гримасы, закатывают на зиму, дурачась,
в банки огурцы и воспоминания о лете,
перекидываются фразами и фотками в сети,
закутываются в одеяла и удобные мысли:
ах, если бы, снова весенно, весело, лиственно…
Хочется выпасть из кармана мелочью под дождь,
да так, чтобы лень нагибаться из-за такой шняги,
узнавать людей по следам подошв,
став терпящим всё листом бумаги.
***
Фонарь бумажный,
изделие китайского злодея.
Ты помнишь, как однажды
собрали мы тебя, и ты взлетел, и
и долго так парил, сжимаясь в точку.
Той ночью…
Там было озеро и церковь сонною макушкой
крестила звёзды, небо
и тех двоих, лежащих как кусочки хлеба
на травяной ладони подношением не взятым
никем: ни ангелами, ни прочими пернатыми.
И знаешь, общая ненужность
двух людей друг другу
сгущалась в тишину и тьму, в упругий
мрак, в котором расплывались лица
и преступленьем было даже не обнять,
а просто чуть пошевелиться.
Фонарь, ты бросил нас,
и в этой мутной темноте дрянного кофе,
в которой больше не узнать ни фас,
ни профиль,
движенье потеряло смысл,
а местоименье «мы»
предметность.
«Мы» стало частью тьмы,
и медленно
светился уплывая ты,
фонарь,
оставив нам слова,
мечты
и слёзным дымом –
неизбежность.
***
Эта затянувшаяся осень состоит из
барного пива, встреч, утренней тёмной безлюдности парка,
из наконец прочитанных «Трёх товарищей» Ремарка,
из светлых глаз и зелёного чая,
из очередных вселенских печалей
по поводу «всё не так, ребята»,
из её усталых плеч и виноватого
взгляда, из слабого «не надо»,
сказанного не размыкая губ,
из грубых шуток, минут,
когда музыка, шаг и дождь в такт,
и в общем-то всё равно как
закончится день, год, век –
ты всего лишь прохожий,
человек без зонта,
шлаета, налипшая на подошву,
из постоянного присутствия молочной кислоты в мышцах,
и той, что никак не забудется в мыслях,
из молитв бетонным богам микрорайонов
удлинить путь от метро до дома,
потому как в нём слишком много любви и пыли,
а хочется ветра и чтоб забыли,
из складок простыни, похожей на Антарктиду,
и ты в ней лежишь, замерзая, и ты ли это
или чёрти кто ещё – в темноте не поймёшь, и только утром
свет опять высекает наши лица – безумный скульптор -
из бессониц, надежд и случайных слов.
Ты встаёшь, глядишь в зеркало, снова
узнаёшь этот усталый взгляд,
говорящий тебе: «Это я.
Здравствуй. Выглядишь хреново.
Впрочем, могло быть хуже.
Мог бы быть безногим,
больным, а так -
просто дурак,
и, кажется, простужен…»
***
Где-то между Сибирью и Амстердамом
пошёл первый снег, сутулые дамы
поутру втягивают головы в плечи
прыгают по искалеченным
строителями тротуарам,
в свете фонарном
их ботинки на каблучках
мелькают, стакатто стуча,
как печатные машинки
на поворотах дзинькая.
От дам пахнет кофе, Францией,
нервом неожиданной менструации,
бумагами отчётов, планов, графиков,
чёрной завистью к тем, кто может послать всё и всех на фиг
и завалиться, как на диван, на Багамы или на худой конец в Сочи,
мочи нет смотреть на их уложенные причёски и растрёпанные души.
Бог, послушай,
ты как главреж всей этой дури,
плиз, придумай
им какого-нибудь принца
с котячей приятцей,
с лёгкой небритцей,
с мятной зеленоглазцей,
ради которого они тратились бы
на все эти мани-
кюры и крема за ползарплаты.
Ты придумай им хоть какую-то радость –
дом, укомплектованный сразу
кофемашиной, детьми (мальчик, девочка),
шторами как в журнале,
подушкой для рыданий
по поводу очередного прочитанного романа
про расставанья и раны,
фотографиями на стенах,
где все они вместе и всё зашибенно.
Ты можешь, я знаю, но видно наши жалобы слушать
трудней, чем отделять воду от суши.
В конце концов
ты не худший из отцов,
иногда заходишь по воскресеньям,
мы гуляем в парке осеннем,
ты спрашиваешь «как дела?»,
бла-бла-бла,
я вру, что нормально,
и мы замолкаем зеркально.
А порой, вот как сейчас,
ты сыплешь на спешащих нас
первым долгожданным снегом,
равняя землю с небом,
белой простынёй сверху
накрывая многоэтажку и церковь,
пыльную машину, лужу,
детскую площадку, душу,
выплачивая моментом
все алименты.
А я, как мокрая птаха,
в ахуе стряхиваю
с перьев снежинки,
переводя небесную воду из твёрдого
в жидкое,
из жизни в бумагу,
в стихи и прочую шнягу…
***
ангел-хранитель,
ценитель, целитель,
душеспаситель, душепракситель,
отсекающий лишнее,
пришлое, открывающий лица,
солнцем выжженные,
толкующий знаки,
до тебя дошептаться
как мне?
вызнать слово-птицу,
чтоб донесла, долетела,
сняла ватник-тело
с души,
душно мне, поспеши,
слишком много любви, золы,
руки-реки злы
сливаются, крутят,
хватают за полы
рубахи,
мутят глаза,
забери меня за
небо,
что белее гор,
где утренний бор
и нету
никого,
и мысли
палой хвоей лежат,
опасная жатва,
блаженная жатва,
ты голый ствол,
иголка в стогу спрятанная,
не отыскать, не вернуть,
не вспомнить имени,
цвета волос,
голос,
успокоить нервы, герцы,
выйти из сердца,
разума, бога,
босым никем на дорогу…
***
полюби одиночество,