Записки геологоразведчика. Часть 2: Институт

Грампластинки. Радиола. Форма. Мужской хор. Спорт – борьба классическая и стрельба. Джаз-оркестр Л. О. Утёсова. Визит Д. Неру и И. Ганди в Свердловск. Сессия

С 1955 г. в продаже в массовом порядке стали появляться грампластинки с джазовой музыкой, некоторые романсы и пр. Это был, в основном, довоенный репертуар советских джаз-оркестров Л. Утёсова, А. Варламова, А. Цфасмана и других. Правда, всё это называлось лёгкой музыкой, названия пьес были изменены, а слово "джаз" вообще не употреблялось. Некоторые пьесы впервые прозвучали ещё в военные годы и сразу после, до начала борьбы с "космополитами" и объявления джаза "музыкой толстых". Я и Витя Мироновым всерьёз увлеклись приобретением пластинок. Дело дошло даже до того, что Витя покупал каждую в двух экземплярах. Нам объяснил, что одну будет крутить на разных вечеринках, а вторая будет лежать в коллекции для души. Кроме магазинов, я стал похаживать на барахолку на ул. Щорса. Там удалось приобрести пластинку В. Козина и танго О. Строка "Чёрные глаза". Мало в те годы иметь грампластинки, нужно иметь на чём их играть. У нас дома имелось только радио. Купить готовую радиолу в магазине – трудная задача, практически невозможная без большого блата. Ближе к весне мама написала, что зам. управляющего треста "Бокситстрой" Климов купил где-то в Свердловске новые железные потроха от радиолы 2-го класса, а столяр сделал прекрасный самодельный деревянный футляр. Оказывается, какой-то радиозавод в Свердловске железо к радиолам делал быстро, а с изготовлением деревянных футляров у них были проблемы. Вот и пустили в продажу один металл по цене в 2,5 раза дешевле полного изделия. Мама предложила поискать это изделие. Через месяц я его купил и на майские праздники привёз вместе с пластинками домой. К моему приезду на летние каникулы готовая радиола в деревянном обрамлении уже стояла дома, и я подолгу слушал привезённые пластинки.

Надо признать, что один из важных стимулов поступления в горные институты – форменная одежда и аттестация не только у специалистов горной промышленности, но и у студентов. Это была, даже по сегодняшним меркам, очень красивая одежда. Тёмно-синий китель с брюками, контрпогоны с вензелем ВУЗа на плечах, петлицы с молоточками и пуговицы, кокарда и молоточки на фуражке. Шили за свой счёт в специальном ателье – кто из бостона, кто из шевиота, в зависимости от финансовых возможностей. После окончания института каждый получал звание горного инженера 3-го ранга – и на рукавах нашивалось по одному шеврону. По мере работы происходила переаттестация специалистов и переход на другие должности. Этот порядок хорошо стимулировал приток специалистов в эту достаточно тяжёлую отрасль промышленности. После прихода к власти Н. С. Хрущёва произошла переоценка ценностей, и весной 1954 г. аттестацию горных кадров, а вместе с ней и форму, упразднили. Во время вступительных экзаменов я ещё встречал студентов и аспирантов в форме, но без контрпогон. После остался единственный осколок от формы – это фуражка, которую студенты шили и носили ещё лет пять. Я тоже решил сшить себе таковую. Ребята подсказали адрес старого еврея-фуражечника, который шил просто первоклассно. Поехал я к нему куда-то на "Вторчермет" и там ещё топал куда-то пешком. Мастер снял с меня размеры и где-то дней через десять за 100 руб. я получил прекрасную бостоновую фуражку. Кокарду и молоточки купил в магазине и сразу стал похож на классического горняка.

Как уже писал, с общежитием в институте было очень туго, но на остановке ул. Большакова заканчивалось строительство большого пятиэтажного общежития под шифром корпус "Б" на несколько сот мест. Студенты неоднократно привлекались на стройку для оказания помощи строителям в неквалифицированном труде, жилье для студентов собирались сдавать вроде к следующему учебному году. Однако мест в этом здании всё равно хватило бы далеко не всем.

В институте был очень сильный четырёхголосный мужской хор, которым одно время руководил ректор Уральской консерватории профессор В. Глаголев. Коллектив в городе был заметный своей культурой исполнения и хорошо опекался руководством института – всем пошили форменную одежду, всех обещали поселить в новое общежитие. Валера Цепелев, не знаю из каких соображений – то ли из любви к искусству, то ли из желания приобщиться к высокому, записался в этот хор ещё на первом курсе и регулярно ходил на все репетиции и концерты. Меня он тоже стал охмурять вступить в этот коллектив хотя бы из-за близкой перспективы получения там общежития, да и вдвоём ходить веселее. Я по природе индивидуалист, очень редкие вещи, в основном церковные, в хоровом исполнении мне нравятся. Но вообще, считал, что хор нивелирует личность. Есть у тебя голос – иди и пой на сцену под какой-нибудь инструмент, нет – сиди дома и слушай других, а не прячься за спины в общем хоре, иногда раскрывая беззвучно рот. Когда я так рассуждал, Валера страшно обижался, как будто я его уличал в отсутствии голоса. Однако желание получить быстрее общежитие перевесило все минусы, и я пошёл "продаваться". (Надо заметить, что в оценке хорового пения в молодости я сильно ошибался. Недавно послушал хор им. Пятницкого и был просто ошеломлён чистотой исполнения, многоголосием, мелодичностью.)

Пришли за полчаса до репетиции. Дирижёром был человек маленького роста с характерной внешностью. Встретил он меня дружелюбно и сказал: "Вот сейчас я буду брать ноты на рояле, а вы их повторяйте голосом!" – и начал выстукивать сначала по одной, потом по три в виде арпеджио, а потом и закатил пару музыкальных фраз, причём совершенно незнакомых. Я старательно всё повторил и без ошибок. Дирижёр на меня внимательно взглянул и сказал: "Молодой человек! У вас хороший слух, но с голосом я не определился. Посидите-ка пока во вторых тенорах!" Так началась моя первая репетиция в хоре. Среди вторых теноров петь было тяжело, не получилось вытягивать "верха" – и я просто открывал рот. Кроме этого, я не получал ни малейшего удовлетворения от этой массовой спевки. Каждая репетиция давалась с трудом, через полмесяца хоровых занятий решил, что лучше лишний год проживу на частной квартире, чем продолжу заниматься так истязать душу, и навсегда бросил это дело и никогда не сожалел, хотя летом 1957 г. хор участвовал в Международном фестивале молодёжи и студентов в Москве и получил Диплом 3-ей степени.

Некоторые ребята сразу начали ходить на спортивные секции института. Я ещё в школе имел спортивные разряды по лыжам и пулевой стрельбе. Лыжным спортом заниматься не хотелось, а вот стрельба была по душе. Сначала я выступал на первенстве факультета, а потом меня включили и в состав факультетской команды. Конечно, уровень занятий и материальная часть здесь были несравненно выше, чем в Североуральске. Стрельбы проходили в подземном тире ДОСААФ на углу улиц Малышева и 8 Марта. Оборудован он был просто превосходно: каждая стрелковая ячейка оснащалась подзорной трубой для корректировки любого выстрела, имелось хорошее, не дающее бликов освещение. Материальная часть – малокалиберные винтовки 5,6 мм – у всех были свои и привозились с собой. В школе я стрелял из винтовок ТОЗ-8 с простым открытым прицелом. Здесь же, в основном, применялись диоптрические кольцевые прицелы. Как показала практика, стрельба с ними давала большую кучность и улучшала результат. Так как я был новичком в команде и имел низкий разряд, то и закреплённой винтовки у меня не было. Приходилось брать первую попавшуюся, наскоро пристреливать и выходить на огневой рубеж. Но иногда мне давали попробовать пристрелянные винтовки, и результат всегда был намного лучше. Однажды я даже не вышел из девяток на мишени № 7м на 50 м лёжа. А вот стандарт 3 на 10 из трёх положений шёл хуже – не выше 260 очков.

Однажды желающим предложили пострелять из боевого оружия – трёхлинейных армейских винтовок калибра 7,62 мм. Я согласился, условились встретиться утром в условленном месте. Подошёл заказной автобус, стрелки погрузили в него несколько винтовок, пару цинковых ящиков с патронами и поехали на стрельбище. Поехали далеко – за г. Березовский, дальше в лес примерно на 10 км. Армейское стрельбище – расчищенная полоса около 150 м шириной и около 800 м в длину. В конце полосы бульдозеры сотворили мощный земляной вал вперемежку со стволами деревьев. Огневой рубеж состоял из открытой части, где располагались стрелки на дистанцию 100 метров по мишени №4, и закрытой, где сидели снайперы и вели огонь на дистанции 300 и 600 метров. Стрелки расположились на открытом рубеже и всё делали только по команде старшего на стрельбище. Сходили и повесили себе мишени, и после этого можно было открывать огонь. Только я начал поудобнее моститься, как справа от меня раздался очень сильный хлопок – и я сразу оглох на правое ухо. Понял, что сосед выстрелил. Тут же прозвучал выстрел слева – и моё левое ухо перестало слышать. Тогда я открыл стрельбу сам. Отстрелял десять патронов, подождал, когда закончат все. После стрелки пошли снимать мишени. Мой первый опыт вполне удачен – 87 очков из 100. Сразу выполнил норму 3-го разряда. Потом отстреляли 2-ю серию, после этого события приняли несколько хаотичный характер. Патроны никто не считал, два цинка стояли прямо на огневом рубеже – и все начали палить в сторону мишеней, кто в бумагу, кто в столбики, кто по камням, лежащим на земле. Вообще, настрелялись всласть и оглохли. Надо было брать пример со снайперов. Те имели винтовки с оптическими прицелами, целились очень тщательно, иногда делали перерывы в прицеливании. Один выстрел занимал у снайперов около 5 минут. Тут-то я понял, какое это мощное оружие трёхлинейная винтовка. У неё дальность только прицельного выстрела 2 км, а пуля летит ещё дальше: стрелки попадали в деревья земляного вала, и там вверх взлетала щепа. Это была первая и последняя поездка с боевым оружием и стрельбой "до отвала".

Мои два одногруппника – братья Вилли и Эдик Мардеры, немцы из Омской области, – пошли на секцию классической борьбы, или, как её сейчас называют, греко-римской. И через какое-то время начали "вербовать" других, в том числе и меня. К весне я согласился и пошёл на занятия. Тренировал секцию студент-перворазрядник с горного факультета, легковес, но с мощной, хорошо накачанной шеей. Он глянул мой торс и сказал, что дело для меня подходящее. Тренировки заключались в общефизической подготовке, в особенности, накачивании шеи "мостиком", игре в баскетбол без особых правил, изучению приёмов борьбы со спарринг-партнёрами. За два часа занятий уходило много физических сил и пота. Зал для борьбы имел относительно небольшие размеры, и в нём всегда стоял устойчивый и крепкий запах здорового мужского тела и пота. В такие места следовало бы водить на "ремонт" всяких лесбиянок, про которых в те годы мы даже и не слыхали. После занятий принимали душ. В конце второго семестра устроили квалификационные соревнования среди новичков. При весе 65 кг я входил в лёгкую весовую категорию 62-67 кг. Одну из схваток я выиграл на чистом туше за 13 сек., бросив соперника через бедро. У второго выиграл за 42 сек., но третьему чисто проиграл за 26 сек. Конечно, опытные, владеющие хорошим арсеналом приёмов борцы за десятки секунд не проигрывают. Уровень моей техники ещё был недостаточно высок, но секция нравилась, т. к. у меня начался рост мышечной массы и физической силы.

В городе вдруг появились афиши, извещающие о приезде на гастроли оркестра Утёсова. Естественно, я сразу же поехал за билетами в филармонию и, выстояв очень большую очередь, приобрёл их. Интересная деталь – на афишах было отпечатано "Заслуженный деятель искусств РСФСР", зачёркнуто жирной чертой и сверху надписано "Народный артист РСФСР". Видимо, новое звание догнало Л. Утёсова уже на гастролях. Но сам факт того, что ещё недавно он вообще не имел никаких почётных званий, говорил об отношении тогдашних властей к развлекательной музыке.

Гастроли длились несколько дней и шли при полном аншлаге. Это был традиционный для тех лет состав оркестра: по четыре трубы и тромбона, пять саксофонов, ритм-группа, аккордеон и много скрипок, что в отдельные моменты сильно напоминало звучание симфонического оркестра. Первое отделение играл его биг-бэнд, иногда выходил инструментальный квартет – аккордеон, кларнет, гитара, контрабас, пели молодые певицы Капитолина Лазаренко и Алла Коваленко. Сам Утёсов выступал всё второе отделение. В основном, звучали песни, написанные за последние 20 лет, распространившиеся в народе благодаря появившимся только что пластинкам. Особенно тепло принимались и исполнялись на "бис" песни военных лет. Для меня этот концерт был просто откровением в мире музыки, да и вообще, я впервые видел "вживую" такой коллектив. А солисты-инструменталисты – Кауфман, Ривчун, Кузнецов – мало того, что классно играли, они были для нас легендарными личностями, имена которых стояли на многих довоенных грампластинках.

Началась весенняя сессия. Она меня не пугала. По многим предметам предстояло сдать лишь зачёт, а экзамены были, в основном, по новым дисциплинам, которые изучали всего один семестр. Это, в первую очередь, минералогия – совершенно новый для нас предмет. Вёл её доцент П. Я. Ярош. Мне очень нравился этот предмет, и я охотно изучал минералогию по всем доступным источникам. Студентам необходимо было по внешнему виду точно назвать минерал и его химическую формулу. Самой сложной считалась формула роговой обманки, которую помню до сих пор. Минералы-образцы я различал хорошо и потом всю жизнь собирал наиболее интересные, которые мне попадались. У Яроша был даже настоящий алмаз из Южно-Африканской Республики в форме октаэдра в кусочке кимберлита. У нас в то время алмазоносные трубки ещё не были найдены. Сдал я минералогию на "хорошо".

Уже в конце сессии пронёсся слух, что в страну и в частности в Свердловск приезжают премьер-министр Индии Джавахарлал Неру с дочерью Индирой Ганди. Новость была совершенно потрясающей, т. к. в Свердловск деятели такого масштаба не приезжали никогда. В день прилёта гостей народ, без всяких призывов властей, буквально высыпал на улицы по пути следования кортежа машин. Начиная с аэропорта "Кольцово", люди стояли по всем улицам с двух сторон, сдерживаемые реденькими цепями солдат. Я встал на ступени Делового дома на площади 1905 года и спрятал внутри одежды взведённый фотоаппарат (фотографировать кортеж было запрещено). Где-то через час со стороны ул. Ленина послышалось гудение народа и какие-то выкрики. Через какое-то небольшое время показались машины. В машине ЗИС-110 с открытым верхом были хорошо видны Неру и Ганди, которые, улыбаясь, приветствовали стоящий на улицах народ. Я тихо достал фотоаппарат и один раз щёлкнул. Снимок получился не очень, но главные лица были узнаваемы. На следующий день студенты узнали, что гости будут посещать геологический музей. С утра я пришёл к первому учебному корпусу, но там уже стояла большая толпа и, к сожалению, впереди меня оказались люди намного выше меня. Когда подошла машина с гостями, я поднял над головой аппарат и щёлкнул – в кадр, к сожалению, попали посторонние люди. Надо заметить, что никаких лидеров больше в нашей стране не встречали с таким восторгом и без всяких нажимов со стороны идеологов. Мы полюбили Индию ещё до визита её лидеров. И хочу отметить минимальные меры безопасности – открытая машина, отсутствие сопровождающих машин с многочисленной охраной. Зато через 45 лет, сегодня, большинство мелких шнурков-чиновников областного масштаба имеют несколько телохранителей, а чиновников федерального уровня в любых поездках сопровождает один-два джипа с вооружённой охраной. Видимо, что-то сильно изменилось в нашей стране! Потом гости улетели в Москву и там, в числе многих, заключили соглашение о строительстве в Индии металлургического завода в Бхилаи с монтажом нашего оборудования.

Заканчивалась весенняя сессия. Сдал я её тоже хорошо, без троек. Был экзамен и по другой спецдисциплине – общей геологии. За ОМЛ даже получил отлично. Наступало лето – пора практик.

Летние практики – геологическая, геодезическая и горно-буровая. Каникулы. Поход на Денежкин Камень

Первая геологическая практика была ознакомительного плана. Проходила она пять дней в близких окрестностях Свердловска под руководством ассистента кафедры общей геологии. Ездили на электричке на мраморный карьер и троллейбусом на "Химмаш", а оттуда пешком на старинный Елизаветинский рудник. Осматривали и зарисовывали наиболее типичные обнажения горных пород, искали наиболее простые минералы. Завершилась первая практика общим зачётом.

Потом две группы выехали в район г. Сухой Лог, где на берегу р. Пышма располагалась база института для проведения геодезических практик студентов. Вели её, как правило, преподаватели кафедры геодезии. Практикантов разбили на подгруппы (4-5 человек в каждой), и им дали по два задания прямо на местности: спроектировать трассу новой дороги с проложением нивелирного хода и сделать теодолитную тахеометрическую съёмку участка местности с составлением карты и нанесением горизонталей. Всех обеспечили необходимыми инструментами, и работа закипела.

Меня, как человека уже знакомого с такой работой, ребята безоговорочно поставили за геодезические инструменты командовать. Остальные ходили с нивелирными рейками, рулетками, тесали

Рис. 8: На геодезической практике. Сухой Лог

колышки, записывали отсчёты. Чертить графику доверили Вите Бесклубову, как самому талантливому в этом деле среди нас. Полевые работы закончили раньше всех и приступили к графике, которую тоже сделали за два дня. После этого я понёс документы к преподавателю. Правильность наших построений и вычислений он проверил не арифмометром, а очень просто: откуда-то из портфеля достал правильные графические решения и сверил с нашими рисунками – совпало на 99%. Только в одном месте на нашей карте преподаватель передвинул на метр горизонталь.

Рис. 9: Геологическая практика

Жить там было неплохо. Вечером ходили на танцы в соседнюю деревню в клуб. Каждый день купались в Пышме. Там же у местного жителя я впервые увидел 3-литровую стеклянную банку солёных рыжиков размером с пятак. За практику получили зачёт. Через пару дней вся группа вернулась в Свердловск.

Перед поездкой на следующую горнобуровую практику в г. Бакал Челябинской области у студентов было полных три дня. Наступили жаркие летние деньки, и я с друзьями практически с утра и до вечера проводил на Верх-Исетском пруду.

Это большой водоём на северной окраине города в окружении сосновых лесов и с залесёнными островами посередине. Пруд старинный, образованный при пуске Верх-Исетского металлургического завода. Там в начале лета всегда очень чистая вода и прекрасный воздух. Здесь горожане проводили летние дни. Зона отдыха неплохо обустроена – много буфетов с едой и напитками. И ехать туда от съёмного жилья не так далеко – остановок десять на трамвае. Там же я был свидетелем необычного случая.

Возвращался в трамвае с ВИЗа; и, как всегда, смотрел вперёд справа. Увидел, как в метрах сорока, наперерез трамвайным путям, нетвёрдой походкой шёл здоровый мужик, совершенно не реагируя на приближающийся транспорт. Произошло ДТП. Мужчина и трамвай столкнулись, как биллиардные шары, – лобовое закругление вагона ударило его в левую часть лба. Ввиду того, что масса соударяемых тел несоизмерима, мужика отбросило головой в другую от вагона сторону, и человек покатился, как древесная чурка, вдоль путей метров на пять и остановился, раскинув руки в стороны и не шевелясь. Трамвай тоже встал. Я увидел, как, прямо на глазах, на месте удара мгновенно выросла чёрная шишка размером в полкулака. Скорая подъехала быстро, мужика привели в чувство, и трамвай поехал дальше.

Через три дня на поезде я с учебной группой выехал в г. Бакал. Вёз нас студент-старшекурсник ВИКа – так тогда назывались Высшие инженерные курсы, где техники с производства могли получить диплом инженера за 2,5 года очной учёбы. (Через 2 года курсы ликвидировали. Может быть, даже и напрасно.) Путь был недалёкий, через Нижние Серьги, Нязепетровск, Сатку. Проезжая Нижние Серьги, ночью специально встал, чтобы посмотреть на местность, где я лечился четыре года назад – совершенно никаких изменений. Даже деревянный корпус, где я жил, остался таким же. Утром приехали на место и поселились в больших номерах гостиницы. В рабочее время посещали объекты – железорудный карьер и шахту "Бакальчик". Это

Рис. 10: Бакал. Карьер.

давно известное на Урале месторождение железных руд – лимонита и сидерита, размещённых среди кварцитовых толщ – самой крепкой на Земле породы. Богатые лимониты с поверхности были выработаны ещё в прошлом веке, и сегодня их остатки извлекались шахтным способом. Запасы сидеритов имелись значительные и разрабатывались с помощью карьера. Погрузочная техника была очень стара – американские экскаваторы "Марион" завезли сюда ещё в 30-х гг. Дробовое колонковое бурение станками с рычажной подачей типа КАМ-500 отличалось весьма малой производительностью – до 20 см в смену. Кроме этого, несколько лет назад какой-то чудак проводил опыты по колонковому бурению этими же станками с применением ручного привода вместо двигателя внутреннего сгорания. В составленном на эту тему отчёте отмечено, что таким методом за месяц пробурено 40 см скважины и его применение признано нецелесообразным. Нормальный человек, хоть немного знакомый с этим видом работ, может сделать такой вывод, не приступая к подобным экспериментам.

В свободное от экскурсий время учебная группа ходила в окрестности города на скалы. Это были кварцитовые останцы, подвергшиеся уже очень сильным процессам выветривания. В результате этого все они покрылись трещинами, и нам удавалось откалывать огромные глыбы и скатывать их вниз.

Питались также неплохо. В рядом стоящей столовой готовили неплохо и недорого. Особенно понравилось каждый день заказывать яичницу. Стоила она недорого. 1 яйцо – 70 коп. В Свердловске – минимум 1 рубль. Неделя прошла очень быстро, после чего учебная группа вернулась в институт, и мы стали собираться на каникулы. В конце июня я уже был дома и начал слушать на радиоле вновь привезённые пластинки. Мама уехала в отпуск, и я целый месяц должен был отдыхать один.

Рис. 11: Бакал. На кварцитовых скалах

Сразу на следующий день, когда я ещё и позавтракать не успел, раздался стук в дверь – ко мне ввалились Вадик Проняев и Витя Миронов и сходу начали уговаривать идти в поход на Денежкин Камень. Я там не был и видел его только издали. Собирался в поход ещё и четвёртый человек – Ваня Иванов. Мы с ним давно знакомы, с первого по четвёртый класс учились вместе, потом Ваня ушёл в другую школу, но всё равно виделись и узнавали друг друга. Из всей четвёрки только Вадим был на горной вершине с экскурсией года два назад, но сказал, что дорогу помнит хорошо. Я возражать не стал; тут же договорились, кто и что берёт с собой, а также о месте сбора и времени встречи на вокзале. Не вспомню сейчас, почему так спешили. Надо было хотя бы подготовиться ещё пару дней и тогда двигаться. Но что-то нас вытолкнуло прямо в этот же день в обед, к рабочему поезду.

Через час приехали в п. Черёмухово. Пошли в магазин и закупили продукты в расчёте на три дня в дороге – хлеб, лапшу, тушёнку, сахар, чай, колбасу, вяленых лещей. С собой взяли котелок, чайник и маленький топорик. Одеты были примерно одинаково – рабочие ботинки, лыжные костюмы. С собой взяли брезентовые плащи – считалось, что они должны предохранить от дождя.

Когда ехали в поезде, стали обсуждать возможный маршрут. Путь на вершину сомнений не вызывал: от с. Всеволодо-Благодатское по лесной дороге 22 км до лесного кордона на границе бывшего заповедника, потом тропа в сторону вершины и затем путь по руслу реки Сухой Шарп и подъём – это ещё около 20 км. Обратно большинство туристов возвращалось тем же путём. Я достал карту местности с нарезкой лесных кварталов, стали её рассматривать. Тут я увидел, что вдоль восточного склона хребта текла с севера на юг маленькая речушка Большая Супрея и впадала в р. Сосьва. На другой

Рис. 12: Перед селом Тренькино

карте был даже обозначен посёлок в её устье. Я предложил ребятам с вершины спускаться на восток до этой речки, потом вдоль её русла двигаться до р. Сосьва и затем уже по её берегам и сёлам идти на станцию Черёмухово. Речка или ручей, если идти вдоль течения, всегда приводят затем к ещё большей речке. На это-то я и рассчитывал. Ребята, не задумываясь, согласились.

Начало пути мне хорошо знакомо ещё со школьных лет. Шли пешком, потому что проезжей дороги туда ещё не было. До с. Тренькино на берегу р. Сосьва шли около полутора часов и остановились на дневку на самом берегу. Погода стояла чудесная – яркий солнечный и тёплый день. Денежкин Камень возвышался на западе. Так как мы к нему уже приблизились на 30 км, то уже просматривались и отдельные увалы, и побочные вершины. С трудом верилось, что через пару дней можем оказаться на вершине горного массива.

Развели костёр, сварили суп с тушёнкой, выпили чаю и двинулись дальше. Через три часа пешего хода зашли в село Всеволодо-Благодатское.

Рис. 13: Денежкин Камень от с. Тренькино

Сразу пошли в контору заповедника Денежкин Камень за получением разрешения на проход через его территорию. Однако узнали, что несколько недель назад заповедник, как таковой, приказом из Москвы, ликвидирован, как "не приносящий научной пользы". (По моему мнению – грубейшая ошибка. Статус заповедника был снова восстановлен через 20 лет, но уже в значительно меньших масштабах.) На его базе создавалось промыслово-охотничье хозяйство. В конторе был великолепный музей минералов этого района и много чучел зверей и птиц, обитающих в этих краях.

Дирекция встретила хорошо, и нам на всякий случай дали разрешение на проход, если кто-то спросит. Переночевать пустили в здание начальной школы, куда, видимо, пускали всех туристов. А летом здесь группы идут одна за одной – маршрут чрезвычайно популярен не только на Урале, но и за его пределами. Так как печи топить нельзя, питались всухомятку – грызли вяленых лещей и запивали очень вкусной местной колодезной водичкой. Спали кто на чём – на полу, на столах, укрывшись плащами. Утром тоже, нормально не позавтракав, двинулись дальше.