– Я забыл об этом, – с сочувствием произнёс гость. Он действительно забыл об это очередном их сходстве: они оба не знали своих биологических отцов.
– Неудивительно. Моё далёкое прошлое менее опасно, чем моё настоящее и будущее. Я ещё ни с кем это не обсуждал. Что за взгляд? И откуда эта ухмылка?
– Прости, но не могу перестать искать тайного мотива в твоих словах.
– А я искренен, – улыбнулся Маркус.
– Пока да, а что будет после? Ты же не из тех, кто любить обнажать душу.
– Я для себя решил, что лгать не стану. Возможно, завтра кто-то из нас погибнет и унесёт собой в могилу всё услышанное за этим столом. Получается, что всё сказанное сегодня завтра уже не будет иметь цены, и нам вреда не причинит. Я долго ждал такой возможности, давно хотел поговорить с тобой по душам. Согласись, это идеальные обстоятельства, а я искренне счастлив, что могу так поговорить с кем-то. Эта устоявшаяся тяжесть в душе, она с каждым словом становиться легче.
Соломон не нашёл, что ответить, но он наконец-то понял откуда на самом деле эта обезоруживающая откровенность Маркуса, что так мила его сердцу. Слова заклятого врага обнажили правду, о которой он и сам задумывался много раз: они очень похожи, у них очень много общего.
– Я никогда не осуждал тебя Соломон, – вдруг признался Маркус. – Знаю, что ты пережил в детстве. Я видел много жестокости, но твой случай шокировал меня, это правда. Не делай такое серьёзное лицо, не сомневайся в моей искренности. Когда Корвинус представил тебя магическому миру как своего наследника, интерес к тебе был колоссальным и уже тогда стали проскальзывать некоторые факты из твоей биографии. Ознакомившись с ними, я, как и многие другие списал твои тогдашние «глупости» на трудное детство.
Соломон понял, к чему ведёт Маркус и ему эта тема не нравиться.
– Когда я услышал твою историю, то проникся ею. Она долгое время не выходила у меня из головы. Твоя мать и то, что она сделала с тобой – это напугало меня, я много думал об этом.
– Что именно ты хочешь знать? – нетерпеливо спросил Соломон.
– Ты понимал, что с ней что-то не так? – с участливым выражением лица спросил Маркус. – Ты догадывался, что она собралась сделать с тобой?
– Нет, – с раздражением ответил Соломон. – Мне было восемь лет, я не умел на глаз определять психическое здоровье человека. И это не вдруг случилось, а постепенно набирало обороты. Она часто водила меня в церковь, заставляла молиться часы на пролёт, но выглядела она не как сумасшедшая, а как любящая мать, которая сильно тревожится за своё дитя.
Соломон осушил бокал, вытер губы костяшкой указательного пальца, испытывая неприятные чувства от неприятной темы, и продолжил:
– Дети воспринимают мир со всеми его изъянами как естественный порядок вещей, даже неадекватное поведение своих родителей. До случившегося я был беззаботным ребёнком, не знавшим грусти и горя. Так что нет Маркус, я ничего не понимал, ни когда она странно улыбаясь, позвала меня ванную-комнату, ни когда с безумным взглядом приказала мне залезть ванную, даже когда стала меня топить…
– Ты сопротивлялся? – выдержав паузу, осторожно спросил Маркус.
– Конечно, – прорычал Соломон. – Махал руками и ногами, захлёбываясь пытался кричать. Я был напуган и не понимал, что она делает, но был уверен, что это прекратиться, поскольку доверял ей. Лишь по счастливой случайности меня спасли из её рук и увезли подальше.
– А потом ты с ней хоть раз виделся? – с грустью спросил хозяин.
– Нет, ни разу, но я ждал её, – Соломон смолк, эти воспитания пробудили в нём гнев. – Я любил её и не считал, что она сделала что-то плохое – сначала не считал. Я не понимал в полной мере, что случилось, и не держал на неё зла, даже не обиделся. У меня был шок, я был раздавлен случившимся, но всё ровно ждал, когда она придёт за мной и заберёт из этого незнакомого места и от этих незнакомых людей. Я испытывал чувство вины из-за этого. Пытался понять, что я сделал плохого? За что она сделала мне больно и почему бросила меня? Я без конца молился богу, клялся, что буду убирать игрушки, что стану послушным, сделаю, что угодно лишь бы она меня простила и забрала домой. Сидел на кровати сутки напролёт, тихо плакал и ждал. Но она не пришла ни через неделю, ни через месяц. А после появился Корвин, затем Мари, тётушка и другие. Годы шли, но даже тогда я ждал её появления – не так как раньше, а уже с обидой злостью и претензиями, но я был готов простить её. А она так и не появилась. Она отвергла меня, что ещё сильнее ударило по мне и с каждым годом мне становилось ещё больнее.
– Страшно представить, что ты чувствовал.
– С годами это вылилось в быструю привязанность к людям, даже чрезмерную, досаждающую привязанность. Я дико ревновал своих друзей к их друзьям, не прощал, если они общались с кем-то кроме меня, потому быстро их терял. Лишь немногие могли это вытерпеть. Я хотел быть нужным кому-то, хотел, чтобы мной дорожили. Потому я стал так высоко ценить тех, кто ценил мою дружбу и не тяготел моим обществом.
– И тогда же ты обзавёлся привычкой делить мир на своих и чужих?
– Это давно в прошлом, – бросил Соломон, глянув в глаза собеседника.
– Разве? – с сомнением в голосе спросил Маркус.
Соломон промолчал, отвернулся, сделал глоток вина.
– А много у тебя было друзей в детстве?
– Сначала только Кассандра, – сердце Соломона ёкнуло, чувство вины затрепетало внутри. – Она меня терпела, и мы были, не разлей вода. До знакомства с Боливаром ближе друга, чем она у меня не было.
– Ты искал её, свою мать? – после новой паузы спросил Маркус.
– Нет. Когда вырос, я стал иначе смотреть на мир. Я уже не знал, что скажу ей после всего этого и смогу ли простить её.
Маркус сочувственно посмотрел на него.
– Я завидовал окружающим и злился, потому-что не мог простить им, что они счастливы, а я нет. Себя я считал ущербным, бракованным.
– Все с ужасом наблюдали за тобой, – жалеющим тоном начал Маркус, – все боялись тебя, но не я. Мало кого волновала жестокость к черни, их миллиарды на земле, а вот ведьмаки и благородные чародеи это иной случай. Я же видел за всем этим твои мотивы. В моих глазах ты не был монстром. Очень вспыльчивый полный гнева да, но ты ненавидел это в себе и боролся с этим.
Соломон, помалкивая, подлил себе вина, приложился к бокалу.
– И когда я смотрел на тебя, – продолжает темноволосый ведьмак, – я видел твои страдания, я сочувствовал тебе, понимал причину твоих действий. С тобой поступили жестоко и несправедливо. Боль из-за этого, обида и бессильный гнев за свою порушенную жизнь, от которого нутро дрожит – всё это копиться, переполняет чашу. И однажды какой-то идиот в силу скудности своего ума намеренно лезет под удар. Ты сопротивляешься, сдерживаешься, но он настойчив самонадеян и в какой-то момент ты теряешь контроль над собой, и всё страшное вылезает наружу, завладевает тобой. А переступив черту однажды, вернуться за неё удаётся лишь с большим трудом, нужна сильная воля и время. Думаю это с тобой и произошло. Я видел это в твоих глазах всякий раз, когда смотрел на тебя.
Маркус отодвинул пустую тарелку, подался вперёд. Их взгляды встретились.
– В тебе копилась ярость и злоба – целый клубок всякого. Мне знакомо это чувство заточения в клетке, вызванное всеобщим равнодушием, когда хочется царапать этот мир, лишь бы добиться хоть какого-то отклика. В отчие от других я видел в тебе не только твои злодеяния. И я прекрасно понимаю твоё заветное желание убежать от постыдного прошлого. Мне жаль, что у тебя не получилось.
– Может, поговорим о чём-то другом? – нетерпеливо выпалил Соломон.
– Злишься? Прости мне моё жестокое любопытство, – виновато улыбнулся хозяин. – Все считают тебя бесчувственным куском льда, которому даже страх не ведам. Признавайся Соломон, ты часто испытываешь страх?
– Да, – без утайки признался Соломон.
– Даже сейчас? Неужели меня боишься?
– Боюсь ошибиться. Боюсь упустить последний шанс прийти к согласию.
Маркус откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу, да и руки сверху. Хозяин молчаливо взирает на него, задумчиво, отстранённо.
– Почему ты стал таким Маркус? – прервал тишину Соломон.
– Каким? – Маркус удивлённо поднял бровь.
– Честолюбивым.
– А-а, вот ты о чём. Ну, жизнь приучила меня, хватятся за каждую возможность, чтобы не остаться за бортом. Ты уже немаленький мальчик понимаешь лучше, чем кто-либо другой как мы все устроены. Каждый из нас в ранние годы развивает в себе комплексы. Какие-то мы побеждаем, каким-то по разным причинам проигрываем, оставляем и тащим дальше через всю жизнь. Именно они нас формируют и с каждым днём становятся только сильнее.
Маркус глянул на пустой графин, встал, пошёл за новой бутылкой, и спустя минуту вернулся за стол уже с полным графином и с новыми блюдами на подносе.
– Что ещё ты хочешь знать? – спросил Маркус, наклонившись к тарелке.
– Ты сам хоть раз любил? – поинтересовался Соломон.
Занятый пережёвыванием Маркус пару раз кратко кивнул, затем поднял глаза на Соломона, вздёрнул вверх указательный палец, прося подождать. Когда вилка соприкоснулась с тарелкой, он взялся за бокал.
– Однажды, в юности, – безрадостно начал Маркус. – Тогда я был тощим, некрасивым, наивным и неуверенным в себе. Я никогда не говорил громко, а только мямлил и воспринимал всё близко к сердцу, потому никто со мной не считался. Люди редко меня замечали, а для девушек я и вовсе был невидимкой.
Интерес с невиданной силой разгорелся внутри Соломона.
– И как это обычно бывает, в те времена я был влюблен в одну красотку, даже бегал за ней. Она гуляла со мной, но мы не держались за руки, не обнимались, не целовались, и тем более в постель вместе мы не ложились. Она даже толком не разговаривала со мной, а иногда даже не смотрела на меня, но охотно тратила мои деньги. Я был вынужден работать на двух работах, чтобы у меня была возможность ходить с ней по магазинам, а ей было всё безразлично, она даже к тряпкам которые я ей покупал, интереса не питала. Но я был счастлив, ведь она гуляла со мной – это давало надежду. Я мечтал, что однажды она оценит мою заботу и полюбит меня, фантазировал всё свободное время – наивный глупец, но глупец счастливый.
Соломон покончил с вином в бокале, решился поесть.
– Однажды мы бродили по магазинам, она устала, и потому мы решили отдохнуть. Недалеко жил наш общий знакомый. Я иногда помогал ему с учебой. Мы зашли к нему, она устроилась на диване в гостиной, пока мы с ним разговаривали на кухне. С того момента как мы пришли, он заигрывал с ней, а она в ответ улыбалась. Он глаз с неё не сводил, так похотливо смотрел. А потом он сказал мне: «ты иди к себе домой, а она пусть остаётся, отдыхает». Он стал, как бы шутливо подталкивать меня рукой в направлении выхода. Я был потрясён такой наглостью. Вернувшись в комнату, я сказал ей, что мы уходим, а она в ответ заявила, что хочет отдохнуть. Тут зашёл он и силой выставил меня из квартиры, а она на это и ухом не повела.
Маркус со странным выражением на лице, тяжело выдохнул.
– Я не ушёл тогда, остался за дверью и слушал – как он пыхтел, как она довольно стонала. Я всё это слушал до самого конца, – Маркус сделал несколько глотков вина, видимо эти воспоминания ещё цепляют его чувства. Он легко мог бы выдумать эту историю, но сердце Соломона говорит что это, правда. – В тот момент часть моей души погибла. Не было больше наивных солнечных надежд и счастливого будущего впереди. Это был жесткий урок, но сейчас спустя годы я могу назвать его полезным. Понимание того, что я не нужен никому кроме себя самого, расставило дальнейшие приоритеты в моей жизни. Я поклялся, что больше никогда и никого не впущу в своё сердце, и больше никому не буду верить.
Соломон хранит молчание. Измена это горький напиток, который выпало выпить многим, ему самому так же пришлось отведать его.
– Ты ему отомстил? – Соломон заглянул в глаза Маркуса.
– Он того не стоил. Они оба того не стояли.
– Вы ещё виделись после этого?
– Нет, никогда. Много лет спустя я вспомнил про них. Я не хотел о них думать и знать про них тоже – пусть прошлое остаётся в прошлом. Но любопытство по итогу взяло верх, и я поинтересовался об их судьбах.
– И что ты почувствовал?
Лицо Маркуса сделалось отрешённым.
– Я обнаружил, что эту главу своей жизни я так и не закрыл полностью. Вскользь и поверхностно наведя о них справки, я сделал страшное открытие о самом себе: это ещё волновало меня, изнутри распускалось чувство обиды. Потом я долго вспоминал тех, кто меня раньше обижал, абсолютно всё припомнил, даже ничтожные мелкие обиды. Неприятно было снова окунуться в это болото, снова стать прежним собой и призреть себя за это.
– Мне приходилось проходить через подобное и не раз.
– Тогда ты понимаешь меня, – горько усмехнувшись, сказал Маркус. А затем вдруг воззрился на Соломона любопытным взглядом.
– Что? – с вызовом спросил светловолосый ведьмак.
– Ирония судьбы: единственный в мире человек способный по-настоящему меня понять – это мой злейший враг.
Соломон и сам уже подумал об этом, хотя эти мысли ему неприятны – но да, между ними есть некая связь, которая могла бы перерасти в дружбу. На этой ноте они вернулись к слегка остывшему ужину. Воспоминания о матери расковыряли очередную больную рану в душе Соломона, воскресив воспоминания о том тяжёлом для него периоде. Продлилась эта хандра недолго, поскольку Маркус с заметным облегчением вздохнул и сменил тему, завязав новый разговор.
– Я не родился с серебряной ложкой во рту, – заявил хозяин. – Всё своё детство и всю юность я прожил в нищете. Я родился ведьмаком, но у меня не было наставника, а значит и необходимых знаний, умений и опыта. Не было денег, влиятельной родни и ничего, чтобы помогло бы мне в поиске знаний. Гол как сокол, ничего за душой. Всё чего я достиг, я добился сам. Очень много лет тяжкой и кропотливой работы. Ты даже не представляешь, каких трудов мне стоило стать настоящим ведьмаком, как трудно было войти в Круг. Никто не носился со мной как курица с яйцом, я был один. И я гордился этими достижениями.
Соломон, глядя на него, вновь занялся едой на тарелке.
– Я брался за любую работу, при этом работал на нескольких, мне платили ничтожно мало, а работать приходилось за троих. Я так же хватался за любую возможность чему-то научиться, для меня даже простейшие чары имели огромную ценность. Я самостоятельно изучал экономику, менеджмент и многое другое. Сам оплачивал своё образование. Это было очень тяжело. Но в отличие от других, я не опускался до простых путей. Как бы не было трудно, я не переступал через свои моральные принципы. Кто-то, торгуя свои телом в обмен на знания опыт и полезные знакомства, искал расположения престарелых чародеек и чародеев, питающих любовь к молодым юношам и девушкам. Ты не раз видел подобное, знаешь, о чём я говорю. Но как бы тяжело не было, я не опускался до такого. Хотя многие от меня этого ждали: «Так устроен мир щенок, ничего даром не даётся. Думаешь, тебе деньги помогут? Никому твои гроши не нужны! Перестань строить из себя непонятно кого. Молодых юнцов пруд пруди, а вот могучих чародеев готовых делиться знаниями, мало. Знай, интерес к тебе не вечен».
– Они не знали, что ты ведьмак? – удивился Соломон.
– Нет, – слабо рассмеялся хозяин. – В те времена я этого не афишировал. Я был уже стар, чтобы надеяться стать чьим-то наследником, слишком ничтожен, чтобы жениться на дочке некого ведьмака. И чего греха таить: я боялся нажить себе врагов, потому старательно избегал встреч с ведьмаками, мало ли вдруг запомнят.
Он смолк, помолчал пару секунд и затем снова продолжил:
– Мне было плохо Соломон. Раз десять я серьёзно раздумывался о самоубийстве. Жить в нечеловеческих условиях не видя за всем этим нескончаемым кошмаром света… я терял надежду. Даже сейчас я вспоминаю этот кошмар, сидя в своём огромном доме с бокалом дорого вина и настроение сразу портиться.
Соломон прекрасно его понимает.
– Ты проходил через такое? – со всем вниманием спросил Маркус. – Я не про бедность, а про надежду, было у тебя так?
– Не сосчитать сколько раз. Последние лет двадцать я постоянно думал об этом и не мог найти причин, чтобы жить дальше.
– Но прочему продолжал?
– Потому, что моя жизнь имела цену для других.
– А сейчас ты нашёл причину, чтобы жить?
– Да, – улыбнулся Соломон, вспомнив про сына.
– Я рад этому, – лицо Маркуса прояснилось. – Даже завидую тебе.
– Но ты же выбрался из того болота.
– Верное замечание. Но всё моё состояние, моя власть и сила, всё это не украдено и не отнято – я сам это всё создал. Так же как и ты. Только мне это далось в тысячу раз труднее. Я во многом был наивен, и у меня не было цели добиться всего и сразу. У меня и сейчас её нет, чтобы ты там себе не думал.
– И начал ты с работы у Делакруа?
Маркус посмотрел ему в глаза и нахально усмехнулся.
– Да, с этого я стартовал. Делакруа взяли меня на работу в одну из своих контор. Именно там я узнал, что собой представляет этот прогнивший мир. Эта работа стала краеугольным камнем моей последующей карьеры. С каждой сделкой я узнавал всё больше громких имён, заводил ещё больше полезных знакомств и стал вхож во многие дома, а уже там многое увидел, услышал и подметил.
– И использовал всё это в своих корыстных целях?
– Не сразу. Работая на Делакруа, я основном помогал с поисками редких артефактов, особо ценные вещи старший Делакруа продавал на своих аукционах, менее ценные шли прямо в его магазины. Уже после ко мне пришло понимание стоимости некоторых секретов и проницательных наблюдений, которые могут принести пользы больше чем продажа артефактов. На это меня надоумил один клиент в годах, который предложил мне простую, но весьма выгодную сделку: за хорошую плату, узнать для него, не разбогател ли интересующий его чародей. Так у меня появился заработок на стороне. Было страшновато рисковать, но я справился. Эта работа явила мне истинную природу людей, что ходят вокруг: брат искал компромат на брата, мать на своих детей, дети на родителей. Отвратительные люди, ты и представить не можешь – хотя нет, ты как раз и представляешь сколь их много. Не ошибусь, если скажу что каждый второй. И постепенно мои взгляды на общепринятые понятия морали претерпели серьёзные изменения. Эта работа была мне не по нутру, но власть моя росла и навыки улучшались. Параллельно с этим, тайком от Делакруа я стал заниматься своего рода контрабандой редчайших артефактов. Я уводил у них из-под носа ценные образцы, а затем продавал своим клиентам, минуя аукционы. У меня уже был немалый опыт и глаз намётан. Работа не менее прибыльная, но более приятная. В итоге я покончил с работой у Делакруа и отправился в вольное плаванье, а со мной отравилась и их клиентская база.
– Тогда ты начал использовать свои наблюдения для собственной выгоды? – Соломон не сумел скрыть неодобрение в своём голосе.
– А чем это отличается от твоей деятельности? Ты шпионишь почти за всеми, манипулируешь, используешь чужие тайны себе в угоду. Ты не продаёшь их как я, но используешь. Я с их помощь лишь заключал выгодные сделки.
– Ты помогал банкротить людей, – Соломон нахмурил брови. – А после скупал за гроши их фамильные реликвии и перепродавал.
– Ты действительно хочешь сейчас об этом поспорить? – насупился Маркус.
Соломон сделал над собой усилие, вернул самообладание.
– В общем, это помогло мне выбиться в люди. После я стал полноценным ведьмаком Круга. Я гордился этим и был безмерно счастлив, поскольку далось мне это тяжело. Но оказалось, что мир ведьмаков совсем другой и возможно я единственный кто так рвался сюда. То, что мне пришлось заработать тяжким трудом, другие получили по праву рождения – вот так легко. Им было плевать на всё, и ничто не было им ценно. А сколько же среди них откровенных дураков.
Маркус закрыл глаза, сокрушённо покачал головой, выдержал паузу.
– Я свыкся. Меня это не устраивало, очень бесило, но мир не перекроешь. И всё же разочарование больно било по мне.
Хозяин взял бутылку вина, долил себе и Соломону. Они подняли бокалы, чокнулись, сделали по глотку вина. Соломон поставил свой бокал, а Маркус продолжил пить, пристально поглядывая на гостя, пока полностью не осушил бокал.
– И вот однажды появился ты, юный талантливый и с самым могущественным наставником за плечами. У тебя было всё, о чём я мог только мечтать – это было нечестно. И твой надменный взгляд при нашей первой встрече, задел моё самолюбие. С виду такой же, как и они, но на самом деле другой: ты смотрел на них тем же взглядом что и я, видел, что они являли собой. Отвращение в твоих глазах, было для меня как бальзам на душу. Я был заинтригован, поэтому, несмотря на твою заносчивость, решил заручиться твоей дружбой, списав твоё отношение на переходный возраст. Ты вдохновил меня Соломон, ты укрепил мои убеждения.
– Ты хотел подружиться со мной? – запальчиво спросил Соломон. – Ты не искал моей дружбы Маркус, тебя интересовали мои способности, которые ты чаял использовать в своих целях.
– Не стоит наводить на меня напраслину, – Маркус тоже стал заводиться. – Я искренне надеялся на твою благосклонность, на твою дружбу, но надежды мои разбились о твою гордыню. Ты видел во мне одного из них и разве что в лицо мне не плюнул при знакомстве. Я смолчал тогда. Потом спустя время я решил забыть про обиды и вновь протянул тебе руку, но ты опять воспринял меня в штыки.
– И после этого ты стал саботировать большую часть моих начинаний. Ты делал это нагло и открыто.
Маркус закрыл глаза, вздохнул, кивнул, вытирая рот салфеткой.
– Да именно так. Я был зол, – спокойно признал Маркус.
– И ты первым перешёл запретную черту, – подчеркнул Соломон.
– Согласен, но ты меня взбесил тогда. И при этом я не сделал ничего страшного, мелкие пакости и не более того.
– Которые однажды переросли в настоящий саботаж.
– Тогда, ты взбесил меня сильнее прежнего. И хочу заметить, что, не смотря на всё это, ты весьма изящно выкручивался. Хвалю. Но обиднее всего было, когда Корвина не стало: мало того что ты унаследовал его силу так ты ещё и уселся на его место в Круге – тебе просто разрешили занять его место. А я стольким пожертвовал ради этой привилегии. После я предложил сформировать магистрат для противодействия Царям и все согласились. Но когда его создали, то меня оставили за дверью, а тебя приняли, не задумываясь. Это несправедливо. Как же я был зол.
Соломон отвернул лицо, спустя миг горько усмехнулся и тихо спросил:
– Всё так прозаично? Неужели всё дело было в обычной зависти?
– Возможно в этом, – Маркус опустил голову. – Да возможно я завидовал тебе Соломон, и твоё высокомерие очень уязвляло моё самолюбие, поскольку ты мне нравился. Я с долей восхищения смотрел на тебя, а ты меня призирал. Уже тогда я отмечал наши сходства. Например: мы оба призираем себя за свои прошлые грехи – да я многое себе не прощу.
Маркус вновь восполнил запасы вина, сел на своё место, сделал хороший глоток из бокала, угрюмо посмотрел в окно.
– А после меня сильно уязвило, что она выбрала тебя, а не меня.
– Маргарет? – вдруг поразился Соломон.
– Я лишь раз оказался с ней на свидании, – невесело признался хозяин, – самом коротком и самом провальном в моей жизни. Последующие годы я неоднократно пытался добиться повторной встречи, но ответ был один и тот же. А ты легко заполучил её, и не на одну ночь – она влюбилась в тебя.
– Ты был влюблён в неё? – с большим удивлением спросил Соломон.
– Нет, но желал её. Ну, а ты сам её любил?
– Да, всем сердцем, – со всей серьёзностью сознался Соломон.
– И до сих пор любишь? Она тебя, судя по всему, не забыла.
Это очень трудный вопрос для него, но лгать нельзя.
– Часть меня, всегда будет с ней, – подумав ответил Соломон.
– А как же Кира? Я знаю о ваших отношениях. Не злись, это не угроза, я спрашиваю из любопытства, хочу понять тебя.
– Киру тоже, – насторожено отозвался гость. – Она моё будущее.
Маркус оценил его сдержанную откровенность, затем вздохнул и признался:
– Ладно, скажу, как на духу – Маргарет мне очень нравится, и я её хотел и хочу до сих пор, больше чем кого либо. Это не любовь, а – страсть. Я хочу этот приз. Хочу, чтобы она стала моей, но она досталась тебе – вся. Как ты это сделал?
– Не знаю. Всё само случилось. Просто однажды я понял, что она чувствует ко мне – почувствовал. А наш первый поцелуй всё расставил по своим местам.
– Ясно, – завистливо буркнул хозяин. – На тебя она вешалась, а мои знаки внимания вовсе призрела. Необычайно умна, невероятно красива и абсолютно недоступна – мечта, а не женщина. У меня в жизнь не было настоящей любви, какая у тебя была не раз. К слову Боливар тоже о ней мечтал, но это ты и сам знаешь.
Это имя вновь начало разжигать дикую неприязнь к Маркусу.
– Знаешь, меня уже давно мучает вопрос, – лицо Маркуса сделалось серьёзным, суда по выражению его лица он тщательно подбирает слова. – О твоей покойной невесте: её ты тоже любил?
– Да, – не задумываясь, ответил Соломон.
– Почему? Что в ней было особенного? Безусловно, она была красива…
– Дело было не в её внешности, – выпалил Соломон, – хотя да, она была красива, хоть и не была чародейкой. Я ненавидел этот мир, призирал каждое живое создание, считал, что вокруг только ложь и грех. Что нет в этом мире ничего светлого и настоящего. А она всё изменила.
– Каким образом? – со всем вниманием изумлённо спросил Маркус.
– Я всегда видел в людях лишь самое плохое, что в них есть. Был уверен, что нет в людских отношениях ничего кроме страсти, которая быстро проходит. А любовь? Мне была ведома отцовская любовь Корвина, материнская… не знаю, любила ли меня моя мать или нет, но Мари любит меня. Думаю, я просто не верил, что можно полюбить другого незнакомого человека. Между любовью и увлечением я ставил знак равенства, а это неверно, – голос Соломона дрогнул. – Она словно была гостьей из другого мира, частью которого я всегда хотел стать. Она показала мне иной путь, показала, что это я отвергаю это мир, а не наоборот. С ней я забывал обо всём и только ей открывал свою мягкую натуру.
– Теперь я снова тебе завидую, – покачал головой Маркус. – Но я знаю, что она не интересовалась мужчинами.
– Я старался не думать об этом. Мечты существуют, пока реальность их не уничтожит, вот я и бегал от правды. Я просто хотел быть с ней.
– А если бы она не смогла лечь с тобой в постель, как бы ты поступил?
– Не стал бы её принуждать. И если бы она отказалась от свадьбы, я бы принял её выбор.
– Но в Шотландии, ты построил для неё дом у моря, а это говорит о том, что ты надеялся на положительный ответ.
– Я просто мечтал. Этот дом и само это место было её мечтой, она побывала там ещё ребёнком и с тех пор мечтала там поселиться, когда вырастет. Действительно, я надеялся, что мы станем мужем и женой, проживём жизнь вместе до глубокой старости. С ней я бы смог это сделать. Я купил ту самую землю с видом на море, создал на ней дом по её вкусу и собирался сделать ей сюрприз. Собирался привести её туда, чтобы показать какой может быть наша совместная жизнь, но она так и не побывала там.
Образ возлюбленной обжог его сердце, горечь комом подступила к горлу. Соломон залил гнетущую печаль вином. Маркус опустил глаза.
– Меня сильно задела эта история. Я не лгу, ты знаешь моё отношение к женщинам и детям. Она сумела унять твою неконтролируемую ярость, тогда все ей заинтересовались. После того что с ней случилось многие маги сопереживали тебе, как и я. А когда с её убийцей расправились, все задались вопросом: кто это сделал? Ты сам знаешь, кто бы это мог быть? Думаю, догадываешься.
Соломон в очередной раз смолк, непроизвольно вспомнив, какой была его жизнь до Кэтрин. В прошлом он часто сгоряча творил вещи, о которых почти сразу сожалел. Но Кэт изменила его, с ней он был лучше.
– Кольца Ринвольда, – вспомнил Маркус. – С них наш конфликт перешёл в серьёзную фазу. Именно они стали последней каплей переполнившей чашу моего терпения. К тому моменту я тебя уже терпеть не мог, однако отринув неприязнь, я откинулся на твою просьбу и помог тебе найти нужный материал. Когда я лично принёс тебе всё необходимое, то вдруг понял, что вы создаёте нечто грандиозное и захотел в этом поучаствовать, но ты мне отказал. Потом я пришёл к тебе с благими намереньями, я просил тебя, долго упрашивал продать или обменять твоё кольцо, но ты вновь мне отказал. Я понимаю, почему ты сказал мне нет, но принять этого не могу. С одним из этих колец я бы смог достичь многого.
Они одновременно сделали по глотку и продолжили припоминать друг другу прошлые обиды, периодически вскипая, успокаиваясь и сожалея, пока через полтора часа у них не осталось нечего, что можно вспомнить.
– Прости меня Маркус, – прервал очередную долгую паузу Соломон.
Маркус поднял на него изумлённые глаза, замер с приоткрытым ртом.
– Я всегда уважал тебя и на самом деле я так же завидовал тебе, – признался Соломон, от чего Маркус замер с удивлённым видом. – Я узнал о тебе ещё до нашего знакомства: друг Корвина рассказал нам о тебе. Он так расхваливал твой ум и твои успехи. Корвин, выслушав, похвалил тебя – он делал так нечасто, поэтому я запомнил твоё имя. Я зауважал тебя, но уважение быстро переросло в зависть. Ты был самодостаточным. Я желал достигнуть всего сам, прямо как ты. Из-за этого у меня развилось чувство вины, я начал думать, что не заслуживал всего что получил, и иногда это выводило меня из себя. Будучи ненужным даже собственной матери я считал себя бракованным, в то время как ты в моих глазах был полноценным. В этом истинная причина моей тогдашней предвзятости к тебе
Повисло неловкое долгое молчание, каждый погрузился в свои мысли.
– И что же, выходит это всё? – спустя время удивился Маркус, устало вглядываясь в его лицо. – Все прошлые обиды кончились?
– Получается что так, – хмуро пожал плечами светловолосый ведьмак.
– Что думаешь Соломон? Мелковаты они, не находишь? Даже глупые.
Соломон кивнул, сам не понимая, как эти глупости могли послужить началом страшного конфликта, что завёл их сюда.
«Тогда почему мы так долго таскались с ними, как малые дети?» – с высоты своего возраста недоумевает он.
Но если обиды прошлого закончились, то нынешние остались.
– Но это не решает настоящего, – озвучил общую мысль Маркус. – Думаю, стоит начать с проблем насущных: Боливар.
Соломон с испепеляющей душу обидой отставил бокал, мельком глянув в окно – ветер снаружи заметно потревожил освещаемые подцветкой ветви деревьев.
– Он был мне другом, – холодно отрезал Соломон.
– Извиняться за него не буду. Я этого не хотел, ты меня вынудил, сам это понимаешь. Идя к нему, я даже не знал, что ему скажу, мне было хорошо известно, в чём его проблема, но чёткого плана у меня не было. А на деле всё оказалось намного проще. Он говорил и вёл себя так, словно… он будто сам хотел, чтобы я озвучил его мысли. Он хотел, чтобы его уговорили – мне так показалось.