Еще совсем недавно и сам Орлов, искренне возмущался таким поведением союзников, но сейчас эти подбегающие моряки, были для него столь желанны, словно он встретил здесь близких родственников.
– Ух! – выдохнул подбежавший американец, в огромной черной шляпе. – Кажись, успели! Я капитан Джексон, китобойный флот Соединенных Штатов!
– Я поручик Орлов, а это урядник Степанов, – устало проговорил офицер. Пожимая протянутую мазолистую руку. – Спасибо, капитан, поспели вовремя, еще бы немного и нам бы пришлось туго. Аулета вон покалечили, скоро бы и за нас принялись. Как же вы прознали, что нас тут хотят казнить?
Джексон деловито спрятал револьверы, в кобуры, висевшие по бокам и, отряхнув черное полупальто сказал:
– Разведчик аулетов к нам на берег вышел, он то и рассказал про ваши неприятности. Ну, а мы завсегда рады помочь, да и размяться заодно. Аулет, этот говорил, что с вами еще американец находиться, жив или уже с Господом беседует?
Орлов поправил шапку подаренную Василем и, глядя в глаза капитану, проговорил:
– Было четверо американцев…, трое погибли, а еще одного увезли недавно бандиты. Вон в ту сторону.
– Идите к костру погрейтесь, а мы тут пока проверим все, трофеи соберем. Бизнес есть бизнес! Кстати как вы здесь оказались? Неужели и в мороз теперь кирпич делаете?
– Это долгая история, капитан, – пробормотал поручик, – отогреемся у костра, тогда поведаю.
– О, кей, поручик, – улыбнувшись, отозвался американец.
Поддерживая друг друга, прихрамывая и спотыкаясь, Орлов со Степановым с трудом доковыляли до костра, где обнаружили истерзанное тело, застреленного аулета. Не говоря ни слова они сняли шапки и попрощавшись, все так же молча, стали освобождать себе место от трупов, с блаженством протянув руки к спасительному теплу. Оборона блокгауза, где из-за выбитых стекол гулял холодный ветер, затем пленение и заточение в не отапливаемом бараке, где они сидели на промерзшей земле в ожидании казни, все это сделало свое дело – они почти не чувствовали конечностей, а тело то и дело пробивал озноб.
– Эх, нам бы сейчас к эскулапу, хоть самому захудалому, – пробормотал Степанов, щурясь от дыма, – чтобы раны обработать. Да от хвори простудной, подлечиться микстурой какой.
– Верно, сказываешь, казак, – давясь от кашля, согласился поручик. – Совсем завоевались мы с тобой! Только меня сейчас больше всего волнует, что нам с тобой дальше делать. Если, правда, что в Ново – Архангельске наших уже нет, то, что далее делать? Добраться до него, да остаться покуда оказия какая не подвернется?
– А, что нам остается более? Можем встать на постой в гостинице, а можем и у модистке Варвары остановиться, не думаю я, что она тоже это место насиженное покинула. Д-а-а-а, не заладилась наша батальница…, хотя с другой стороны, мы – то все честно делали и винить нам себя не в чем.
Орлов нахмурившись, наблюдая за пламенем, утвердительно покачал головой и тихо произнес:
– Это ты, верно, говоришь, урядник…, нам себя упрекнуть не в чем. Мы делали все, что могли и уже не наша в том вина, что жилы свои мы рвали зазря, в одиночестве и окружении неприятельском. Господь свидетель, что мы честно бились за кромку империи, которая как оказалась уже и не наша вовсе.
– Может, ваше благородие, выпьем для сугреву по глоточку? – спросил казак. Постучав кулаком по дубовому бочонку с водкой. – Душегубы все вроде не выпили! Вроде как день ангела у нас очередной образовался?
– А, что, братец…, давай саданем и впрямь для поправки здоровья, да за упокой души товарищей наших. За то, что, Господь, все так управил, увидев наши страдания!
Подняв валяющиеся у костра глиняные кружки, они наполнили их до краев водкой, оставленной Сулимой в качестве выкупа, и осушили их, на одном дыхании не чокаясь. Они столько вытерпели и выстрадали за последние дни, принимая одно испытание за другим, что выпитая ими водка показалась холодной водой. Сидя молча у костра, они не обращали никакого внимания на одиночные выстрелы, не присматривались к снующим по территории завода американцам, они, наконец – то ощутили, что просто вновь выжили. А ведь их столько раз хотели убить только за последние сутки. Они столько пережили, что позволили налить себе еще по кружке и выпить за свое новое рождение, которое им так внезапно подарили американские китобои.
Бывшие пленники, так увлеклись после второй чарки разговорами о том, как будут жить по возвращении в Родину, что не заметили, как к ним подошел Сиу, который тихо проговорил, глядя на убитого соплеменника:
– Хао, урусы… Празднуете, что остались в живых?
– Спасибо, Сиу, твоему разведчику, – хрипло проговорил поручик, с трудом вставая. – Спасибо, что он американских китобоев покликал… А иначе бы нас как и твоего Мотори замучили.
Старик внимательно посмотрел на перепачканное сажей лицо офицера, на его изодранную одежду и с печалью в голосе тихо проговорил:
– На то он и воин, чтобы мужественно оставлять этот свет, но все равно, за слова теплые, спасибо и тебе. Мне тоже жаль, что двоих ваших товарищей отбить не удалось…, наш разведчик летел за помощью к янки как молодой олень, да не сразу нашел их. Они бросили якорь в другом месте, о котором мы вначале не знали.
– Скажи, Сиу, а нет ли вестей от твоего гонца, которого ты посылал в Большой город? – спросил Орлов. Глядя на седую, непокрытую голову старого воина.
– Наш человек, посланный к вашим вигвамам, еще не вернулся, – отозвался старик. Провожая взглядом молодых индейцев, уносящих тело Мотори. – Но мне уже сообщили, что ваши вигвамы опустели. Что все ваши братья уплыли на больших каноэ, вместе с вашим вождем Максутовым и его молодой женой.
– Значит все это, правда? – проговорил поручик. С жадностью допив из кружки водку. – Там, что же не осталось никого из наших братьев?
– Там много длинных американских штыков, которые пьют вашу дурман-водку с утра до ночи, да немного ваших семейных урусов, которые отказались покидать свои очаги…
– Значит, Сулима, не обманул, – сквозь стиснутые зубы, выдавил Орлов. – Ты говоришь, что там много американских солдат?
– Так и есть, урус…, но это американские солдаты.
– Значит, ушли наши поселенцы, – с тоской прошептал, ошеломленный казак. У которого еще где – то в глубине души, теплилась слабая надежда на встречу с соотечественниками. – А, Великий Сиу, не знает, почему они уплыли на больших каноэ?
Старик покачал седой головой и, глядя в изможденное лицо, старого казака произнес:
– Да, кто вас урусов поймет…, понаехали в ваш Большой город янки, ваш Максутов построил свои длинные штыки, янки построили свои напротив… Речи вели длинные и пламенные со сторожевой башни, из пушек и ружей палили…, кто – то плакал, а кто – то радовался. Наши наблюдатели так и не поняли, радость пришла в ваши вигвамы или скорбь с печалью.
– А, что было потом? – глухо спросил офицер, стянув шапку.
– Ваши люди погрузились на Большие лодки и уплыли, наверное, их позвали к своим кострам ваши предки. Все люди, должны жить у костров своих предков, видно пришла пора и вашим братьям возвращаться к себе в Родину.
– Наверное, ты прав, Великий Сиу, – прошептал Орлов, – нам тоже надобно поспешать за своими братьями. Скажи, не знаешь ли ты, что стало с нашими братьями, которые шли обозом по берегам Славянки? Я знаю, что это не ваши земли, но может ты, что – то слышал об их судьбе?
Старик, опираясь на длинную палку, вновь внимательно посмотрел на офицера и, покачав, головой сказал:
– Мне понятны твои тревоги, урус, только ни я, ни мои братья не знаем ничего об этом обозе.
– Если бы ты помог найти их, и вывести к стенам Большого города, то я мог бы щедро заплатить твоим людям!
– Урус, богатый человек? – с удивлением проговорил старик.
– Нет, Сиу, я не богатый человек! Но я знаю, где спрятана английская Большая лодка, в трюмах которой полно провианта, мануфактуры и пороха.
– Все мы разные под этим солнцем и луной, урус, но кровь у всех одного цвета – это земли кенайцев, а у нас с ними мир. К тому же, как охотиться на оленя, которого нет перед тобой? И твои глаза не видят его следов? Возможно, у вас была тяжелая ночь, ты не спал и твои речи стали путаться. Мне пора идти, а ты предложи капитану Джексону заняться поисками, я знаю, что он ходит по реке, которую вы называете Славянкой на своем Большом каноэ.
– Это просто проклятие, какое – то, – сплюнув, пробормотал поручик. – Я готов отдать свою жизнь, ради спасения своих боевых товарищей, а судьба, словно в насмешку отдаляет нашу с ними встречу!
– Не торопи в своих речах смерть, – отозвался старик. Направляясь следом за своими воинами. – Иначе она ускорит свой шаг к тебе на встречу, а тебе еще предстоит парить над землей как соколу.
– Откуда тебе про это известно? – крикнул вдогонку офицер.
– У тебя это написано на лице, как на той бумаге, которую вы называете Библией!
Степанов, стоящий за спиной, стал с остервенением креститься, приговаривая при этом:
– Пресвятая Богородица, Матерь Господа нашего, помоги нам! Что же с нами теперечи будет, ваше благородие? Кто же мы теперечи такие, ежели, правда, что землицу энту продали?
– Ну, ну, голубчик, – удрученно отозвался Орлов, растирая замерзшее ухо. – Негоже нам с тобою в уныние впадать, да в смущения разные. Попытаемся помочь товарищам нашим, и всем миром двинем в Ново – Архангельск… Ну, а ежели Максутов снялся с гарнизоном, как все говорят, так все одно там должен кто – то остаться! Наука счетная, как и мудрость арифметическая, спешки и суеты не любит, думаю кто – то остаться должен в конторе. Ну, а ежели про нас в Петербурге и впрямь забыли, тогда дождемся какой-нибудь оказии…, да с ней в Родину и двинем. Ничего, мы с тобой люди служивые, русские, православные, а православный всегда дорогу отыщет и путь осилит. Да и Господь где вразумит, а где и подсобит, за труды наши ревностные.
Вскоре к костру подошел капитан Джексон, и, откинув брезгливо в сторону труп, одного из вождей сел напротив, протянув поручику сигару.
– Угощайся мистер, Орлов, – буднично проговорил он. Поглаживая свою коротко стриженую бороду. – Табачок немного отсырел, но это все равно вкуснее, чем курить трубку. Это правда, что отважный поручик, отбил со своими людьми целую шхуну у англичан?
– Правда, – кивнув, отозвался Орлов, беря сигару. – Откуда это известно капитану Джексону?
– Однако, – улыбнувшись прошептал американец. – Мир слухами полниться!
– Налей-ка, Степанов, капитану нашей водки, обсудить одно предложение надобно нам. Надеюсь, капитан не будет возражать?
– Ну, отчего же не выпить с хорошими людьми! Тем более я вашу водку, как и многие в нашей команде уважаем.
Выпив по пол кружки водки, поручик поморщившись, занюхал рукавом и, глядя в глаза капитану проговорил:
– Нам помощь нужна за оплату достойную. Сиу говорил, что вам приходилось ходить по Славянке, а у нас там берегом идет обоз. Ежели Джексон согласился бы сходить и забрать наших людей, то мы бы отдали шхуну этих англичан со всем добром, что хранят ее трюмы.
Американец внимательно посмотрел на поручика, потом на сидящего рядом казака и тихо проговорил:
– Сколько же, по-вашему, будет стоить эта затея?
– Мы отдадим все, что есть на шхуне за содействие! – с жаром выпалил Орлов. – Храбрый капитан Джексон, вместе со своими матросами станет очень богатыми людьми. Для этого нужно лишь забрать наших людей и вместе с нами доставить до Ново – Архангельска.
– Боевые товарищи – это святое…, понимаю ваш порыв…, все это чертовски заманчего…, налейте мне еще вашей водки.
Осушив очередную кружку, капитан какое – то время сидел, молча, внимательно глядя на прыгающее пламя костра, затем покачал головой и проговорил:
– Все это очень интересно, только на этом пути есть серьезные препятствия.
– Мне кажется, что для капитана Джексона, не может быть серьезных заломов на этом пути. С такими отважными китобоями можно совершать любые рейды.
– Все это так, – отозвался американец, – только здесь везде полно мелей и каменных банок, а у нас нет точных карт глубин.
– Ну, а если попытаться идти на самых малых оборотах, с промерами фарватера?
– Все это возможно, но лишь когда у тебя пустые трюмы, а они у нас забиты китовой свежениной, мы уже сидим ниже ватер – линии. С такой осадкой можно лишь попробовать выйти к этой самой Славянке, по основному притоку реки Медной, но все равно – это очень опасно.
Орлов, не спеша раскурил сигару и, глядя, на тлеющий огонек спросил:
– Скажите, капитан, сколько вы имеете прибыли на каждого матроса с рейса?
– Рейс на рейс не приходиться, но в среднем до ста американских долларов на брата.
– А на шхуне товара, на несколько десятков тысяч долларов – это же целое состояние!
Американец поперхнулся дымом от сигары, громко прокашлялся, затем проворно вскочил, громко крикнув:
– За такие деньги я сам выкину всю эту требуху за борт! – Эй, джентльмены! А ну-ка все быстро сюда! Русские парни предлагают нам денежную работенку!
* * *
Зарождающийся рассвет, пароход китобоев с опустошенными трюмами, встретил хорошим ходом на всех парах, идя к тому месту, где нашла свою последнюю стоянку шхуна "Мария". Унося все дальше и дальше Орлова со Степановым, в противоположную от Ново – Архангельска сторону. Они вдвоем стояли на корме, с тоской наблюдая как на светлой полоске горизонта, исчезал дым от печных труб города, к которому они с таким упорством шли с боями, но в котором как уже оказалось, не было русского гарнизона.
– Проклятый ревматизма, – прошептал, Степанов, морщась от боли, – застудил я, видать, все кости накрепко. На дух не могу переносить ни влагу, ни холод – одна мысль о них, прямо аж в жар вгоняет.
– Ничего, терпи, казак, уже немного осталось…, совсем немного. Подмогнем нашим полчанам, а там и в Родину можно собираться, – отозвался поручик. Кутаясь от ветра в парусиновый плащ. – Тебе еще в своей станице, не на одной свадьбе танцевать и петь придется, под гармошку и балалайку.
– Сумлеваюсь я в энтом крепко, ваше благородие. Простуда кости все выламывает, мочи никакой нету… Даже и не знаю, дозволит ли Господь вернуться…
Поручик с сочувствием посмотрел на старого казака, который явно сильно сдал за последние дни и твердо проговорил:
– Дозволит, голубчик, непременно дозволит…, потому, как за правое дело мы все эти муки принимаем. Думай лучше о том, как по возвращению в свою станицу, будешь на торжествах и посиделках песни петь, да хороводы водить со станичниками.
– Да, у нас и впрямь, не одно торжество или посиделки не обходятся без песен, даже проводы на службу или встреча служивых.
– О чем же у вас поют казачки в станицах?
– Так и про Ермака Тимофеевича и про Стеньку Разина, извиняюсь, конечно. Да много о чем, хоть под гармошку, хоть под балалайку, а хоть и под домбру…, слушай, не переслушаешь. Да-а-а, было время я ведь, и пел ладно, на скачках с джигитовкой в первых приходил, да и в стрельбе из лука или ружья спуска никому не давал. Это теперечи, глаз стал частенько фальшивить, видать годы берут свое.
– Не наговаривай на себя, ты и сейчас воин примерный, спой лучше что-нибудь.
– А, чего же спеть – то, ваше благородие?
– Ну, про Ермака того же, нас ведь тоже как и его с казачками вороги на прочность силой проверяли.
Урядник поправил опаленную в боях лохматую шапку и глядя на растворяющуюся полоску горизонта затянул старую былину:
– Тут стал государь его спрашивать:
"Не ты, ли Ермак сын Тимофеевича?
Не ты ли донской, воровской атаманушка?
Не ты ли гулял по морю синему?
Не ты ли разбивал мои кораблики?"
И тут держал ответ добрый молодец:
"То – то я Ермак сын Тимофеевич,
То – то я тот казак атаманушка.
То – то я гулял по морю синему,
То – то я разбивал кораблики.
Но кораблики те были не орленые,
Не орленые были, да не травленые,
Не платили государю дани – пошлины…"
– Вот ведь был человечище – этот Ермак, – со вздохом сказал Орлов. – Земли новые не только завоевывал, но и обустраивал, царю, а стало быть, державе принес "под руку" целое Сибирское ханство. А мы тут столько лет муки принимали, да видать зря все это было, если и, правда, землицу эту продали.
– Я тоже, все не перестаю про энто думать, – тяжело вздохнув, проговорил казак. – Что же такое в, империи должно было приключиться, ежели земли царевы с молотка пошли?
– Не знаю, казак, пока не знаю, – отозвался поручик, пожав плечами. – Может маневр, какой – то это политический, или военный. Англичане вон все никак не угомоняться, может, чтобы упредить их в открытии очередной фактории, или еще какого конфуза, в отношении наших владений, сей шаг сделан.
– Неуж – то опять война у порога стоит? От Крымской компании ведь еще не отдышались!
– Не знаю, урядник, я уже ничего не знаю…, ну, а если и будет война в этих землях, то я так понимаю, что это уже печаль и забота американцев.
– А может у капитана узнать, была ли продажа, какая али как? Я при погрузке, у одного матроса пытался узнать, на сей счет. Так он посчитал, что я умом тронулся, мол, не могли в Вашингтоне на такое пойти, ни при каких даже самых печальных обстоятельствах.
– Узнай, голубчик, узнай, – удрученно проговорил Орлов. С тоскою глядя на проплывающий мимо берег.
* * *
Оставшись в одиночестве, на продуваемой всеми ветрами корме, он уже в который раз задал себе вопрос: "Что делать дальше? Почему продали?"
Ведь это могло означать только одно – на самом верху пришло понимание, что Российская – Американская компания не может управлять этой территорией, даже находясь под высочайшим покровительством. Продать эти земли – значит расписаться перед всем миром в слабости империи. А ведь именно совместная компания, активно торговавшая пушниной, была обязана не только представлять, но и защищать интересы России на Тихом океане.
Орлов понимал, что были серьезные проблемы с англичанами, с китобойными браконьерами из нижних американских штатов, районы промысла были разделены огромными территориями, не хватало провианта и современных кораблей, но этого было явно не достаточно, чтобы так спешно продавать эту землю.
Организация РАК была действительно малоэффективным, малоповоротливым органом, из-за своей трехуровневой структуры. В ее рядах были купцы – промысловики, купцы – перекупщики и собственно само государство. Столица Ново – Архангельск, как и все не многочисленные форты, стоявшие под флагом империи, жили в постоянной тревоге из-за возможного нападения индейцев. Каждый поселенец помнил, как погибли под Ново – Архангельском более двухсот колонистов, из-за кровавого бунта первостепенных народов, которые не желали мириться с присутствием урусов на своих землях. Каждый русский хорошо чувствовал эту опасность, которую увеличивали расстояния между поселениями, когда для оказания помощи соседнему форту, попавшему в беду, нужно было потратить много времени на преодоление многих верст по бездорожью. Отсутствие элементарных дорог, а самое главное устойчивой связи между фортами и самим стольным Петербургом, обрекало малочисленные гарнизоны на погибель в случаи конфликта. Телеграфное сообщение, за которое так ратовал правитель Максутов, еще находилось в самом начале своего победоносного шествия по миру, стоило очень дорого и находилось на тот момент лишь в крупных городах. Поэтому доставка сообщений любого рода, из столицы в форты и обратно, происходила по старинке через нарочных, что требовало времени и не всегда гарантировало успешную доставку до адресата.
* * *
– Ваше благородие, – окликнул Орлова казак, – капитан просит к нему в рубку подняться.
Кивнув, поручик поднялся по обледенелым ступенькам трапа в ходовую рубку и, прикрыв за собою двери, встал у бокового окна.
Капитан Джексон опустил бинокль и, посмотрев, на гостя спросил:
– Могу предложить мистеру Орлову хороший кофе с бренди.
– Спасибо, капитан, – отмахнулся тот. – Я от этой качки, словно карась, выброшенный на берег, не могу ничего ни есть, ни пить.
– Да-а-а, на это привычка нужна – это правда. Денщик меня твой рассмешил, насчет того, что будто бы мы эту землицу прикупили. Мы с вахтенным смеялись так, что чуть животы себе не порвали!
– Капитан считает, что все это сплетни?
– Ты же офицер – человек образованный, значит должен понимать, что глупости все это! Ну, сам посуди, кто в здравом уме и при памяти, может прикупить этот ящик со людом? Он же даром никому не нужен! Наш народ только вышел из гражданской войны! Нам страну поднимать надо, производство на ноги ставить, а на это нужны деньги и не малые! Моему народу не нужен этот край с его медведями и аборигенами! Мы устали от своих туземцев. И не желаем воевать с новыми племенами аборигенов… Я слышал об этой сплетне, и понимаю, почему она родилась, почему с нас американцев стали смеяться как с ума лишенных!
– Почему? – спросил Орлов. Глядя на осунувшееся, обветренное лицо капитана.
– Да, потому что наш госсекретарь, человек не далекий и к тому же авантюрист, каких свет не видывал! Но даже на такого госсекретаря, найдется всегда управа в лице конгресса, который не позволит так бездарно тратить государственные деньги.
– Значит капитан, уверен, что никакой продаже не было? – пробормотал озадаченно поручик.
– Конечно, нет! Можешь у любого из моих китобоев спросить об этом, и они рассмеются тебе в лицо. Так что идем за твоими друзьями, потом я вас доставлю в вашу столицу и стану со своими матросами богатым человеком. А насчет сплетен про продажу…, я тебе так скажу, офицер. Была у нас какая – то шумиха в газетах, но там все говорили о том, что нам не нужен этот зоопарк с медведями и койотами. Все поднимали на смех нашего глупого госсекретаря, который хотел потратить деньги, на приобретение этого зверинца вместе с аборигенами. Насколько я знаю на этом все и закончилось.
– Выходит, что никакой покупки и не было? – переспросил Орлов, доставая окурок сигары.
– Конечно! Кому нужны местные жители? Каждый, из которых, может выпить по ведру рыбьего жира или водки на завтрак! – давясь от смеха, проговорил Джексон. – Не-е-ет, офицер, мы большая нация, а большая нация не может позволить себе капризы больного госсекретаря. Какой смысл в покупке этих земель, если здесь не возможно нормально жить или выращивать сельскохозяйственные культуры.
Орлов прикурил сигару и, посмотрев на капитана, через облако выпущенного дыма спросил:
– Ну, а если с военной точки зрения посмотреть?
– Да, хоть и с военной, – проговорил Джексон, покачав головой. – Я тоже воевал за Север и понимаю, о чем идет речь! Эта земля только по Юкону может представлять интерес, ну бухты по побережью местами хороши, только все это далековато от наших нижних штатов.
Поговорив еще какое – то время о жизни американского общества, поручик отправился спать. Слишком много событий произошло за последние дни для него и его товарищей, слишком много испытаний обрушилось на них, и он буквально валился с ног. Но уже к полудню впередсмотрящий наблюдатель доложил, капитану Джексону, что наблюдает не далеко от берега какую – то шхуну, стоящую с креном на левый борт. Тот сразу отправил вахтенного за спящим в кубрике Орловым.
– Ну, что мистер, Орлов, не ваша ли это посудина стоит на рейде? – спросил он поручика. Когда тот появился на мостике.
Поручик подошел к окну и взяв протянутый капитаном бинокль, стал внимательно вглядываться в контуры судна. Наконец вернув, капитану бинокль сказав:
– Да, это та самая английская шхуна, ее развернуло, но я бы узнал ее из тысяч других.
– Вот и хорошо, – пробормотал капитан, изучая корабль в бинокль. – Однако какая интересная конструкция. Использовать и силу ветра, и силу пара, да еще систему как вы говорите герметичных отсеков – это что – то новенькое у судов такого класса. Ну, что, как договаривались, идем к ней и смотрим товар?
Поручик растер заспанные глаза и, пожав, плечами ответил:
– Оцениваете товар и оставляете меня с казаком на борту. Ради спасения своих товарищей, мы готовы встать там караулом и присмотреть за вашим богатством. Главное товарищей наших сыщите, а уж мы с охраной не подведем.
– Там на борту достаточно провианта с углем? Или возьмете у нас?
– Я же говорю, что там есть все, и капитану Джексону не стоит волноваться, – отозвался Орлов. Со вздохом садясь к столу, на котором лежали циркули, карандаши, линейки с картами.
– А мистер, Орлов, не знает, что это так привлекает на палубе этой шхуны птицу?
– Мы подорвали там носовое орудие, – проговорил поручик. Прикуривая окурок сигары. – Наверное, на палубе остались останки погибших членов судовой команды.
Джексон опустил бинокль и, посмотрев на гостя, произнес:
– Ну, что же, все понятно. Вахтенный, лево руля! Курс на шхуну! Шкипер, готовить шлюпку!
Пришвартовавшись к борту, когда – то покинутого судна и поднявшись на палубу, все от Орлова со Степановым, до Джексона с матросами остановились в замешательстве. Их взору предстала страшная картина – вся палуба была усеяна обезображенными кусками человеческих тел. Вперемешку с внутренностями, лежали куски одежды смерзшейся с плотью, которая трепетала на ветру, создавая совместно с гомоном недовольных чаек, какую – то дьявольскую какофонию. Как, оказалось, взорвался не только ствол пушки, но и боеприпасы, хранившиеся под парусиной, разворотив при этом не только нос палубы, но и изувечил до неузнаваемости стрелявших. Опознать которых, теперь можно было лишь по остаткам одежды, которую мороз, прочно приклеил к металлу палубы.
Джексон покачал головой и, поморщившись, пробурчал:
– Вы, что же, при абордаже с них скальпы вместе с потрохами снимали?
– Не обращайте внимание, капитан, – отозвался хрипло Орлов, простуженным голосом. Глядя на бесформенные куски человеческих тел, с желтыми ребрами и почерневшими внутренностями, которые усиленно потрошили полчища чаек. – Главное, что лежит в трюмах, а не на палубе.
Осмотрев товар в трюме, и оставшись чрезвычайно довольным от увиденного, Джексон по хозяйски, распорядился растопить один из котлов, затем подошел к поручику, стоявшему у борта и проговорил:
– Ну, я, в общем – то, не сомневался, что мистер Орлов говорит правду, о количестве и ценности груза. Мне надо было, чтобы это увидели матросы, тогда у китобойцев будут гореть глаза, и они будут рваться на поиски ваших товарищей. Для охраны этого плавающего сейфа, я оставлю вам вот эти нарезные ружья с припасами к ним.
С этими словами капитан подозвал к себе матроса и, сняв с его плеча две винтовки, которые на тот момент делались в штучном исполнении и имели барабанную подачу патронов, по принципу револьверов, проговорил:
– Держи, союзник, винтовки скорострельные, конструкции самого Пиппера. Думаю, с ними караул держать будет веселее!
– Вот это вещь! – вырвалось у Степанова. – Эх, нам бы такие винтари в Крымскую компанию!
– Да, ружья надежные, – согласился Джексон, попыхивая сигарой. – Они мне признаться даже больше нравятся, чем винтовки Винчестера, с подствольным магазином и продольно-скользящим затвором. А главное лупят без осечек! Да, поможет нам всем Господь, прощайте, союзники. За товарищей своих боевых не думайте, найдем мы их и доставим, как положено, вы главное товар берегите.
* * *
Попрощавшись с американцами, Орлов со Степановым еще долго стоял на палубе, всматриваясь в растворившийся китобойный пароход, сжимая в руках ценные подарки. К тому времени, было уже создано множество различных систем револьверов, в которых весьма успешно была решена проблема скорострельности и многозарядности. Ружейники того времени, пытались использовать достижения в устройстве револьверов применительно к ружьям. Но лишь на первых порах, этот путь повышения скорострельности винтовок казался весьма перспективным.
Стоя на продуваемой палубе и Орлов, и урядник очень хорошо понимали, что возможно попытка отправить на поиски этих отважных китобоев – это последняя возможность, хоть чем – то помочь своим товарищам. Это было то последнее дело, которое им обязательно нужно было доделать на этой земле. Которая уже была то ли продана, то ли готовилась к продаже. Именно эта не ясность тяготила их как русских людей, знающих, как осваивалась эта земля. В каких трудах и мучениях осваивалась эта колония, а ведь на тот момент уже был успешный опыт освоения новых земель. К тому времени русские войска уже заняли все Черноморское побережье Абхазии, завершилось добровольное принятие русского подданства Казахами. Обовсем этом, конечно знали колонисты в Русской Америке, как и о том, что сам Александр был не против расширения владений империи на востоке, в Средней Азии. Чьи земли сулили не только военный, но и экономический довесок в виде поставок хлопка для текстильной промышленности, а так – же в виде огромного рынка сбыта товаров, произведенного Российским производителем.
На фоне всех этих триумфов, колонистам на Аляске тяжело было понять, что же препятствует освоению именно этих земель, и почему во властвующих кабинетах на Неве, с таким упорством не стремятся к развитию этого края. Где все постепенно приходило в упадок, при полном умолчании Петербурга, который почему – то перестал интересоваться делами далекой колонии.
– Ну, вот, пожалуй, и все, – проговорил Орлов. Морщась от холодных порывов ветра. Который все сильнее с каждым дуновением бросал колючие заряды снега. – Это, пожалуй, все, чем мы можем помочь нашим полчанам…, это последнее дело которое нам завершить надобно и которое не терпело отлагательства. Осталось теперь соединиться с нашими товарищами и двигать в Родину.
Степанов перекрестился и с тоскою в голосе проговорил:
– Будем надеяться, что Господь устроит все по справедливости, ваше благородие. Я для этого молитву читаю постоянно.
– Какую? – спросил тот. Рассматривая останки тех, кто еще совсем недавно, пытался расстрелять их из носового орудия.
– Так как положено "Перед началом всякого доброго дела", господь обязательно услышит. А ведь не за горами Рождество Христово! Жалко, что еще в пути будем, у нас ведь это один из почитаемых праздников.
– Во всех станицах почитают?
– А как же! – воскликнул казак. – Ночью под Рождество, сразу после удара церковного колокола, все семьи отправляются в храм. Это уже потом колядуют, да девки на суженных гадают.
Орлов покачал головой и со вздохом произнес:
– У меня в губернии тоже сей праздник всегда почитали, впрочем, как и веселые святки. И ряженные по домам всегда ходили, да и святочные гадания всегда устраивались, а еще крестным ходом ходили всегда "на иордань". Ладно, идем в тепло, я там у Бернса покойничка микстуры разные видел с бинтами, будем раны зализывать.
– А с этими, что делать будем? Вмерзли – то намертво!
– Об этом пусть голова болит у капитана Джексона, по возвращению. Мы с тобой на роль похоронной команды не претендовали.