Жизнь – жестянка. Книга 2

«Ну, если так, то куда ни шло; мне, пожалуй, это подошло бы; только вот подумал, а если старуха лет под девяносто под лапы подвернётся тогда что с ней делать?..». В ответ ему отвечали: «Не переживай, Оглобля, тебе её не варить и не- доваренную, как старая баранина не грысть…». Оглобля чис- лился там где-то в ментовских архивных мемуарах как вор рецидивист – а ну, пять ходок на зону и все за кражу колхоз- ной живности. Давали по мало: впервые ходки до двух лет и только пятую в пять лет оценили, но тут амнистия для тех, кто по мелочи подоспела, и получились те же два. Воровал он из колхозного коровника телят, а из свинофермы поросят. Как Вася объяснял не один раз своим сотоварищам, что поросята и телята ему вовсе ни к чему были – это у него хобби такое, когда он изрядно выпьет. Когда Вася был трезвым – в жизнь не взял бы! Был он старый холостяк жил со старухой с мате- рью в халупе и вероятно за всю его биографию у него один только любовный роман и случился. Было это давно и уже быльём поросло: пустили они как-то цыганскую семью квар- тировать. Цыганка ещё не старая оказалась к тому же, как говорят, ещё и слабая на передок была, а мужу уже поряд- ком лет в то время было. Если бы не злосчастный телёнок, который всю масть и рамсы попутал, то идиллия влюблённо- сти могла бы продолжаться ещё долго и неизвестно чем бы

закончилась, может даже рождением новых детей. В оче- редной раз хряпнул водочки – трёхлитровую банку самогона и чуть стемнело, через поле пошёл на ферму. К вашему све- дению он не подползал по-пластунски и никого не выслежи- вал – это для него было бы явным унижением. Шёл нагло напрямик, никого не стесняясь, заходил в телятник затем в базок: взяв телёнка за заднюю и переднюю ноги, взваливал легко себе на шею и направлялся на выход. Следом за ним бежала телятница и кричала: «Куда ты его, изверг, понёс?.. положи, гад, на место теля!.. Тебя, падла, давно из каталаж- ки выпустили… – хочешь опять туда?.. Вернись, говорю и по- ложи теля на место или ты русских слов не понимаешь?..». Но Вася шёл себе, своей дорогой и только изредка не пово- рачивая головы, отвечал телятнице: «Пошла ты… – пока я те- бе его в морду не кинул!..». Телятница бежала к телефону и звонила в милицию. Пока Вася пересекал поле и доходил до своей хаты, во дворе примостившись, где попало, сидели милиционеры и поджидали своего подопечного. Вася спо- койно заходил во двор, не обращая на то, что под двором стоит милицейский воронок: аккуратно, чтобы телёнку вред не нанести клал его на землю, погладив по шерстке, говорил молчащим милиционерам: «Ну, чё уже приехали?.. чё-то бы- стро вы… опередили вы меня. В сарай занёс бы хрен доказа- ли бы, что не мой телёнок!.. ладно поехали…». С поросятами всегда было немного сложнее, ибо те визжать на всю улицу умели, потому два раза отсидев за них, сказал, что век боль- ше не свяжется с ними. Здесь в бригаде он был старожил, как и Бекас с Лявой только с разницей, что Оглобля раньше на месяц сюда прибыл. У Васи был закадычный друг Толян Си- доров, а может и Ведёркин тоже мраком фамилия покрыта; кликуха у него была – Прыщь. Ростом Толян был чуть выше пояса Оглобле, потому вскоре их и подходящим попутным именем наделили «Тарапунька и Штепсель». На этот отзыв

оба не в обиде были и только посмеивались, вероятно, нра- вилось, что в актёры записали. Вася частенько гладил по го- ловке своего друга как телёнка по шерстке всегда стоял за него горой и даже в работе частенько помогал. Перемеща- лись туда-сюда чаще в паре, и если кто видел что идёт один, мгновенно закрадывалась мысль, куда это второй делся. То- лян был родом из Ставраполья, куда за целых три года, если считать год колонии никак не мог добраться. Как и Оглобля был в душе романтик больших дорог и закоренелым холо- стяком, но, как и у его друга, случай в жизни всё же был: да- же можно сказать женился в отличие от Васи. Правда же- нитьба не до конца получилась. Ещё в те времена, когда То- лян был намного моложе, отправился он по колхозной пу- тёвке имени «Ильича» в составе бригады в Кировскую об- ласть лес заготавливать. Денег оттуда не привёз, как и само- го леса в виде брёвен и досок, зато чувашку с собой приво- лок в качестве жены. Вообще-то жена была непонятно кто по национальности: возможно, марийка или мордовка, а то и якутка, но мать Толяна, с которой он до этого жил в одиноче- стве долго разбираться в родословной не стала, а сказала, как топором отсекла: «Ещё в моём доме чукчей токо и не хватало, а то все проститутки уже побывали, осталось негри- тянку притянуть…». Утром Толя ушёл на работу – пока что ис- кать. На колхоз, кровно обидевшись за что-то, может из-за того что мало заплатили, решил туда не возвращаться. В то время пока он искал по станице работу, мать всучила в руки новоявленной жене узел с её барахлом, выставила за калит- ку, а на дорогу напутствие сказала: «Иди, дорогая, вначале прямо потом свернёшь налево и выйдешь на дорогу, а там Бог даст, кто и подберёт. Счастливого тебе пути и гладкой дороги в вашу Чувашию…». Сын вернулся домой и спросил, где и куда жена подевалась, на что мать ответила, что видно ей одного кобеля мало и пошла второго подыскивать. Толян

отправился в розыски жены по станице, где умные люди всё знают. Там ему станичные бабы и рассказали, что невестка, нажаловавшись на свекровь, отбыла на попутной машине в Ставрополь. Придя домой, сын обозвал мать – вонючей шваброй, а к вечеру напился и, побуянив немного вдруг вспомнил, что надо следом ехать и искать свою жену чуваш- ку. Утром, уходя со двора, в след ему будто бревном в спину мать крикнула на всю улицу: «Полоумный, шалопай!.. не вздумай искать ту припадочную, что притянул за собой, ина- че я вас обоих топором зарубаю!..». Толян придерживаясь общих правил, что если дело этого стоит – обижаться не сто- ит, молча, покинул свой двор. Дошёл до угла перекрёстка порылся в карманах, а там хоть шаром покати: денег-то нету, и ехать за суженой не за что. Сел на ближайшую лавку под чужим двором и стал думать, где денег взять?.. Долго не ду- мал, решение быстро нашёл: в хороших друзьях давно ходил у него Пашка Гоблин – такое погоняло было у того, вот он и выклянчивал продать ему моторную лодку. Сейчас стояла задача, которую срочно надо было решить – это как не про- дешевить. К обеду лодку Толян продал, правда в полцены – больше Гоблин не дал, сказал, что больше в другой раз бу- дет, пересчитав три раза подряд деньги, отбыл восвояси по следам своей любимой. Выскочив на дорогу, к вечеру отбыл в нужном направлении. Каждый советский гражданин, кото- рый учился в четвёртом классе, изучая арифметику, усвоил, что два тела, двигающиеся по одной прямой с одинаковой скоростью с разницей в час из точки отправления никак на- стичь друг друга не в состоянии. У Толяна преследующего свою чувашку промежуток во времени из точки отправления выдался ровно в целый день. Ехал он, ехал на поезде, но на одной из железнодорожных станций в поздний вечер, когда порядочные люди укладывались уже на полки спать, его чёрт дёрнул крепко вмазанного выйти на тёмный привок-

зальный пятачок, скорее всего чего-нибудь из пойла поис- кать. С этой минуты он крупным почерком вписал себя соб- ственноручно в число людей с нелёгкой судьбой. Ранним ут- ром, когда вблизи небольшой железнодорожной станции продолжали ещё распевать петушиные звонкие голоса, Толя проснулся лёжа на лавочке в зачуханном здании станции. Побуждение было тяжким: лучше бы совсем не просыпаться. Один глаз почему-то открываться наотрез отказался, второй узкой шёлочкой сфотографировал стоящего над ним мили- ционера. Блюститель порядка его не торопил, и терпеливо ожидал. Толян так до конца и не понял, чего ему от него на- до было. Ко всему прочему правая рука в плече отдавала острой болью, а спросить мента чё глаза вылупил, не позво- лял рот, ибо губы склеились до кучи сгустками крови и ни в какую разъединяться не желали. Как выяснилось, через пять с половиной минут в карманах у Толяна не было не только тех денег, что за мотолодку выручил, но и каких бы, то ни было документов: уже после, не научившись ещё по фене ботать, и всякими блатными жаргонами говорить он тогда скажет: «Хотя бы, крохоборы, одну бумажку оставили, там была накладная из колхоза на получение подсолнечного масла…». В тот же день со всеми почестями отправили Толя- на на «луноходе» в какой-то ближайший районный центр в спецприёмник, где целый месяц впервые с бомжами внача- ле познакомился, а потом прозябал на этом курорте в их компании. Но когда выпустили, сказал: «Лучше бы не выпус- кали!..». Добравшись снова на вокзал, долго размышлял, в какую сторону отправиться: на юг домой или продолжать путь в Чувашию. Денег не было ни в одну из сторон. Усев- шись на товарняк на тормозную площадку вагона, сказал: «В какую сторону повезёт туда и поеду…». Получается тем са- мым, он бросил судьбе жребий – повезли на север, куда глу- боко в душе и стремился. В глубинах российских лесов на за-

холустных стациях и мелких городишек, где за каждым кус- том и поворотом таилась опасность, отчего жизнь у Толяна и пошла колесом: базар, вокзал, милиция и не успел чувашку свою найти, как оказался на нарах колонии общего режима. Дали немного: всего год и то за компанию, потому что и сам Толян толком не помнил; участвовал он в налёте на дачный домик в садах или нет, но точно помнил, что всякие съедоб- ные деликатесы в стеклянных банках: огурчики, помидорчи- ки, кабачки и баклажаны употреблял с аппетитом. Ну, а раз поедал, получи для порядка годик колонии. За забором из-за своего малого роста всучили кликуху – Прыщь, но с авторите- тами не поспоришь, хоть и не нравится очень. Спустя время, по мнению и выражению в словах Толяна, когда-то любимая чувашка превратилась в маруху и во всём виноватая стала: из-за неё и судьба набекрень пошла. Когда вышел за ворота колонии, то искать её дальше желание куда-то пропало. В родные края в ставрополье, как мы уже говорили, возвра- щался напрямки через сальские и калмыкские степи, а по пути абреки в плен взяли, пришлось на время задержаться!..

Следующий не менее интересный персонаж Ваня Лунёв, а возможно и Солнечный под кличкой Микстура, но в «комму- не» на это посмотрели по-своему, прикрепив для порядка вто- рое прозвище – Закваска. В корне не соглашаясь со вторым погонялом, Ваня говорил: «Шесть лет топал на зоне под име- нем Микстуры, привык давно… к чему мне голову всякой со- ломой забивать?..». Кличкой присвоенной ещё когда-то в ко- лонии Ваня гордился, ибо наделили его по заслугам за то, что восьмерых зеков включая и себя, он чуть было на тот свет не отправил. Как-то заготавливали в лесу дровишки для кухни и бани зоновской. Ваня насобирал в лесу грибочков, как он счи- тал вполне съедобных, а по прибытию в зону наварили вкус- нейшего супчика и с удовольствием отведали, после чего про- мывали, клизмы ставили и боролись в лазарете за жизнь всех

восьмерых не на шутку. Отлежав в лазарете пару недель при- были как все сказали: «В гроб красивше кладут – вы, наверное, в Бухенвальде побывали… – за грибами снова отправитесь?..». Ваня в оправдание сказал: «Буду последней падлой я сам по- трясён до основания, но эти опята и березовики меня подвели, перекрасились, суки!..». В тот судьбоносный день Ваня и при- обрёл себе кличку – Микстура. Впрочем, как сказали контро- лёры-надзиратели, что это для них не в диковинку и не впер- вые, такие супы и раньше варили и ели. Подробно рассказы- вать об остальных личностях не станем по их незначительно- сти в дальнейших событиях. Поживали и трудились в поте ли- ца своего: Каштан из Бродвея, с какого только не совсем ясно, Шурик – Перс из Еревана, Миша Хромой и прочие подобные остальным чуваки. Предвзято к ним относиться не стоит. Кто- бы кошары, коровники и свинарники строил? Не стало бы ба- ранов, коров и свиней, а чем бы тогда питаться, тем которые в галстуках ходят? Так что не такие они и никчёмные люди; кто- то же должен был эту работу выполнять; жизнь не может со- стоять только из брызг шампанского и рюмок армянского и французского коньяка, когда тебе кричат те, кто пьёт перечис- ленное: «Будешь землю целовать, быдло, у ног моих!..».

ГЛАВА 2

В эту ночь на улице подморозило, буржуйка ещё с вече- ра потухшей молчала, из-под одеяла вылезать никому не хо- телось. Проснувшись, лежали в кроватях, натянув одеяло до самого подбородка, и утренний моцион состоял из словес- ной зарядки.

– Оглобля, – спросил Лёша Ветров по кличке Кочан, – те- бе цыганка в эту ночь снилась?.. В прошлый раз говорил, что всю ночь плелась, ты, что тогда так её и не натянул?..

Вася, вероятно обидевшись, подложив под голову руки и глядя в потолок с сарказмом ответил:

– Не удалось, как ни странно упустил случай, хотел тебя позвать на помощь, а тебя не добудишься. Я смотрю, ты оза- бочен чувствами в заднем и в переднем месте: свербит там?.. пойди об дверной косяк почухай. А что насчёт цыганки так она меня проведала и удалилась гадать по лапе, таким как ты идиотам.

В эту минуту Шурик-Перс из Еревана проснулся только что или наконец-то дошло до него, что в вагончике сильно, холодно: зевнул на всю пасть как лев африканский, потянул- ся, выставив в дырявых носках лапы из-под одеяла, и крик- нул так, что все повернули в его сторону лица:

– Доброе утро, фраера! А чё не в масть кому-то затопить буржуйку?.. в такой атмосфере жительствовать не кайфово!.. э-э-эх хряпнуть бы, не помешало водочки стакан и опять на- боковую!..

– Представь, – сказал Оглобля, – прямо-таки в тему. Вот ты, паскуда, гавкнул тебе и топить, а то я смотрю, ты, Перс, мурый, недаром из Армении прибыл, у них научился?.. ну, прямо как змея, которая в цирке выступает.

Бекас вылез из-под одеяла и стал одеваться, наматывая на ногу портянку, окинул взглядом всех, после чего сказал:

– Хорош бакланить скотобаза, подъём всем и топите пе- чурку!.. Эй, Бродвей Михалыч, каштан конский – поварёшка ты дырявая чего там от вчерашней баланды твоей осталось, заглядывал в свой жбан?..

– Так это… там одна гуща в бараньем сале захрясла, как раствор в корыте: пробовал долбить, не поддаётся…

– По голове своей, дурак, подолбил бы лучше!.. разжи- гай примус и керогаз ставь два чайника с водой, потом ки- пятком зальёшь, всё тщательно перекипятишь, гляди что-то и получится… – утром пожрать что-то же надо! Глухой что ли… чего лежишь, растянулся?..

Михай неохотно поднялся с кровати и стал одеваться. Спустя время он во всём обличьи стоит перед открытой пяти ведерной кастрюлей и колдует над содержимым в ней. Бе- кас, подойдя сзади заглянув через плечо, стал снова поучать повара:

– Чё, ты там ковыряешь?.. в заднем месте у себя поковы- ряй. Тебе же было сказано, что надо делать или ты тупой как валенок?.. – вглядевшись на дно глубокой кастрюли, стал ещё больше возмущаться, – Что за хрень?.. вот этими мосла- ми ты нас кормить собрался?.. мы ещё не научились желез- ные трубы зубами перекусывать.

Повар бросил со злостью крышку на кастрюлю обернул- ся к Бекасу и, вытирая руки об фартук, который висел у него на плече, заикаясь, выдавил:

– Э-э-эх, вы!.. вам стараешься из кожи лезешь, а вам всё не так, я сам два дня нормально не жрал, пытаясь угодить вам!..

– Оно и видно по тебе, что ты голодный ходишь, – сказал Бекас, – дупло вон в штаны уже не влезает!.. ты пальцы-то не растопыривай, а давай готовь что-нибудь на завтрак.

Не прошло и больше получаса как вся дружная – а иногда и не очень – компания сидела за длинным столом и поглоща- ла яичницу, плавающую у каждого в тарелке в растопленном бараньем жиру. Вася Оглобля проглотив как устрицу всю яич- ницу одним махом почти целиком, принялся макать хлеб в топлёный жир и вскоре в округе себя съел весь хлеб, а тарелку вылизал лучше собаки, после чего с недовольством сказал:

– В детском приюте для бездомных и то лучше кормят!.. проглотил, даже зубы не успели попробовать. Эй ты, клоун, – посмотрел в сторону Миши повара, – если и в обед так на- кормишь, я тебе глаз твой на одно место натяну или в-твоей же сюрьпе утоплю! От такой еды я вам честно скажу, даже во рту завоняется.

– Я вас умоляю, Василий Оглоблевич, если вам так не со- всем нравится, то в чём собственно вопрос?.. беритесь и са- ми готовьте, я лично на эту должность сам не набивался. Вы спросили тогда, кто хоть раз что-то готовил, я честно сказал, что третья жена совсем в этом деле не рубила – не сидеть же мне было голодным всё время.

Оглобля поплямкивая языком во рту, словно пытаясь выковырять из зубов мясо, окинул голодным взглядом стол по периметру, снова повернулся к повару Михею, который стоял в стороне, ожидая окончания завтрака, при этом тере- бил полу фартука, спросил в его сторону:

– Слушай, поварёшка, ты себе яйка жарил?

– Вон на сковородке ещё лежат я после вас… – потом поем.

– Вот это достойный ответ!.. давай её сюда. Себе ты еще нажаришь, а то и до копчика ни грамма не добежит по пути всё растеряется.

В эту минуту за окнами вагончика послышался шум двига- теля автомобиля. Все двенадцать человек, будто по команде вскочили с лавок и, вытянув шеи, уставились в окна. Хлопнули двери Уазика, и тут же в вагончик вломился Дыня. Все присут- ствующие не успели ни сообразить, ни сесть на место: так в стоячем виде они и встретили своего смотрящего. Дыня взглянул с усмешкой на всех сразу, после чего сказал:

– Вот так и надо встречать старших по званию, а, не лёжа растянувшись на кровати. Но есть сомнение, что это вы не- спроста и тема больная есть. Знает киска, чьё мясо сожрала!..

– О чём ты, Дыня, какое мясо?.. – спросил Бекас.

– Объясню немного позже, доедайте свой чай.

Вприхлёбку, наклонившись над столом, все пили чай, а Оглобля заканчивал вторую порцию яичницы. Дыня в это время, заложив руки в карманы, стал прохаживаться за их спинами взад вперёд по проходу. Оглобля, оторвавшись от тарелки, взглянул на него, недовольно сказал:

– Возьми вон табуретку да присядь, чего ты ходишь над душой, будто надзиратель на зоне, а то присядь чайку с до- роги между делом.

Оглобля, тем самым подстегнув словами Дыню, и тот не стал дожидаться, когда допьют все чай, выпалил как из ружья:

– Ну что, волки позорные, каяться будем или как?..

– В чём каяться?.. ты толком объясни, – спросил Бекас.

– Три дня подряд на ростовский мясокомбинат баранов вы грузили?..

– Ну и чего здесь такого не впервой, – сказал Бекас, – что не тех погрузили?.. так не мы их через раскол прогоняли; там всем командовал Филимон бригадир и чабан Кондрат… ещё там Мося Абрамович завхоз всё крутился. Так что всё-таки случилось, скажи?..

– Овечки пропали. Абдулу звонили, и просили разобрать- ся, вот и послал меня он за сто вёрст по гололёду!.. Предстоит выяснить, куда делись бараны. Мне бы очень не хотелось, чтобы сюда менты приехали, сами подумайте вам это надо?.. Говорят, что ваших рук не минуло. С кого начнём… или выста- вить всех вас за дверь и по одному вызывать?..

– Как прикажешь понимать, Дыня?.. – спросил Бекас, – слушай, не бери ты нас на понт и не гони сюда ишака. Вешать на нас каких-то непонятных овечек не в масть! Дознание тут он устроить хочет, пусть сначала докажут.

– А может, обсчитались, когда грузили?.. – сказал Оглоб- ля, – всякое бывает, притом последние две машины уже по темноте баранов заталкивали.

– Если ты уверен в этом тогда пойди и докажи им это, а они утверждают что на двух точках пересчитывали, – уже спокойным голосом продолжил, – я тут мозгами пошевелил, прикинул кое-что – дело слишком мутное, словно под вас сработано на прощанье, мы то их через пару тройку дней по- кидаем. Вас двенадцать и овечек пропало тоже двенадцать.

Получается, каждый из вас закинул к себе на хребет барана и потащил в степь волкам на продажу. Транспорта у вас нет, продать им тоже не могли: чего бы они спрашивается, сами у себя покупали?.. Съесть стоко вы тоже не могли – не влезло бы. Бред какой-то!..

– Я вам так скажу, – подал свой голос Лява, – сами они в натуре эту кашу заварили, рамсы попутали и нам за погрузку баранов платить не хотят. Богадельню у себя устроили, а нас крайними хотят выставить. Последнее время вместо мяса привозят одни мослы: вон сам погляди возле печки куча ле- жит, и в кастрюлю загляни – одни рога да копыта. Волков в степи и то лучше кормят, те свежее мясо всё время едят. По- дохнет худая или больная овечка, а то гляди и от старости, скорее всего, обдерут, падлы, шкуру и мясо обрежут, а мос- лы, чтобы не выбрасывать нам втюхивают!..

– Скажу, что веду расследование, – сказал примиряюще Дыня, – волынку потянем, чтобы ментов не позвали. На днях, может даже завтра, трактора придут, перетягивать всё будем в другие края. На родину Абдулы поедем в Калмыкию и там теперь жить будем. Так что на всякий случай соберите все ха- бари. Переезжать, возможно, и в ночь придётся, а с баранами пусть потом сами разбираются, куда они у них делись. Вот за погрузку вам уж точняк не заплатят. Ну, не отчаивайтесь кал- мыки, как и шеф наш, народ добрый заработаете ещё.

– Так, а за сараи разве лаве не будет?.. – спросил Шурик- Перс из Еревана, – чё даром пахали?..

– Я же вам уже говорил, что деньгу Басмач увёл, но Аб- дула человек добрый кое-что передал. Выдам по месту жи- тельства, когда на точку прибудем, а то отдай вам щас, доро- гой всех растеряешь. Чачи баллон в сорок литров привёз… – на зиму хватит?..

– Смотря кому, – сказал Оглобля, – мне бы… так по три литра на два дня… скоко же это будет?.. нет, без счётов не

высчитать. Переезжать, так переезжать – даже лучше, здесь всё уже в печёнку въелось, жизнь собачья. Ты хотя бы по пу- ти лахудру зачуханную подцепил и на всех привез…

– Ладно, хватит базарить, пошли инструмент и всё про- чее собирать, – сказал Бекас и вышел из вагончика. Вслед за ним нехотя с ленцой стали выходить и все остальные члены бригады. Следом за Оглоблей неотлучно таща ноги по земле, плёлся Толян-Прыщь, направились в сторону теперь уже бывшего строительного объекта. Толян, с недовольством в голосе шёл и бубнил:

– Привёз, курва, целую флягу бурды и зажилил, хоть бы голову поправить дал, арбуз несчастный!.. Слушай, Васёк, давай не будем спешить с этим отправлением неизвестно куда… – может, вообще ноги сделаем… а?.. чё молчишь?..

– Однако ты Толян, я сморю, дуб дубом!.. куда тебя хрен понесёт – на зиму глядя?.. По степи поползать на брюхе захо- телось? Тюлень ты и выбрось из мозгов свои светлые мечты до поры до времени; тут буржуйка на зиму имеется, жратвы всегда не ложкой отмеряют, а ты хочешь мохнатую задницу у себя в одночасье заиметь. Такого в жизни, Прыщь, не быва- ет. Забудь дурные мысли и выбрось из головы… пойдём уже по сараям лопаты собирать.

Вскоре Толян, неожиданно совсем другим голосом вос- кликнул:

– Оглобля, как мне раньше не допёрло, и ты не подска- зал… – это же получается, что мы отправляемся в ту сторону, где я живу?.. Там гляди через бугор и дома!.. Вот, дела!

Только было дошли до дверей новой кошары, как из неё вышел заведующий овцефермой Филимон, взглянув на них с каким-то подозрением, сказал:

– Здорово, мужики: бандерлоги из африканских джунг- лей!.. с овцами разобрались?.. а то я выведу вас на чистую воду!..

– Чё, ты такой нервный и злобный, Филя?.. бандюгами ещё нас обзываешь, – сказал Оглобля, – какие овцы?.. чё ты тут пургу в глаза порошишь?.. мы их в глаза впритык не ви- дели твоих лохматых! Ты сюда затем и явился, чтобы проню- хать что-то? Так загодя говорю тебе, облом выпадет на кар- ты! Сами сговорились, так сами и банкуйте, зачем с больной головы валить на здоровую…

Не моргнув глазом Филимон открыл рот, собирался что- то сказать в ответ, но Оглобля тут же дополнил свою речь:

– Ты думаешь, мы не догадываемся к чему эта коме- дия?.. да подавитесь вы теми грошами, что нам за погрузку положены!.. – обошёл заведующего стороной и направился в овчарню.

Вечером следующего дня из Калмыкии прибыли два трактора «Беларусь». После десятичасовой дороги трактори- сты подкрепившись, отправились до утра спать. Ранним ут- ром следующего дня пока прицепляли, поговорили и чайку на дорогу попили, за окнами совсем рассвело. Первым трак- тор тянул жилой вагончик, в котором сидело братство мас- терка, лопаты и лома, следом плёлся второй трактор, кото- рый тащил будан со строительным инструментом: растворо- мешалка, носилки, корыта и всякая другая всячина необхо- димая в работе. Как сказали трактористы, путь предстоит долгий. Стали голову ломать, как лежать на постелях будут. Двух ярусные кровати были вверху прикручены проволокой к стенкам вагона, но видимо все крепления давно разболта- лись и сейчас они ходором ходили как холодец. Микстура, сидя на лавке, окинул взглядом стеллажи, на которых спали, сказал:

– На низу ещё как-то и можно прикорнуть, даже если свалишься падать не высоко, а вот за верх можно забыть. Я как-то давно на катере по морю плыть в шторм пришлось и то кажись, лучше было.

Его рассуждения прервал Оглобля; выказывая своё рав- нодушие к происходящим событиям, громко сказал:

– Начинаем заново жить, чё носы, быки, повесили, сиди- те, как притухли?.. Колёса катятся ближе к ускоглазым, там гляди врастём ногами в степь или свалим в Элисту, говорят, там жить намного легче.

– Оглобля, не гневи Бога, с чего это ты взял, что там чем- то лучше? – спросил Микстура, – нет, если мне память не из- меняет, то может быть ты и прав в чём-то. У нас хоронят лё- жа в могиле, а у них, говорят, сидя, так, скорее всего на том свете удобней пребывать. Вот прибудем на место, Дыня по- догреет бабками и чачей, устроим небольшое новоселье.

– Закваска, ты если не шаришь, то кладбище сюда не притуливай. В пошлом году помните, один пижон, приезжал на ферму на «Волге»?.. Вот я тогда в сторонке с ним немного покалякал. Рассказывал, что живут они в своей республике совсем не так как мы.

– Неужели как в коммунизме?.. – спросил Прыщь, и сам же ответил на вопрос, – ну, правильно – мы бормотуху и всякую дрянь пьём, а они кумыс подобие нашей браги из сахара…

– Толян, не в обиду, закрой хайло, и не перебивай, когда старшие говорят. У тебя, Прыщь, видимо ещё из роддома в уме токо то, что по мозгам шибает. Я к чему… – перебил, падла, всё из головы выветрилось. Ладно, приедем, разбе- рёмся, что к чему.

– Вот кстати напомнил про бормотуху, история одна в голове всплыла, – сказал Микстура, хотите, расскажу, как нас троих одна шалава развела?..

– Валяй, Закваска, всё равно ехать ещё долго, – сказал Оглобля.

– Не обидно бы было, если бы бабки те, на которые она нас сделала, были заработанные где-то, на шабашке, хрен с ними, где наше не пропадало, а то ведь кровные – на Зоне вы-

данные, мне, к примеру, так за все шесть лет, а у моих корешей по четыре с полтиной набёгло. Прибыли мы это на радостях в город на вокзал; немного по водочке с пивком причастились, а тут как из-под земли… не видели, откуда она и взялась, мочал- ка мочалкой к столу подваливает. Ну, с голодухи-то кто станет разбираться?.. но наглеть не стали хрен её знает, что у неё на уме – сразу договариваться по-хорошему стали. Видим, натура перед нами сложная стоит я бы сказал, мечтательная и у меня хоть на грибы иной раз нюх подводит, но на этот раз всё-таки в душе какое-то подозрение возникло. Спрашиваем, – обслу- жишь по полной программе троих, а она, не моргнув глазом, и говорит, что нефик делать не впервой. Допили, значит, стали в округе место искать, а она и говорит, что типа не затрудняйтесь вы типа здесь впервые, так что ещё на мусоров нарвётесь, по- шли – говорит – за мной место надёжное. Привела нас в какой- то сарай, где чёрт ногу сломит. Прошли в дальний закуток: под досками нагнувшись, порылась, вытащила оттуда пару пузырей и говорит: «Я люблю пить токо своё, но если хотите и вас уго- щу…». Ну, чё спрашивается на дармовщину не выпить, к тому же за работу ещё ей предстоит заплатить. Выпили, чем Бог по- слал!.. как ещё очухались хоть на этом свете, а не на том. Через часик пришли в себя окончательно, пошарили по карманам – даже копейки выгребла ни копея на троих!.. Вот это я вам ска- жу любовь на троих! И это я не преувеличиваю; вот тебе и мо- чалка! Так у кого мозги не на месте оказались?.. Кабы не она, сучка, возможно бы сейчас я с вами бы тут и не сидел; водово- ротом дальше карусель завертелась, пока в этих диких степях не очутился, корешей по пути растеряв!

В вагончике установилась тишина, каждый обдумывал услышанный рассказ, и мысленно примерял к себе. Молча- ние прервал Лява, задумчиво, сказав:

– Забавный случай… надо себе в голове на всякий случай пометить и крепко запомнить, чтобы самом не нарваться на

подобное. Жадность вас погубила!.. Вы чё не могли за свои деньги купить два пузыря?.. Вот это вы попарили свои шишки в голове!.. Бабло у вас было… так?.. она мочалка… так?.. Так в баню надо было её тянуть, и там мочалить: пусть бы спины вам тёрла или вы ей, а вас хрен в сарай какой-то вонючий потянуло! Вот дебилы!..

К концу дня за окнами вагончика вдали увидели в степи отару овец, и два шатра-юрты Миша повар весело воскликнул:

– Опа – на!.. Ват тебе и Монголия в картине… кажись в-о- он, в дали и верблюды пасутся.

Ехали уже по землям Калмыкии. К вечеру были на месте, а Дыня встречал их с улыбками, тут же на ходу объясняя, что недалеко расположен посёлок Тоста, а вон та речка каким-то Харазухом называется, есть ещё озеро невдалеке, летом ку- паться будем. Немного подумав, дополнил, что и до самой столицы рукой подать – не больше, сорока километров. В тот вечер выдал по сто рулей на человека, занёс в вагончик и поставил на стол две трёхлитровые банки чачи, на каждого по банке консервов «килька в томатном соусе» и по булке хлеба. Сделав напутствие и сказав, что калмыки кормить вас завтра станут, сел в машину и уехал. Закуски, считай, не бы- ло, а чачи по бутылке на рыло потому вскоре все захмелели. Утром вдруг обнаружили, что куда-то Прыщь делся. Вначале значения не придали, подумав, что по нужде отлучился, но спустя время поняли – нужда здесь не при чём. Больше всех конечно в расстройстве был Оглобля. Вначале прочесал всю округу, не обнаружив даже следов своего закадычного дру- га, вошёл и сказал с огорчением:

– Да чё его искать?.. знаю я, где его понесло, не посове- товавшись, неблагодарный! Я за ним как за дитём, а он так и не понял, паразит! Через бугор пошёл домой к себе, только я здесь что-то бугров ещё не видел. Между прочим, я за ним давно заметил, что он придурковатый.

Присутствующим было наплевать – есть Прыщь или нет его. Оглобля, изливая душу больше себя успокаивал, и по- следующие дни он ходил задумчивый с плохим настроением не желал ни с кем разговаривать. В течение всей зимы так Прыщь и не объявился. Со временем о нём все забыли и ес- ли кто, и вспоминал изредка так это Оглобля.