Помог ей выбрать спальню. Аврора выбрала милую комнату на третьем этаже. Кормак мигом откликнулся на их зов, от радости он позабыл про магию и своими руками принёс огромный шкаф, затем односпальную кровать, после тумбочки, пару стульев стол и комод. Девушка, явно непривыкшая к подобному, опешила, увидев, сколько мебели отведено ей одной. Соломон материализовал ей новую одежду. Оклус накормил её вкусными бутербродами, упрекнув в чрезмерной худобе.
Странно, но от улыбки Авроры эта место стало казаться менее мрачным. Она здесь всего час, а этот дом уже не выглядит таким пустым и безжизненным, голоса то и дело доносятся из разных уголков особняка, топот слышен в коридорах – в основном шумят Оклус и Кормак.
Шумный день перетёк в не менее шумный вечер в гостиной. Оклус весь вечер не отходит от Авроры, он уже не раз продемонстрировал свою виртуозную игру на лютне. Нужно отдать ему должное, он безошибочно подбирает мелодию под настроение. Кормак стал рассказывать весёлые случаи из своего прошлого и прошлого своих друзей и знакомых. Эти рассказы с комментариями лепрекона, изрядно всех развесили. После смешной кульминации рассказа о говорящем духе-еноте и суровом чиновнике даже мальчик широко улыбнулся. После оборотень рассказал девушке о духах, удивив её особенностями, которых она не знала, чем разжёг в ней интерес.
– А где вы Аврора научились так хорошо говорить на нашем языке? – полюбопытствовала Ева, воспользовавшись паузой после очередного рассказа.
– У меня есть друг, он ведьмак и он, перед тем как покинуть меня, коснулся моего лба и что-то зашептал. Думаю, что дело в этом. Я боялась что, не зная чужого языка, пропаду, но оказавшись здесь и впервые услышав чужую речь, восприняла её как родную. Моя манера речи тоже изменилась. Он, будто убрал ненужные слова и что-то добавил.
– Он передал тебе часть своих знаний, – объяснил Соломон. – Все ведьмаки от рождения понимают и говорят на любом языке. Чародеи с помощью заклинаний научились обмениваться знаниями и языковым опытом, но в отличие от ведьмака чародей не может освоить все языки во вселенной.
Аврора ведёт себя со всеми дружелюбно, но Паша кожей чувствует неловкость, которую она на самом деле испытывает. Ей пока трудно поверить в людскую доброту. Должно быть, она годами сталкивалась со злобой и безразличием и теперь ей трудно принять иное положение вещей. Они уже приняли её, но пройдёт время, прежде чем она довериться им. С Павлом было точно так же, пока он не обрёл отца. Подумав об этом, он отыскал в вечернем полумраке лицо Соломона, встретился с ним взглядом, слегка улыбнулся, чем добился ответной улыбки. Отец всегда знает, о чём он думает и что чувствует.
На следующий день по случаю появления под их крышей нового жильца они решили устроить настоящий пир. Кормак ещё рано утром отбыл по поручению светловолосого ведьмака. Соломон и Ева ушли вместе на утреннюю прогулку. Лепрекон же затеял грандиозное действо на кухне и поэтому мальчик с раннего утра обосновался там же. Сидя в тепле и спокойствии, за столом напротив окна, он наблюдает за стараниями лепрекона. Через полчаса объявилась Аврора и предложила помощь. Лепрекон с улыбкой любезно объяснил ей, что два повара на одной кухне не уживутся, однако узнав, сколь примитивны её познания в области кулинарии, тут же взялся её обучать. Процесс обучения проходит в атмосфере веселья, лепрекон шутит, девушка в ответ только улыбается, но после того как и Павел стал посмеиваться, она за компанию позволила себе сдержанный смех.
Вдруг двери распахнулись, и в кухню вошёл Соломон.
– А где Ева? – спросила Аврора, на миг, отвернувшись от шумной кастрюли.
– Отдыхает, после присоединиться к нам, – ведьмак сел за стол. – Она очень хорошо о тебе отзывается. Надеюсь, вы с ней подружитесь.
– Она мне нравиться, добрая и честная.
– Кормак рассказал тебе о том, что с ней случилось?
– Да, – резко помрачнела Аврора. – Сегодня рассказал.
– Ты сможешь позаботиться о ней и о Кормаке, после нашего отъезда?
Паша оторвал взгляд от стола, внимательно посмотрел на девушку.
– Да, – твёрдо ответила она, повернув лицо к ведьмаку.
Соломон выпрямил спину, оценивающе посмотрел в её зелёные глаза.
– Надеюсь на тебя, – одобрительно кивнул он.
Мальчик облегчённо выдохнул, избавившись от страха за Кормака.
Кастрюлька запрыгала на плите, девушка быстро развернулась, подняла крышку, и молоко тут же вырвалось на свободу. Оклус покачал головой, дал ей пару советов. Позже он положил сахар в сотейник, используя магию, мгновенно разогрел до нужной температуры и стал учить Аврору.
Спустя десять минут на кухню неторопливо вошла как всегда улыбчивая Ева. Мальчик первым поспешил к ней. Взял её за руку, помог ей подойти к столу и опуститься на скамейку. Ева с восторгом принялась наблюдать за готовкой, в чём-то по-детски радуясь кулинарным чудесам. С подачи Оклуса она рассказала, какими вкусностями её баловали в детстве.
– А в чём проблема? – воскликнул повар. – Я эти сласти за полчаса сделаю. Не надо скромничать мне это в радость.
К середине дня Соломон пригласил Аврору в библиотеку, где начал рассказывать ей о чародействе. Павел встал рядом с ними. Ведьмак открыл одну из книг, пробежался взглядом по страницам. Комбинация магических знаков облекла воздух между его рук в зелёное платье с длинным рукавом, простое, но элегантное.
– Это тебе, – Соломон протянул девушке подарок. – В будущем ты тоже так сможешь. Кормак научит тебя всему необходимому. Это сложный путь, но став чародейкой ты сможешь создавать не только одежду.
Девушка удивлённо захлопала ресницами, но приняла дар. Налюбовавшись платьем, она одарила ведьмака счастливой улыбкой и от всей души поблагодарила. Соломон слабо улыбнулся, закрыл книгу, протянул ей. Аврора посмотрела на том, на ведьмака и снова на книгу, затем взяла её, открыла, и начала с любопытством перелистывать страницы, рассматривать чародейские письмена, схемы и формулы.
Вдруг дверь позади них громко открылась, и в комнату влетел Кормак.
– Соломон я следы нашёл. Они похожи…
– Я знаю, на что они похожи, – сразу помрачнев, оборвал его ведьмак. – «Он» проснулся и хочет есть. Получается, что в своих расчётах я не ошибся, и сегодня он придёт за своей добычей, а когда не найдет её на месте, отправится за новой.
– Он ищет то, что у него отняли, – сказала напуганная Аврора, – и не обретёт покоя, пока не найдёт.
– Или пока ему не помогут упокоиться, – печально заключил Соломон.
Кормак мрачно взглянул на печальное лицо ведьмака.
– Может мне всё-таки связаться с Клириками, пускай лучше они этот вопрос решат? – с чувствием в голосе предложил Кормак. – Или давай позовём…
– Нет, – возразил Соломон, уткнувшись остекленевшим взглядом в книжную полку. – Нечего посторонним делать здесь. Людей Рагнар тоже не будем звать.
– Может тогда, давай я это сделаю? – подавленно спросил оборотень.
– Нет, с тебя и так хватит. Никто не будет делать мою работу за меня.
Павел заметил волнение Соломона. Его отец редко демонстрирует свои эмоции и потому эта тревога насторожила мальчика.
– Что происходит? – не выдержал он.
– Ничего, – сухо отозвался Соломон.
– Я не дурак и уже немаленький, – вспылил мальчик. – Хватит от меня всё утаивать. Хватит делать вид, что меня здесь нет.
– Я не могу объяснить тебе это, – устало ответил Соломон, несчастная синева его глаз остановилась на Павле.
Паша едва открыл рот, чтобы возразить, но тут Кормак подошёл к нему положил руку на его плечо.
– Неважно мал ты или стар, – начал Кормак, – есть вещи, от которых нужно любимых людей ограждать, чтобы они тоже не страдали.
Мальчик смолчал, понурил голову. Уши у него стыдливо покраснели.
Наступил вечер, что окрасил пейзаж за окном в чёрный цвет. В столовой начался пир. Обилие блюд, от которых глаза разбегаются, одним видом возбудили у всех аппетит. Обе женщины пришли в восторг от столь вкусной еды. Ева не сумела сдержать радостных слёз: после ста лет голода она вкусила самой вкусной на свете еды. Аврора которая по словам Соломона совсем не ведала кулинарных изысков не нашла слов в своём лексиконе, чтобы описать своё удовольствие. Кормак умиляется их реакции, хотя и сам с упоением наслаждается едой. Соломон ест мало, безмолвно, лицо его мрачнее тучи. Погружённый в свои мысли отец взялся за бокал вина, поднёс к губам. С каждым глотком лицо его становится менее напряжённым, но ни разу не веселее. Слова Кормака, сказанные в библиотеке, не успокоили Павла, необъяснимое беспокойство за отца завладело им и не отпускает.
Оклус шутками поддерживает весёлое настроение за столом. Все мужчины даже угрюмый Соломон не упускают возможности поухаживать за дамами. Если Ева за годы заточения от этого отвыкла, то Аврора, судя по всему, к подобному никогда не привыкала. Павел тоже, когда-то был на её месте. Его так же долго и целенаправленно приучали к людской доброте. Поняв это, он испытал прилив тепла внутри и решил, что будет делать дальше. Вскоре услышав, что Авроре нужен хлеб, он с готовностью поспешил протянуть ей хлебницу. Она приятно удивилась такому жесту, расцвела улыбкой. Он тоже улыбнулся, но слабо, печально – на что-то большое он сейчас неспособен. А будет ли он снова улыбаться как раньше? Пальцы его невольно потянулись к шее, прикоснулись к потускневшим синякам. На миг пугающий образ призрака в чёрной комнате возник перед его глазами.
Когда горячие блюда съели, растроганная Ева наконец-то попробовала на десерт сладости из своего детства. Оклус выслушал её похвалу, прекрасно сознавая, сколь много значит его поступок для несчастной старушки.
Тарелки опустели, посуда исчезла со стола. Кормак встал первым, позвал всех в гостиную. Соломон по-прежнему не проронивший ни слова, встал вторым, помог Еве подняться, а затем вдруг похвалил Оклуса (чем изрядно потряс лепрекона) и под руку со старушкой вышел в коридор. Еву усадили в большое кресло у камина, все остальные расселись кто куда. Кормак устроился рядом с Авророй и начал с энтузиазмом толковать ей о духах, о которых она ранее расспрашивала. Ей нравится Кормак, она тянется к нему, охотно общается с ним и это взаимно.
– А ежели что, – сказал Кормак через десять минут разговора, – то можешь и Павла спросить, он уже столько литературы про духов вызубрил, что впору об учёной степени задуматься.
Девушка повернула голову, удивлённо посмотрела на мальчика.
– Буду рад помочь, – кивнул Павел, сидя на диване.
Вечер складывается на удивление тихо. Тишину тревожит лишь спокойный разговор Кормака и Авроры, что хорошо гармонирует с потрескиванием огня в камине. Оклус свесив ноги, сидит рядом с Павлом на диване, молчаливо отдыхает после тяжёлого дня. Только Соломон, повесив свою шубу на спинку стула у стены, тихо и бесцельно передвигается по комнате словно неприкаянный.
Спустя несколько минут ведьмак подошёл к серванту, достал бутылку виски и несколько стаканов. Разлил алкоголь, раздал Оклусу Кормаку и Авроре, затем залпом влил в себя содержимое своего стакана и налил себе ещё.
– Павел, – сказал он, подойдя к дивану. – Позволь я тоже сяду.
Мальчик подвинулся. Отец сел с краю, рукой взлохматил ему волосы. Паша глянул на него, увидел на его лице некое подобие покоя и сам на время успокоился.
Скоро Оклус пересел. Паша устав от сидения в одном положении, разлёгся на диване, положил голову на колено отца. Соломон, не задумываясь, обнял сына. Так они и устроились, вместе безмолвствуя и глядя на поленья в камине. Вскоре Оклус взялся за лютню, принялся пальцами набирать ненавязчивую мелодию.
Однако, не смотря на этот безмятежный покой, Павел всякий раз тревожится, когда замечает, как Соломон поглядывает на часы. С каждым часом отец выглядит всё несчастней и больнее, словно что-то в нём ломается – наверное, именно это он глушит глотками алкоголя. Оклус и Кормак сочувственно посматривают в его сторону, очевидно зная причину. Но мальчик, в который раз смолчал, погрузился в свои мысли. Спустя время сознание стало затуманиваться, мысли стали несвязными, медленно он начал погружаться в сон.
***
Соломон быстрым шагом идёт сквозь холодное дыхание ночи, пронзает всевидящими глазами непроглядную тьму. Идёт он очень быстро, шагая в такт учащённому пульсу. Сердце в груди взволновано колотится от страха, что холодом растекается по венам. Полная луна назойливым наблюдателем преследует его, неумело скрываясь за кронами деревьев. Он не может не думать о монстре, на встречу с которым так спешит. Он ускорил шаг, сейчас его подгоняет исключительно нарастающий перед грядущей встречей трепет. Он не хочет делать это, но обязан, именно он должен положить этому конец.
«Фиал в кармане» – напомнил он себе, стремительно шагая в одиночестве навстречу к своему глубинному ужасу.
Вдруг остановился на полушаге, учащённо выдыхая пар, возвратил в памяти лица несчастных жертв. Это придало ему решимости.
Он посмотрел на часы – уже третий час ночи.
В ночном воздухе послышались крики местной нечисти. Они его чувствуют, боятся, потому кричат, ждут, когда он уйдёт. Тут он осознал свой промах. Собрался с мыслями, успокоился, привёл эмоции в порядок и чтобы не спугнуть монстра, подавил свою духовную сигнатуру – пусть оно считает, что имеет дело с обычным обывателем. Скоро всё кончится, путь впереди недлинный.
До боли в подмышках, страдая от мучительного ожидания, он двинулся вперёд. Двадцать минут и вот оно место, где ему предстоит встретиться со своим страхом. Место, где их пути неминуемо пересекутся.
Время всё идёт, монстра пока нет. Луна из праздного любопытства решила засвидетельствовать сей момент, нагло выпрыгнула из-за туч, бросила отсвет на лужи и мокрые ветви, осветила землю, под его ногами. В её свете сухие деревья алчно потянули к нему свои костлявые тени.
Прошло полчаса. Холодный ветер, в который раз невидимым всадником промчался сквозь стволы деревьев. Окрестный смрад ударил Соломону в ноздри. Он громко выдохнул, зажмурился. Тут вдруг послышался шорох опавшей листвы. Сердце его замерло, дыхание остановилось. Превозмогая тяжесть в груди, кинул взгляд сквозь заросли. Шорох приближается медленно, даже слишком медленно – оно опасается его. Ведьмак ещё надеется на ошибку, молиться об этом.
Оно вылезло на свет, и тут же громкий детский плач обжёг сердце Соломона.
«Нет, нет, нет!» – мысленно взревел ведьмак.
Младенец, рыдая навзрыд, ползёт к нему на четвереньках. Он приблизился, сел, протянул свои крохотные ручонки и жалобно закричал. Бледный как молоко малютка попытался подняться на ножки, но у него ничего не получилось. Он не оставляет попыток, снова встаёт и снова падает и всякий раз жалобно ревёт. Зрачки и радужки глаз мутные, практически бесцветные, губы синие, а лицо местами облеплено мухами. Он весь мокрый, в грязи, с прилипшей к коже листвой.
Плач и вид младенца рвут на части сердце Соломона.
«Дрекавак, он же Ревун» – мысленно произнёс Соломон. Самый страшный его кошмар стал явью. Он застыл, терзаемый горем, с перекошенным от боли лицом.
Младенец всё сидит на земле, совсем как живой доверчиво смотрит на него, тянет ручки. Увидев его стопу, малыш подполз, взялся на ногу, попробовал сжать, но ничего не вышло: тело ведьмака слишком прочно для его пальцев. Соломон знает, что будет, если он попробует уйти, знает что будет, если он сделает хоть одно резкое движение в сторону: младенец боится мужчин, потому убивает, должно быть сам не понимая почему, но если малютку напугать он инстинктивно атакует.
Ведьмак опустился на колени. Ревун со слезами на глазах отследил каждое его движение. Ручонки мертворождённого вновь призывно взмыли вверх, потянулись к нему. Соломон взял его на руки, кожей ощутил ледяной холод от маленького тельца. Младенец перестал плакать.
– Твоей матери здесь нет, – ломким голосом прошептал Соломон. – Нет нужды её искать, её здесь нет. Ты не найдёшь её.
Младенец не понимает его, лишь молча перебирает свои пальцы.
«Нужно это сделать, – с ужасной болью в сердце подумал он. – Жизни в нём нет, нельзя оставляет его здесь в царстве живых».
Держа младенца, поднялся на ноги, прижал его к себе, дрожащей отяжелевшей рукой достал фиал со святой водой. Младенец в руках разыгрался, замахал руками, затем прижал кулачок к губам и стал глядеть по сторонам.
«Он не живой, – напомнил себе Соломон, – это не жизнь. Его нельзя так оставлять, он продолжит существовать, лишь отнимая жизни у других».
Обряд занял пару минут – мучительных для Соломона минут. Младенец не проявил агрессии, до самого конца лишь наблюдал и слушал, прерываясь только на попытки ухватить его за подбородок или за руку.
Под конец пальцы, смоченные святой водной, вновь коснулись лба крохи. Осталось только наградить его именем, но слова застряли в горле ведьмака. Надо сказать, но он не может. Младенец, в который раз посмотрел на него, коснулся крохотным пальчиком его подбородка. От этого Соломону стало ещё тяжелее.
– Прими своё имя… – наконец-то произнёс он, не в силах оторвать взгляда от наивных детских глаз. – Каэль.
Малыш сонливо закрыл глаза. Крохотное тельце обессилило, руки и ноги замерли в мертвой неподвижности. Он уснул навсегда, наконец-то обретя покой.
Лицо Соломона ещё больше перекосила от горя. Ноги подкосились, он упал на колени. Крохотное тельце в руках всколыхнулось, но он удержал его. Соломон взревел от горя, и вся округа услышала этот полный боли крик.
***
Они стоят втроём у маленькой могилы. Преисполненный печалью Оклус наблюдает за своими спутниками. Моня неотрывно смотрит на именной камень. Кормак опечален, глаза его сухие, но красные – слёз уже просто нет. Оборотень слова из себя выдавить не может, стоит, смотрит с поджатыми губами и только громко сопит носом. Кормак узнал историю этого младенца, выяснил, как всё это случилось. Он узнал про молодую девушку, которую судьба занесла в соседний городок, где однажды ночью она стала жертвой четырёх подонков, которые ворвались в её дом. Подонков потом схватили, судили, упекли за решетку.
Роды несчастная не пережила, так же как и сам недоношенный плод. Но славянская кровь матери и близость к источнику сделали своё дело. Спустя три года Ревун пробудился, вылез из могилы и отправился на поиски своей матери.
Моня, услышав об этом, ничего не сказал, даже вопросов не задал. Он просидел в одиночестве до глубокой ночи, а после ничего не сказав, встал и ушёл не оглядываясь. Вернулся он только утром, выглядел как обычно, но Оклус знал куда смотреть: на ногти, а именно на кровь под ними. У лепрекона нет сомнений, что отцов Ревуна ожидал крайне мучительный конец – по-другому Моня не может.
Оклус посмотрел на Моню. Он знает его лучше многих и видит, что за этой хладнокровной маской скрывается великое горе, что терзает его. У этого ведьмака, холодного и жестокого, есть ахиллесова пята: остро-развитый отцовский инстинкт, возникший в нём многие годы назад и обострившийся после предательства Змеи. Хуже испытания для него и придумать сложно. У него было тяжёлое детство, с которым он по сей день не может примериться, потому он никогда не вредит детям и всегда воспринимает их страдания близко к сердцу.
Оклус вспомнил про оставленного дома мальчика, про ребёнка который перевернул их жизнь. Малыша, которого он сам полюбил всем сердцем.
Сделал пару шагов вперёд, подёргал долговязого мужчину за штанину. Моня опустил голову, заглянул в его глаза сочувственно-блестящие от влаги. Оклус легонько стукнул кулачком ногу друга, тот в благодарность изобразил вымученное подобие улыбки. Но по уголкам рта всё понятно: ещё немного и он сломается.
***
Погода стоит ужасная, небо темнее обычного, злой холод пронизывает до костей. Павел плетётся за взрослыми, устало передвигая ноги. Сегодня он чувствует себя квёлым и сонливым. Он ждал этого дня, желая увидеть, как накладывают новую печать. Соломон связался с лучшими специалистами, потратил немалые деньги, чтобы объединить их в группу и создать новую печать для источника.
Пробираясь сквозь ледяной туман, обходя лужи, густо прикрытые давно опавшей листвой они медленно продвигаются к источнику. Павел плетётся следом за Оклусом. Кормак двигается за мальчиком, таща огромный рюкзак, набитый провизией и походным инвентарём. Вдали всё время шевелится различная нечисть, что чувствует приближение ведьмака, который возглавляет их колонну. Эти существа быстро скрываются в лесных глубинах не желая попадаться ему на пути.
Минут десять назад, им довелось по пути увидеть вдалеке огромную жабу, что важно восседала на камнях с закрытыми глазами. Павел не сомневался, что она может быть агрессивна, оттого не удивился, тому, что они решили обойти её стороной. Паша уже ничему не удивляется, хотя лес, не прекращает демонстрировать разные загадки, неведомые объекты и руины, хранящие на себе отпечатки прошедших веков. Но ему уже всё безразлично. Нет в нём моральных сил даже на беспочвенный страх и тревогу.
Дорога долгая, как и прежде неприятная. Павел уже раз сто споткнулся об точащие из земли корни и столько же раз ударился ногами о незамеченные камни. И вот наконец-то впереди показалась уже знакомая каменная тропа, ведущая к руинам источника. Минута другая и вот они уже движутся по затопленной дороге. Спустя время они приблизились к большому чёрному древу и чёрному озеру рядом с ним, резко погрузившись в тишину.
Он намерено не смотрит на это маленькое озеро, противясь даже мысли об этом, но скоро растущая тревога вынудила его бросить краткий взгляд, что вмиг уцепился за водную гладь, словно рыба за крючок. Ощущение нарастающего ужаса зазвенело в ушах, погружая его в глубины пробуждающейся паники. Всего один взгляд, а мороз уже бегает по коже. Паша теплее закутался в куртку, но это не помогает: холод проистекает изнутри.
– Запечатывание, это долго? – спросил он у стоящего рядом Соломона.
– Не менее десяти часов. Печать серьёзная сложная крепкая. Как бы нам тут до ночи не застрять.
Павел вдохнул тяжёлый смрадный воздух. Неконтролируемая сумбурность неприятных ощущений, раздражающе шевелится в нём, не даёт покоя.
Кормак снял свой рюкзак, поставил на ближайший камень.
– Пока крепкий барьер над поляной не создадим, держите ухо востро. Никто не знает, как местные духи отреагируют на новую печать, – напомнил он.
– Сначала частично восстановим и укрепим старую, – ведьмак взял из рук Кормака узорчатый металлический цилиндр и зашагал к озеру. – Эта печать аналогична той, что наложена сейчас. За её счёт мы восстановим недостающие элементы нынешней печати, затем дополнительно поверх наложим новую более современную печать, и тогда источник будет заперт надёжно.
Соломон подошёл к чёрной воде, повернул крышку цилиндра. Вдруг нечто невидимое, но ощутимое, холодной волной прокатилось по округе. Павел окостенел, мороз под его кожей резко усилился. Не он один это почувствовал, остальные так же встревожились. Соломон, забыв про озеро, подлетел к ним.
В одно мгновение тучи над их головами сгустились, тьма опустилась на лес, залила пространство меж деревьями непроглядной чернотой. Все повернулись лицом к лесу. Глаза мальчика зашарили по округе стараясь отыскать во мраке опасные силуэты. Холод нарастает, сковывает мышцы, но, кажется, источник этого мороза не приближается издали, он где-то здесь, рядом с ними, но невидим. Вдруг неприятное покалывание волной пробежалось по всему телу мальчика, руки его задрожали, саднящее чувство закопошилось в груди.
Павел вдруг почуял вибрацию под ногами. Тут же некий треск раздался за их спинами. Все обернулись на звук, все кроме Соломона, тот устало моргнул, будто наконец-то загадку разгадал. Он издал краткий разочарованный смешок, закинул цилиндр обратно в рюкзак Кормака и только тогда обернулся.
– Все назад, – прорычал ведьмак, пронзая сапфировым взором дерево.
Вдруг прогнившее древо вздрогнуло. Все кроме Соломона в ужасе встрепенулись. Толстая кора древа пошла мелкими трещинами. Огромные корни выступили из земли. Сухие, ломкие на первый взгляд ветви ожили, неестественно легко задвигались. Запах плесени и гнилой древесины наполнил воздух.
От ожившего дерева исходит убийственная аура. Страх завладел мальчиком, тепло окончательно покинуло его тело. Павел Кормак и Оклус выпучили глаза, с перекошенными от ужаса лицами окаменели на месте. Лишь ведьмак не поддаётся страху. Он гневно оскалил зубы, жилы на его висках набухли.
Сначала треск, затем гулкий пронзительный свист, саккомпанировали взмаху ожившей ветви. Ветвь длинная сухая, но вопреки своему виду невероятно гибкая, как кнут с размаху хлыстнула по взрослым. Соломон подпрыгнул, избежал удара. Кормак отлетел в сторону. Оклус схватил Павла и вместе с ним мгновенно лёг на землю. Тут же ствол древа загудел, кора разошлась новыми трещинами, новые ветви вылезли из ствола, переплелись между собой, обратились чем-то похожим на длинные когтистые руки. Ствол чуть повернулся к ведьмаку и в чёрном дупле сверкнули глаза, похожие красные огоньки.
– МАТЬ МОЯ ЛЕПРЕКОНКА!!! – завизжал Оклус. Он схватил Пашу и вместе они бросились бежать.
Земля вновь задрожала, гигантские корни в огромном количестве вырвались из-под земли. Извиваясь словно змеи, они потянулись за ними, стремясь схватить их, проткнуть или раздавить. Они хлещут воздух, ударами дробя камни и глубоко вспахивая землю. Вдруг обстановка перед испуганными глазами Павла изменилась. Он завертел головой, осмотрелся, увидел рядом Оклуса Кормака и Соломона – это отец переместил их за приделы досягаемости корней и ветвей.
– Соломон это… – сидя на земле, запыхтел Кормак.
– Иерарх, – ответил Соломон. – Всё это время он был у нас перед глазами.
Мальчик повернул голову – монструозное древо подняло свои длинные древесные руки, упёрлось ими в земную твердь, вылезло из земли, встало на корни, словно на ноги, возвысившись над землёй будто колосс. Оно замерло у озера, ожидая их действий. Его колоссальный вид ужасает своими масштабами. Ноги Павла затряслись, загустевший ужас с удвоенной скоростью забродил по крови. Вдруг монстр крикнул, оглушил их пугающим рёвом. Это не крик, а настоящий гром. Молнии сверкнули в небе, раскаты ударили по земле. Павел рухнул ниц. Тело не слушается. Боль ужасная, рвёт на части голову.
Но спустя долгий миг боль неожиданно прекратилась, спустя ещё миг прошло и онемение, только теперь Павел ощутил ладонь отца на своей голове.
– Берегите его, – велел Соломон, передавая его в руки Кормака.
Ведьмак исчез и вдруг появился в воздухе, буквально в паре метров над кроной древа. Только сейчас Павел заметил чёрные перья, что кружат в воздухе по всей поляне. Наколдованные Соломоном магические стрелы, градом посыпались на врага, с громким шумом воткнулись в кору. Древесная кожа затрещала, но устояла под ударами, не дав слабины. Монстр взревел от гнева, взмахнул ветвью. Соломон увернулся, нанёс ребром ладони рубящий удар и разрубил древесный хлыст. Через секунду ветка вновь отросла.
Соломон исчез и тут же появился возле очередного пера. Постоянно мелькая то в воздухе, то на земле, он начал без конца обстреливать ходячее древо грозовыми копьями. Взгляд Павла не успевает за ним. Отец двигается бесшумно спонтанно и бьёт без промаха, там, где враг ожидает этого меньше всего. Бьёт без устали, непрерывно атакуя со всех сторон, не давая врагу выдохнуть. Видно выискивает прорехи в защите, в разных местах испытывая на прочность древнюю кору.
Противник в очередной раз попытался схватить ведьмака, но безуспешно. Соломон возник за его спиной, копьём ударил кору и сразу увернулся от последующего контрудара. Иерарх рассвирепел. Напоминая кальмара со щупальцами, он ещё выше поднялся на своих корнях, замер. Доля секунды и дерево закружилось в круговороте, корнями нанося огромный урон по площади. Пыль гигантским столбом взмыла к небесам, камни и куски промёрзлой земли, словно картечь отлетают во все стороны.
Кормак закрыл их магическим щитом, но первый же камень пустил трещину по защитному барьеру, а вот следом уже летит здоровенный валун размером с автомобиль. Оборотень схватил Павла и Оклуса и со всех ног бросился прочь.
Валун разбил защитный экран. Кормак остановился. Павел повернул голову, бросил взгляд в сторону сражения – там темно и пыльно ничего не разглядеть.
– Оклус дружище, помоги мне, – с этими словами Кормак воздел руки к небу. Лепрекон откликнулся на его зов. Они оба вскинули головы вверх, закричали заклинания. Тучи стали слабеть, гром затих, небо чуть посветлело. Внезапная ночь резко обратилась тёмным вечером.
Мальчик снова тревожно бросил взор в гущу битвы. Почва без конца летит во все стороны, огненные вспышки мелькают в подвижном пыльном облаке. Земля в который раз задрожала, толчки всё чаще и сильнее. Вдруг ветвь древа рассекла дымное облако, обнажила яростное сражение. Соломон за секунду успел дважды исчезнуть и появится в разных местах. Иерарх в бешенстве, с невероятной для своих размеров скоростью он атакует ведьмака, взмахами разрубая воздух.
Соломон возник на земле, магией пробил ближайший к себе корень. Монстр испустил истошный рёв, в гневе подпрыгнул на корнях, вновь закрутился на месте, нанося разрушительный урон по округе. Ведьмак возник в метрах сорока от дерева, не упуская из поля зрения исполинского монстра.
Иерарх остановил свою атаку, нашёл ведьмака, после этого с лёгкостью выдернул из земли огромные куски горной породы. Павел оцепенел от ужаса – каменные глыбы на большой скорости полетели в их сторону. Внезапно картина перед глазами вновь изменилась – теперь они находятся в противоположной от озера стороне. В этот раз Соломон переместил их к самому дальнему своему перу. В отдалении раздался глухой грохот от упавших на землю каменных глыб.
– Он не даст мне безопасно переместить вас обратно к особняку, а телепортации Павел не выдержит. Нужно время, а его у меня сейчас нет. Кормак, Оклус слушайте: я отвлеку его, а вы хватайте Павла и бегом отсюда. Простыми чарами его не убить, нужно что-то посильнее. Поэтому пока вы здесь мне с ним не быстро расправиться, либо его атаки вас зацепят, либо мои. Кормак ты как никто другой знаешь эту местность, уведи их подальше, но будьте начеку.
Соломон развернулся на месте и пулей бросился на приближающегося врага. Никто и звука издать не успел, все сидят на земле, раскрыв рты, пытаются взять себя в руки. Мальчик ещё не отошёл от шока. Его отец подбежал к врагу. Ветви свирепо ударили по земле. Соломон подпрыгнул высоко вверх, сокрушительно ударил сверху. Враг остановился, пошатнулся. Ведьмак не стал терять время, сильнейшими чарами обрушился на него. Такой мощи мальчик ещё не видел: магия взрывами теснит громадное древо на десятки метров назад. Ударные волны и канонада от залпов разносятся во все стороны, тёплыми порывами бьют по ним.