– Из-за вас двоих эти полицейские оказались здесь, из-за вас они не вернутся домой к своим семьям, – прорычал ведьмак.
Страх сокрушил их обоих. Можно не сомневаться, что они уже сотню раз покаялись в том, что позвонили в полицию, но он видит их насквозь – они боятся только за себя, им плевать на погибших полицейских. Те двое были хорошими людьми в отличие от этой Курицы. Запуганные до смерти они уже не могут и слова вымолвить, сейчас они даже имён своих не припомнят. Но их глаза умоляют не убивать их, умоляют отпустить. Возможно, ему стоит так поступить, вышвырнуть их прочь, дать второй шанс, быть может, они им воспользуются. Возможно, они скроются подальше и будут молчать. Возможно. Но он слишком зол.
– Они погибли из-за вас, – с болью в голосе молвил ведьмак. – Двое хороших людей. Их кровь на моих руках. Их дети будут горевать, эта травма искалечит их жизни, и жизни их матерей. Сейчас детки сладко спят уверенные, что папы вернутся утром с дежурства, а потом раздастся телефонный звонок и голос известит их мамам о том, что случилось. А вы двое будете жить, – уже зло прорычал он. – Вы никогда не раскаетесь, не поймёте своей ошибки. А значит, нет смысла…
Ведьмак забыл о своей боли и усталости. Рука сама с удовольствием устремилась к шее парня. Пальцы сжали горло, перекрыли доступ кислорода.
– Это же была её идея пойти за мной? – спросил он, наклонив голову в сторону девушки. – Она предложила и ты пошёл? Хотел наверно произвести на неё впечатление, показаться бесстрашным, рисковым?
Парень не может ничего ответить, только хрипит и брыкается. Ведьмак продолжает безжалостно вглядываться в полные слёз глаза жертвы. От нехватки кислорода парень задёргался, что есть мочи, но рука ведьмака, словно стальная конструкция, продолжает его держать. Даже когда жертва потеряла сознание и опустила руки, он своих пальцев не разжал. Прошло время, прежде чем он отпустил труп. Мёртвое тело упало на прижавшуюся к стене девушку, та завопила во всё горло. Упав на землю, она живо отползла назад, продолжая кричать на всю округу.
Её крик, взбесил его, как ничто и никогда доселе. Пальцы в порыве бессильного гнева стиснулись в кулак – но нет, он не может убить женщину, хотя всё его естество требует её крови. Он развернулся на месте, сделал пару шагов.
– Можно я? – спросила Киоко, кровожадно поглядывая на девушку.
– Делай, что хочешь, – не задумываясь, ляпнул он.
– Пожалуйста, – громко рыдая, взмолилась девушка. – Умоляю… не надо.
Киоко не стала тратить время, молнией метнулась к девушке, мигом заглушила её крики. Он наблюдал, за тем как Киоко убивала девицу, с неким сожалением внутри. К его удивлению справедливость для него не восторжествовала, наоборот совесть с укором напомнила о себе. Напоследок взглянул на бездыханное тело девушки, на застывший ужас на её лице и полные слез мёртвые глаза. Такое чувство, словно он сам её убил. Он знает, что пожалеет об этом решении потом – если вообще вспомнит. Сейчас у него имеются проблемы, посерьёзней. Его лучший друг прав. Им не простят убийство ведьмака Круга. Клирики скоро узнают об убийстве полицейских. Будут последствия.
Друзья остались разбирать тела, а он, прибывая в скверном настроении, открыл железную дверь, вошёл внутрь и вдруг всё перед глазами изменилось. Он уже не в ночном клубе, ему уже давно не восемнадцать. Он рядом с любимой женщиной в гостиничном номере. Они лежат вместе на кровати. Она в вечернем платье чёрного цвета, он в дорогом костюме. Они только вернулись с празднования, сходу легли на кровать. Они молчат уже больше получаса, просто уткнувшись в телевизор, хотя оба не смотрят его. Они думают об одном и том же, но каждый по-своему. Они недавно поссорились, опять.
Её голова лежит на его груди – она всегда ложиться слева, любит слушать стук его сердца, по её словам это успокаивает. Он ласково провёл рукой по её волосам и нежно коснулся губами её головы, это сигнал к примирению. Они никогда долго не держат обиды друг на друга и всё прощают с необыкновенной лёгкостью. И вот сейчас всё уже забылось. Она ответила на этот символический жест: закинула голову, слегка повернулась и положила подбородок ему на грудь. Его имя скатилось с её алых губ.
– Мне сейчас плохо и тоскливо, – устало протянула она.
Он всегда знает, что у неё на сердце и без труда угадывает, что на уме.
– Я хочу это исправить, – с нежностью прошептал он.
– Просто скажи мне это. Не усложняй, просто скажи.
Он запустил пальцы в её волосы, поцеловал её в щёку, затем приблизил губы к её уху и медленно прошептал:
– Я люблю тебя, Маргарет. Он вложил в эти слова все чувства, что она разжигает в нём. Она растаяла, обворожительные ямочки проступили на её щеках, в глазах вспыхнул огонь. Она довольно замурлыкала, приподнялась и впилась в него жадным поцелуем.
– И я люблю тебя, Соломон, – чувственно произнесла она, когда он открыл глаза. Секунда тишины и она вновь его поцеловала.
Её правая ладонь проскользнула под его рубашку. Она прервала поцелуй, села на него и вновь припала к его губам. Соломон коснулся рукой её шеи и благополучно на долгие минуты забыл её там. Долгий поцелуй окончательно перечеркнул прочие события дня, став отличным началом для последующей прелюдии. В пылу страсти она разорвала на нём рубашку, сняла с него галстук и надела на себя. Металлическая пряжка его ремня в её слабых руках кажется такой тяжёлой. Ей пришлось приложить усилия, чтобы расстегнуть ремень.
– Я люблю тебя, – застонала она.
– И люблю тебя, – ответил он.
Соломон вдруг открыл глаза, увидел знакомый потолок и обжигающий солнечный свет.
«Это был всего лишь сон» – осознал ведьмак, зажмурив глаза. Наконец-то он вырвался из пустоты ночных кошмаров. Последний сон был одновременно самым горьким и самым сладким и оставил после себя сильные чувства. Всего лишь страшный сон, но режет по живому.
Чуть дёрнулся и сразу почувствовал пульсирующую боль по всему телу. Во сне он чувствовал лишь эхо этой боли, а теперь пришло время сторицей платить за своё пробуждение. Ещё никогда ему не было так плохо. Он чувствует себя абсолютно слабым и разбитым. Невыносимая тошнота стоит в горле, от боли всё тело наэлектризовано и стоит хоть немного наклонить в бок голову, как боль птицей начинает бить по мозгу. Посмотрел в сторону окна, и сразу начисто забыл про всё.
«Кира» – с превеликой радостью подумал он. Эта женщина напомнила его чувствам, что он ещё жив. Он улыбнулся, и сразу дрогнул от жуткой боли.
Кира стоит у приоткрытого окна, задумчиво смотрит вдаль, тонкими пальцами придерживает чуть приоткрытую створку и дрожит, то ли от поступающего холода, то ли от волнения. На её лице ни грамма косметики, и мешки заметны под глазами. От её несчастного вида, его и без того страдающее от боли сердце закололо.
Она будто почувствовала его, обернулась с болезненно-взволнованным видом. Её глаза заслезились, первая слезинка сорвалась вниз по щеке. Она бросилась к нему, аккуратно не причиняя боли, обхватила его лицо руками. Он захрипел. Хочет сказать: «прости», но не может произнести ничего внятного.
– Ничего не говори! – захлёбываясь слезами, заторопилась она. – Потом, потом скажешь всё что хочешь.
Ему хочется извиниться перед ней за ту боль, что он ей причинил, хочется сказать, что он её любит, пообещать, что больше не совершит подобную глупость, но губы не двигаются – это тоже своего рода пытка. Он не сразу расслышал шаги на лестнице, но почувствовал чьё-то приближение – это его сын, пришёл на голос Киры. Перепуганный Павел встал на пороге, недоверчивым взглядом уставился на него, словно не верит своим глазам и ждёт подвоха. Прилив счастья захлестнул Соломона, и он невольно растянул губы в улыбке. В какой-то момент битвы он уже разуверился, что вновь увидит сына.
– Подойди не бойся, – ласково произнесла Кира, обращаясь к мальчику. Голос её стал увереннее и веселее.
Павел поколебался пару секунд и, не сводя испуганного мокрого взгляда, осторожно приблизился к кровати. Соломон понял, что уже несколько секунд лежит абсолютно неподвижно. Собрав остатки силы, ведьмак шевельнул рукой.
Сын сразу всхлипнул, бросился к нему. Малыш проплакал минуты три, затем успокоился и вдруг уснул. До чего же мирно он спит, пожалуй, любой человек, завидев его сейчас, сам спать захочет. Соломон устало коснулся онемевшей рукой головы сына. Кира глядя на это улыбнулась.
– Мари рассказала ему что случилось. Когда я спросила зачем, она ответила: «Обмануть его не получиться, он сам всё поймёт». После этого он ни с кем не разговаривал, ходил, дрожа от страха; ничего не ел, практически не спал и совсем не плакал. Мы с Мари приехали сюда сразу, как нам сообщили, что ты выжил. Медики боролись за твою жизнь больше суток, а затем тебя привезли сюда. Герда была против этого, она сказала, что тебе стоит остаться в больнице, но Рагнар заявил, что опасно оставлять тебя там, где твои люди не смогут тебя защитить.
– Всё-таки очнулся, – сердито каркнул Оклус стоя в дверях. – Хорошо, а то вон, сколько людей из-за тебя олуха слёзы льют, сволочь ты бесчувственная, – он перевёл свой взгляд на Киру, пожелал им обоим всего наилучшего и вышел вон. В последнюю секунду Соломон заметил, как лицо лепрекона проясняется.
– Он тоже за тебя переживал, всё по дому слонялся как неприкаянный. Ладно, поспите оба, – улыбаясь, тихонько сказала она. – Я потом зайду.
Усталая чародейка, медленно переставляя ноги, ушла, закрыв за собой дверь. Через пару часов она вернулась вместе с Оклусом. Лепрекон разбудил Павла и увёл обедать, а несколько минут спустя вернулся с подносом для Киры.
– В этом доме я повар, – указал он непререкаемым тоном. – И вот моё главное правило: никто в этих стенах голодными не останется. Ничего не желаю слушать Кира, поешь. Через двадцать минут приду, проверю.
Спорить с ним глупо – Кира сразу это поняла. Вскоре в дверь его спальни постучал Эрви, убедившись, что Соломон в сознании, чародей одобрительно кивнул и в хорошем настроении удалился на свой пост в холле. А через полчаса в дом вихрем ворвалась Мари. Её объятья и горькие слёзы, вызвали в нём давящее чувство стыда, которое намного усилилось, когда он заметил седые волосы на её голове. Слёзы вскоре кончились.
– Кира, – приказным тоном окликнула Мари, – будь так любезна, оставь нас. Не хочу, чтобы ты услышала то, что я собираюсь ему сказать.
– Мари прошу не надо, ему и так плохо.
– Не спорь Кира, – прохрипел Соломон. – Она не отступит.
Молодая чародейка смолчала, но не ушла.
Мари выплеснула, всё что накипело, от её крика разве что стены не трясутся. Она едва успевает переводить дыхание, спешно шагая по комнате, размахивая руками и пылая от гнева. Упрёки нескончаемым потоком сыплются на него. Закончилась тирада горючими слезами. Измождённая, она бессильно рухнула в кресло у окна, Кира бросилась её утешать.
– Ты всё понял?! – с болью в голосе крикнула Мари.
Он согласно кивнул. Мари права во всём, и он это признаёт. Спустя несколько минут они помирились, хотя Соломон понимает, что на самом деле Мари нескоро его простит, но и вслух она обиду не озвучит.
– Мари! – с возмущением окликнул Старый Ворон, зайдя в комнату. – Держи свой телефон, он уже минут десять трезвонит, всех с ума свёл! Взяла и бросила его в прихожей вместе с сумкой! Я тебе не прислуга, чтобы бегать по всему дому!
– Ну-ну, не злись, – миролюбиво пропела чародейка, вернув свою лучезарную улыбку. Она приняла телефон из рук Эрви, посмотрела на экран и улыбка её вмиг погасла. Спустя пару секунд она ответила на вызов.
– Слушаю, – отрывисто сказала Мари. С озлобленным лицом она молча выслушала голос в трубке, затем задумалась и немного смягчилась. – Он жив, вопреки твоим стараниям.
«Боливар» – со смесью грусти и радости догадался Соломон.
Спустя ещё пару секунд чародейка убрала телефон в карман.
Будучи обессиленным, он сам не заметил, как уснул, в этот раз надолго. Периодический его будили, иногда это была Мари, иногда Кира, иногда Эрви. Пару раз его навещала Герда, она брюзжала, что его забрали из-под её надзора в больнице, жаловалось, что ей приходиться тащиться в такую даль, ради одного пациента, но при этом она со всем вниманием отнеслась к его ранам. Бодрствует он недолго, а засыпает быстро; стоит голове коснуться подушки, как он сразу теряет сознание. Каждый раз, открывая глаза, он застаёт разное время суток, но всегда рядом любимые ему люди. Кира или Павел иногда засыпают рядом с ним.
– Просыпайся Соломон, – прорвался к нему сквозь сон чей-то голос.
– Рагнар, – открыв глаза, прохрипел Соломон и сразу закашлял.
За окном ясный день, в комнате кроме них никого. Архимагистр оглядел его, коснулся ладонью его щеки и ободряюще улыбнулся. Судя по уставшему виду Рагнара, он много работал в эти дни, однако выглядит довольным.
– Долго я проспал в этот раз?
– Мари сказала, что уже пятый день пошёл. Как ты себя чувствуешь?
Медленным хриплым голосом Соломон объяснил, где что болит, как сильно тошнит, как больно двигаться и всё остальное. С каждым словом, его голос стал обретать здоровую уверенность.
– Ведьмаки уже начали двигать границы Элетары, начали рвать её на части, словно голодные псы, – поведал Рагнар, сидя в кресле у постели Соломона. Молодой ведьмак с болезненным видом сидит на кровати, ещё не силах на большее. – Тех его чародеев кто ещё не переметнулся к другим ведьмакам, убивают сразу.
– Чего и следовало ожидать, – с грустью в голосе сказал Соломон.
– Действуют весьма продуманно, будто-то подготовились заранее.
– Готов спорить, что большинство просто стирают следы своей активности, а в первых рядах Чёртова Дюжина с Мёртвого Пика. У Маркуса точно был огромный компромат на всех своих клиентов. Прошу скажи, что ты успел принять меры?
– Я собрал самых надёжных людей из числа моих подчиненных. Мы устроили тайные несанкционированные обыски в тот момент, когда ты отравился к Маркусу. Я хотел предотвратить вашу схватку, жаль не успел. Действовали мы очень быстро, а после смерти Маркуса я направил оставшиеся группы на поиски уже легально. Мы многое нашли, в первую очередь доказательства его предательства, которые ты искал… но никакой клиентской базы. Хотя мы накрыли всю его сеть.
– Вот как, – издал горькой смешок Соломон. – А где он прятал ту партию алхимических средств, за которой гонялся Боливар?
– На кораблях вдовы Ульфа, её мы сразу арестовали. Сначала она молчала, а как стало известно, что Маркус мёртв, так без промедлений заговорила. Поведала про того, как после гибели Ульфа он её разыскал, как предложил послужить Хальфдану. Из её слов мы поняли, как он проворачивал всё это втайне от нас. Стали проверять другие подобные варианты и оказалось, что вдова далеко неединственная кто был в этом замешан. Мы установили личности причастных – с вестью о его смерти все они стали намного сговорчивей.
– Лаборатории нашли?
– Нашли. Впечатляющие масштабы и оборудование отменное.
– Выяснили откуда это оборудование?
– От Азаира и его братьев. Они помалкивали всё это время, хотя могли давно нам его сдать. Маркус выкупил всё производство через подставных лиц, затем искусственно обанкротил их, разделил оборудование и продал другим подставным лицам. Перепродавал несколько раз, чтобы их следы затерялись, а после снова собрал всё воедино и тогда уже начал производство.
Соломон разочарованно выдохнул.
– Не буду томить, – сказал Рагнар, – все наши с тобой подозрения оправдались: он не только сдал нашу оборону Хальфдану, но и снабжал его, причём за наш счёт. Но теперь мы знаем о брешах в нашей защите и сможем их закрыть. Мы хорошо подготовимся к войне с Хальфданом.
Соломон склонил голову под нагромождением тяжёлых мыслей. Сейчас эта новость не вызывает в нём ничего – абсолютное равнодушие.
– Я обнаружил кое-что ещё: Маркус собирал все доступные данные о твоём ковенанте. Кажется, его очень интересовало, где ты можешь держать Кольца Ринвольда – ещё одна наша теория подтвердилась.
– Он их страстно желал, – произнёс Соломон. – Не думаю, что на этом строился его план, скорее это была его заветная мечта. Понимая это, я предложил ему своё кольцо, при условии его отказа от своих планов.
Рагнар ошалел от его заявления, затем отвернулся, закрыл глаза, недовольно покачал головой, но комментировать не стал.
– Следы его неудавшегося сотрудничества с Царём Ночи так же нашли, – чуть погодя продолжил гость.
– Какие? – ухватился Соломон.
– Как ты знаешь, у Круга уже давно есть реестр вампирских захоронений, и мы ведём за ними постоянный надзор. Маркус продал эти данные Царю Ночи. Доказательства у нас теперь есть. Сейчас слуги Царя разоряют и пробуждают лишь неизвестные нам захоронения. Но это единственное, что мы сумели найти по этому делу. Мы всё обыскали, но поиски я ещё не прекратил: мало ли, вдруг что-то упустили, лучше ещё раз всё проверить.
– Маркус сначала хотел использовать Царя Ночи, но ничего не получилось.
– Однако как-то он сумел выйти на людей Царя Ночи, чего мы не можем. Он смог установить с ним контакт и провести как минимум одну крупную сделку.
– У Маркуса был сообщник, – Соломон слегка поднял голову, посмотрел на Рагнара, тот в ответ тяжело вздохнул. – Ты тоже об этом думал, верно?
Соломон уже знает, каким будет ответ.
– Да, с самого начало подозревал, вот только ничего кроме гипотез у меня не было. Я предпочёл держать эту мысль при себе, поскольку не верил в её реальность и не хотел пустить дело по ложному следу. Но сейчас, когда я смог увидеть, то, что Маркус скрывал, я уже не считаю эту мысль такой невероятной.
– Значит ты умнее меня, – улыбнулся молодой ведьмак. – Всегда был умнее.
– Недостаточно. Мне надо было самому со всем этим разобраться, а не впутывать тебя…
– Не начинай. Ты бы не смог распутать этот клубок в одиночку, я уже говорил тебе об этом… – короткий, но очень болезненный кашель вырвался из глотки Соломона, он мгновенно вспотел.
Рагнар вскочил с кресла, схватил фиал с прикроватной тумбочки, осторожно поддерживая рукой ослабленного Соломона, потихоньку залил в него лечебную смесь. Лекарственный напиток помог.
– У меня тоже до сих пор в голове не укладывается, – хрипловатым голосом признался Соломон, – что Маркус мог заключить с кем-то союз.
– Потому, что он никому не доверял, – согласился гость.
Рагнар сузил брови, сжал губы, шмыгнул носом.
– С этим я сам разберусь, – глядя исподлобья, строго произнёс он. – Не лезь больше на рожон, иначе я отправлю тебя под домашний арест. Мало ты нам всем нервов раздёргал?
– Не буду, даю слово, – пообещал Соломон, размеренно вдыхая и выдыхая воздух. – Но у тебя есть мысли на сей счёт?
– Нет, – слегка смягчив тон, хмуро отозвался гость. – Как и ты, я не могу представить человека, которому мог бы довериться Маркус. Может, это кто-то из Чёртовой дюжины с Мёртвого Пика?
– Вряд ли. У меня были кое-какие необоснованные подозрения на их счёт, но им лишь единожды удалось скрыть от меня свои действия. Хотя стоит отдать им должное, они умело тормозили моё расследование.
– Ты узнал, кто из них выловил Боливара?
Сердце Соломона вновь заболело от упоминания этого имени.
– Да, но делить мне с ним нечего, больше нечего. Недавно мне сообщили, что со схваченными убийцами Филиппа уже покончили. Но их лидер ещё в бегах.
Рагнар нахмурился, напрягся.
– Знаю, о чём ты подумал, но нет, никакой лишней жестокости, – поспешил успокоить гостя Соломон. – Я приказал просто убить их.
– Хорошо, – одобрительно кивнул Рагнар. – Я рад это слышать. Позже я разберусь с Рэндольфом и его «друзьями». Проверю каждого.
– Ни к чему. Некоторые, в том числе и сам Рэндольф хоть и стремились отплатить мне за прошлые обиды, в первую очередь себя выгораживали. Тот же Нерон больше всего хотел скрыть факт невыполненных в прошлом обязательств: он был обязан выплачивать репарации ведьмакам, коим проиграл его отец ещё до его рожденья, но с помощью Маркуса он избежал этой обязанности.
– Вильгельм ещё у тебя? – поинтересовался гость, вернувшись в кресло.
– Да. Мерзкий тип. Ты и представить не можешь, как мне было неприятно им притворяться. Среди всей длинной вереницы моих пороков нет ничего даже образно похожего на его недостатки.
– Такие как он несклонны, представлять как их поступки, выглядят со стороны, – повеселел Рагнар. – Они не думают об этом, отчего и счастливы. На том держится их хрупкая самооценка.
– Воистину тёмной лошадкой оказался Герман. Вот уж кого я действительно недооценил. Действовал он очень тонко и осторожно. Говоря откровенно, он даже не оставил мне поводов для конфликта. Хотя я не до конца пониманию его мотивы.
– Что же ты не понял? – изумлённо поднял бровь бывший наставник.
– Герман когда-то выкупил у Маркуса информацию конфиденциального характера, о ведьмаке Джемсе. Сразу после этого дела в ковенанте Джеймса резко пошли вниз: основная компания обанкротилась, акции стали дешевле туалетной бумаги, а военные подразделения распались из-за нехватки финансирования. Герман грамотно использовал эти данные. Он ослабил самого Джеймса и разрушил его ковенант. Однако кроме самого Джеймса пострадали и его влиятельные вкладчики, живущие и поныне.
– Вот ты о чём, – снисходительно усмехнулся Рагнар.
– Герман понял, что мне об этом известно, но не желал, чтобы другие об этом узнали. Он ждал момента, чтобы под шумок расправиться с Джемсом.
– Джеймс недавно покончил с собой, – сразу заявил Рагнар. – Сам удавился или его удавили, трудно установить точно.
Соломон закрыл глаза, слегка кивнул.
– Я не знаю его мотивов, но могу предположить, что…
– Думаешь это месть? – опередил его канцлер. – Раз так, то ты прав.
– Откуда знаешь? – удивился Соломон, ощущая, как унимается боль в голове.
– Я же старик и порядком старше Германа, все их конфликты разгорались у меня на глазах. Полной картины этого происшествия ты не узнаешь от своих шпионов. Если кратно, то когда-то Джеймс наложил свои жадные лапы на кое-какую недвижимость принадлежавшую отцу Германа. Они родственники, и отец Германа отписал по завещанию свой загородный особняк своей родне со стороны своего брата, то есть Джеймсу. Герман не претендовал ни на что, кроме этого особняка. Он сделал Джеймсу щедрое предложение, но тот отказался в резкой форме. Дело в том, что из огромного числа желающих уже был выбран наиболее состоятельный покупатель на этот дом. Германа это не устраивало, случился скандал, и Джеймс вслух нажал на больную мозоль Германа. Вскоре после этого неожиданно для Джеймса покупатели отказались от сделки и дела его пошли вниз.
– Я понял, о чём ты. Те покупатели интересовались этим особняком, – подхватил Соломон, – поскольку рассчитывали выдать свою старшую дочь за молодого наследника Делакруа. Надеялись поправить этим браком свои финансовые дела, а особняк должен был стать подарком для молодожёнов.
– Но помолвка была отменена, – сказал Рагнар, удобно устроившись в кресле. – На всеобщее обсуждение выплыли некоторые тёмные тайны из прошлого невесты. Большинство не верило этим грязным слухам, но они были подкреплены мелкими, но всем известными фактами, что предавало сплетням реализма. Делакруа поверили в эту ложь и расторгли помолвку. Так интерес родителей невесты к приобретению недвижимости сошёл на нет.
– А случилось это потому, что вскоре после скандала с Джеймсом судьба свела Германа с молодым сотрудником одного из аукционных домов Делакруа, Маркусом, – горестно заключил Соломон, поникнув головой.
– Им в конечном удалось итоге породниться с Делакруа, выдав младшую дочь за их младшего сына. Но это случилось позже и желаемых преференций они не получили. А старшая дочь хоть и с трудом пережила тот скандал в будущем удачно вышла замуж – кстати, с подачи самого Германа.
«Значит, совесть у него есть» – Соломон испытал прилив симпатии к Герману.
– Особняк в итоге был куплен на торгах одной старой графиней, которая сразу подарила его Герману.
– А он взамен покрыл её долги, – с легкой улыбкой добавил Соломон. – Он не живёт в этом особняке, но содержит его, в том числе родовой склеп. Спасибо за подсказку. Теперь я начинаю его понимать.
– Рад помочь. Пойду я за чаем схожу, тебе принести? Хорошо.
Вернулся гость минут через пять с серебряным подносом в руках.
– О чём думаешь? – спросил Рагнар разливая чай по чашкам.
– О Германе, – невесело ответил Соломон, неподвижно лёжа под одеялом. – Он умело саботировал моё расследование, словами сеял зерно сомнения в моих свидетелей, чем меня тормозил. Он тянул время, готовился и подстраивал события. Он не ждал возможностей, а создавал их. Опасный человек, но острожный. И под каким углом не посмотри, ничего враждебного ко мне, не заметишь.
– Но ты подпортил его планы, когда вывел Эскиля из игры, – заметил Рагнар, взявшись за бутерброды.
– Я просто вовремя его отговорил. Я сделал это исключительно из уважения к самому Эскилю. И он принял мудрое решение. Ну, а Герман – он действовал открыто и слова его с делом не расходились. Каждый его шаг был на поверхности, но пришлось постараться, напрячь мозги, чтобы свести всё это в единую картину.
– Он никогда не лжёт, хотя бы вслух, – гость сделал хороший глоток из чашки. – Он слишком умён, чтобы опускаться до вранья. Но не будет больше о нём, – гость покончил с чаем. – Сообщник Маркуса это сейчас наша главная проблема.
«…Раньше и я так думал, но оказалось это возможно» – неожиданно вспомнились слова Маркуса.
– Всё ровно, что-то не так, – задумчиво произнёс Соломон. – Что-то не сходиться, что-то ускользает от меня. Ответ вертится перед глазами, но я не могу разглядеть его, не могу осознать. Маркус оставил после себя ещё много вопросов.
– Главное, что ты его остановил и жив остался. Эх, ну что тебя гложет?
Соломон тяжко вздохнул, этот вздох болью отозвался в сердце.
– Может быть, я сплоховал? – спросил он. – Может я просто не сумел подобрать нужных слов? Может… Я не знаю, может, было возможно договориться? Я до последнего надеялся, что всё получиться.
– Ты сделал всё что мог, – заверил его Рагнар. – Соломон, ты не раз давал ему возможность остановиться. Ты предлагал ему помощь, ставя себя под удар, а он, это всё отверг. Поверь и я бы хотел, чтобы всё это закончилось иначе.
– Он мёртв и это не укладывается у меня в голове, сердце не на месте – понимаешь? Я делил с ним хлеб, а после убил. Старый закон…
– А мог… – у Рагнара перехватило дыхание, – ты мог бы оказаться на его месте сейчас. Думаешь, он бы убивался так по тебе? Старый закон жесток в этом плане, да он вызывает раскаянье, но так же и проясняет многое. У Маркуса был шанс, но он его намерено отверг, а тебе некуда было отступать. Совесть твоя чиста, ты ни в чём не виноват. Он сделал свой выбор.
Соломон с тяжестью на сердце, аккуратно сел.
– Его лицо стоит у меня перед глазами, его последний вздох звучит у меня в ушах. Я снова и снова прокручиваю в памяти произошедшее и не могу это прекратить. Знаешь, может это всё моя фантазия, но мне показалось, что в разгар битвы, когда он становился, всё серьёзней, его истинные чувства открывались мне. То, что он не смог выразить словами, он выплеснул в бою и с каждым ударом я лучше его понимал. Он с самого начала вёл в этой драке – я со времён Бальтазара не сталкивался с такой опасностью. К концу мы оба выбились из сил, у нас не осталось магии даже на поддержание брони, а физических сил не хватало даже на то, чтобы на ноги встать. Может по этому он не почувствовал транспозиционную метку на своём плече. Я переместился к нему и вонзил лезвие меча ему в шею.
Соломон потёр пальцами свою ладонь, стирая несуществующую кровь, призрак которой так явственно чувствует сейчас.
– Меч выпал из моей руки, а я упал на колени. Маркус протянул мне руку, и я инстинктивно за неё ухватился. Он был ужасно напуган, глаза слезились. Он не хотел умирать, а я не желал ему смерти, я больше не хотел видеть в нём врага. Наоборот, я будто друга провожал, – Соломону хочется вздохнуть, но воздух засел в его груди. – Я не отпустил его руку до самого конца. Ты бы видел его глаза – он понимал, что умирает, понимал, что это конец. Я увидел в его взгляде сожаление. Эти образы засели в моей голове.
– Он лишь на смертном одре о чём-то пожалел и лишь когда понял, что проиграл. Пойми: Маркус никогда не отступал, не переубедил бы ты его. Всё это спланировал он, и его целью было убрать тебя со своей дороги. Сейчас все твои мысли должны быть обращены к близким людям. Твой сын напуган, и пока ты не выздоровеешь, этот страх не пройдёт. Думай о Мари и Кире, много ты у них нервов вымотал, теперь ввек не расплатишься. Про себя я лучше промолчу.
***
Все несказанно счастливы, что Соломон жив, оттого воздух в доме наполнен окрыляющей радостью. Каждый, сбросив тяжесть с души с восторгом радуется жизни и про себя благодарил небеса. Такое впечатление складывается у мальчика в моменты редких задумчивых пауз у взрослых. Прошло несколько дней с тех пор, как Соломон пришёл в сознание и все прочие страсти улеглись. Даже не вериться, что ещё недавно все сходили с ума, балансируя на грани отчаянья. Может именно эта общая, льющаяся через край радость своей теплотой заманила солнце в дом?
Мари и Кира переехали к ним, чтобы вместе заботиться о Соломоне. Обе женщины совершенно по разному подходят к этому вопросу: одна строго, другая мягко. Оклус не меньше остальных благодарен судьбе за спасение Соломона, хотя вслух он в этом не признается. Сейчас он весело кружит по кухне готовя еду, и бодро распивая песенки.
Мари, Кира и Павел собрались в столовой. Стол пуст, еды на нём нет, а до обеда ещё больше часа, но никто не стремится уходить. Звонкий приятный слуху смех Мари и Киры звучит повсюду. Эти улыбки немного поднимают настроение, но мальчик до сих пор неспокоен, хотя старается не подавать вида, чтобы не портить настроение остальным. Случившиеся с Соломоном разбередило в его душе старые раны, пробудило в нём те ужасные переживания, что он уже пережил, когда не стало его дедушки. Этот болезненный страх угнездился в нём и не отпускает, давит, предрекая неизбежность чего-то плохого и обещая жестоко наказать за попытку расслабиться и порадоваться вместе со всеми.
«Это тоже пройдёт» – неустанно напоминает он себе.
Солдаты Соломона никуда не ушли, они всё так же патрулируют каждый сантиметр. Но взрослые и даже сам Соломон довольно комфортно чувствуют себя в их присутствии, что улучшило отношение мальчика к незнакомцам в доспехах. Он и сам стал свободней чувствовать себя в их компании. Хотя возможно всё дело в поведении Мари: она знает многих из них и очевидно доверяет каждому.
Кира, сидящая напротив него, звонко засмеялась над прилетевшей из кухни шуткой Оклуса. Эта молодая незнакомка стала настоящим сюрпризом для Павла. Мари представила её как подругу Соломона, хотя он не понял, что это значит, ведь раньше о ней никто даже не упоминал. Может он забыл что-то? Мальчик покопался в памяти, но так ничего не припомнил. Однако он с первого взгляда понял, что она непростая знакомая с улицы. Гостья очень легко вписалась в их жизнь, словно всегда тут была. Для всех её присутствие в этом доме вполне естественно – для всех, кроме него. Он относиться к ней с недоверием, но такие настороженные чувства он испытывает ко всем незнакомым людям. Он ничего не имеет против неё самой, просто не может понять кто она такая.