Флотская Юность

Бомба, рассказывал «гид», имела трехступенчатую конструкцию: ядерный заряд первой ступени (расчетный вклад в мощность взрыва – 1,5 мегатонны) запускал термоядерную реакцию во второй ступени (вклад в мощность взрыва – 50 мегатонн), а она, в свою очередь инициировала ядерную реакцию (деление ядер в блоках урана-238 под действием быстрых нейтронов, образующихся в результате реакции термоядерного синтеза) в третьей ступени (еще 50 мегатонн), так что общая расчетная мощность бомбы составляла 101,5 мегатонн.

Но, в итоге, на полигоне на северном острове Новая Земля была взорвана бомба вдвое меньшей мощности – порядка 58,6 мегатонн в тротиловом эквиваленте.

Взрыв был чудовищным! Ядерный гриб взрыва поднялся на высоту 67 километров, световое излучение вызывало ожоги третьей степени на расстоянии до 100 километров. В эпицентре взрыва скалы приняли ровную, как плац, форму. Полное уничтожение было достигнуто на площади, равной площади Парижа. Помехи радиосвязи наблюдались в сотнях километров от полигона в течение 40 минут. Ударная волна, возникшая в результате взрыва, трижды обогнула земной шар. Звуковая волна докатилась на расстояние в 800 километров. Несмотря на сильную облачность, свидетели видели в небе вспышку взрыва на расстоянии тысячи километров!

Рассказал нам «гид» и о том, что молодой академик С., обласканный советской властью, трижды Герой страны, будущий правозащитник, диссидент и лауреат Нобелевской премии мира, выдвинул тогда чудовищный «людоедский» проект, сопряженный с очень большими человеческими жертвами, – обстрел торпедами со 100-мегатонными зарядами Атлантического и Тихоокеанского побережья Америки. Огромные жертвы были бы в том числе и от гигантской волны – цунами, по расчетам высотой около полукилометра, возникшей бы у побережья после взрыва торпед такой мощности. Волна высотой в стоэтажный небоскреб в мгновение ока смыла бы крупнейшие города Америки. Ее действие было бы равносильно Библейскому Потопу в отдельно взятом регионе, который смыл бы прибрежные районы Америки в прямом смысле слова…

Мы сидели притихшие и подавленные величественной, грандиозной картиной

разрушений от применения термоядерного оружия…

Сейчас, десятки лет спустя, могу сказать, что если этот великий научный прорыв – «застой», то что такое тогда развитие?

Признаюсь, облюбовал несколько театров. Любимым из них стал театр оперетты на Большой Дмитровке – почти весь репертуар пересмотрел. Особенно нравились «Фиалки Монмартра», «Сильва», «Не прячь улыбку», «Девичий переполох», «Граф Люксембургский».

Мне нравилась оперетта: веселая, жизнерадостная, с чудесной музыкой и красивыми актерами, с легкомысленными и немножко сказочными сюжетами, она скрашивала жизнь. Хотя, по правде сказать, в советское время, театр оперетты не числился в главных театрах страны. Официально этот жанр считался «легким».

В тот год в столице проводилась выставка сокровищ египетского фараона Тутанхамона. Об этой выставке писали, что она была небольшая – всего пятьдесят предметов, но каких! Посмертная золотая маска Тутанхамона, вырезанные из белого алебастра и покрытые позолотой вазы, шедевры камнерезного искусства, замечательная мебель. Очень хотелось собственными глазами увидеть то, что до этого видел только на фотографиях – оно того стоило. Очередь растянулась на несколько кварталов. Но, выстояв в двухдневной очереди, не попали. Было досадно!

Конечно, я не знал тогда, что пройдет время, и я буду в Египте, в Долине Царей, спущусь под землю в гробницы фараонов и прикоснусь к истории длиной в тысячи лет…

Вообще музеи столицы стали для меня недорогой отдушиной. В Третьяковке бывал очень часто. Наверное, еще и потому, что немного рисовал, и меня тянуло туда…

Лето было в разгаре. Асфальт плавился от жары. Температура в столице достигала 30 градусов. Ранним утром улицы поливали водой из поливальных машин, но через полчаса влага вся испарялась. Облегчение приносили лишь кратковременные грозы.

В середине июня в воскресенье в стране состоялись выборы в Верховный Совет девятого созыва. Газета «Правда» на первой полосе напечатала призыв партии ко всему советскому народу: «…Призываем всех граждан в день выборов в Верховный Совет отдать свои голоса за кандидатов блока коммунистов и беспартийных. Ваше единодушное голосование явится новым ярким выражением одобрения и поддержки внутренней и внешней политике партии и Советского государства, решимости и впредь самоотверженно бороться за осуществление величественных планов коммунистического строительства».

День голосование выдался солнечным, почти безветренным. Градусов 25 тепла.

Мы продемонстрировали свое единство и проголосовали на избирательном участке нашего района. За кого мы голосовали, не помню, но то, что в списках избирателей мы были и отметились, это точно.

18 июня во вторник страну облетела скорбная весть – умер маршал Победы Георгий Константинович Жуков. 21 июня урна с прахом Жукова была установлена в Краснознаменном зале Центрального Дома Советской Армии на площади Коммуны, для прощания с покойным. На улице в очереди на прощание находились тысячи людей. Мы, все офицеры нашей группы, считали делом чести попрощаться с маршалом. Несмотря на рабочий день, отстояли несколько часов. Пару раз начинался дождь, но люди не расходились. У урны с прахом почетный караул, множество орденов и медалей на красных подушечках…

Потом урну с прахом на орудийном лафете провезли через весь город, а Брежнев лично принес урну к Кремлевской стене. Прозвучали три орудийных залпа. Урну с прахом Жукова замуровали в красную кирпичную стену.

В институте прошли зачеты и экзамены по специальности за первое полугодие нашей стажировки. Особенно «зверствовали» дозиметристы. Мы с ними в повседневной деятельности общались мало, поэтому на экзамене пришлось попотеть.

Слава богу! Экзамены все позади. Впереди – долгожданный и желанный отпуск.

5 июля газеты заполнились сообщениями о стыковке нашего космического корабля «Союз-14» с двумя космонавтами на борту с орбитальной станцией «Салют-3». Эту станцию массой 18,5 тонн вывел на орбиту мощный ракетоноситель «Протон». Станция «Салют-3» была построена по программе военных пилотируемых станций «Алмаз».

Космонавты перешли на станцию и начали выполнение научной программы. Они проработали на станции 13 запланированных суток. Дальше полет станции проходил в автоматическом режиме.

В конце августа был произведен очередной запуск «Союз-15», на котором находился второй экипаж станции «Салют-3». Но из-за сбоя в системе стыковки корабль «Союз-15» не смог пришвартоваться к станции. Полет был досрочно прекращен.

Да, какие колоссальные трудности и какие нервные нагрузки поджидают на орбите наших космонавтов. Космос не прощает ошибок ни техники, ни людей.

Работая в технической библиотеке Атомного института, наткнулся на интересную статью о совершенно новом типе летательных аппаратов – экранопланах. Я о них ничего не знал. Оказывается, при полете экраноплана на высоте до 10 метров работает эффект экрана. На низкой высоте крыло имеет большую подъемную силу. В статье описывался небольшой экраноплан со скоростью 120 километров в час, которому не страшны ни водные просторы, ни пустыня, ни тундра, ни ледяные поля Арктики, ни степи.

Я тогда не знал, что пройдет чуть больше десяти лет и гигантский боевой экраноплан

«Лунь» будет испытываться нашей страной в Каспийском море. Его длина – 73 метра, высота – 19 метров. Он имеет восемь реактивных двигателей, летает на высоте до 10 метров при волнении моря до 6 баллов и несет шесть контейнеров с противокорабельными ракетами, имеет на борту две спаренные авиационные пушки. Скорость этого гиганта 500 километров в час, а грузоподъемность 2000 тонн.

Испуганный Запад назвал его «Каспийский монстр», что говорит о многом.

Этот экраноплан-ракетоносец – «убийца авианосцев» – единственный в мире! С того времени и до сих пор он не имеет аналогов на Западе.

Если этот научный, технологический и конструкторский прорыв – «застой», то о чем говорить?

…Вся страна кипела стройками. Летом 1974 года вышло постановление Центрального Комитета и Совета Министров о строительстве гигантской Байкало-Амурской железнодорожной магистрали – стране была нужна железная дорога, дублирующая Транссиб, на случай войны с Китаем. БАМ был объявлен Всесоюзной ударной комсомольской стройкой. Из столицы на строительство БАМа торжественно отправлялись первые Всесоюзные ударные комсомольские отряды добровольцев. Нужно сказать, что «ударной стройкой» называли важный народнохозяйственный объект, работать на котором могли лишь коммунисты, комсомольцы и хорошо зарекомендовавшие себя беспартийные. Люди ехали не только чтобы построить необходимый стране объект, но и чтобы победить свою нерешительность, свой страх, испытать себя на прочность.

О добровольцах надо сказать особо. Молодежь ехала на стройку в глухую тайгу не только, как пелось в песне, «А, я еду за туманом…», не только за романтикой и за практическим опытом, но и за «длинным рублем». Партия пообещала строителям многое: за три года – машину, за пять лет – квартиру, обещали хорошую зарплату, отличное снабжение. На «стройке века» действовали «северные» повышающие коэффициенты и зарплата была высокой, при этом, правда, умалчивали о трудностях: о грязи и ручном труде, о тяжелых бытовых условиях и жизни в палатках, о гнусе и клещах…

Но все это у добровольцев было впереди, а пока вагоны украшали красные транспаранты и флаги. Звучала музыка духовых оркестров и напутствия уезжавшим. И кругом: Ура! Ура! Ура!

Весь август у меня отпуск. Тоже – Ура! Ура! Ура!

Отпуск в нашем приморском городе – это море, море и еще раз море. Пляж, пляж и еще раз пляж.

После столицы наш приморский город показался небольшим, уютным городком. С радостью встретился с родными. Сестра мечтала посетить столицу, и я обещал, что после отпуска мы это организуем.

В начале августа мир облетела сенсация: Ушел в отставку 37-й президент Соединенных Штатов Никсон. Это был первый в истории случай, когда американский президент прижизненно досрочно прекратил исполнение обязанностей. Причиной отказа от власти стал так называемый Уотергейтский скандал. Что там произошло, для меня непонятно, да особенно и не интересно, но то, что непроста и тяжела жизнь американских президентов, – это ясно.

Последние дни августа 1974 года омрачила страшная трагедия на Черноморском флоте. В море недалеко от Главной базы флота в результате взрыва ракеты на борту затонул большой противолодочный корабль «Отважный». Чрезвычайное происшествие произошло во время учения с зенитными ракетными стрельбами в условиях радиолокационных помех. Как было установлено, при подготовке к стрельбе в кормовом погребе зенитных ракет самопроизвольно запустился маршевый двигатель одной из них, затем сработал стартовый двигатель другой ракеты, после чего произошел взрыв остальных хранившихся там зенитных ракет. Личный состав боролся за живучесть до конца, но спасти корабль не удалось. Погибли девятнадцать членов экипажа и пять курсантов, находившихся на борту на морской практике. Ожоги и ранения получили двадцать шесть человек.

После гибели «Отважного» весь флот вздрогнул.

Скажу одно: «Светлая память морякам, погибшим на «Отважном» при исполнении своего воинского долга».

Отпуск закончился, и я снова в столице. Начало сентября баловало двадцатиградусным теплом. После отпуска опять работа и учеба.

Через две недели после моего возвращения из отпуска в столицу, на выходные дни, приехала сестра. Прогулялись с ней по столичным улицам, побывали на Красной площади, посетили кинотеатр с круговым экраном, второго такого, если не ошибаюсь, в стране больше не было. Мы, зрители, стояли в центре зала, а события фильма окружали нас со всех сторон. Это очень реалистично. Когда по сюжету машина на полной скорости мчалась по извилистой дороге, некоторых зрителей, в том числе и мою сестру, укачало, как при настоящей езде. Мы покинули зал, и на воздухе ей стало лучше.

Вот такая была кинотехника в те годы.

Потолкались мы в ГУМе, побывали в Художественном музее, отобедали в ресторане на Речном вокзале столицы. Сестре поездка понравилась и, думаю, запомнилась.

Получил весточку с Севера от своего сослуживца, что меня с нетерпением ждут в части. Работы по перегрузке реакторов очень много, и контролирующий физик на физические пуски реакторов им «позарез» нужен. Приятно сознавать себя востребованным.

Учеба в Атомном институте набирала обороты. Мы спешили успеть усвоить все множество новых научных, инженерных и методических знаний, которыми обладали специалисты Атомного института и которые были необходимы нам в дальнейшей службе… Но вместе с тем, в оставшееся время хотелось почерпнуть от столицы все возможные впечатления, поэтому, когда друзья по институту пригласили меня посмотреть футбольный матч на стадионе в Лужниках, с удовольствием согласился. Мы сидели на трибуне А, в седьмом секторе.

Хотя я никогда не был ярым любителем футбола, но обоюдоострая, боевая схватка «Спартака» и «Динамо» (Тбилиси), закончившаяся победой «Спартака» – 1 : 0, захватила меня… Атмосфера гигантского, заполненного тысячами людей стадиона, азарт игры, всеобщее ликование вызвали необычайный эмоциональный подъем. Не ожидал этого от себя, но болея за «Спартак», орал во всю глотку!

Матч закончился. На выходе человеческий поток был готов захлестнуть все пространство вокруг стадиона – и тротуары, и зеленые газоны. Но конная милиция крупами своих лошадей делила толпу на части и поддерживала порядок. Я впервые видел конную милицию в деле. Лошади мне показались огромными. Их крупы были на уровне моих глаз, а всадники в седлах, находясь еще выше, по-хозяйски взирали на толпу. Лошади фыркали, косили красными глазами на людей, дергали хвостами, а их крупы пробирала дрожь. Когда лошадь под всадником перебирала задними ногами, народ отшатывался в сторону… В общем, еле выбрались из толчеи у стадиона и вскоре, в последний раз стиснутые толпой, вошли на эскалатор станции метро «Спортивная». Дальше было уже легче.

Золотая осень с прохладным солнышком, серебристыми паутинками на кустах и желто-красной листвой на деревьях пришла в город. Температура воздуха была в пределах 13–15 градусов, без существенных осадков.

По столице поползли слухи, что в середине сентября 1974 года художники-нонконформисты на окраине столицы в Беляево на пересечении улиц Островитянова и Профсоюзной в Битцевском парке организовали несанкционированную выставку неформального искусств на открытом воздухе, что было знаковым событием в среде нонконформизма, и что милиция при помощи поливочных машин и бульдозера уничтожила выставку. После чего эту выставку в народе обозвали «бульдозерной».

Мне о подробностях разгона выставки, чему свидетелем был он сам, рассказал наш начальник сектора – рафинированный столичный интеллигент: папа – доктор наук, профессор, мама – доктор наук, профессор, сам – кандидат наук, увлекающийся музыкой и живописью.

Кстати, именно у него я перенял манеру разговора по телефону: сначала поздороваться, затем назвать свою фамилию, имя и отчество, а затем переходить к существу разговора. Это сейчас, в эпоху всеобщей мобильной связи, такая манера разговора никого не удивляет, а тогда для меня это было в новинку. Он всегда имел пижонистый вид – белая рубашка, галстук, отличная обувь. Он же напомнил мне и о том, как в свое время именно подобным образом разогнал выставку авангардного искусства в столичном манеже Никита Хрущев.

В один из тихих, чудесных, солнечных октябрьских дней, когда потеплело до 20 градусов, мы решили провести свободное время в экскурсионной поездке на речном трамвайчике по Москва-реке. Мелкие речные чайки сновали вокруг трамвайчика, рассчитывая на брошенные за борт крошки. Мы вдыхали характерный пресный запах реки и наслаждались видами столицы: знаменитая сталинская высотка гостиницы «Украина», старинные здания Новодевичьего монастыря, великолепный комплекс зданий Университета на Ленинских горах, гигантская чаша стадиона в Лужниках, строгий ансамбль Московского Кремля и пряничный разноцветный храм Василия Блаженного…

С воды эти здания выглядели непривычно, как-то по-особенному. Какая красивая наша столица!

Я не знаток истории архитектуры, но интуитивно чувствую, что именно гигантские высотки – Университета, Министерства иностранных дел и другие, созданные сталинской эпохой, сформировали имперский облик столицы, ее стиль и ее дух на десятилетия, а то и столетия вперед…

Иногда, особенно в пасмурный день, любил побродить в одиночестве по центру столицы, по узким улочкам и замысловатым переулкам Арбата, по чудесным заповедным уголкам, которые теперь увидеть невозможно… Но уже тогда чувствовалось, что уходит, безвозвратно уходит старый городской быт. В центре «добивались» остатки старинной деревянной застройки. Да, и на окраинах столицы разбирались деревни, застраиваясь «брежневскими» девятиэтажками, которые пришли на смену «хрущевским» пятиэтажкам.

Быстро пролетело «бабье лето», сменившись ненастьем, дождями и сыростью.

Дни работы и учебы пробегали один за другим… Специалисты нашего отдела говорили, что в институте скоро будет введена в строй крупнейшая в мире термоядерная установка, которая считалась наиболее перспективной для осуществления управляемого термоядерного синтеза. Фантастика! Подробностей не было, так как все было окружено завесой секретности, и это была тема не нашего отдела.

Даже сейчас, много лет спустя, такие грандиозные научные работы разве могут быть названы «застойными» работами. Смешно!

В середине сентября мир вновь увидел легендарное хоккейное противостояние СССР – Канада. Наши играли с «канадскими профессионалами».

Высоцкий пел:

Профессионалам

По разным каналам -

То много, то мало – на банковский счет, -

А наши ребята

За ту же зарплату

Уже пятикратно уходят вперед!

Суперсерия из восьми игр состоялась сначала в Канаде, затем у нас в стране. Игры шли через день. Каждая игра собирала у телевизоров, наверное, половину населения страны. Мы тоже не отставали. Смотрели с восторгом, болея за наших. Единоборство было жестоким, а иногда и грязным, со стороны канадцев. В первых четырех играх в Канаде мы поделили очки, а в столице, в следующих четырех играх, наши добились полного преимущества! Звезды сборной кленового листа, хваленые Горди Хоу и Бобби Халл, оказались повержены, а мы в очередной раз показали истинную расстановку сил в мировом хоккее. Здорово!

В конце октября в столице похолодало до 6–8 градусов, временами моросил слабый дождь и появлялся туман. В один из таких дней мы с друзьями с интересом осмотрели на ВДНХ выставку «Автопром – 50 лет». Нам понравился новый «Москвич» с необычными тогда прямоугольными фарами. Очень модный дизайн. Поразил междугородний автобус Львовского автозавода. В автобусе было установлено два телевизора, магнитофон, радиоприемник, бар-буфет, холодильник, кофеварка. В автобусе была туалетная кабина. Пассажирские кресла имели регулировку наклона спинок, индивидуальное освещение и вентиляцию, как в самолете. Ничего подобного на наших междугородних автобусах не было. Я думал: «Интересно, дойдет ли этот шикарный автобус до серийного производства?»

Меня, как северянина, заинтересовал автобус в северном исполнении ПАЗ «Северный». Особенностями конструкции являлись окна с двойными стеклами, усиленный отопитель салона, повышенная проходимость. Вообще на выставке было на что посмотреть. Много исторических автомобилей, грузовой техники, в том числе и огромных, с колесом в рост человека, белорусских карьерных самосвалов «БелАЗ». Впечатляющая техника. Вот вам и «застой»! Именно в 1974 году с конвейера сошел миллионный легковой автомобиль «Жигули» ВАЗ-2101 – «копейка», как прозвали его в народе.

Подходила к завершению наша стажировка в Атомном институте. Предстояла сдача экзаменов по ядерной физике, радиационной безопасности и по другим специальным дисциплинам, а потом получение свидетельства контролирующего физика, разрешающего мне самостоятельно осуществлять физический пуск реакторов атомных подводных лодок после перегрузки, и айда, обратно на Север.

В конце ноября, если правильно помню – 26 ноября, в столице похолодало до нуля градусов и выпал слабый первый снег. Как всегда, это случилось неожиданно, но мне снег напомнил о том, что скоро предстоит возвращение на Север, в свою часть.

Диплом мне подписал и вручил сам директор Атомного института, он же в то время президент Академии наук страны.

Именно учеба в Атомном институте стала толчком для дальнейших планов, заставивших меня задуматься о поступлении в Военно-Морскую академию и о продолжении научной работы. Пройдет много лет, точнее 10 лет, и я поступлю в Военно-Морскую академию, закончу ее, получу назначение в один из флотских научно-исследовательских институтов, где по результатам многолетних исследований возможности и целесообразности применения гелеобразного высокоэнергетического металлизированного горючего с забортной водой в качестве окислителя в энергетических установках подводных аппаратов будет создана такая установка, и я защищу диссертацию с присвоением мне ученой степени кандидата технических наук. Но это все будет еще впереди… Я не знал и не мог догадываться об этом, но в мыслях какие-то подобные планы периодически возникали.

Считаю жизненной удачей свою учебу в Атомном институте. За год я со многими здесь сдружился, и расставаться было грустно. Но надо…

Глава 5

Север. 1975–1980 годы

В декабре 1974 года я вернулся из столицы на Север, и Север сразу заявил о себе. По пути из аэропорта на повороте наше такси занесло, и машина с ходу врезалась в стену снега. Хорошо, что не попали капотом на дорожный столб или знак. Началась метель… Дорогу переметало на глазах… Потихоньку, давая задний ход, выбрались из снежного плена и, преодолевая порывы ветра и снежную завесу, когда впереди не видно и пяти метров, долго добирались до нашего Городка.

Новый, 1975, год встретил под завывание пурги и ледяного северного ветра, в теплой компании двух своих друзей-офицеров из продслужбы. Их жены были в положении, а стол ломился от разносолов: балыки, икра, твердые колбасы, ветчина и сыры. У меня получился спокойный, почти «семейный» Новый год – просидели полночи у телевизора, смотрели веселую комедию «Ирония судьбы, или С легким паром». Замечательный фильм, которому, как оказалось, суждена была долгая экранная жизнь и который стал, по существу, энциклопедией «периода застоя»…

После выпуска из «Системы» моя служба проходила на Севере. Как хорошо и емко высказался о этом времени замечательный флотский поэт:

Лукавства мелкого тщета

Была не нашим стилем.

Я сам оплачивал счета,

Не за меня платили.

С червонца сдачи не просил,

А шел причалом скользким

Туда, где дождик моросил

Над побережьем Кольским…

Отучившись в Атомном институте, я был загружен по службе «выше головы».

Это были годы, когда технологические неувязки при изготовлении новых тепловыделяющих стержней атомных реакторов второго поколения привели к массовым случаям растрескивания стенок ТВЭЛов и радиоактивного заражения охлаждающей воды первого контура главных энергетических установок атомных подводных лодок. Необходимо было срочно менять активные зоны на всех «потекших» реакторах, то есть перегружать их.

Количество незапланированных перегрузок реакторов атомных подводных лодок выросло в разы, и мы работали с большим напряжением. На перегрузке реактора, где я впервые выполнял обязанности начальника смены, произошла нештатная ситуация. Смена строго ограничена по времени пребывания в реакторном отсеке в связи с радиационной обстановкой и все операции рассчитаны буквально по минутам. Предстояли сварочные работы (сварка нержавеющей стали в среде аргона) каналов температурных датчиков в перфорированной решетке реактора. Сварщики – рабочие завода уже несколько минут находились в реакторе, а доклада о начале работ все не было. Наконец, переговорное устройство «каштан» зашипело, и я услышал: «Товарищ лейтенант, аргон не идет!»

– Что за чертовщина?

Запрашиваю реакторный отсек:

– В чем дело? Почему не идет аргон? Что требуется?

Ответ отсека:

– Спирт!

Делать нечего. Ничего не понимая, наливаю кружку спирта из своего сейфа и передаю через матроса в реакторный отсек. Прошло пару минут. «Каштан» опять зашипел и бодрым голосом доложил:

– Пошел аргон!

Я вздохнул спокойно. Как потом рассказали матросы, рабочие пронесли с собой в реакторный отсек резиновую «анатомическую» перчатку с водой, выпили спирт, запили водой и начали сварочные работы.

Так рабочие завода развели меня на двести граммов спирта.

Век живи, век учись, лейтенант!

Вообще, командовать и управлять людьми не просто. Для этого необходимо иметь соответствующие нравственные, душевные, волевые и многие другие качества, которые на флоте именуются двумя словами – командирские навыки…

Почти всю долгую, суровую, северную зиму я был в командировке на перегрузке реакторов недалеко от Архангельска. Там же встретил и окончание полярной ночи, впервые увидев солнце.

Мы с несколькими друзьями-офицерами стояли на покрытом снегом пригорке и ждали появления солнца. Ветра не было. Облачность поднялась вверх. Морозец потрескивал… Задолго до срока на небе появилось уже давно не виденное, немного забытое за длинную полярную зиму, предрассветное освещение. Зеленая полоска сменилась розовой… Накануне выпал небольшой снег. Свежие снежинки лежали белым ковром на склонах, обволакивая кусты и чахлые деревца. Их плоские кристаллики сверкали искрящимся розоватым цветом.

– Краснеет! Смотрите, краснеет! – заволновались мы. Становилось все светлее. Все стали считать…

– Раз, два…

Яркий, золотой ободок вынырнул из-за далекого горизонта и еще больше осветил небо…

– Три, – не удержавшись, крикнул я.

И, сразу, как по волшебству, небо озарилось золотистым светом, поднимавшимся все выше и выше. От наших фигур потянулись тени.

– Ура! Тени… – подхватил кто-то…

Узкий сегмент солнца постоял немного над горизонтом и снова нырнул за горизонт, но небо еще долго оставалось светлым…

Настроение было приподнятым. На душе радостно – зиму пережили!

Наступавшая весна, словно пробуя на прочность зиму, отбирала у нее, то южный склон сопки, где сходил снег, то проталину в толще снега, то клочок голубого неба.

В один из дней, командованию перегрузочного комплекса срочно потребовалось вынести несколько сотен литров спирта, сэкономленного благодаря рационализаторскому предложению, которое заключалось в том, что промывку стержней тепловыделяющих элементов (ТВЭЛов) осуществляли методом окунания в специально сваренную в размер ТВЭЛа ванну из нержавеющей стали, куда заливался спирт, а не путем смачивания ветоши спиртом и протирки вручную сотен стержней. Экономия спирта была в разы.

Выполнить задачу поручили мне и моему старшему товарищу, капитан-лейтенанту. Сэкономленный спирт находился на территории завода. Обычно небольшие излишки спирта выносили в плоских фляжках объемом пол-литра под шинелью. Охрана на проходной завода обладала зорким зрением, которое усиливалось денежной премией. Этот способ в данном случае не годился.

Надо было думать.

Придумали! Взяли пустые ведра, по два ведра на человека. С этими пустыми ведрами прошли через проходную завода, сказав охране, что в офицерском общежитии опять нет воды и что мы наберем воду на заводе. Пустые ведра наполняли спиртом и, не таясь, благо было морозно и спирт не испарялся, проносили обратно через проходную. И так несколько раз. У охраны в голове не укладывалось, что мы ведрами выносим спирт. Задание было выполнено.

…Стало теплее. Съежился снег на вершинах сопок, заголубело небо – весна.

Весной в нашем поселке военные строители сдали новый дом. Я получил ключи и въехал в отдельную квартиру – однокомнатную со всеми удобствами. Комната была большой, светлой. В нее распахивалась двухстворчатая стеклянная дверь. В квартире я разместил скромную лейтенантскую мебель: тахту, журнальный столик, платяной шкаф, телевизор и книжный стеллаж. Что еще надо?

…Я снова на два месяца уезжал в командировку в столицу в Атомный институт на переподготовку. По просьбе замполита, передал ему ключи от своей квартиры, чтобы он пустил туда временно пожить бесквартирных офицеров.

Вернулся – ужаснулся. Квартира кишела стасиками – как мы называли тараканов. Ночью, неожиданно включив свет, их можно было наблюдать сотнями… Большие, жирные, северные…

Мой сослуживец – врач-радиолог, доктор, у которого жена работала в санэпидстанции, – передал мне «химию», велел разбавить ее водой и опрыскать пол в квартире, но непременно в противогазе. Я на этот совет плюнул, поливал так… Последнее, что помню, остаток из ведра просто разлил по полу. Не помню, как добрался до них… Меня отпаивали молоком. Оказалось, что «химия»,взаимодействуя с водой, становилась ОВ – отравляющим веществом.

Зато тараканов как не бывало!

По календарю наступило лето, хотя на северных склонах сопок и в распадках еще лежал снег. Начало лета выдалось холодное, в общем-то обычное для Севера.

В начале июня 1975 года телеэфир и радиоэфир страны взорвала песенка о веселом клоуне Арлекино, мгновенно сделавшая знаменитой молодую певицу Аллу, нынешнюю примадонну нашей эстрады.

В 1975 году в долгой истории нашего противостояния с Западом на какое-то время установилось равновесие и наступил период потепления. Его символом стала стыковка космических кораблей на орбите. В середине июня в космосе состыковались наш «Союз» и американский «Аполлон». «Рукопожатие в космосе!» – трубили все газеты. Казалось, разрядка побеждает, но это только казалось. Вскоре на прилавках магазинов появились сигареты «Союз–Аполлон». Я, правда, никогда не курил, но яркая обложка сигаретной пачки привлекала взгляд.

Заканчивался июль-месяц, когда возможны несколько по-настоящему теплых дней на Севере. Последний выходной – это наш праздник День флота, да еще и праздник советской торговли. Два праздника в один день! На праздники повезло с погодой.

На День флота я получил очередное воинское звание – инженер – старший лейтенант. В этот праздничный день, как и положено молодому офицеру, стоял дежурным по части…

В актовом зале плавказармы собрались офицеры и матросы. Офицеры сидели в первых рядах, а матросы пошумливали сзади.

Вручал мне новые погоны старшего лейтенанта командир нашей части капитан 1-го ранга, по прозвищу Коля-шкаф. Матросы прозвали его Коля-шкаф, потому что он был высоким, широкоплечим человеком и в шинели действительно напоминал платяной шкаф.