Краткая история Речи Посполитой и рода Домановичей Дзиковицких

Tekst
0
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Король Стефан направился в Чашники – городок на реке Улле, где сходились дороги из Великих Лук и Смоленска. Одни советовали королю идти к Смоленску, другие к Пскову. Но король имел ввиду крепость Великие Луки, имевшую важное стратегическое значение. Владея этим городом, можно было одной армией удерживать неприятеля от покушений со стороны Пскова на Ливонию, и со стороны Смоленска на Литву. Для московитов же Великие Луки служили опорным пунктом, откуда обыкновенно рассылались отряды для военных действий с немцами и поляками. В Чашниках король провёл смотр армии. Войска получили приказание переходить на другой берег Уллы по узкому мосту, а король занял место у самого входа на мост, так что ни один солдат не мог ускользнуть от его взгляда опытного воина. Сперва проходила конница, отличившаяся ранее под Гданьском и Полоцком. Всадники, кони, вооружение были безукоризненны. Затем следовали новосозданные выбранецкие войска, между которыми шёл отряд пеших и кавалерии, выставленный на собственные средства Яна Замойского.

Из Чашников король направился к Витебску, а Замойский после невероятных трудностей пробрался через леса и болота к Велижу, важной московитской крепости на Двине. Взятие этого города-крепости подробно описано в «Дневнике второго похода Стефана Батория на Россию», который вёл староста ковальский и бродницкий пан Лука Дзялынский. Военные неудачи побудили московского царя искать посредничества папы римского, который своим влиянием мог побудить Речь Посполитую согласиться на мир. С этой целью 28 августа от царя в Рим отправился Истома Шевригин в сопровождении Феодора Поплера. Русскому послу было поручено предложить папе Григорию XIII план объединения всех христианских государей против неверных, чем подавалась папе надежда позволить в России католическую пропаганду. Кроме того, посол мог обещать право свободного проезда через Россию в Персию для итальянских купцов, что для римского двора было весьма важно, так как с купцами обыкновенно отправлялись католические миссионеры.

После взятия крепости Великие Луки король велел итальянскому инженеру восстановить и укрепить её снова и оставил в ней сильный гарнизон. Стефан Баторий, выполнив одну из главных задач нынешнего военного похода, то есть овладев Великими Луками, отправился в Варшаву хлопотать о продолжении военного налога на два года с тем, чтобы начать новый поход. За ним последовали русские послы, которым было поручено договариваться о мире. Продолжать же военные действия король поручил гетману. Взятие мощной крепости, какой являлось тогда Заволочье, высоко укрепило авторитет гетмана Замойского, как военного деятеля. В том же 1580 году литовский шляхтич Лев Иванович Сапега получил должность секретаря Великого княжества Литовского.

В это время Польша, как по географическому положению, так и по условиям жизни стоявшая ближе, чем Русь, к Западной Европе, находившейся в зените духовного возрождения, по уровню образованности была выше Руси и русское шляхетство Великого княжества Литовского, естественно, подпало под её цивилизующее влияние. В польской и литовской Руси долгое время не было никакой литературы, кроме официальных бумаг, писанных на языке, который свидетельствует о постоянно увеличивавшемся влиянии и господстве польского языка. Таким образом, в XVI столетии сложился особый литвинский русский письменный язык, представлявший смесь древне-славянско-церковного с народными местными наречиями и польским языком. Польские слова, выражения и обороты стали входить и в местный простонародный язык. Вместе с тем начали проникать в местное высшее общество польские нравы и воззрения.

Зимой польские летучие отряды взяли Холм и выжгли Старую Руссу, а в Ливонии вместе с перешедшим на их сторону бывшим ливонским королём Магнусом опустошили Юрьевскую волость. У герцога прусского и курфюрстов саксонского и бранденбургского король Баторий занял значительные суммы денег на организацию нового военного похода в Московию. С русской же стороны были приняты меры, особенно для обороны Пскова, в котором царь приказал собрать огромные запасы оружия и провианта. По польским известиям в этом городе было конницы около 7 тысяч, пехоты с теми из жителей, которые могли помогать войскам, – около 50 тысяч, и столько же городского населения.

Пользуясь войной, ряд городов Речи Посполитой выторговал у короля кое-какие льготы. В частности, 12 января 1581 года от короля Стефана Батория город Пинск получил свой герб «в красном поле золотой лук» и магдебургское право. По этому праву горожане освобождались от ряда сельских повинностей – заготовки сена, выделения подвод и других, – которые они исполняли до этого вместе с крестьянами волости. Также горожане освобождались от суда и власти государственных служебных лиц. При этом жители Пинска имели право вольно иметь броварни и котлы к ним для производства мёдов, пива и горилки. За пожалование магдебургского права король обязывал жителей города построить гостиный дом для приезжих купцов.

В 1581 году Иван Грозный вынужден был отступить из Литвы. В феврале этого года царские послы Сицкий и Пивов вели в Варшаве переговоры с королём, но Баторий отверг все их предложения и те уехали назад. Королевский гонец Держек отправился в Москву с охранной грамотой для новых царских послов и с требованием от имени Батория всей Ливонии, Велижа, Усвята, Озерища, а за возвращение России Великих Лук, Заволочья, Ржева и Холма – уплаты 400 тысяч червонных золотых. Шведский король Юхан III Ваза, давний противник Ивана Грозного, под влиянием побед Батория также вступил в войну с Москвой. В конце февраля 1581 года посланные полгода назад и прибывшие наконец в Рим послы Ивана Грозного были приняты римским папой. Папа согласился на предложения царя о посредничестве в заключении мира между ним и Баторием, соблазнившись возможностью распространить католичество на Московию. В конце мая римский папа назначил для дела примирения между царём и королём и для начала католицизма в России искусного и хитроумного 47-летнего уроженца Мантуи иезуита Антонио Поссевина, который вскоре выехал на восток.

26 марта 1581 года жена Стефана Батория королева Анна Ягеллонка на Сейме в Варшаве официально переуступила свои наследственные права на часть доставшихся ей земель. В частности, она передаёт по дарственной записи, среди других городов, и Пинск, доставшийся ей от королевы Боны. Инвентарь на эти земельные владения был передан земскому послу Сейма, «канцелярскому писарю» его королевского величества в Великом княжестве Литовском Льву Сапеге. В этом году Лев Сапега занял пост высочайшего писаря (подканцлера) Государственной Канцелярии Великого княжества. С его именем связано создание в 1581 году трибунала Великого княжества Литовского, в котором отныне рассматривались апелляции на решения судов низшего уровня.

20 июня 1581 года князь «Бельский советует королю не доверять Иоанну, хотя бы он даже уступал всю Ливонию – он как змея в траве. Нужно, чтобы сам король ехал принять земли и чтобы сам [великий московский] князь [Иван Грозный] поклялся. Бельский сообщил также, что князь разослал шпионов, которых немало в Литве и которым приказано причинять всевозможный вред, как только король поедет. На этой неделе нескольких из них казнили. На пытке они сознались, что хотели после отъезда короля поджечь Вильно, а затем искать случая убить самого короля. Они сказали также, что князь послал их 15 человек». («Дневник последнего похода Стефана Батория на Россию (осада Пскова)»).

Выступая в поход на Псков, Баторий собрался было идти прямо к Новгороду, поскольку получил известие, что тамошние служилые люди готовы перейти на его сторону. 1 июля 1581 года король прибыл в Дисну, а затем в Полоцк. Многие в польском лагере, боясь трудностей нового похода, желали мира. Даже секретарь королевской канцелярии ксёндз Станислав Пиотровский, автор «Дневника последнего похода Стефана Батория…", до последней минуты надеялся на близость мира с Московией, боясь трудностей военной кампании. К тому же добавлялись происки литовских панов, старавшихся создать королю трудности. Из-за такого тайного противодействия энергии Батория и Замойского, войска собирались крайне медленно. Но надежды сторонников мира с Москвой не сбылись: Иван Грозный, убедившись в намерении Стефана Батория воевать во что бы то ни стало, прислал с королевским гонцом Держком письмо, наполненное укоризнами и резкими оскорблениями лично короля. Баторий не остался в долгу: его канцлер Замойский сочинил и отправил Ивану IV обширное письмо, которое по резкости и грубости выражений далеко превзошло послание Ивана Грозного.

Польская армия на этот раз двинулась к Полоцку, имея ввиду осаду Пскова, поскольку взятие этого города отдавало бы в руки поляков всю Ливонию. В лагере под Полоцком король решил вместо коронного гетмана Мелецкого сделать новым гетманом канцлера Яна Замойского. В этом звании, проявив в полном блеске свои военные таланты, Замойский в дальнейшем оказал огромные услуги Речи Посполитой как в войне с Московией, так и со Швецией. Овладев по пути городом Остров, Стефан Баторий во главе 100-тысячного войска 26 августа подошёл к Пскову. Однако на этот раз русские не были застигнуты врасплох и сумели подготовить одну из самых мощных своих крепостей к обороне. Хотя армия Батория состояла из отборных отрядов, далеко опередивших русских в военном искусстве, этот третий поход короля оказался не самым успешным. Началась долгая осада города.

Используя военную ситуацию, в 1581 году в Запорожскую Сечь явился знатный пан из Галиции, бесшабашный авантюрист Самуил Зборовский, чтобы подбить казаков к набегу на Москву. Скучавшее от безделья и безденежья казацкое рыцарство с радостью приняло затею пана и тотчас выбрало его в гетманы. На походе казаки сами приставали к нему, допытываясь, когда, Бог даст, воротятся они из Москвы в добром здоровии, не найдётся ли у него ещё какого дела, на котором они могли бы хорошо заработать. «Набеги на соседние страны назывались тогда на Украйне „казацким хлебом“. Ни до чего другого, кроме добычи, казакам не было дела, и на речи Зборовского о преданности королю и отчизне они отвечали простонародной поговоркой: пока жыта, поты быта – до той поры живётся, пока есть чем кормиться» (Ключевский В. О.).

 

Как писал В. В. Богуславский, под Псковом «весь сентябрь и октябрь поляки, немцы, венгры и прочие безуспешно пытались сломить упорство осаждённых, но на этот раз успех не сопутствовал польскому королю. Между тем погода портилась; наступила глубокая осень и начались морозы. 2 ноября Баторий повёл свои войска на новый штурм, который, однако, опять закончился неудачей». В этот день было решено бросить осаду, войску собраться для зимовки в лагере под городом, а королю уехать на очередной Сейм в Варшаве, оставив командование на гетмана Замойского.

Одновременно и запорожский гетман пан Самуил Зборовский был вынужден отказаться от грабежа Москвы, и предложил казакам взамен Москвы поход на Персию. Казаки из-за этого переругались между собой и чуть не убили самого Зборовского.

Упорная оборона Пскова заставила польского короля отказаться от своих дальнейших планов и заключить в 1582 году перемирие с русским правительством в Запольском Яме на 10 лет. По условиям этого перемирия сохранялась старая государственная граница. В результате Ливонской войны Ливония была разделена между Польшей и Швецией. А это значило, что московские войска напрасно потеряли годы усилий в попытке овладеть этой территорией.

В годы Ливонской войны основные военные действия велись на территории северной и восточной Литвы, где преобладало православное население. Перебитые московскими войсками местные жители (а потери с обеих сторон были колоссальными) обусловили усиление здесь позиций католицизма. Православная элита Великого княжества Литовского переходила в католичество не сразу, а «переболев» реформацией в виде арианства или кальвинизма: Сапеги, Кишки, Радивиллы. При этом никто из некогда православных магнатов и шляхтичей обратно в православие не возвращался.

20 июля 1582 года в Гродно была подписана королём Стефаном Баторием судная грамота в отношении земянина Пинского повета Михала Тенюки. Дело в том, что Тенюка захватил в селе Неньковичи «полчетверта дворища с людьми и со всими их пожитки», бывшими в собственности Пинской епископии. Ранее пинский земский суд уже выносил решение о незаконности захвата, но Тенюка продолжал стоять на своём. И только после королевского подтверждения судебного решения захваченное имущество было возвращено епископу Кириллу Терлецкому.

4 октября 1582 года в соответствии с указом папы римского Григория XIII в католических государствах вместо юлианского календаря (введён Юлием Цезарем в 46 году новой эры) был введён новый (григорианский) календарь, и следующий после 4 октября день приказано было считать 15 октября. Вместе с другими государствами на этот календарь перешла и католическая Польша. Однако в Литве сложилась ситуация, при которой одновременно действовали два исчисления – новое (или католическое, римское) и старое (или православное).

В 1583 году в Литве вспыхнула междоусобица между магнатами – «Домашняя война» между Янушем Радивиллом и семейством Ходкевичей из-за слуцкой княжны Софии Олелькович. Кобринские старосты, помогавшие Радивиллу, доставили ему наскоро собранное вспомогательное войско из шляхты. Такими же войсками пользовались и Ходкевичи. В условиях междоусобицы в 1584 году староста пинский и кременецкий князь Януш Корибутович Збаражский устроил разбойный набег на церковь Заложенья Святого Духа, принадлежавшую подстаросте пинскому Льву Войне Воронецкому. Тогда же пинский епископ Кирилл Терлецкий подал королю жалобу на князя Збаражского, дополнительно пожаловавшись на то, что тот прекратил выдачу доходов на епископию. Но дело затянулось на годы и продолжало длиться даже после смерти епископа Кирилла, вскоре умершего.

Со смертью Ивана Грозного в 1584 году король Стефан Баторий строил новые планы по окончательному подчинению и покорению Московии. В беседе с посланцем римского папы Антонио Поссевино король Речи Посполитой заявил, что он завоюет Московию за 3 года, после чего перенесёт боевые действия на земли черкесов и грузин, заключит союз с Персией и тем самым вынудит турок-османов отказаться от захватов в Европе. В более дальних планах у короля был поход на Константинополь.

В это время Домановичи Диковицкие, несмотря на разделение на отдельные «Дома» во главе с Калеником, Першком, Харитоном и Костюком, всё-таки сознавали свою близкородственную общность. Диковицкие имели общие покосы и совместно пользовались зимой сеном, запасённым летом для корма скота. И в спорах с более дальней роднёй в лице Анцушковичей Домановичей Местковицких они выступали совместно. В связи с этим любопытно следующее происшествие, зафиксированное документами.

Зимним днём 21 января 1586 года Харитон Богданович и другие Домановичи Диковицкие, занимаясь сельскохозяйственными работами, подверглись нападению Анцушковичей Домановичей. Диковицкие подали «протест» в пинский земский суд, выдвигая на первое место общий интерес Диковицких. В земских книгах была сделана следующая запись:

«В роки (то есть хроники, архив) судовые земские, о трёх королях Святоримских, перед нами, урядниками (то есть администраторами) земскими повета Пинского судьёй Гурином Фурсом и подсудком Михайлом Романовичем Дольским, предстал собственной персоной в суде земянин господарский повета Пинского пан Иван Мартинович Диковицкий (неясно, по какой линии родства он относится к остальным Диковицким, кто был его дед и прадед). Он сообщил и принёс жалобу сам от себя и от имени родственников своих – земян господарских повета Пинского Першка Васильевича, Харитона и Костюка Богдановичей, Шостаковича, Каленика Ивановича и Прона Кирилловича Диковицких – на земянина господарского повета Пинского пана Ивана Анцушковича Домановича Местковицкого: «Сегодня, в году нынешнем 1586 по римскому календарю, месяца января двадцать первого, во вторник, когда [Диковицкие] на сенокосе своего собственного урочища на Осниках своё сено из стога брали, и уже восемь возов этого сена нагрузили, то тогда пан Иван Анцушкович Доманович Местковицкий сам лично и с сыном своим Есьцом, и с другими многими помощниками своими с ручницами, сагайдаками, с рогатинами, с киями и другим различным боевым оружием, приехали сильным гвалтом […]. Сыновей моих, Ивана Мартиновича, по имени Степан и Федько Ивановичи Диковицкие, избил и нанёс сильные раны. От этих ран сын мой Федько неизвестно выживет ли. И всех нас, которые там на тот час сено брали, [Иван Анцушкович] от коней и от возов гвалтом поотбивал и семеро коней наших с упряжью и хомутами побрал и пограбил. А именно: у сыновей моих взял и пограбил коня, шерстью бурого, купленного за пять коп и за двадцать грошей и другого коня, шерстью рыжего, доморослого (то есть выращенного дома, не купленного), за которого давали мне восемь коп грошей литовских. А у Першка Васильевича взял и пограбил сверспу (ещё не жеребившуюся кобылу) вороную, доморослую, за которую ему предлагали три копы грошей. А у Проня Кирилловича взял и пограбил сверспу шерстью вороную, купленную за две копы грошей. У Олешка Костюковича (в генеалогической таблице он не указан) взял и пограбил кобылу шерстью палевую, купленную за три копы грошей. У Каленика Ивановича взял и пограбил сверспу шерстью рыжую, купленную за полтрети копы грошей (то есть всего за 10 грошей). У Костюка Богдановича взял и пограбил коня шерстью палевого тесмистого доморослого, за которого давали ему девять коп грошей. При этом взятии и ранении тех панов и забирании тех коней наших исчезло у сыновей моих:

– У Федька – сермяга чёрная, купленная за полкопы грошей, шапка, подбитая [мехом], купленная за восемь грошей, пояс с мошною (кошельком) и с ножами. В мошне было грошей семьдесят, а за ножи было дано три гроша.

– А у Степана пропала шапка, подбитая [мехом], купленная за восемь грошей и три сокера, купленных по шесть грошей».

И просили нас о [предоставлении им] возного для осмотра последствий гвалта и ранения сыновей своих. И мы ему на то придали возного повета Пинского Феодора Михновича Шоломицкого, а потом назавтра, того же месяца января 22-го, в среду, встав перед нами в суде возный повета Пинского Феодор Шоломицкий устно сообщил, и того сообщения своего письменный документ под своей печатью дал для записи в книги судовые земские в следующих словах: «Я, Феодор Михнович Шоломицкий, возный повета Пинского, сообщаю сим моим документом, что был на деле у земян господарских повета Пинского – у Ивана Мартиновича, у Першка Васильевича, у Каленика Ивановича и у Харитона Богдановича Диковицких. Итак, в году теперешнем 1586, месяца января 21 дня, по показу и объяснению этих земян Диковицких на сенокосе в урочище, ими называемом Осники, [я] видел семь стоящих возов сена, а восьмой воз с сеном на метанку звернённый (повёрнутый к месту погрузки сена). И на том же сенокосе возле звернённого воза видел кровь свеженакапанную. А потом по показу Ивана Мартиновича видел в доме его в селе Диковичи на голове сына его Федька рану, кием ударенную, кровавую, и очень опасную. С той же правой стороны в голове другая рана – битая, синяя, вспухшая, а слева в голове видел третью рану, кием нанесённую, синюю и вспухшую. А на левой руке большой палец ударен до синевы и рука вспухла. А на другом сыне его – Степане Ивановиче – видел до крови избитые обе челюсти, а на левой руке на большом пальце до крови сбит щиколотов (сустав?).

И как те вышепоименованные земяне Диковицкие мне сообщили, сегодня, во вторник, когда [они] на том своём сенокосе на Осниках сено брали и уже возов восемь из стога наметали, то земянин господарский повета Пинского Иван Анцушкович Доманович Местковицкий сам лично, с сыном своим Еськом и с другими названными помощниками своими приехав, […] от тех возов […] [Диковицких] поотбивали. А при мне, возном, в то время [свидетельской] стороной были земяне господарские повета Пинского Конон Васькович Диковицкий и Сава Кириллович Островский»» (НИАБ, г. Минск. Фонд 319, оп. 2, д. 901, стр. 700, 700 об., 701).

Лев Сапега с 1586 года получил в дополнение к своим многочисленным поместьям во владение значительный город Литвы – Слоним. В самый разгар приготовлений короля к московской кампании, на ведение которой он получил благословение римского папы Сикста V – 12 ноября 1586 года – Стефан Баторий скоропостижно скончался в Гродно от простуды, а скорее всего, как были уверены многие, от яда. Поскольку причина смерти короля была не ясна, итальянские придворные врачи произвели вскрытие тела Батория, но так и не смогли ничего выяснить. Потомства Стефан не оставил.