлов с надеждой, посмотрев, на Георгия спросил:
– Может вы просто, по каким – то причинам не успели еще узнать, про полчан наших с обоза? Ну не могут же они сквозь землю провалиться!
– Места у нас тут глухие и тихие – это верно, – проговорил тот. – Только у нас туточки везде свои уши и глаза имеются, чай не первый год здесь живем. Да и человек у нас только что со Славянки вернулся, а уж ему бы кенайцы про обоз, непременно шепнули. Если есть желание то можешь сам у него узнать, с нами он в слободе живет.
– Как же так? Я ведь даже китобоев американских на их поиски подрядил!
– И, что они за бесплатно искать согласились? – выпалил Петруха, переглянувшись с товарищем.
– Почему же бесплатно? – поморщившись, буркнул поручик. – Вон она оплата, на якоре стоит их дожидается.
– Энта хреновина, на иноземную похожа, – проговорил с прищуром Георгий.
– Она и есть английская, точнее было таковым, а теперь нам принадлежит по праву.
– Неужели у самих англичан, на абордаже отбили? – с восхищением выпалил Петруха.
– Угнали, пока судовая команда, по лесу мену с индейцами делала, – со вздохом проговорил Орлов.
– Вот, дают православные! – воскликнул Георгий. – А ты, офицер, как я погляжу придерзок! И ловок больно не по годам! Капитана – то, что американцами командует не Джексоном кличут?
– Верно, – проговорил поручик насторожившись. – Неужели, что – то слышали о них? А то мы с урядником, заждались их на шхуне, будь она не ладна.
Георгий внимательно посмотрел, на болезненно – белое лицо Орлова и, покачав головой, сказал:
– Сели ваши друзья на мель, в одном из рукавов реки Медной, к зимовке они готовятся, чтобы весной по большой воде, обратно в океан выскочить.
– Да, крепко сели, – поддакнул Петруха, оглаживая бороду. – Так что их ждать, не стоит. Бери, ваше благородие, своего казака, да милости просим в нашу слободу. К ночи думаю, поспеем, верно, Георгий?
– Петруха, верно, сказывает, – поддержал тот товарища. – Отлежитесь, подлечитесь, ну, а там и решите, куда вам дальше двигать. Может, приглянется у нас, да и останетесь вовсе, мы только рады будем.
– А как же быть со шхуной? – озадаченно уточнил поручик.
– Ничего с ней не будет! – отозвался Георгий, направляясь к собачьим упряжкам. – Чужие здесь не ходят, корабли не проплывают из-за мелей, так что не сумлевайся, офицер.
Всю дорогу до слободы, Орлов с грустью думал обо всем услышанном, лежа в возке, рядом со своим боевым урядником. Все, ради чего они здесь терпели все лишения и опасности рухнуло, не оставив не малейшей надежды на то, что этот дурной сон рассеется и реальность обретет наконец свои привычные очертания. Теперь они уже точно знали, что находятся на чужой земле, а все их изыскания, ради которых они столько времени, провели в этих краях, уже никому не нужны.
Словно какой – то злой рок висел над этими землями, а заодно и над всеми русскими поселенцами. Орлову вспомнились слова министра финансов, которые Рейтерн произнес в Сенате. О том, что Российско-Американская компания, оказалась несчастливой изначально и, что она сохраняется только искусственными средствами, которые не могут долго продлевать ее существования. Такой была суровая реальность, с которой приходилось считаться. Изменить ее к лучшему, не смогла совместная, Российско-Американская компания. Все хозяйственные усилия которой не окупали даже затрат, при всей вялотекущей суете, никто даже не помышлял заняться серьезной разведкой и разработкой недр. Вместо развития рудного дела, компания пыталась продавать пушнину, рыбу, даже лед в Сан-Франциско. Думал поручик и об ошибках, которые были допущены колонистами, при покорении первоначальных народов. Когда отношения с аулетами вроде и были выстроены, но другие племена находились в состоянии войны с поселенцами.
Вся эта безысходность, никак не вязалась с началом быстрого промышленного подъема в центральной России, где в наиболее важных отраслях, завершался промышленный переворот. Набирала обороты тяжелая промышленность, шло создание металлургического района на юге России, а на Донбассе были открыты огромные залежи железной руды и угля. Стремительно увеличивалась добыча нефти в Баку…
– О чем задумался, офицер? – крикнул Георгий. Ловко управляясь с ездовыми собаками. – В живых остались и, слава Богу! Дуван вон какой захватили, радоваться надобно, а ты все хмуришься. Там ведь добра, наверное, считать начнешь, не пересчитаешь!
– Да, уж добра там много – это правда, – кивнув, отозвался поручик. – И все это добро, я обещал отдать капитану Джексону, за то, что он со своими матросами наших полчан выведет.
– Так вот и я про то же! Обоз никакой по Славянке не идет, а старина Джексон сидеть на мели будет до самой весны. Смекай, офицер, как дуваном английским распорядишься, покуда его северные ветра не разбили о камни.
– Георгий дело говорит! – крикнул Петруха. – Товар забирать с посудины надобно, а не то пропадет безвозвратно! Где же это видано, чтобы такой "зипун "хоронить так бездарно.
– За товар переживаете? – усмехнувшись, уточнил Орлов.
– А как же! – выпалил Петруха. – У нас со стародавних времен, к добыче бережно относились. Да и урядник не даст соврать, у них ведь тоже когда – то – это был главный промысел. Верно, я говорю, казак?
– Было дело, – отозвался тот. – Добычу военную делили среди казаков. Погибших тоже не обижали, отдавая их долю родственникам. Про монастыри с храмами опять же не забывали, из пушек захваченных колокола лили, дабы звенели они во славие православное.
Орлов устало посмотрел на Георгия, стоящего сзади на полозьях возка и, кивнув, проговорил:
– Ну, если правда окажется, что обоза нет никакого, то забирайте все на свою слободу, нам с урядником оно за ненадобностью. Пусть добро это иноземное, прорастет, на сей земле для нужд православных, глядишь, еще и город когда-нибудь возникнет на месте вашей слободы.
– Ну, спасибо, офицер, за подарок царский! – закричал Георгий улыбаясь. – Поспешайте, собачки, до дому с новостью доброй! Ха! Ха!
* * *
Уже ближе к вечеру, за очередным поворотом, гости увидели в распадке десятка четыре ладно рубленых домов в полтора этажа. Каждый из которых имел крытый балкон, открытое крыльцо с перилами, а во всех окнах стояло настоящее стекло. Крыши домов были двухскатными, крытые тесом, резные наличники на рамах за которыми угадывались нарядные занавески, которые создавали какую – то домашнюю, мирную атмосферу. Словно и не касалось, все происходящее вокруг жителей этой слободы.
Из подсобных построек, стоявших чуть поодаль от жилых домов, доносилось разноголосое блеяние коз, а на открытой воде небольшого круглого озера, теснилось и крякало огромное количество гусей и уток.
– Вот так и живем! – прокричал Георгий. Пытаясь перекричать лай и повизгивание собак.
– Ни частокола, ни сторожевых вышек? – пробормотал Степанов, качая головой.
– А к чему нам за забором прятаться? – крикнул Петруха. Останавливая свой возок у одного из домов. – Индейцы ведь, в своих деревнях так же живут, а зверье слободу из-за дыма да собачек, стороной обходит.
– Ладно тебе, Петруха, разговоры – разговаривать, – махнул рукой Георгий. – Покличь ко мне всех мужиков, кто не на промысле, да баньку пусть позлее протопят! Гостей пропарить надобно, да под еловые венички, чтобы вся хворь из них выскочила! Марфе своей скажи, чтобы разносолов наших на стол подала, да с водочкой, самой лучшей! А я покуда гостей на постой определю в гостевой дом.
Гостевой дом, с жарко протопленной печкой, куда определили на постой Орлова со Степановым, представлял собой вполне цивильное помещение, с дорогим буфетом, столами и стульями на первом этаже. С самыми настоящими металлическими кроватями, с пуховыми перинами и подушками. На которых после бани и сытного ужина, переодевшись в чистое нательное белье, забылись в глубоком сне, измученные тяжелым переходом гости. Они, наконец, – то вышли к своим, к русским поселенцам, к тем не многим кто решил остаться на уже проданной, но не ставший от этого чужой земле.
Проснувшись на следующий день, Орлов спустился по скрипучим ступенькам на первый этаж, где вокруг самовара хлопотал старик Михась. Которого в слободе поставили за его преклонный возраст, служить в должности коридорного при доме для гостей. Стриженный под горшок, в старенькой косоворотке, перехваченной поясом, в шерстяных штанах, заправленных в сапоги, он хитро улыбнулся при виде гостя и кивнув в знак приветствия проговорил:
– Ох, и сладко спали, ваше благородие, почитай до обеда. Намыкались видать крепко с казаком, коли спите как младенцы.
– Это ты верно подметил, старик, – проговорил осипшим ото сна голосом поручик. Глядя на циферблат больших настенных часов.
– Ну, вот и ладненько, можете умываться и к столу. Чайку откушаете с шербетом иноземным, да я вас к Ивану в хату отведу. Он за старосту у нас тут. И он строго – настрого наказал, сразу, как почаевничаете к нему проводить вас. Вчера – то его не было, когда вы пожаловали. После парной вчерашней, под веники еловые, смотрю, посвежели вы, да и казак сказывал, что ревматизма его ломоту свою прекратила – это хорошо. Да и микстуры наши природные с мазями вас быстро на ноги поставит. Природа она мил человек, от всех хворей излечить может, знать токмо надобно, что от чего принимать.
– Мне про это аулеты частенько говаривали, – отозвался Орлов. Застегивая широкий кожаный ремень, с револьверами в кобурах по бокам.
– Они в энтом толк знают, – кивнув, проговорил старик. Сметая с белоснежной скатерти, не видимые крошки. – Народ они конечно чудаковатый, но на дружбу способный.
Поручик внимательно посмотрел на коридорного и, одевая белоснежную косоворотку, уточнил с интересом:
– А, о чугучах коварных, такого же мнения?
– А, что чугучи? Их просто понять надобно, а так у нас в слободе некоторые жен имеют из чугучей и ничего живут дружно.
– Вот как?
– А как ты хотел, мил человек? Сюды ведь не каждая из стольного Петербурга барышня приедет, а жизнь должна идти своим чередом.
– Неужели и детишки имеются? – пробормотал сонным голосом Степанов. Неторопясь спускаясь по лестнице.
– Конечно имеются! А, как же без деток? Род людям продолжать надобно, да и слобода молодыми прирастать должна. Года – то они быстро бегут! Оглянутся не успеешь как детишки в возраст войдут, свои семьи заведут.
– В православии живут или как? – спросил Орлов. Умываясь под медным, начищенным до блеска умывальником.
Старик с удивлением посмотрел на офицера и, всплеснув, руками воскликнул:
– А, как же без энтого? Мы все в православии проживаем, у нас и домовой храм имеется, освященный честь по чести, с престолом и антиминсами.
– И батюшка есть? – выпалил урядник.
– Был и батюшка Гаврила, царствие ему небесное, – проговорил старик, крестясь. – Убили его лиходеи, в прошлом годе. В аккурат на пасху, понес он к индейцам куличи освященные, хотел их на крестный ход позвать…, а его по дороге ножом и зарезали прямо в сердце.
– Кому же он помешать мог? – ужаснулся урядник, садясь к столу.
– Кто же его знает, – со вздохом отозвался старик. – Из латинян наверное кто – то, больше – то вроде некому. Тогда как раз недалече корабль их якорь бросал, об энтом от аулетов знаем.
– Знаем мы их племя бесовское, – скрипнув зубами, прошептал казак. – Прикрываются лишь словом божьим. В обозе с нами двое шли, под рясами свои черные душонки прятали! Один вообще про пасторский долг сказывал, про слово божие, а сам как оказалось в крови людской замазан с ног до головы.
* * *
Поговорив со стариком, за чашкой зеленого чая, о жизни в слободе, гости, одев подаренные им оленьи полушубки с заячьими шапками, направились за стариком к дому Ивана. Который, как оказалось, был в свое время, выбран жителями старостой.
Войдя в просторную горницу, они поздоровались и сняв шапки перекрестились, глядя на "красный угол", в котором находилась икона с лампадкой. Внутренняя обстановка дома старосты, была скромнее гостевого дома, но достаток был виден во всем. На потемневших от времени бревенчатых стенах, висели картины не известных художников, которые запечатлели на полотнах красоты этого сурового края. Рядом с дорогим, явно ручной работы буфетом у окна, стоял ткацкий станок, где видимо, пряла жена хозяина. В русской печи стояли не только глиняные чугунки, но и самые настоящие заморские кастрюли. Хозяин, сидевший за огромным столом, выглянул из-за огромного самовара и, расплывшись в улыбке, направился навстречу гостям, со словами: