– У меня к вам вот какой вопрос еще.
– Какие вопросы… ночь на дворе, восьмой час уже.
– Вы же любите оставаться здесь по ночам – у камина…, с коньячком.
– Ишь ты… разведчик какой нашелся. А сейчас я домой захотел! Меня мама уже заждалась. Тебя, кстати – тоже.
– Последний вопрос, Сергей Викторович. Умоляю!
– Валяй.
– К вам за последнее время обращался кто-нибудь с предложением о сотрудничестве? Может быть что-нибудь предлагали – за ваши знания, я имею в виду?
– Вот с этого и надо было начинать – боец невидимого фронта!
ГЛАВА 10
Сергей встал, прошел в соседнюю комнату с камином, жестом пригласив Алексея с собой. Окно было слегка приоткрыто, и в него холодно глядела луна. Пересвистывались ночные птицы, где-то рядом куковала кукушка, далеко тренькал трамвай. Сергей подошел к своему заветному сейфу.
– Вы, Алеша, что предпочитаете в это время суток? Водку, коньяк, виски?
– Я вообще-то не пью, но, раз надо, то тогда – коньяк. И, Сергей Викторович – не называйте меня на «вы» – пожалуйста.
– Как хочешь… как хочешь.
Он поставил на стол пару рюмок. Набулькал в них на одну треть водки. Потом взял заварочный чайник и плеснул из него заварку в те же рюмки. К удивлению Алексея, на столе стояли две, наполненные на половину рюмки коньяка.
– Прошу, к нашему шалашу, – сделал приглашающий жест к столу, вытаскивая из сейфа закуску.
– Я смотрю у вас коньячок-то … фирменный.
– Да, это интеллектуальная собственность нашего тринадцатого отдела. Так, на закуску у нас, только печенье и конфеты. Извиненья просим – я сегодня ночевать не планировал. Прошу.
Сели, чокнулись, выпили залпом – помолчали. Сергей проделал те же манипуляции второй раз – выпили по второй.
– Хороший у вас коньяк, – нарушил молчание Алексей, интеллигентно разворачивая конфетку.
– Сами готовим, номер тринадцать. Так вот, юноша, действительно, неделю назад, я получал такое предложение, от своего однокашника – Генки.
И Сергей вкратце передал свой разговор с ним, жадно слушавшему его Алексею.
– Ну, юноша. Что скажете?
– Здорово! – восторженно проговорил Алексей, – Повезло мне! Первое задание… и такие сразу обстоятельства открываются. Я признаться думал, что в нашем городке мне придется только бабушек через дорогу переводить – а тут вы… с таким подарком. Спасибо вам, Сергей Викторович!
Тут он отчебучил. Встал и кивком головы поблагодарил Сергея – по- офицерски.
– А не выпить ли нам еще по рюмашке, а… Сергей Викторович?
– А что вам скажет ваша мама?
– Мама поймет, что в груди ее сына бьется сердце солдата!
– Ох, смотрите мне Алексей. Ладно, а теперь, когда вы приобрели необходимую кондицию, ответьте мне – а кто вас прислал ко мне?
– Хм, хм. Мой начальник.
– Как его зовут… этого вашего начальника?
– Мы зовем его просто – Полковник
– Интересно.
– Что именно?
– То, что о своем разговоре с Генкой я никому не рассказывал.
– Ну, может быть, кто-то из ваших сотрудников?
– Да никому я не рассказывал. Я даже с мамой не советовался. Это я на всякий случай. Чтобы сразу отмести все подозрения.
– Ну, тогда получается, – Алексей задумался.
– Тогда получается – что только Генка.
– Что значит Генка? Получается, он что, сначала вас в Америку приглашает работать, а потом нам что ли докладывает о проделанной работе?
– Вы… меня об этом спрашиваете?
– Нет, просто… я не совсем понимаю, к чему вы клоните.
– Алексей – у меня разговор с ним был только о работе. Понимаете? Мне никто не делал предложений работать на какую-то из разведок. Мне просто предложил мой однокашник работу в другой стране. Только и всего – и вдруг, совершенно неожиданно являетесь вы. Я поэтому, у вас, чисто по-дружески интересуюсь, просто из любопытства – с чего это вдруг вы у меня появились? Коньяк вон весь у меня выпили. Спать не даете?
– Извините, Сергей Викторович…
– Алексей! Вы меня никак не хотите понять. Я вас уже целый час наталкиваю на мысль о том; что это ко мне, весьма скромному ученому, одновременно проявляют интерес – наша контрразведка, и американский технологический институт? Причем, этот вопрос возник у меня ведь только час назад – в связи с вашим приходом.
– Значит, вы изобрели что-то очень значительное, о чем узнали они и наши. А меня, совершенно естественно, начальство просто решило не ставить в известность, поставив задачу лишь по вашей охране. По-моему, все очень хорошо объясняется.
– А что, вот эти «они и ваши» такое интересное узнать могли?
– Ну, наверное, вы об этом знать должны.
– Я то знаю. Но откуда они об этом узнали, если о том, чем я занимаюсь, даже директор не знает?
– Почему?
– Откуда мне знать? Может у него стиль работы такой! Поймите – единственное, что могло заинтересовать американцев, так это наши последние работы, а о них даже в институте толком никто не знает. Я даже допускаю, что они об этом как-то могли узнать, хотя, предательство своих сотрудников я отвергаю начисто. Меня удивляет другое – наши-то откуда это могли узнать, если даже от старых разработок десятилетней давности они отпихивались, как только могли?
– Почему?
– Так это я вас спрашиваю – почему? Вот вы этим и займитесь.
– Так, хорошо, допустим это так, и мне действительно надо начать сначала. Но, тогда получается, что я должен начать с вас, уважаемый Сергей Викторович.
– Не понимаю, что вы имеете в виду?
– Что вы делаете такое, что вокруг вас все засуетились? Над чем вы работаете?
– В основном, моя лаборатория работает над звуком. Так еще со времен войны сложилось, что тринадцатый отдел – это звук. Не понимаете? При помощи звуковых колебаний мы определяем: кто стреляет, чем стреляет, и где этот стрелок находится. Работы со звуком, чтобы убрать лишние вопросы, ведутся по всему миру. У одних лучше, у других хуже – по- разному.
– А на каком уровне вы находитесь?
– По внедрению звукоулавливающей аппаратуры, возможно, я подчеркиваю, возможно, потому что сам не знаю, входим в двадцатку стран, в лучшем случае. По разработкам, – он задумался, – может быть в десятке.
– Да? А я думал мы на первых местах.
– Вряд ли в здравом уме можно так думать, наблюдая, куда расходуются деньги. Впрочем – это мои предположения.
– Можете что-нибудь рассказать более конкретное, чтобы я имел представление о том, чем вы занимаетесь, в рамках возможного, конечно? Просто, это поможет мне сориентироваться на моем участке работы. Хотя бы самое основное.
– Пожалуй. Мы в своей работе исходим из того – что все есть звук. Абсолютно все! Вот вы сейчас сидите передо мной и излучаете мелодию. Каждый человек излучает свою музыкальную композицию, которая отличается от других людей – также как отпечатки пальцев одного человека, отличаются от отпечатков пальцев других. Ну ладно, это я так, к примеру, а то мы с вами до конца этак никогда не доберемся. Таким образом: когда например, орудие подъезжает на позицию – у него один звук. Понимаете? Совершенно отличный от других. Когда оно стреляет – опять же имеет свой характерный звук. Когда снаряд проворачивается в стволе по нарезке – это опять, присущий только этому орудию звук. Это мы слышим только грохот. Но приборы фиксируют фактически взвизг снаряда в диапазоне практически ультразвука. Это я еще не рассказываю вам про нецензурную брань бегающего вокруг орудия расчета. Это я вам вкратце ответил на вопрос – кто! Теперь – чем. Вы верно догадались – снарядом. Но все снаряды разные, как и люди. Есть толстые и худые, есть тяжелые и легкие. Каждый крутится в воздухе со своей скоростью и каждый тащит впереди себя кучу уплотненного воздуха, оставляя позади звук и шелест. Это мы тоже фиксируем. И если первые два вопроса мы решаем просто из любопытства, то вот третий вопрос – где это орудие находится – волнует всех без исключения. Поэтому, во всех странах мира идет работа над таким прибором, который бы наиболее точно указал координаты той заразы, которая пуляет в нас снарядами. Вот – вопрос всех вопросов. Что касается нас, то мы, как русские, пошли, как всегда, нетрадиционным путем. Я не зря начал наш разговор с мелодии. Дело в том, мы подумали, что коль каждая малюсенькая клетка в этом удивительном мире издает свою мелодию, то, значит, свою симфонию исполняет и наше орудие. И таки да, как говорится на одесском рынке, нам удалось придумать и сварганить прибор, который переводит весь этот грохот, визг и шелест с матом в определенную мелодию. Если говорить высокопарным слогом – в мелодию войны.
– И как? – Алексею действительно стало интересно.
– А-а, – Сергей махнул рукой и поморщился, – так себе произведение. Но чем хороша эта мелодия, так это тем, что каждую ноту фиксирует свой приборчик, а окончательно, все это безобразие анализирует специальная программа, которая и дает четкое целеуказание для нашей артиллерии. Вот и все… в общих чертах.
– Наверное, вы мастер в своем деле, – с уважением глядя на собеседника произнес Алексей.
– Молодой человек, я занимаюсь этим всю свою жизнь!
– Скажите, Сергей Викторович, это все, или есть еще какие-то разработки?
– Конечно есть! Я вам рассказал об основной, так сказать, тематике нашего отдела.
– А вот эта, ну, ваша система с музыкой… могла бы заинтересовать наших …
– Партнеров?
– Наших недругов?
– Отыскали-таки нейтральное слово. Да, безусловно… наших врагов это могло бы заинтересовать.
– Тогда, вырисовывается компания – из вашего друга детства Геннадия и все-таки… кого-то из вашего окружения.
– И кого-то… из вашего.
ГЛАВА 11
– Докладывай, – Полковник стоял спиной к майору и задумчиво смотрел на чернильные облака, сеющие мелкий дождь, унылую картину внутреннего двора управления, на грузовик, с которого двое рабочих, ежась, стали снимать привезенные для кабинета начальника стол и шкаф.
– Объект ведет очень будничную жизнь, настолько унылую и скучную, что даже зацепиться не за что. В общем, как говорил Паниковский: «серая, ничтожная личность», – улыбнулся Майор.
– Какой Паниковский? Из пятого отдела что ли? – также задумчиво переспросил Полковник.
Майор вспомнил, что у начальника, напрочь отсутствовало чувство юмора, а теперь еще стало ясно, что и с советскими классиками у него было не очень… и ему стало неловко.
– Извините, я пошутил.
– Как… пошутил? – Полковник повернулся и тяжело, целую минуту, наверное, смотрел на медленно багровеющего Майора.
– Не смешно, товарищ Полковник.
– Ладно, шутник, продолжай, – он несколько повеселел. Все-таки приятно, когда перед тобой трепещут.
– Так вот, – работа – дом, дом – работа. Жены нет, подруги нет. С этой Ольгой они встречаются, но редко и видимо, отношения носят чисто дружественный характер. Впрочем, и дружба-то какая-то странная. Так, пару раз в месяц встречаются, в основном по воскресеньям и в основном в музее. Что-то она там рисует, а он рядом стоит – смотрит.
– На кого смотрит – на нее, или на девушек-эскортниц?
– На картину, что она рисует. А никаких эскортниц я там не встречал. Может быть экскурсоводов?
– Все жжешь? Давай далее, Райкин.
– Так вот, друзей тоже нет. Во всяком случае, в гости ни к кому не ходит.
– Может, дружеские отношения с кем-нибудь из его сотрудников? – Полковник опять прилип к окну.
– Узнавал. Со всеми поддерживает ровные отношения, но не сближается уж настолько.
Хотел добавить: «беспощаден к врагам Рейха, но подумал – и не добавил».
– Дачи нет?
–Откуда? Он за всю жизнь и на квартиру-то не заработал.
– Вечный студент… Знакомо. А то, что дачи нет – жаль. Там бы могли как раз развернуться. Сарай там ему, например, спалить, или в картошку колорадских жуков насыпать – пусть выбирает… интеллигент несчастный.
– На трамвае на работу ездит… нищета, – насмешливо улыбнулся Майор, вспомнив про свой шестисотый красавец.
– Да? – Внезапно заинтересовался Полковник. – Ты вот, что, майор, сделай так, чтобы его, мазурика, каждый день обчищали. У тебя есть кто на примете?
– Обижаете, товарищ полковник. Есть кое-кто. Колей зовут, по кличке «Обруч».
– Почему «Обруч»? – опять заинтересовался Полковник, – в смысле… он всех вертел что-ли?
– Судя по тому, что я о нем знаю, скорее – наоборот. Впрочем, никогда не интересовался. Узнать?
– Узнай, – опять меланхолично повернулся к окну Полковник
Во дворе раздался грохот, шум, крики, брань.
– Идиоты, шкаф уронили. Так, что обе дверцы отлетели. Да, и вот еще что – пусть щипет по мелочи. Документы трогать не надо – мы не звери какие-нибудь. Но что б тревога у товарища появилась. Дальше.
– Все.
– Что… все? В булочную ходит?
– Нет, мать покупает, в основном.
– Нет… я впервые встречаю абсолютно счастливого человека. Ничего ему не надо – ни жены, ни друзей, ни денег, ни славы. Я тебе устрою – прохиндей. Устроился. Другие пусть впахивают, а этот тип свесив ножки всю жизнь хочет бесплатно проехать. Он, может быть, и водку не пьет?
– Нет.
– Зара-аза какая! Что пьет?
– Чай… по-моему. Ну, там кефир, иногда.
– Я ему устрою! В чай ему, паразиту, соль сыпьте, и снотворное – что б изобретал поменьше. Пусть спит, слюни пускает. Исполнителя найдешь?
– Найдем! Можно ему еще и слабительное конечно, вместе со снотворным. Мне однажды такое в армии сделали, идиоты. Но могу рекомендовать, так сказать, на своем опыте.
– Заманчиво конечно. Но, – Полковник подумал, – не будем, потому что мы не звери.
На улице раздался грохот, шум, крики.
– Наверное, стол уронили, – полковник подошел к окну, – ну, я же говорил, сейчас их уже там четыре охламона. Кажется, ножка от стола отвалилась. На пианино играет?
– Нет.
– Жаль, – с вызовом произнес Полковник, – я бы ему сам все струны понадпиливал.
Майору показалось, что он потихоньку сходит с ума. Во всяком случае, что-то поплохело.
– Товарищ полковник, можно я присяду?
– Садись… конечно. Что-то ты побледнел весь. Говорил я тебе, что военному человеку нужно полноценное питание: на завтрак мясо с кашей, на обед мясо с зеленью, на ужин, врачи говорят, надо есть поменьше, поэтому, каши с зеленью убираем – только мясо. Будешь здоров – как я! Кстати, а чем это чудо питается?
– Не знаю, не успел еще. Узнать?
– Обязательно. Но я нутром чую, что он и здесь нам что-нибудь выкинет. Я уже боюсь спрашивать – он, паразит, скорее всего, и не курит?
– Вот здесь вы ошиблись, товарищ полковник, – дымит, но, правда в меру… в меру. Что именно не узнавал. Узнать?
На улице раздался грохот, крики, шум, брань. Полковник прилип к окну.
– Старый шкаф шефа вынесли, стали грузить – уронили. Новую-то мебель, чувствую, ему по-новой собирать придется. Какую погоду любит?
– Не знаю, – поразился Майор обстоятельности, с каким его начальник взялся за дело.
– Моется где?
– В баню, по-моему, не ходит. Наверное, в ванной, дома плескается.
– Узнайте, в какой день и час. Будем воду в это время перекрывать. Кстати, что касается музея и этой картинной галереи – узнайте, какое направление в живописи он ненавидит.
– По-моему, в основном, вместе с Ольгой они крутятся возле классики. Значит, логически рассуждая, «Квадрат» Малевича он точно не любит.
– Ну, тогда квадраты я ему везде нарисую, даже на дверях его квартиры, Пусть Сережка помучается, когда оттирать будет. Все-таки неплохо бы узнать, о чем они там беседуют, с Ольгой.
– Слушаюсь.
– А там мы решим, как поступать. Когда она начнет ему нервы трепать – а она их обязательно начнет трепать; а то устроился – никаких забот, – злобно проговорил Полковник, вспомнив, видимо, свой опыт.
Полковник прошелся по комнате, потрогал затылок, подергал головой ( он невольно подражал Броневому, в образе Мюллера. Была бы возможность, он бы и мундир такой-же носил). « Эх, – с сожалением думал он, – умеют же в Европе как-то так делать, что даже и форма у них красивая. А у нас… ну все как-то не так». На улице опять что-то упало. Раздались традиционные крики, шум и грохот. Он очнулся от размышлений, но к окну на этот раз даже не пошел.
– В общем так, майор, – снова заговорил он, – нас попросили сделать человеку неприятную жизнь, чтобы ему захотелось, ну, сменить обстановку что ли, но так, чтобы работать он все-таки мог. Вот такие вот дела. Значит, надо делать так, чтобы у него все было наоборот. Усек?
– Простите, никак нет, товарищ полковник.
– Пока сам не знаю, но схемка вырисовывается такая: не пьет – значит нужно, чтобы запил. У нас пьют либо от безысходности, либо по праздникам. Поэтому, продумайте и доложите, как сделать так, чтобы у него каждый день был безысходен и каждый день праздник. В общем, чтобы он не просыхал. Например, обворует его утром в трамвае этот, как его…
– Обруч, – подсказал майор.
– Вот, Обруч – а вечером пусть эту же сумму у себя в подъезде найдет. Конечно, безысходность хорошо умеют женщины создавать; надо его дополнительно с кем-нибудь познакомить, – мечтательно проговорил Полковник, – и желательно на работе. Тогда у него была бы полная безысходность в течение дня на работе, а вечером в галерее. Поэтому майор, если он женщин избегает, надо сделать так, чтобы они ему на шею вешались и чем больше, тем лучше, чтобы у него продыха не было. Пусть все время ходит счастливый и как бы пришибленный. Пусть он все время разбирается с ними: то сказал – не то сказал, так посмотрел – не так посмотрел, пригласил, а сам забыл прийти. Короче, пусть все время выясняет отношения – и чтобы ему не до работы было – они это умеют делать… я это знаю.
– Гениальная идея, шеф! Я все понял. Он у нас увидит небо в алмазах. Только, – помрачнел вдруг майор, – а если он не будет на женщин внимание обращать?
– Послушай, майор, а ты что, встречал на свете человека, кто на женщин никогда внимания не обращал?
– Нет, лично я не встречал. Но он все-таки в возрасте, под шестьдесят уже. Что это он за всю жизнь за ними не бегал, а тут за тетками бегать начнет?
– Ты ему не теток, майор, ты ему молоденьких девок подбери. Надо, чтобы на работе, он не на синусоиды на осциллографе смотрел – а об других синусоидах думал. Неплохо было бы конечно на него хулиганов напустить, но жаль… бить нельзя.
– Да, нельзя, – притворно вздохнул майор.
– Но можно ведь не бить. Так… попугать слегка. Мол, чего это такой красивый дяденька с молодыми девицами ночью по нашему району гуляет?
– Да, товарищ полковник, какие районы? У нас в этом плане давно спокойно. Полиция, слава богу, хорошо работает.
– Да… это жаль, много у нас еще недоработок. Я кстати, всегда был против назначения этого нового начальника полиции. Он мне сразу не понравился – какая-то гремучая смесь интеллигента с волкодавом. То ли дело, когда я в Америке был. Не успел вечером из отеля выйти, воздухом подышать, сразу чуть по балде не получил – зато демократия. Каждый занят тем делом, на что способен. Ладно, тебе в общих чертах все ясно?
– Да, только у меня вопрос.
– Слушаю.
– Насколько я понял, вы назначили меня командующим фронтом. В связи с чем, я хочу знать: сколько в мое распоряжение будет передано дивизий, состоящих из водопроводчиков, прослушивателей, наружки, хулиганов и прочее? Сколько, в конце концов, в мое распоряжение будет передано батальонов с женским личным составом? Мне же еще нужен и штаб, для планирования фронтовых операций.
– Опять жжешь? – Полковник насмешливо посмотрел на него. – Справишься один. Я тебе, дурачок, развернул, так сказать, общую картину предстоящих действий. Ну, а ты уж делай в меру своего разумения. Только я тебя предупреждаю – ты со мной не шути. Помни, чем ты мне обязан. Твои однокашники, многие еще в лейтенантах бегают, или под пулями носятся – из командировок не вылезают. А ты, молокосос, только и делал в своей жизни, что бумажки из своего кабинета в мой носил… но был предан – и в итоге, дослужился уже до майора. Я тебе дам… фронтовые операции – полководцем себя возомнил?
– Я ведь, товарищ полковник, хотел сказать только, что больно уж работы много вы мне напланировали. Где ж я это все успею то?
– Ничего! Лишний вечер в ресторан не сходишь, только и всего. Привык, понимаешь, за чужой счет гулять. Теперь, майор, своей головой думать будешь и в рестораны дорогу на время забудь. Помощи тебе никакой не будет – операция носит конфиденциальный характер. Что касается наших возможностей – все продумай и обращайся. Я думаю, мне шеф не откажет, потому что, я чувствую, ремонтировать привезенную мебель в его кабинете опять мне придется. Да-с, чего ты смотришь? Больше некому.
– Кстати, товарищ полковник, пока вы говорили, я вот о чем еще подумал. Там… женщины, алкоголь из колеи выбивают – это понятно. Но вот мне пару раз приходилось с настоящими интеллигентами беседовать, так я обратил внимание, что очень уж их мат из себя выводит. Поэтому, если наш клиент из таких, то можно организовать так, что, допустим идет он по улице, ничего не предполагает, о своих синусоидах думает, а его раз и какой-нибудь встречный мужик взял и обложил. Думаю, в драку он вряд ли полезет. И в магазине также, и в трамвае. Но тогда, извините, тут армию таких мужиков иметь надо! Я тогда совсем с ума сойду!
– Ты вот что, майор, ты это хорошо придумал. Но вот для этого, действительно дивизия нужна – не меньше. Поэтому, скрепя сердцем, я эту твою новую идею отклоняю. А вот за инициативу хвалю. Хорошо придумал! Молодец! Ладно, давай заканчивать – мы с тобой ничего существенного не упустили? Давай пройдемся.
– Да он, шут его знает, ничем кроме работы своей не интересуется, поэтому зацепить сложно. Вроде бы все перебрали – деньги, женщины, слава. Кстати… о славе. Славу забыли!
– Да, опять молодец. Слава вещь… , – полковник пошевелил в воздухе пальцами, – такая… заманчивая. Если исходить из того пути, который мы ему уготовили – я имею в виду жизнь, наполненную приключениями и всякими ее радостями, то я предложил бы – диссертацию.
– Диссертацию?
– Да, ты же говорил, что он неудачник, и даже кандидатскую умудрился не защитить, прохиндей, когда у него в институте без кандидатских только уборщицы ходят. Так вот, надо сделать так, чтобы он кандидатскую быстренько написал – даже, хрен с ним, если он не может, мы за него напишем, а потом резко его на защите обломаем. Насколько я в курсе, люди такие финты ушами со стороны судьбы плохо переносят. Как бы не окочурился он у нас только.
– Ну, вообще-то, специалисты у нас есть: и по тому, и по другому.
– Ну, вот и займись. Для начала, подбери из наших, проверенных на таких обломах товарищей, и провентилируй этот вопрос.
– Слушаюсь.
– Ну что, – Полковник погладил затылок, дернул пару раз головой, – поработали сегодня на славу, можно и отдохнуть. Как ты, майор, насчет ресторана «У Матвеича» – в последний раз… перед большим делом?
– Ну что вы спрашиваете? Знаете ведь, что куда вы – туда и я. Хоть на кудыкину гору, хоть в ресторан. Вчера, кстати, классно посидели – Лысый за девицей на стол полез танцевать, так у него штаны, тресь и разорвались, на самом интересном месте. Там мы там от хохота чуть все на месте не умерли. А потом…
– Ладно, по дороге расскажешь.
– А если у меня будет получаться, можно мне, ну, возобновить посещения?
– Если получится вся операция, я обещаю тебе, майор, ты оттуда вылезать не будешь. Хоть вместе с лысым вообще без штанов ходи! Мое слово – могила.
ГЛАВА 12
– Так… отдайте мне велосипед, – участковый потянул его к себе, – и чтоб я тебя больше на велосипедах не видел!
– Ваня, ты не прав, – вступилась за сына Варвара, – Юрка не виноват, он мне все рассказал.
– Для кого Ваня, а для кого и Иван Трофимович. Да, а виноват он уже в том, что на своем велике подрезал Ленд Ровер.
– Ванечка, никто его не подрезал. Он сам в этот трактор влетел. Юрочка все прекрасно видел. Видел, как тот вилял по дороге и он даже на обочину съехал. Тот сначала даже на него поехал, потом, видимо, увидел, что на ребенка летит и опять вильнул в другую сторону – кто же виноват, что там, на обочине трактор Виноградский стоял.
– Вот, ваше счастье, что как раз Виноградский из дому вышел, и все произошло на его глазах. И молите бога, чтобы он не изменил своих показаний.
– Тю-ю! Каких показаний? Да мне Юрок все рассказал.
– Так… малец, руки убрал с велосипеда – я его конфискую. Времен-но! До выяснений всех обстоятельств происшедшего. Кстати, что он тебе рассказал, мне интересно?
– Он рассказал… и нечего ухмыляться, что та машина сначала неслась на него, потом поворотила, и врезалась в трактор. Открылась дверца, оттуда что-то вывалилось, он с той стороны не видел, пьяным голосом прокричало: « что это у вас тут по улицам велосипедисты в огромных количествах ездят – проехать не дают», вышло из-за капота и упало лицом в грязь. Вот тогда-то Юрок и увидел, что это был дядя в белом парусиновом костюме, в усмерть пьяный, со сдвинутым набок красном галстуке.
– Ну да… Юрок увидел то… Юрок увидел это! Ты, Варвара, хоть народ-то не смеши! И не дай Бог тебе кому-нибудь проговориться, что твой Юрок – слепой от рождения! Так… руки убрал, тебе говорю! Теперь это мой велосипед… – я на нем по дороге кататься буду!
– Вань, ты что?
– Ничего! Не было никакого Юрки на этой дороге, в это время! Не Бы-ыло! Ясно? И велосипеда никакого у него никогда не было. А этот велосипед – мой! Вы его мне вчера подарили – на день рождения!
– Вань, у тебя же день рождения на следующей неделе!
– Вот вы мне его заранее и подарили! Дома негде держать! А бритву, которую вы мне собирались подарить – Леньке отдай. Пусть почаще бреется – а то его небритая фотокарточка с паспортной не сходится! Руки убрал, говорю… опять тянешь?
– О-ой, Вань поняла. Спасибо Иван Тимофеевич! – и она на полном серьезе низко поклонилась участковому, – А как же Виноградский?
– А что Виноградский? Что там, твой Юрик увидел?!
– Он не увидел, а услышал. Когда дяденька этот, белый, упал, то Виноградский подошел к нему и начал на него орать. А вот что орал он не понял. Вроде, говорит, слова были русские – но ничего не разберешь; то ли маму все звал, то ли еще кого. Ты же знаешь, мой Юрок, домашнего воспитания. Он всех этих слов не понимает.
– Зна-аем, ваше домашнее воспитание! Недавно яблоневый сад, при управлении, обворовали. Ладно, я с мотоциклом рядом был. Подъезжаю – они врассыпную. Вижу я, один шибче всех бежит, прямо посреди улицы чешет, и главное даже яблоки за пазухой держит и не бросает. Вот, думаю, тебя-то, паршивца, я в отделение и отвезу! Приближаюсь так интеллигентно, гляжу – а это твой Юрок слепой несется, но на обочину не сворачивает. Боится видимо в тополь врезаться – вундеркинд хренов!
– Может, не вундеркинд, но поумнее других будет. – обиделась за сына Варвара, – Что он, не как все мальчишки что ли? Все в сад полезли – и он с ними. Ты, между прочим, в нашем классе, самый хулиганистый был. Не зря тебя «казаком» прозывали. Что, не помнишь что ли, как в этом самом саду в восьмом классе, ты мне яблоки, сидя на яблоне сбрасывал, а я в подол собирала. А потом все вместе от сторожа, деда Семена улепетывали?!
– Ты… Варвара, брось, свои несущественные воспоминания! Я и не помню уже ничего подобного! И вообще, в сторону разговор не уводи. А твой Юрок – тот еще интеллигент… матерных слов он не знает! Как это так? Когда мы с тобой тогда, в восьмом классе, удирали – мы эти слова знали… да? А твой Юрок не знает? Ну-у, мать, насмешила! Ладно, я пошел, вернее, поехал, на своем велосипеде, а вы, лучше сегодня – завтра нос на улицу не показывайте… адью.
– Постой, Ваня, а как же Вера Степановна? Она же нас ждет.
– Ничего, подождет. Волна схлынет, если она будет, тогда и пойдете. Хорошо, что мне это мурло еще в трубочку надышало, а так и не знаю чем бы это все закончилось – все-таки сын главы района. А что, у Веры Степановны много народа занимается?
– Ну, вот на фортепиано трое: мой Юра, есть еще мальчик Коля, они с ним в одном классе учатся, да твой – Димочка… ходить начал, да на скрипке двое, да на гитаре, по-моему, человек восемь. Все… вроде.
– Ну, вот и хорошо, пусть Вера Степановна несколько дней лучше с моим Димкой позанимается! Прощай.
– До свидания, Иван Тимофеевич!
Выворачивая через калитку участковый чуть не столкнулся с каким-то интеллигентного вида очкариком. Тот вежливо и поспешно придержал калитку, пока власть выезжала и на хмуро буркнутое «спасибо» так же вежливо ответил: «пожалуйста». Затем, интеллигент также спокойно закрыл калитку подошел к крыльцу, на котором стояли Варвара с сыном и представился:
– Рукалов, Сергей Викторович – инженер. Очень бы хотел поговорить с вашим сыном.
ГЛАВА 13
Года три назад, ранней весной, когда еще везде лежал снег, дул сильный, с завываниями, холодный ветер; в жарко натопленной лаборатории сидели двое: Сергей и Дмитрий Николаевич. На столе стоял фирменный коньяк номер 13, дымилась в тарелках картошка, горела только одна настольная лампа, создавая уютный полумрак, трещал и бросал на стены блики огня камин. В общем, как всегда, шло вечерне-ночное совещание. Говорил в основном Сергей, умудряясь одновременно с волчьим аппетитом уничтожать картошку. Дмитрий же Николаевич в основном внимательно слушал, и следил, чтобы на столе, по мере надобности, появлялись новые порции картошки и коньяка.
– Конечно, все эти слепые ребята нам очень помогли. По крайней мере, двое из них – это Толя и Нина; ориентировались в пространстве с помощью щелчков, которые они издавали языком. Когда мы с вами, уважаемый Дмитрий Николаевич, обратились к этой задаче – эхолокации у летучих мышей, там… дельфинов, землероек и т.д., мы и не думали, что достаточно большое количество людей, лишенных зрения, по всему миру, используют тот же самый принцип. Во всяком случае, эти двое, с кем я разговаривал, во время движения издают щелчки, также, как и летучие мыши, или вон наша землеройка, только, естественно, в другом диапазоне частот, нами не слышимом. А вот Шустрик эти частоты слышит… слышишь, Шустрик? – Обратился он к раскинувшемуся на полу у камина коту.
Шустрик позы не изменил, но услышав свое имя, навострил одно ухо на Сергея – может тот еще что-нибудь скажет?
– Вот… слышит, что и требовалось доказать! – с удовлетворением произнес Дмитрий Николаевич.
– Да, так вот. Шустрик слышит, как щелкает в своем диапазоне землеройка, другие звери слышат, наша аппаратура слышит, и даже наши слепые кое-что умудряются услышать. Единственные, кто не слышат – это мы с вами, уважаемый коллега. Отсюда вывод – нас с вами сделали недоделками специально, чтобы мы, хотя бы в этот мир ультразвука не лезли со своими демократическими ценностями. А то, я чувствую, мы бы и зверей, в таких же зверей, какими являемся мы сами, превратили. Итак… далее. Звери издают звуки, и у них, в голове вырисовывается трехмерная картина мира. Та же самая картинка, что мы видим глазами. Не берусь судить, в цвете они все это наблюдают, или нет – это науке не известно. Я бы с удовольствием занялся решением этой задачки, но, как говорится, этот вопрос не по зарплате. Поэтому допустим, что животные видят мир в цвете.