Жизнь – жестянка. Книга 2

конца, а само лицо Гульфем было единым во всём этом по- истине фантастическом наряде. На этот раз, на Гульфем и брюки были совсем другие. В старые времена в таких брюках ходили персиянки и турчанки. Владимир на нах обратил внимание в самый последний момент, только когда она уже стояла перед ним. Вся бригада, подперев спинами вагончик, стояла уже на улице и с замиранием сердца, а многие с за- вистью смотрели на это представление. Сделав очередной круг, направила лошадь прямо на стоящего Владимира и почти в полтора шага замерла перед ним. Как и в тот первый самостоятельный приезд с весёлой ноткой в голосе сказала:

– А вот и я!.. – на этот раз выскочить по-воробьиному из седла не получилось, да она и не пыталась этого сделать, мешал сам наряд. Не торопясь слезла на землю, встала пе- ред Владимиром, какую-то минуту молчала, вглядываясь в его лицо, после чего немного нахмурилась, вероятно, опре- делив по осунувшейся внешности лица его состояние, сказа- ла, – не сладко, но и не смертельно, пойдём от глаз подаль- ше, а то ненароком сглазят.

Взяла лошадь под уздцы и направилась прямо в степь, яв- но игнорируя на этот раз, берег реки. На востоке над горизон- том ярко огромным диском горело пурпурное солнце, пред- вещая на завтра солнечный и возможно жаркий день. Бекас так ещё и не пришёл в себя полностью: плёлся следом в той же растеренности, в которой он перед нею и предстал. Она не- сколько раз взглянула на него пытаясь поймать на лету его взгляд, потом женским своим чутьём видимо поняла, что на- чинать разговор требуется непредвзятый, сказала спокойно непринуждённо и довольно тихим голосом, как бы рассуждая:

– В прошлом году я ездила в Москву поступать в институт на юридический факультет и не прошла по конкурсу… пред- ставляешь?.. но я всё равно поступлю, чтобы мне это не стоило.

– Я если бы даже попытался в мечтах представить тебя, такой как ты сейчас выглядишь, этого мне бы не удалось, – сказал Владимир, наконец-то придя в себя, – к чему это всё?.. можно подумать что не я – а ты прибыла за тем чтобы предложить мне свою руку и сердце.

– В этом как раз ты и ошибаешься. Я приехала прощаться и наряд этот он наш традиционный в таких нарядах мои ещё прабабушки перед своими поклонниками представали, кото- рых им наделяли, не спрашивая их согласия. Я потому и начала разговор на тему поступления в институт, что на данный мо- мент этот вопрос является главным в моей дальнейшей жизни.

– Это получается рано или поздно ты станешь тем кто, таких как я, в тюрьму сажает?..

– Кому-то же надо и это делать: как, к примеру, ходить за отарой овец или же строить им кошары, как делаешь это ты со своей бригадой. Но ты насчёт этого сильно не переживай мои взгляды далеки от тех, о которых на каждом углу гово- рят. Прежде всего, я не религиозна; я комсомолка к тому же по убеждению. В ту темноту, что порождена любой религи- ей, не верю и ярая противница любым их догмам. Впрочем, я ещё не согласна с тем доводом и утверждением, что жена и муж должны соответствовать своему статусу равному обоим. Работа, карьера, служба это одно, но всё это не должно ка- саться моего внутреннего содержания, как и жизни в моей семье. Так что даже в том случае если я стану когда-то про- курором шансов от этого у тебя не уменьшится, Володя.

– Это ты сейчас так говоришь, потом всё забудешь, ещё и подсмеиваться над собой за эти слова станешь. Поступишь так, как это все делают.

– Во-первых, Владимир, я не все – это раз, во – вторых ты плохо знаешь ещё меня потому и ошибаешься в своих выво- дах. Если нам посчастливится, ты в этом сможешь не раз убедиться и тогда вспомнишь наш этот разговор.

Обратив внимание, и тщательней разглядев свою воз- любленную, для чего пришлось ему как бы невзначай отойти немного в сторону, кроме всяких серёжек и браслетов, по- видимому, золотых опустив свой взгляд, посмотрел на паль- цы рук усеянные кольцами:

– Гульфем, ты явно из той сказки явилась про Шахразаду, которую всё время читает мой друг Алексей, на тебе столько понавешено добра, что прицепить уже, если захочешь неку- да, а тем более где-то по городу ходить сходу под нож под- ставят. К тому же, как я заметил, ни одного пальчика свобод- ного нет.

– Вот видишь, у тебя изначально мысли на криминал на- строены, а это учти плохо от этого надо хотя бы постепенно тебе избавляться.

Она подняла правую руку, оттопырив безымянный па- лец, остальные сжала в кулачок и сказала:

– Вот этот для тебя, видишь пустой?.. – но не радуйся, я же сказала, что прощаться приехала. Этот пальчик тебе пред- стоит ещё заслужить!.. С тебя бы вышел хороший муж это я чувствую всем своим сердцем, и я бы с большим желанием вышла за тебя замуж, но для этого требуется столько пре- одолеть преград, о которых ты даже не подозреваешь! Толь- ко я их все знаю. Не знаю… – может быть на этом у нас всё и закончится, чего бы мне очень не хотелось, но учти, больше зависит всё от тебя. Я женщина к тому же ещё и совсем юная девушка и мне мало, что позволено в этой жизни, по край- ней мере, пока я не вырвусь из этого адского круга. Вы муж- чины делаете этот мир, каким вы его хотите видеть. Что ты, к примеру, знаешь о нас мусульманских женщинах?.. Я отвечу тебе, как я его вижу этот мир мусульманской женщины. Это амфора из тончайших стенок керамики с длин-н-ы-м, таким узким горлышком как шея у лебедя. Сосуд, который покрыт сверху тончайшим слоем глазури с росписью всяких цветов с

завитушками. Внутри он доверху заполнен драгоценными камнями самоцветами и сверкающими бриллиантами, свер- ху горлышко пробкой плотно забили и сургучом законопати- ли. Затем её оплели лозой, чтобы случайно никто не разбил, а после этого завернули в мешковину и сверху в грубую де- рюгу обмотали, чтобы случайно кто не увидел. Но и этого по- казалось мало. Отодрали в полу доску и в подпол спрятали, чтобы кто-нибудь не украл, доску на место вставили и сверху тяжёлым сундуком придавили. Вот это участь всей жизни женщины мусульманки и я должна смириться с этим?! Я по- тому и на юридический факультет поступаю, куда как я ска- зала уже самый большой конкурс, для того чтобы бороться всеми доступными мерами с этим! Бороться с той рогожей, в которую нас заворачивают.

Она остановилась и стала смотреть на закат солнца, где из-за горизонта выглядывал один его краешек. Стояла и молчала. Владимир подошёл к ней со спины, легонько еле прикасаясь, положил свои руки ей сбоку на плечи как бы об- няв, склонил свою голову ей на спину и упёрся лбом в её шею. Гульфем вздрогнула, выпрямилась в струнку и замерла. Он впервые к ней прикоснулся руками. Её волоса издавали запах ландыша и ещё не совсем понятого благоухающего аромата возможно настоя трав, которые пьянили сознание, и от чего стала кружиться голова. Так они стояли, не шевель- нувшись, боясь вспугнуть своё призрачное счастье не более пяти минут. Наконец, он опустил донизу руки, выпрямил шею, вздохнул тяжко и отступил на шаг, после чего заметил, что Гульфем обмякла, а плечи её, повиснув дали волю рукам, чтобы потеребить украшения на одежде. Она явно испыты- вала не меньшее волнение, чем Владимир, а он, в эту минуту удовлетворившись прикосновением пусть даже к её одежде, предчувствуя быть брошенным на произвол судьбы и те страдания, которые замаячили на горизонте, тихо сказал:

– Я ещё тогда в первый день сказал, что лучше бы ты то- гда не приезжала. Неужели не нашлось никого другого по- слать за этими машинами?.. Как жить дальше?..

Вероятно, у Гульфем от возбуждения пересохло горло, потому кашлянув два раза, она вдруг сказала:

– Простимся, как добрые друзья: я всегда буду помнить о тебе, и ждать, сколько смогу и сколько на это времени бу- дет отпущено самой жизнью. Лаской твоих рук по моим пле- чам я даже через одежду услышала, как ты меня любишь, а это и есть самое главное!..

Гульфем снова погрузилась в молчаливые раздумья всё продолжая смотреть на узкую полосу заката; неожиданно она резко повернулась лицом к Владимиру и с пылом жарко- го искреннего откровения стала говорить на грани крика:

– Владимир, тебе надо срочно отсюда уезжать; здесь в этой степи ты пропадёшь! Давай я помогу тебе в этом, я де- нег дам завтра же Хасан тебе привезёт…

– Нет спасибо, – сказал Бекас, прервав её прощальное напутствие, – ещё раз спасибо, но я как-нибудь сам. Брать деньги у любимой девушки это довольно унизительно и за- ведомо прошу не присылать никакого Хасана, всё равно не возьму!

– Тебе надо поступить учиться, – продолжила она после небольшой заминки, – ты ещё молод, вся жизнь впереди… скажи, зачем они тебе эти люди, которые тебя окружают?.. Здесь гибель и нет будущего, и я думаю, ты сам это понима- ешь! Я через день уезжаю в Алма-Ату. Там много наших род- ственников одних отцовых сестёр только пятеро. Я там по- ступать в институт буду; ко всему прочему я уже давно должна была быть там, ибо мне подготовительные курсы пройти желательно, а вот из-за тебя никак не могу вырвать- ся, словно верблюд по кругу на верёвке хожу. Мне не стоило соваться изначально в Москву, напрасно учебный год поте-

ряла. Так нет же – в столице захотелось учиться!.. престижно, так, по крайней мере, отец сказал не я. Свой адрес Алма-Аты тебе оставлю… – напишешь или нет?..

– Напишу обязательно, если будет о чём, – сказал он и, уходя от темы, спросил то, чего она уже, казалось, не ожида- ла, – Гульфем, можно я на прощанье тебя поцелую?..

– Зачем Володя?.. – почти крикнула она, – не надо этого делать! Не обижайся, прошу тебя, поверь, так будет лучше. Спелый персик, поднеся к губам, непременно захочется над- кусить, но всё это для меня слишком рано. Я должна вначале выучиться иначе из этой глухомани мне никогда не суждено будет выбраться. Когда придёт время, я сама тебя позову, ты только пиши мне не ленись, но отсюда уезжай немедленно. Здесь всё вокруг не так как должно быть в жизни. Помни, я всегда буду думать о тебе, Владимир!

На степь уже опустилась ночь: оглянувшись, на вдали тускло мерцающую лампочку на жилом вагончике и редкие огоньки овцефермы, которая стояла немного в стороне она сказала:

– О-о-о мы далеко с тобой зашли пора и возвращаться. Тот раз не согласился, давай сейчас не Венере тебя подвезу…

– Да ну, ещё свалюсь, не к лицу будет кавалеру перед девушкой на земле растянуться. Я то, за свою жизнь и в сед- ле ни разу не сидел к чему рисковать.

– Но мне тоже пора: отец нервничать будет. Я же ему сказала, что еду к тебе в последний раз – проститься. Он ме- ня любит потому и укротил свой нрав.

– Гульфем, почему в жизни так всё складывается, что ис- кренне любишь, отнимают в последнюю минуту, когда у тебя радость кипит в душе?..

– Глупый ты, потому что ещё молодой. Меня у тебя не отнимают, помни это! И если ты и впрямь меня любишь, зна- чит, добьёшься своего, но не моего тела, а то о чём я раньше

тебе говорила. Прости, но я всё это понимаю по-своему. Мгновения счастья в объятьях друг друга не смогут ни оп- равдать, тем более сделать в будущем жизнь счастливой, ибо для счастья ещё требуется упорный каждодневный труд и в какой-то степени работа над собой. К примеру, что каса- ется непосредственно тебя как личности. С чего начать?.. – спросишь, ну хотя бы для начала избавиться от того тюрем- ного жаргона в своей речи и это будет маленьким шагом в том числе и как это звучит не банально, но и ко мне и моему телу, куда вы мужчины больше всего и стремитесь. Сдела- ешь один шаг, захочется сделать и второй. Желания и слабо- сти, Владимир, надо подавлять в себе – хотя бы некоторые из них, которые сильно выпячивают наружу. У нас их этих всяких недостатков полно у каждого и их слишком, порой много, как сорняков в среде культурных растений – не вы- рвал вовремя и заполонили они собой всё вокруг, а от куль- турных растений одни будылья остались. Вы русские не та- кие как мы – мы немного другие, но в тебе есть тот стержень, я это чувствую, который может сделать из тебя человека, а не что-то такое, которое люди называют: «Оно!».

Она вдруг резко остановилась, протянула руку вперёд, в которой держала повод уздечки: при этом лошадь сделала два шага, и только стремя поравнялось с ней, несмотря на, казалось громоздкий наряд, словно птица в долю секунды вскочила в седло.

– Ну, вот и всё!.. Владимир, мне пора. Может быть, больше и не увидимся, но я буду помнить о тебе. Не знаю, как ты… вы же мужчины всегда хотите по несколько жён иметь… я противница этого! Надо как у лебедей – одна и на всю жизнь!

– Гульфем, ты же адрес обещала дать…

– Он у тебя в куртке в правом кармане… потом прочтёшь; там ещё и коротенькое письмо тебе: вот на него в Казахстан

и ответишь. Только писать не торопись, мне ещё предстоит прижиться там к тому же вступительные экзамены не за го- рами, а к ним готовиться надо.

Бекас стоял, плечом прижавшись к её ноге вдетой в стремя; она погладила ладонью его по голове, как это делает часто мать со своим маленьким сыном, потом нагнулась и, прижавшись к макушке, сделала долгий поцелуй, после чего распрямилась в седле и резко, словно бросила камень ему на сердце сказала:

– Будь счастлив, Владимир, вспоминай хотя бы изредка обо мне!..

Лошадь с места рванула в карьер и спустя минуту она растаяла в ночи; какое-то время ещё виднелось тёмное пят- но на фоне безлунного горизонта, но вскоре и оно растаяло по мере затухания звука конских копыт. Минуты спустя спра- ва в степи послышался свежий звук копыт, это вслед поска- кал за Гульфем её охранник. Гульфем стрелой ушла в глубину ночи, оставив ему на память в подарок печаль и страдания. В эту минуту ему жить не хотелось, и лишь отсутствие средств поквитаться с этой опостылевшей жизнью, возможно, удер- живало его от отчаянного шага. Он долго стоял печальный и потерянный, словно ребёнок брошенный матерью посреди незнакомого места и когда почувствовал на своих губах со- лёность слёз своих, то вдруг понял, что он и впрямь ещё ре- бёнок и плачет как когда-то в детстве. Сжав до боли кулаки, тихо завыл, застонал: стыдясь своих слёз и испытывая жела- ние зареветь в полный голос, упал коленями на землю и стал кулаками бить её. Наконец поник лбом в землю, как это де- лают мусульмане во время молитвы долго так лежал, словно провожая сам след впервые любимой девушки, которая ещё минуты назад присутствовала на этом месте. Спустя время со стоном встал на ноги, и ещё раз взглянув в темноту, будто надеясь ещё раз увидеть её, обернулся и словно побитая хо-

зяином собака побрёл в сторону мерцающей вдали электри- ческой лампочки.

Войдя в вагончик, Бекас окинул взглядом лежащих на кроватях сотоварищей, которые молчаливым взором устави- лись на него, посмотрел на верхний ярус, где Лява как всегда лежал с книжкой в руках, хриплым голосом обращаясь к не- му сказал:

– Лёвчик, не в тяжесть спрыгни с кровати, накинь куртку и выйди – базар имеется. Я на улице тебя подожду.

Вскоре за спиной Бекаса уже стоял Лёвчик, не задавая вопросов – ждал; он знал, что торопить Бекаса не стоит, его друг сам всё скажет.

– Пошли дальше в степь от ушей любопытных, – сказал Бекас, – будут много знать, быстро состарятся, а там есть та- кие, которые даже по губам умеют слова читать, – когда отошли подальше продолжил, – давай Лява рассказывай свой план до конца видно время припёрло!..

– Вот так бы давно!.. а то заткнись, закрой пасть. Значит так… с чего же начать, чтобы ты сразу въехал?..

– Давай коротко, ясно и конкретно по ходу дела всё рав- но нестыковки будут, а значит и планы на ходу придётся ме- нять. Рассказывай.

– Самый безопасный путь для нас это прорваться к Волге, а там мы уже и дома…

Алексей в подробностях рассказал свой план и когда он умолк Бекас воодушевлённый простотой и доступностью его плана сказал:

– Ты, Лёвчик, всё-таки голова недаром ты свою библию читаешь хоть что-то оттуда подчерпнул. Значит, говоришь до Волги в компании с баранами, а потом на барже до Чебок- сар. Нормально. Мне нравится. И этих лохов заодно Дыню и Джафара, которые нас в быдло записали мы сделаем как шведа под Полтавой. Мы же не дурнее чем Федот, вначале

казалось полоумный и то смог слинять. Прыщь и тот ноги сделал, в своём ставрополье сейчас самогон лакает. Как только кто из них прибудет на объект, так и приступаем к де- лу. Всё, Лява, пошли в свой сарай, я морально так устал, что, наверное, спать сегодня буду до потери пульса, если к утру ноги не протяну. Вся эта собачья жизнь на нервах – скоро в дурдом попадёшь! Была, не была, а если помирать так с му- зыкой я им покажу ещё, чего Бекас стоит!..

ГЛАВА 3

Строительные бригады, сформированные из людей без определённого места жительства, в которых трудился самый низ советского общества, на правах рабов существовали не только в глухих степях Ростовской области и Калмыкии, но и на всём протяжении Краснодарского края, да собственно и всего юга России. По колхозам, совхозам: в армянских хит- рожопых бригадах, под крышей криминальных авторитетов и многих, многих, всяких подпольных структур, которые гла- зу простого советского гражданина видны не были, а если он порой что-то и замечал, и приходилось видеть, то отворачи- вал похабную свою морду в сторону, говоря при этом: «А чё вы хотели, то ведь Бичи, они то и на людей не тянут! Так – отбросы общества. Мусор всегда присутствует даже в самом опрятном доме…». Из этих бригад подневольных бежали всегда, правда, не всегда удачно, ибо сбежав, мог попасть в другую такую же компанию, а там условия ещё похлеще. К примеру, могли отправить в горы на Кавказ, и будешь там где-нибудь в долинке выращивать опийный мак или коноп- лю под дулом автомата АКМ. В то время наркота в широком её смысле делала свои пробные шаги и считалась привиле- гией высшего сословия общества; мы уже в первой книге го-

ворили, что те о которых сейчас идёт речь себя к английским лордам приписывали негласно. Здраво рассудить – больше бы им подошло звание английского дога, а не лорда, но ве- роятно они вряд ли это осознавали. В жизни наших бродяг по своей прихоти несчастных людей, если это можно назвать жизнью, зачастую присутствовали смешные случаи, а совсем рядом следовал печальный, а то и трагический. Вся эта жизнь полулегальная была скрыта от посторонних глаз об- щества: по всяким сараям, вагончикам или заброшенным аварийным домам и всё это воспринималось многими как что-то обыденное. Эта категория людей нигде не числилась и как бы вообще не существовала на этом белом Свете разве что где-то в милицейских архивах, куда нос совали довольно редко и в особых случаях. Смешных эпизодов в их жизни хватало, в чём мы в дальнейшем нашем рассказе постараем- ся вас убедить, но много было и трагического. Работали они в большей части за еду и спиртное питьё. В холодное время года многие от истощения или в угаре алкоголя замерзали в подвалах, на лавочках парков и скверов, а то и просто сва- лившись в канаву. Зачастую те же «Смотрящие» безнаказан- но могли его до смерти забить за неоднократный побег в на- зидание другим или убить в пьяной разборке свои же. Воро- та исправительной колонии перед ними всегда стояли на- распашку, а в спецприёмниках умирали, прямо на нарах, не дождавшись утра. На окраину кладбища в районном каком- нибудь центре приезжал экскаватор: копнул ковшом пару раз, кинули в ямку тело представившегося раба Божьего за- вёрнутое в салафан, ножом экскаватора загребли, воткнули из фанеры квадратную табличку под непонятным номером и спокойно удалились. Никто их никогда не искал, а если где- то в глубинке в заброшенной и позабытой деревне и ждала его престарелая мать, выплакав все слёзы, то никому ров- ным счётом до этого дела не было.

В начале июня в степи прошли ливневые дожди: дороги, хотя и подсохли, но в балках и в колее вода ещё стояла. Уа- зик за рулём, которого сейчас сидел Джафар, переваливаясь с бока на бок в глубокой борозде дорожной колеи, шёл на пониженной передаче, кидая грязь по сторонам, держал путь в направлении овцефермы, где трудились наши герои романа. Джафар злился, матерясь на бездорожье, на то, что срочно отправил Абдула проверить бригады и главное, что нет друга Дыни, который как он накануне узнал, лежит сей- час в ростовской городской центральной больнице. Сейчас он со злостью вспоминал, как Абдула рассказывал про Ды- ню, которого понесло куда-то в подвальный бар, где ему и всадили нож в живот. Вспомнился наказ о том, что из бригад бегут и скоро работать некому будет, и главное, чтобы кровь из носа цементу достал, что в данное время практически бы- ло невыполнимо. Страна вела грандиозную всеобщую строй- ку гигантов: Тольяти, КАМАЗ и много, много, других объек- тов, которых пришлось бы перечислять долго. Спрашивается, какие тут могут быть сараи для овец?..

Подогнав машину к самым ступенькам в жилой вагон- чик Джафар кряхтя, вылез из кабины, несколько раз нагнул- ся в пояснице, разминая затёкшую спину, после сделал при- седания. Подошёл к переднему полуспущенному колесу постучал шину ногой, минуту постоял в раздумьях и напра- вился в вагончик. Бригада не работала из-за отсутствия це- мента. Вошёл, поприветствовал, спросил как дела, после чего уселся на лавку за стол и погрузился в молчание. Бекас быстро сообразил, пока Джафар не сдёрнул надо начинать быка брать за рога, встал с кровати, обулся и, направляясь к двери, сказал:

– Джафар, базар есть неотложный, выйдем на свежий воздух, а то здесь душновато.

Уже на улице подойдя к Бекасу, тот спросил:

– Ну и чё за базар нахлынул?.. расписывай по статьям у меня и так от вас голова раскалывается, а у тебя ещё непоня- тые секреты какие-то образовались.

– Значит так, Джафар, – сказал Бекас, стоя перед своим начальником, – не буду кота за хвост тащить, а скажу прямо и довольно коротко, чтобы сразу въехал…

– Давай без вступлений этих нудных, сказал же, что го- лова у меня болит!

– Ну, так слушай, зачем перебиваешь. Я, Джафар, по- следнее время нахожусь в таком состоянии, что мне лично на всё как говорят положить с большим прибором…

– Говори толком чё ты всё какими-то загадками вокруг да около.

– Толком так толком. Не выплатишь денег за два года, хотя бы нам с Лявой, то в следующий раз приедешь сюда, и пустой вагон целовать будешь. Ко мне тут абреки подвали- вали, сманивают в горы на работу, обещают расплату ежене- дельно. Бригаде я ещё об этом не говорил, но знаю, что все будут согласны, мы тут подумали с Лёвчиком и всё-таки ре- шили вначале поговорить с тобой. К тому же нам с Лявой домой денег надо выслать, да и одёжу на себя купить не по- мешало бы, а то кроме робы и надеть нечего.

– И сколько ты собираешься домой высылать?.. слушай, чё – то не въеду, чё вы тут мутить начинаете?..

– Слышь, Джафар, ты меня сейчас на понт не бери, давай или по-хорошему договариваться или мы сегодня же отсюда слиняем, не забывай нас десять – ты щас один!.. теперь въе- хал?..

– И где же я тебе бабки возьму… я чё сберкасса?.. Это надо в Элисту до-Абдулы ехать, а он даже не знаю… – тут Дыня, грёбаный, на больничную койку отправился, а тут ещё и вы со своим ультиматумом. Так сколько вам надо скажи?.. мне-то надо что-то шефу говорить.

– По два косаря на рыло мне и Ляве и, это можно ска- зать, что мы даром два года пахали, дальше палец об палец не ударю, а скорее всего к абрекам лыжи направим.

– Деньги не маленькие – этот вопрос не по мне.

– Даю тебе день фору. К вечеру завтра не привезёшь, считай, разошлись как в море корабли. И не вздумай муд- рить. Привезёшь сюда амбалов своих, стоять будем на- смерть, и без кровушки не обойдётся, а я постараюсь хорошо всех подготовить. К тому же у абреков ещё помощь попрошу они тут недалече.

– Задолбали!.. тут голова раскалывается, а мне ещё пять десятков километров по грязи назад ехать. Добро!.. ты ска- зал, я услышал, а там как начальство решит.

На следующий день задолго ещё до обеда приехал Джафар. Остановив машину на прежнем месте, сидел, в ка- бине не вылезая. Бекас сразу понял, что тот его ждёт. Вышел, запрыгнул в салон и, захлопнув за собой дверь, уселся сзади Джафара на переднее сидение, тут же спросил:

– Привёз?..

– Привёз, правда, не столько, сколько ты просил, а толь- ко по штуке вам с Лявой. Денег нет – сказал Абдула – немно- го попозже рассчитается. Дело в том, что за шерсть, что по осени сдали, совхозам ещё не перечислили, вот щас выбра- ковка пройдёт, отправят барашек на мясокомбинаты, деньги ему выплатят ну, а он соответственно вам.

– Ладно, потерпим. В город нас с Лявой свозишь?.. хотя бы туда, а назад, может, попутным транспортом доберёмся. В магазин заедем за прикидом и на почту деньги домой от- править. Так как?..

Про себя подумал: «Надо брать то, что дают иначе можно вообще ничего не получить к тому же все планы сорвутся…».

– Зови своего Ляву, – сказал смотрящий, – сегодня у ме- ня голова не болит, да и дорогу уже накатали, свожу вас туда

и обратно, с деньгами вас самих отпускать это мне лишняя головная боль и чирей на заднее место.

Друзья уже через минуту вскочили в салон и умостились вблизи водителя.

– Ну, чё… рванули, образцовые деточки?.. – спросили Джафар, – как то всё равно не по понятиям у вас получается. Вы сейчас прибарахляться поехали, а остальные мымрики, выходит лапу сосут. Конечно ваше дело… то да сё, пятое де- сятое, а людей-то надёжных и нет одна пьянь да рвань! Тут как снег на голову вечные неприятности посыпались: Дыня вот сгинул с горизонта, падла!.. Давно говорил ему, что ко- гда-нибудь нарвёшься – не верил.

Выскочив за окраину посёлка Тоста, Уазик прибавил ско- рость и шустро понёсся по накатанной дороге, к которой ещё прилипали шины колёс, издавая шипящий звук. Бекас с каж- дой минутой ожидал, что Джафар так или иначе станет рас- спрашивать его за Гульфем, а то ещё и насмехаться начнёт. Тот время от времени поворачивал голову в их сторону, та- рахтел, спрыгивая с одной темы на другую, говорил о всякой чепухе, но о Гульфем даже не заикнулся. «Значит, не знает, – подумал Бекас, – если бы хоть краем уха что слышал, во рту бы, не задержалось. Как же у них здесь всё довольно чело- вечно построено… у нас в деревне – в округе ста вёрст каж- дая собака бы знала больше, чем мы сами…». До города Элиста, ехать предстояло не так уж и много всего немногим больше – сорока километров. Как только вскочили в приго- род, вскоре с левой стороны улицы по тротуару увидели тро- их по их направлению идущих молоденьких девушек. Джа- фар плямкнул, прищёлкнув языком, сказал: «Уф! Чувихи бор- зые – как вышагивают!.. кобылки ничего…». Поравнявшись с ними, открыл окно, быстро вращая ручку на двери, притор- мозил машину и, высунувшись из кабины, крикнул так, что те от неожиданности отпрянули к стене дома:

– Мадам… прошу любить и жаловать всем сердцем хочу вас подвести: ножки у вас молодые надо беречь к старости. Вас трое нас как раз получается, тоже стоко… запрыгивайте!

– Спасибо, доброжелатель, в транспорте не нуждаемся… – ответили девушки через плечо и продолжали свой путь. Джафар включил первую передачу ехал вровень с ними и кричал в окно:

– Боже мой! Какие страсти и недотроги мы!.. вот когда постареете и нараскоряку ходить станете, не раз ещё доб- рым словом меня вспомните, что я вам добра желал. Ну ладно не обижайтесь на нас идиотов; это мы так в уме чуть, чуть помешались; скажите лучше, где у вас тут магазин, в ко- тором бы тряпья было завались?.. а то мы люди не местные можем в вашей столице блукануть.

– Вам магазин «Одежда», наверное, надо?.. – спросила одна из них.

– Вот, вот оно самое, куда человек голяком заходит, а на улицу уже в прикиде.

– Езжайте прямо пока не упрётесь в большую улицу, где транспорту много ходит, на ней свернёте направо, а там смотрите на вывески: таких магазинов у нас много.

– Вот это по деловому, а то боюсь да не хочу, мама зару- гает… – покедова, девчушечки вы мои родные!.. – поднеся сжатые пальцы ко рту, чмокнул на всю улицу и рванул свой

«Луноход» – так он его называл в последнее время.

Остановившись у магазина, заехав прямо на тротуар, Джафар вытащил две пачки денег из бокового кармана курт- ки-ветровки, протянул через сидение Бекасу, сказал: «Ровно две тысячи рубчиков в банковской упаковке, прошу, любить и жаловать делите уже сами вы кенты между собой». Входя в магазин «Одежда» уже на самом пороге оба разом огляну- лись на Уазик, желая убедиться в том, что Джафар не следует за ними по пятам. Взявшись за ручку двери, с трудом натяну-

ли на себя её полотно: на двери стояла мощная пружина, яв- но позаимствованная у зерноуборочного комбайна, а на двери красовалась крупными буквами надпись на трафарете

«Просим закрывать за собою дверь!».

– Вовчик, – обратился Лява к другу, следуя сзади его, – брать надо всё, что самое дешёвое нам бабки на дорогу нужны и зеньки свои не вставляй в костюмы для начальни- ков. Когда заживёшь – кум королю сват министрам – вот то- гда и нацепишь то, что душа желает. Давай начнём с гамно- давов, потому что в чёботах ходить не-кайф уже давным давно лето настало. Пошли вон в тот угол, где бабские шпильки торчат – там где-то и наша обувачка лежит.

Прошли в обувной мужской отдел. Бекас, подойдя к пол- ке, сдёрнул лакированные сияющие бездной пропасти туфли и стал крутить в руках. Лёвчик скривив рот и ухмыляясь, по- смотрел на него, сказал:

– Куда ты их вытащил… ты или полоумный? Поставь на место или ты на свидание собрался к Гульфем?.. Нам нужны ботинки на все случаи жизни, я же сразу сказал, что гамно- давы покупать будем, а тебе лак подавай! Вон видишь, обу- вачка для зимы стоит, туда и пошли.

– Лява, так лето же настало!.. жарко в них будет ходить.

– А ты что в пуховой постели спать собрался?.. ночами холодно бывает, а спать, считай, что под забором зачастую придётся.

Наконец после долгих препирательств и споров выбрали две пары ботинок из керзухи, но с добротной подошвой хоть по горам скачи: на железных заклёпках вокруг, как и на самой подошве. Бекас по этому поводу сказал: «Ну и чё?.. те же кир- зовые сапоги только без голенищ и шнурки в придачу – разни- цы не вижу…». Лёвчик поглядел на него с улыбкой, сказал:

«Буду последней, падлой, если ты меня ещё не раз благода- рить станешь!..». После этого они направились к вешалкам, где

висели пиджаки, а за ними брюки. Владимир снял с вешалки пиджак в большую светлую клетку, какие в то время в моде были, и стал примерять, но Лёвчик снова взялся за критику:

– Бекас, ты, что в Америку собрался?.. это токо там у них негры в таком прикиде ходят да ещё у нас клоуны в цирке выступают – кинь его нахрен на место! Впрочем, можешь ку- пить и носить, чтобы тебя за версту было можно разглядеть. Может ты и впрямь, сомневаешься в справедливости моих доводов, тогда скажи, как надо поступить в том, или ином случае. Берём вот эти лапсердаки, кажется, сварганены они из хорошего сукна и, по-моему, если не ошибаюсь то это драп. Поползли дальше, уважаемый покоритель женских сердец, нам ещё много мелочёвки собрать требуется.