От Новаго Маргелана до границы Бухары

Я потому так долго останавливаюсь на положении джигитов, что вопрос о привлечении на их места (при помощи увеличения жалованья) отставных нижних чинов является весьма важным в виду предстоящего перенесения таможенной черты на южную бухарскую границу. В другой раз, при описании нашего дальнейшего пути, мы в подробности ознакомимся с характером стран по р. Пянджу и по среднему течению Аму-Дарьи и увидим, при каких тяжелых условиях, в какой полудикой обстановке придется всем чинам нести службу на будущей таможенной линии. Что же касается джигитов, то им в борьбе с контрабандным провозом товаров из Афганистана, вероятно, нередко придется вступать в стычки с более многочисленным противником, так как афганцы, переправляя через Аму-Дарью свои товары в больших поместительных лодках (каюках), имеют возможность высадиться в любом месте бухарского берега в числе 15–20 человек из каждой лодки^[11]. Если принять во внимание, что афганцы эти могут быть вооружены прекрасным огнестрельным оружием английского изготовления и что, с другой стороны, по нашим таможенным правилам джигиту разрешается прибегать к оружию только в ответ на вооруженное же сопротивление, то станет ясно, что нашим джигитам потребуется недюжинная смелость и сильное чувство дисциплины, чтобы всегда выйти с честью из подобных стычек.

В Азии все имеет свой масштаб, вовсе не подходящий в нашему европейскому: крупнейшие ошибки внутренней политики могут остаться совершенно незамеченными местным населением, но неудача хотя бы горсти русских солдат оставляет глубокий след в воображении азиата, вселяя наивное сомнение в могуществе всего государства. Никто не поручится в том, что если несколько человек джигитов разбегутся при встрече с многочисленной ватагой контрабандистов, среди афганцев не зародится слух о бегстве настоящих русских, солдат, а не сартов, переодетых в бешмет джигита с зелеными погонами. Чем дальше от места происшествия будет, разноситься молва, тем более грандиозные размеры примет событие: в Бабуле уже заговорят о поражении тысячного отряда русских войск, а из Индии на встречу этой молве услужливый английский телеграф не замедлить принести известия, подтверждающие её справедливость.

Не легка также будет служба чиновников на новой линии. Заброшенный судьбой в какой-нибудь отдаленный город восточных и южных бекств ханства в роде Рохара, Бала-и-Хума или Куляба, надзиратель таможенного поста не найдет там, кроме нескольких своих подчиненных, ни одного человека, с которым мог бы поговорить на родном языке. Вернее всего, что он почти совершенно будет лишен возможности говорить, так как трудно предполагать в каждом чиновнике знатока местного наречия. Сношения с родными, оставленными на далекой отчизне, также не могут быть особенно оживленны: известия из Европейской России он будет получать не ранее, как чрез месяц. Даже из Туркестанского края письма, предполагая устройство правильной их доставки, будут идти до него, при самых благоприятных обстоятельствах, недели две, так как названные города удалены от столицы Бухары на 10–14 дней верхового пути. Такой чиновник, лишенный общества не только образованных, но даже просто грамотных людей, лишенный возможности окружить себя обстановкой, напоминающей хотя бы самый скромный европейский комфорт, будет в праве без особенного преувеличения сравнивать свою службу с ссылкой. Нельзя не выразить надежды, что на эту сторону дела будет обращено должное внимание и что вновь создаваемым должностям будут присвоены некоторые преимущества, не только в форме увеличенного содержания^[12], но и в виде некоторых других отступлений от общих правил о прохождении службы. Так, например, обычный 28-ми-дневный отпуск для надзирателя поста в городе Кала-и-Хуме на деле свелся бы к нулю, так как это время оказалось бы достаточным лишь на то, чтобы добраться до русской границы, окинуть грустным оком отечественную землю и вернуться обратно на место своего служения. Включение в штат служащих на линии должности врача является также условием первостепенной важности для всех чинов; вместе с тем присутствие медицинской помощи может, благодаря уважению, которым пользуется врачебное искусство на востоке, оказать большую услугу русскому делу, давая нам новый шанс привлечь в себе расположение туземцев. А шансы эти в данном случае, т.-е. в таможенном деле, очень невелики, и в этом одно из главных затруднений, с которыми придется считаться новой линии.

Не подлежит, кажется, сомнению, что отношение всех слоев туземного населения к проектируемой мере будет в равной степени враждебно, так как каждый из них будет ею затронут в своих самых существенных интересах. Мне думается, что нельзя найти более полного и в то же время более благодетельного господства в чужом государстве, чем наше в бухарском ханстве; но как бы высок ни был авторитет императорского политического агентства в Бухаре, как бы строги ни были повеления, данные эмиром своей администрации об оказании всякой поддержки нашим таможенным чинам, результат этих повелений может коснуться только внешней, оффициальной стороны дела. Беки будут устроивать торжественные встречи, выставлять почетные караулы и готовить достарханы (угощенье); отвешивая кулдук, будут каждый разговор начинать и заканчивать неизменным уверением, что они наши слуги и что, исполняя повеление эмира, сделают все от них зависящее, чтоб угодить нашим интересам. Но суть дела от этого мало выиграет. Бек не может предупредить ожесточения народа против какого-нибудь джигита, вызванное таможенными стеснениями, ибо в данном случае неудовольствие населения будет относиться к числу тех, которые вызываются нарушением существенных, жизненных его интересов; подобное неудовольствие можно предупредить, уничтожив причины, его обусловливающие, но запретить проявление его при наличности этих причин – задача, выходящая за пределы могущества какой бы то ни было государственной власти. Беки и другие местные чины будут видеть в русских чиновниках своих личных врагов; ибо чем иным, как не врагом, может быть в их глазах лишний свидетель их противозаконных поборов и притеснений простого народа, могущий без всякого опасения за себя вступиться за обижаемых перед эмиром чрез посредство русского агентства в Бухаре? Муллы – единственный принципиально-враждебный нам класс бухарского народа – будут весьма рады воспользоваться неудовольствием, вызванным той или другой мерой русского чиновника. С своей стороны простонародье будет относиться враждебно к таможенному делу вследствие значительного повышения цен на предметы первой необходимости. Благосостояние бухарского населения стоит на таком низком уровне, потребности огромного его большинства столь незначительны, что пошлинному обложению могут подлежать почти только подобные предметы. Независимо от этого, все формальности нашей таможенной системы по досмотру, очистке пошлиной, выпуску товаров и пр. вовсе не отвечают привычкам туземцев, ни степени их развития. В средне-азиатских ханствах существует совершенно своеобразный способ взимания пошлины, установленной кораном и называемой «закет»: она оплачивается не на границе, а на месте распродажи товара и ограничивается 2½% его стоимости; под опасением ответственности на том свете, бухарец аккуратно уплачивает эту незначительную часть, но можно представить себе его неудовольствие при взыскании наших, чуть ли не стопроцентных пошлин. Европейская таможенная система, не измененная применительно к туземным обычаям, была бы обременительна для населения уже по тем многочисленным, чисто внешним стеснениям, с которыми она сопряжена и к которым даже европейская публика не приучила себя относиться хладнокровно; было бы странно ожидать более благосклонного отношения к ним со стороны населения, среди которого местами еще процветает меновая торговля.