Оэльфийский свет. Терний поцелуй

Весна на оборот

 
Чем не Весна восходит на престол,
Оставленный (надеждами) храненный,
Не ей как Савской поднимать подол
И быть царями ль нищими пленённой.
 
 
Со прикоснуться словом вопреки,
Не возжелать изжитого, иного,
У Гераклитовой не обрести реки
Навеки то, что протекает снова.
 
 
И праздника божественную новь
Не расцвести в полях не лугоцветных,
Где те же, тоже навсегда и вновь
Ни вылюбленных ждут ни беззаветных.
 
 
Судьба на оборот, Весна красна
Стыдом первоначального привета,
Но ей ли отрекаться ото сна,
Похожим на желания навета.
 
 
Её ли голос, звонкий и прямой,
Таит  небесподобия чреватость,
И ей ли, девице, красавице  самой
Знакома душ дурная угловатость.
 
 
Не примитивна вёсен круговерть,
Нанизанная на пустой избыток,
Зимы замученной истаявшая смерть
Лишь жалкий жанр ненастоящих пыток.
 
 
В них жизнь горит, умершая предать
И поцелуй холодный расставанья,
И чувств безмолвие, сумевших не страдать,
Когда уже ни слёз ни упованья.
 

Умеют ли кричать слова

 
Умеют ли кричать слова,
Шептать и мелководить,
Им бесполезность не нова,
Им сонное не гробить.
Струна натянутых  разлук,
Верёвка бельевая,
Невычитаемости мук,
Слезинка перьевая.
Где громкость слов, где их надрыв,
Ведь голыши с рожденья,
А поэтический порыв
Болезни наважденья.
Пузырики не спящих чувств,
В замыленных одежках,
То в опьянённости до буйств,
То на куриных ножках.
Умеют ли не быть слова
Пустыми не напрасно,
И их дурная полова
Ни нужна ни опасна.
Какая грусть, какая боль
Высвечивает сердце,
И их божественная роль
Сильнее вольт и герца.
Каким бесчувственным умам
Даны пре ро га ти вы,
А словосилосным кормам
Великие мотивы.
Кто выдувает Дух Земли,
А кто при о ри те ты,
Мели, земелюшка, мели,
Из Логоса галеты.
Вначале было волшебство,
Тусклее нет занудства
Как олимпийское родство
Словесить пирром блудства.
Искать доступности, хватать
Невинности звучанья,
Как впрочем и бросать в кровать
Их редкие венчанья.
В них столько нежности, любви,
Но крепость их прозрачна,
Ты видишь, их сердца в крови,
И искренность невзрачна.
Но не пробьешь ты то стекло
Без Веры и Надежды,
Оно давно уж истекло
Безвременьем одежды.
Оно давно уже само
Венец духотворенья,
Кому-то звучное дерьмо,
Кому миро творенье.
 

Прирученный стих

 
Я открою не смыслы, куда мне до них,
Я почувствую словом израненный стих.
 
 
А иной мне не нужен не без хвастовства,
Ведь не так поэтичен рай без озорства.
 
 
И капели напели апрельские трели,
Потому что напеть о беде не сумели.
 
 
Потому что живая из мертвых вода
Смывает кладбищенские города.
 
 
Живое к живому так ластится, жмется,
Да что же о горюшке песнь не поется.
 
 
Да что же унылая прелая весень
Как яркая буйная сытная плесень.
 
 
Чреватость словесья из рыхлистой думки
Оценят безвременные недоумки.
 
 
А боли не любят прирученный стих,
Который на миг в изумленьи затих.
 
 
Ну ладно, бедняга, придет твой черед,
И новая рифма как льдина попрет.
 
 
Согретая тающим режущим чувством,
Да, пусть назовется каким-то искусством.
 

Терпсихора

 
Нет тепла… это чувство непреодолимо,
Этот странный не детский изыск,
Надоевший беременный писк,
Разродившийся  склабиной мима.
 
 
Ты вода…  исповедуешь норы,
Их не вытечешь new пустотой,
Крикнешь, – «Время, хоть рядом постой,
Позой выпляснувшей Терпсихоры».
 
 
Я гляжу на тебя…  не божеств
Лицезреть обнаженностью взгляда,
Крик молчащий живучего яда
Эшафот поэтичных торжеств.
Что дарую беря… тот ли жестом
Чертит жизнь со-вращающий круг,
Муз моих, полуночных подруг,
Предаёт тишине тем ли местом.
 
 
Ждёшь как манны… небес ниспослать
То ли выпрошенной, жидкой гущи
То ли быть и того зрее, пуще,
Выминая всё ту же полать.
 
 
Нет тепла… полусном, полусловом
Утоми  низошедшую грусть,
Есть бессмыслицы верное, – пусть
Всё останется прежним и новым.
 

Дровяные муки

 
Вижу, человеки, измеряют горе,
Это значит волны разгоняют море.
 
 
Жалкие надежды рушатся безбожно,
Это значит громы глушат осторожно.
 
 
Вот и расставанье – одиночеств вечность,
Это у секиры молнии заплечность.
 
 
Милы-бесподобны образы-сравненья,
Матушки-природы тайны-уравненья.
 
 
Вот и дождик плачет, и гроза слезится,
Водопадик скачет, да лавина мчится.
 
 
Во-одушевленье мертвого живого,
Будто-то для чего-то, странного, иного.
 
 
Не хватает силы, обмануть, не милый,
Будешь и дымящий, будешь и сивиллый.
 
 
Не хватает мести разлюбиться вместе,
Будешь извергаться на каленом  месте.
 
 
Онемели страсти, омертвели руки,
Это буратинисто, дровяные муки.
 
 
Неопродолженье  -вечного гаданья
чело положенья в позе  -поведанья
ис проникновений кожного железа,
и не бес толково и не бес полеза.
 
 
Отпускают с воды миро подношенья,
Это значит дождик прекратил сношенья.
 
 
Отмирает слезность капель на щеке,
Это значит льдинка тает на реке.
 
 
И снежинка просит, прекрати, забудь, —
Это значит было? Человеком будь.
 

Лестница

 
А счастья нет… задумаешься тут,
Великих истин истинный статут,
Хоть обухом хоть горлом, – всё зазря,
Домашний цензор – лист календаря,
«И опыт – сын…» и парадоксы квеста
Заумного, а жизнь всё как невеста.
Сезонится, блазнится, покоряет,
Ну, а потом старухой укоряет,
Травинкой жухлой, стылою капелью,
Сродни кухонному капусто-пустомелью,
Привычится… привычица! вот, слово,
Дней испохоженных бесплатная обнова,
Ступенька вниз, а есть наверх, простите,
Её вы мною шагом угостите,
Я на пути, я не присел устало,
Я знаю Илию, не лестниц мало,
Возьмите Дух, он непокоен… к счастью!
Его, земное, придано ненастью,
Но душенька-душа, ты мной свободна,
Коряжки рук я прячу благородно
И лишь тебя послушаю-привечу,
Не вечерей, конечно, а под вечер,
Сложу из истин малых домик-чашу,
И пригублю ничью-то откровенность, нашу.
 

Твоей любви

 
Мы жили чувствами когда-то, безрассудно,
Живыми были кожицей в просвет,
Бутылочно, стаканисто, посудно
И  было сорок бед один ответ.
 
 
В глаза глядели донные подолгу,
А те нам открывали целый мир,
Теперь мы по расчету и по долгу
Закатываем их, платя за пир.
 
 
Мальчишкой золотой песок лопаткой
Сгребал в песочнице, как будто бы игра,
Теперь дорогостоящей манаткой
Просчитываем жизнь, – опять икра.
И чувствами былыми не робея,
Желаньями старуху рыбоблёд,
Пытаемся златого скарабея
Намазать на янтарно-сладкий мёд.
 
 
Выискивая  -кристовы пещеры
Монте! давно нашел и отомстил,
Разбил свои тюремные химеры,
Хотя спасаясь чуть не утопил.
 
 
Химерам место, тянут за живое,
Грызут  пушные мягкие  бока,
Заходятся в привычном диком вое,
Пока бежит недвижная река
 
 
Событий тех же, шкуркой побронзовей,
Слов не избыть, всё та ж сковорода,
И взгляд и взгляд всё бычей и коровей,
Хотя казалось бы не те ещё года.
 
 
Остановись, мгновенье, ты напрасно
Летишь звездой из гаснущих кострищ,
Пусть их не будет сотен, тыщ,
Но пусть одно…  стосветно и прекрасно.
 
 
Ты задержись забытою звездой,
Что как и прежде над волхвами светит,
Быть может ее кто-то не заметит
И не заденет  вечною  уздой.
 
 
Ты просвети тоннельки червоточин,
Зарвавшегося пресного ума,
Ведь приговор распятия не точен,
Когда любви твоей пуста сума.
 

С теплышкой сердца

 
Как мало надо, солнце, градус
И ручейком душа запела,
День золотистый шоколадус
Ещё не теплого апрела.
 
 
Апрелька будет, вот мурлыка,
Он прыгнул  сам на подоконце,
И не улыбка, а ублыка
Пока растягивает солнце.
 
 
Он по траве талит чернявым
Кудрявым пролежнем-снежитком,
И голоском ещё тусклявым
Сугробит лужи пережитком.
 
 
Но выхолащивает  -прель
А) жухловатые стожёнки,
Б) юнноватая капель
Заприпозднилась до продлёнки.
 
 
Иное время, будто враз
Исчезновение исчезло,
Замёрз колдун, растаял сглаз
И всё живучее полезло.
 
 
Открылось, взмылось, занялось,
А говорят дючес нет в тевсе,
Багрянородному далось
То, что по роду в басилевсе.
 
 
На вид   -мешной с теплышкой сердца,
У таивает про себя,
Душою рыцарь, духом герцог,
Не веществует не любя.
 

Заяц, старуха, поп…

«Тройка, семёрка, туз…»

 

Пиковая дама

 
Сильнее обстоятельств крошка веры
И…  суеверия, при знания гроши,
Судьба не раздает веса и меры,
А зайчик-жизнь… для чувственной души.
 
 
Старухи тень как парок молчаливых
Невидимая, грозная напасть,
Беззубая готовящая пасть
Открыть без истин скорбище глумливых.
 
 
И проповедник, попусту чужой,
Уже не нужный на исподнем прахе,
Когда урочной страшною межой
Курочат сердце дьяволы на плахе.
 

Мгновенье на любовь…

 
И нет стиха… и нет падений, кручи,
Нет невозможности, уткнувшейся в себя,
Какое странное и не земное, – лучше,
Какое вечное и краткое… любя.
 
 
Мгновенье на любовь… на свет летящих,
Сгорающих, – живьём на огонёк,
Себя же выгоранием манящих,
Где поудобнее кострище там и лёг.
Слепец глазастый… выбери монету,
Бросать ли звон, златить ли барельеф
Твоих химер… и глупость эту
Переносить на нерождённых дев.
 
 
И нет незыблемости склонного рассудка
Не убеждая… вынуть чувства нищ
И бремениться ангельски и жутко,
Съедая духом плоть бескровных пищ.
 
 
Остановиться…  нечем, вызволить- не дело,
А перейти… не пропасть Рубикон,
Ведь заглянуть поддьявольски сумела
Туда душа, где вырождают сон.
 
 
А значит ей идти… и нет той прежней силы,
Которая покинула смердя,
Пророчеств лик… кривы уста Сивиллы,
Судьба не ублажается рядя.
 
 
Как странно… с ней… не по пути, наверно,
Не поводок, не вера, и не сказ,
Стерня-подрез на ощупь, время-стерно,
И вперившийся в душу мертвый глаз.
 

Эфемерка

 
Переживаешь… глубину, а может водомеркой
Скользишь безопытно пролазной эфемеркой,
Калькируешь, касабельно, словейно,
То благо родно, то благо говейно.
И тщишься сам и поделом огрехи,
Души на мотанной на ус и не ус пехи,
Вкусил кусил и за кусил дила у-,
Ли мистер ли, ли мисс, ли фройляйн, фрау,
При близился хотя бы верхней ноткой
К царю царей и песни песней глоткой,
Сорвал ли голос, вымолчал мгновенье
Где слово первое как Духа дуновенье,
Остановил поток сейчас, я ЭТО вижу,
И счастье? нет, я обнаженье нижу
Готовых форм и их не сочетанье,
Полуоткрытий не грехопитанья,
Воды творённой жданного со бытья,
Как часторедкого любовного наитья,
Я ино стас, я происк, лома ветка,
Изогнутая ветрено и метко,
Я твой не дуг из радуг сердцем воткнут,
В которых неслучившиеся молкнут,
Взгляни, не трожь, игра в глазакасанье,
Костей прижавшихся подкожьем зависанья,
Материализующихся чувством,
С таким проникновеннейшим искусством,
Теряющим последние пределы,
Где чернь кромешна и белезней мелы,
Где иноходец звука со творящ,
И выглубен и вылюблен и вящ.
 

Караван

 
Собаки лают… караван
Души моей небрежность,
Я открываю иностан
Слов выскользнувших нежность.
 
 
Крою многотерпимый лист
И сяк и наизнанку,
Мой небожитель, мой хорист
Стихов латает ранку.
 
 
Целебность… выдохшийся звук,
Он нивелир… и терпкость,
Вот ломкость предуховных мук,
И вязкость и каверность.
 
 
Слова утопленники прошл
Всплывают без мучений,
Им мирф (рифм) волнения ни пошл
Ни искрен без свечений.
 
 
Тату не тел не роспись длин
Времянкою рассудка,
Словоохотие причин
Перед пристрелкой чутко.
 
 
Вынежнивать не счастье ж глупь,
Вмирая благовейно,
Стихотворенческая струпь
Жестокостей лелейна.
 
 
О том и речь… и караван
Собачится  образно,
Души и мот и игахран,
Кочующий экстазно.
 

Изгиб ли линий…

 
Изгиб ли линий, полунедвиженья,
Соперничество звуков, полустрасть,
Томленье первого безумного сближенья,
И полюбовная греховная напасть.
А не греховной так ли уж кончаться,
Небес не вес пузырится лазурь,
Не ей ли каплями не в сини обливаться,
И пожинать земные летья бурь.
 
 
Как необуздана бессмысленна исчувством
Естественная томная волна,
Которая бушующим искусством
И бережлива и полуверна.
 
 
И как потом вдруг проявившим нравом
И требует и бродит и велит,
Как будто обладает неким правом,
И гнев ее неправедный сулит
И тяжесть убегающего неба,
И дробь полутускнеющих дождей,
И корочку черствеющего хлеба
Тех манн несуществующих вождей.
 
 
И разближенье истин полумертвых
Как тело холодно, как лунная слеза,
Как смыслица общений полустёртых,
И бес- полезная забытая греза.
 
 
И жалкий ход конечностей привычных,
И не огонь растеплившихся душ,
Какой то пепел слов, пустых, обычных,
И долгая вневременная сушь.
 
 
И рот забот, спасительно-затейных,
То ступорно то «помнишь?», – тишина,
И среди мыслей редких, неврастейных
И не поймёшь вина иль не вина.
 

Куполок

 
Заброшенные церкви как кресты
На кладбищах, прогнившие с годами,
Их горькие последние версты
Приговоренных адскими судами.
 
 
И камень мертвый в поле одинок,
Хладит былье разбитыми  руками,
Державшими когда-то куполок,
Над белыми плечистыми боками.
 
 
Порог прискорбного глухого забытья,
Таинственен и нем и искорёжен,
Грехами безрассудного бытья
И колесован и главой низложен.
 
 
И нет тропы к нему и не идут
Как к смертнику на прежнюю молитву,
Он проиграл бессмысленную битву,
И молот испытав и бодрый кнут.
 
 
Лишь кости-камни во поле лежат,
Да остов среди сумерек томится,
Воспоминаньями к земле сырой прижат
И на стенах раскрошенные лица.
 
 
Фантасмагория и духа и души,
Среди руин встречающихся чудом,
Глядящих друг на друга из тиши,
На удивленье позабытым грудам.
 

Тень

 
Слова лишь тень, отброшенная  донцем
Или  поверхностью… преложное, молчи,
Не всё чревато тороватым лонцем,
И эхо в нём глухое, не кричи.
 
 
Есть шепот гула, гром не поднебесный
Умерших звуков в памяти живых,
И мир им до скончанья  века тесный
И боль не оприходует иных.
 
 
Но кто услышит  « дольней прозябанье»,
Меж струек исповедуя ковчег,
Тому земли святой обетованье
Из рая бед  и мазохистских нег.
 
 
Тому не страшен ропот многокрылый
И языкастый и коснодурной,
Его не лики, образ тупорылый,
Его не смех, без тени стороной.
 
 
Ножом не режь, острее слова нету,
И пуля столько армий не возьмет,
И даже на прискорбную монету
Не разменяешь мысленный полёт.
 
 
А значит, это слово было,
Которое живее всех живых,
Оно лишь ожиданием изныло
Последних истин в памяти немых.
 

Ангельские хоры

 
Невозможные святые облака,
Изразцы придуманного чувства,
Льющие  прискорбье  молока
Опытом коварного искусства.
 
 
Небо… или дьявол или бог
Оскоромил нежностью надежды,
Прикормив божественностью тог,
Их же сбросив, подраспнув одежды.
 
 
Уместив в создание себя
Светлый образ, неисповедимый,
Ближнего прощеньем возлюбя
Белым облаком от вещенья гонимый.
 
 
Тут же, рядом светость  синевы,
Тут же воспарение бредущих,
То ли покаянные не вы,
То ли не любви голгоф плывущих.
 
 
Вынечеловечиванья род,
На  ущербность поголовья хлипкий,
Вытекший немертвенностью вод
Из овечей вымазанной зыбки.
 
 
Неолицемерился подняв
Грех очей на ангельские хоры,
Лишь невинности полунебесной вняв,
Распечатав выслепшие поры.
 

Педии Сати

 
Если тянет к словам как к напитку,
Может это не музыка сфер,
Дань неписанному пережитку
Из религий, молитв и вер.
 
 
Не бесчувствен… бесчувствен крикливый,
Им не грызть хлебосолие букв,
Год на год, словно образ сонливый
Усыпляет сусальности лукв
Золотых… в облаках куполами
Ими плыть, забывая не вес
Поминаний, пустыми делами
Заменяя иссини  небес.
 
 
Оприходован белой страницей
Будто странник на долгом пути,
И короткими рифмами в лица
Исполняешь педии Сати.
 
 
Не спеша гимны молча шлифуешь,
Обгоняя и время и торг,
Одиноко и тайно пируешь,
Оставляя ненужный восторг.
 
 
Приближаясь к себе в тленной маске
И теряя былые черты,
Ты черкаешь пером без опаски
Каждый раз у последней черты.
 
 
И лишь там, где не видно слепому,
Где не слышит глухой шёпот эх,
Где забудешь любви аксиому,
Прекратится безжизненный смех.
 
 
Жизнь смешна? Что фантомы рассудка,
Иссловессных уродливых форм,
Не ценна поэтичная шутка,
Но претят и счастливости норм.
 

Запертые двери у домов…

Ozluyorum (Nil Karaibrahimgil)

Скучаю (Ниль Караибрахимгиль)

 
Запертые двери у домов,
Как случилось это непонятно,
Вирус вылез вдруг из всех углов,
Не до шуток, убивает знатно.
 
 
Эта скука, скука по друзьям,
Мама, папа я по вас скучаю,
Не брожу я и не замечаю
Взглядов и по ним я так скучаю.
 
 
Сколько же терпеть от карантина,
Ты не знаешь… знаешь, Валентина,
Вот уж и цветы цветут чудесней,
И весне нет дела до болезней.
 
 
Эта скука, скука по друзьям,
Мама, папа я по вас скучаю,
Не брожу я и не замечаю
Взглядов и по ним я так скучаю.
 
 
Дни пройдут, пройдут… и только память
Как и всё всегда на сердце замять,
Станем в чём-то, может быть, сильнее,
И слабее… это не убавить.
 
 
Рядом быть – по этому скучаю,
Обнимать – по этому скучаю…
 
 
NasIl oldu biz de anlamad; k
Birden evlerimize kapand; k
D; nyay; bir vir; s m; ne sarm;;
;ld; r; rm;; hi;;akas; yokmu;
;zl; yorum arkada; lar; m;
Annemi babam;;zl; yorum
Sokaktan ge; en yabanc; lara
Omzumla; arpmay;;zl; yorum
Nereye kadar bu karantina
Sen biliyor musun Valentina?
;i; ekler a;;yorlar d;;ar; da
Bahar; n da hi; haberi yokmu;
;zl; yorum arkada; lar; m;
Annemi babam;;zl; yorum
Sokaktan ge; en yabanc; lara
Omzumla; arpmay;;zl; yorum
Ge; ecek bu g; nler de ge; ecek
Her; ey gibi an; s; kalacak
Herkesin bir yan; g;;lenecek
Herkesin bir yan; solacak…
Yanyana durmay;;zl; yorum
Size sar; lmay;;zl; yorum
 
 
Мы не поняли, как так случилось
Вдруг мы оказались запертыми в домах
Мир охватил вирус или что там
Он убивает, и этим не шутят
Я скучаю по своим друзьям
По родителям скучаю
Незнакомых людей на улице
Задевать плечом – и по этому скучаю
Когда уже закончится этот карантин?
Ты не знаешь, Валентина?
Цветы распускаются снаружи
И весне всё это невдомёк
Я скучаю по своим друзьям
По родителям скучаю
Незнакомых людей на улице
Задевать плечом – и по этому скучаю
Пройдут, и эти дни пройдут
Об этом, как обо всём, останется память
Все станут в чём-то сильнее
Все станут в чём-то слабее…
Быть вместе, обнимать вас —
По всему этому скучаю
 

Вода вод

 
Если ты не здоров ты болен,
Если ты не влюблён ты пуст,
Чувствами обездолен,
Грустями   -лимый куст.
 
 
Где-то табун пасётся
Гривою по степи,
Где-то волна поётся, —
Чуточку потерпи.
 
 
Ну а кому, дело,
Птице ли небосвод,
Что родилось стлело,
Грех ли вода вод.
 
 
Падали листья в осень,
Выцвела вся сирень,
Полунебес  просинь
Смотрит зрачком в пень.
 
 
Не раз очарований
Глупостей подсобрать,
Милое – упований
Время соборовать.
 
 
Чем обложить душку
В  -ручниках на прас-
Но чью подать кружку
Шёпота сто глас.
 
 
Жало сть родной кро «ви
Се ля» пот ок жрнов,
Той материнской зови
Вычерпан свет снов.
 
 
Стояще ль настояще
В правд суховатых слёз,
Как это, – терь обряще
По не любви желёз.
 
 
Этот инертный хохот,
Эхом не быть в звук,
Лет пустозвон грохот,
Если не крест мук.
 

Лаокоон

 
Я вижу безнадежье, ком в душе,
Когда вдруг  ощущаешь полукожьем,
Вокруг погоды, образы, клише,
А ты подчас изобличён тревожьем.
Всё линии, всё судьбы, всё времён
Спиралька изощрённого  -ханизма
Ме шающего человечий дёрн
До, видимо, какого-то  там «изма».
 
 
И странен вопль о счастье, как же так,
Накормлен дух ли голодом посулов,
Когда греховный и извечный брак
Змеится выживаемостью мулов.
 
 
Не свет очей, даны же испокон
С рождения светящиеся лица,
Не жрец судьба, её Лаокоон,
И гаснущих надежд полутемница.
 
 
Невинных нет, но нет и праотцов
Распятых, изувеченных, гонимых,
Лишь языки змеиные льстецов,
Да душ исчадья неохерувимых.
 
 
И трётся кожей ласковый дракон,
Сдирая жизнь, мертвеющую коркой,
Опустошая не вечерний звон
Над человечьей и забытой норкой.
 

Неунывающий Эрот

 
Ведь вдохновение сродни Эроту,
Как он необычайно шаловлив,
И не любви своей презлую квоту
Так часто не меняет на мотив
И радости земной и незабвенной
Строки парящей в образе богинь,
И рифмы, на полет благословенной,
Куда-то в поэтичнейшую синь.
 
 
Пари, необразумившийся мальчик,
Твоих ли опасаться горьких стрел,
Твой непослушный и курьезный пальчик
Лишь в цель попасть божественно сумел.
 
 
Смерть наступила, прежнего и
скольких
Ты оживил проклятой тетивой,
По-детски не сложив в смешные дольки,
Сложившиеся мятою травой.
 
 
Тебе ли дело… чувств беремененье
Определяет дух (материи гулять!),
И мать наук, тяжёлое сомненье,
Уже ни обмануть ни потерять.
 
 
Лети, строка… не мной живородяща,
Я вытащу эфиров свет и грусть,
Ты так свята, порочно не плодяща,
Я вдохновлён твоим бессмертным «пусть».
 
 
Я выносил стрельбищенские кровы,
Сокрытые предательским «нельзя»,
Не время продиктует vita новы,
Меня куда-то прошлого везя.
 
 
Его ведь нет, кому пустырь наука,
Где спит неунывающий Эрот,
Умеющий не то стрелять из лука,
Не то блажить весь человечий род.
 

К. Райности 6

 
Ты не рай ли земной… неответна
Разливная, глухая печаль,
Не любовь ли собой беззаветна,
Вымеряя умершую даль.
 
 
Жалок лист на поверхности глади,
Он не стоек, его унесёт,
То ли он мертвым мертвое гладит,
То ли это живого черёд.
 
 
Умирая воскреснет ли ново
Отошедшее водам иным,
Попрощаться смертельно и снова
Окунуться в безжизненный дым.
 
 
Распиная страстные голгофы,
Извиваясь душой на листе,
И гвоздя многолетние строфы,
Не сними рубищ вер на кресте.
 
 
Не продолжи, тебя не отпустит,
Не постой, не открестишься сам,
Не прощанье былое бесчувствит,
Не прощенье омилует храм.
 
 
* * *
 
 
Когда ты уже там был,
Когда ты идёшь дальше,
Ты падал, полз, плыл,
И знаешь, – всё раньше.
Инстинкт это груз тел,
Желания перестарки,
У времени нет дел,
Какие глаза ярки.
 
 
Изыденность не от бед,
Изыскренность так вредна,
Вот беличье, круг лет,
И труб тишина медна.
 
 
Склонись, ты один глас,
Умолкнувший не для мира,
Он первый последний час
Судьбы рокового пира.
 
 
Прощание так лжи
Заплесень не величава,
Колосья живой ржи
Сердечнее лун лава.
 
 
Ты был ли, кому дан
Ей ли, ему в тени,
Кто там считает ран
Выбитые колени.
 
 
* * *
 
 
Спокойствие не рая ли туман,
И пресловутый, каверзный, манящий,
Замена ли… неугомонных ран
Ничто в сравнениях, не призрак ли летящий.
 
 
Я параллель… нечертанная явь,
Привязанная ли не пупа виной
К чему, кому… не пробуравь
Излишком святости… по счастью хворостиной.
 
 
Вот отприродное… расчеловечь глаза
Разутым до опустошенья взглядом,
Зальёт пространства пустошей слеза,
С ней легче… она здесь и рядом.
 
 
Смирение… смирись… осмысленна в слогах
Пропущенная прожитая радость,
Не чувства ли растаяли в богах,
Не так глумлива ли завещанная чадость.
 
 
Горшок земной… на обжиг, под кровать…
Ты так смешна, дарованная в ручку,
Не линия… её не отыскать,
Ну не себе же не судьбой охотить случку.
 
 
С умом ли духом… восприяв
Не истины… они успокоенье,
Не отношеньем отношенье вняв,
Не одиночеством приходуя склоненье.
 
 
* * *
 
 
Духоволной… то мрак то промельк,
Предощущение, предо-
Неостижимого подобельк,
И достижимого недо.
 
 
Земного ли вкусить заветно,
А не заветное гурме,
Так ли бесславье незаметно,
Так ли предшествие акме.
 
 
Я вижу беспробудных буден
И полу прочерк полу неб
Неочертанья… неподсуден
Им не преломленности хлеб.
 
 
И им же страстно полуземье,
Пре вознесения не с глаз,
Слепящее, но мелкотемье…
Его ли  орассветит час.
 
 
Втирает в сердце, в очи, уши
Громоподобье тишины,
Молчание умеешь слушать,
Быть виноватым без вины.
 
 
Как долог путь короткой Леты,
Обёрнутой наоборот,
Там говорящие испеты,
Здесь благовествующий род (2).
 
 
* * *
 
 
Пойму ли этот дух высокий.
Когда  -надежно, вопреки,
Я стану и «отверз» и «окий»
У нескончаемой реки.
Не обрету ни тверд ни нычек
Земных ни попадя ни вмест
И оглупляющих привычек
Изношенный, подложный крест.
Не обет (аемых) дорога
Среди безумствующих стад,
Или пасущихся убого
Или нашедших райский ад.
И устранить и устраниться
Покоем заповедных дум,
И одиночеством напиться,
Испепеляя жаркий ум.
Не вынося и не даруя
Исхоженность былого сна,
И сердце вновь не очаруя
Касанием страстного дна.
 
 
* * *
 
 
Вылез человек
Из дурных привычек,
Винн до рези век
В бочке без затычек.
 
 
Полюбил любя
Не себя и снова
Чувство огребя
Грешного улова.
 
 
Только поборол
Скуки расставанье,
Вроде бы корол
О не чарованья.
 
 
Толп не одинок
Раньше выделялся,
А теперь замолк,
Отмолил, отклялся.
 
 
Замер тишиной,
Отделил пространства,
С виду не смешной,
Духом без веганства.
 
 
Всё глядит окрест
Виды полоняя,
Свой восточный вест
Севером пеняя.
 
 
Это шутит так,
Внутренне, убого,
Выжженный простак
На пути у Бога.