Оэльфийский свет. Терний поцелуй

Эта книга посвящается Лере

Мелиховой, поэтессе от Бога

© Александр Сменович, 2023

ISBN 978-5-0060-8679-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Не созданное небо

 
До ветреных касаний миллиметр,
До повторений линий лишь дыханье,
Живых рисунки вырезанных Петр,
Акрополи страстей всеполыханье.
 
 
Божественное рядом… тихо, ниш
Блажится пустота преднаполненья,
Взлетающих сердец с горячих крыш
До бесподобнолонного волненья.
 
 
Прикосновения рождаемого явь
В немых движеньях образом творится,
И это воспаренье, пленье, плавь,
Обязанное токами излиться.
 
 
Приближен если… то ли повтори,
Начертанное вечными холстами,
Свеченьем нежным утренней зари,
Прикрытыми стыдливыми листами.
 
 
Предощути истрепетность глубин,
Поверхности истомного соблазна,
Разучивая бесконечность длин,
Лучащих тайны поклоненья стразно.
 
 
Живой вселенной время окартинь
Застывшим и сияющим мгновеньем,
Тут формы нет, искусственность отринь
Предвосхищённым тонущим движеньем.
 
 
И сотвори… как будто вторишь снова
Не созданное небо не тобой,
Как будто поцелуй живого слова,
Которым обесценится любой.
 

Лунный раж

 
Пирую с древними и в них я нахожу
Единственные, верные ответы,
Роняют свет любовные сонеты,
Но я в полях иных давно брожу.
 
 
Не чувствовать душой, такой смешной и юной,
Родившейся как будто бы сейчас,
В ней бьётся страстный беспокойный глас,
Но я покою страсть наукой умной.
 
 
Вот, старики… дельцы и мудрецы,
Разделали печали и горенья
Сердец иных… и мелки песнопенья,
Где в счет не идут горе-подлецы.
 
 
Я наслаждаюсь музыкой сатир,
Сентенциям клоню ночную запись,
И ярких поэтично-трельных трапез
Не облекаю в повременный пир.
 
 
Мне дорог словом мой мудрец убогий,
Прогнивший весь донельзя в перегной,
Он будто щурясь гонится за мной
По вытоптанной чувствами дороге.
 
 
И я беру его на карандаш,
Мне так легко внушать им легковерье,
Я жалкий шут, поэт и подмастерье,
Лишь иногда входящий с музой в лунный раж.
 

Танцующий призрак

 
Не жалуйся на жал мягчайших иг,
Повёрнутых сьедобьем поначалу,
И на надежд сливающихся лиг
И на ветру коварному мочалу.
 
 
Короче путь, он длинен не длиной,
Не временем, бросай скорей монету,
В ней больше решек, славных не виной,
Орлов-подкидышей, порёбрышей по свету.
 
 
Неимоверие вот чудо из чудес,
Приткнись скорей к кормушке или плахе,
Там чмокает небесполезный бес,
К исподней прилепившийся рубахе.
 
 
Во искушение избавь не от лукавств,
Кто ведает умом страстные страсти,
И яд первоначальных альных яств
Сродни пресыщенной соблазнами напасти.
 
 
Не обессудь усилия творца,
Сосуда-чаши вылитого слова,
Присутствия томимого лица,
Не обретающего образа иного.
 
 
Не путь земной граничит с тишиной
Ни первого ни вынутого крика,
Он  terra in… покинутой страной
Мертвит мерцанье содранного лика.
 
 
Не словом не поступком не рукой,
Взметнувшейся прощанием при встрече,
Как в поле над изогнутой рекой
Уже крестов шумит ночное вече.
 
 
И нет сегодня, в прошлом снова был,
А в будущем не призрак ли смеётся,
Который всю дорогу гадко ныл,
А вот уже танцует и плюётся.
 

Зима

«…не те»

Е. Евтушенко

 
Не вес ни обнаженья ни зеркал,
Какие тающие не слезами хлопья,
Причины-следствия без умного торопья…
А за окном сверкающий коралл.
 
 
Иконный… масла страстоцвет,
Душе угодны праведные лики,
За временем бесчувственное «нет»,
А здесь сердечных звуков блики.
 
 
Вот здесь, вон там, твоих ли рук
Опущенность любовного распятья,
Или движенья сладострастных мук
Опять печать грядущего проклятья.
 
 
В чем грех неутоленности бытья,
Ты на губах таишь снежинки формул,
В природе нет природного чутья,
Она и волк и рем и мира ромул.
 
 
Ты обними меня… ведь я не вечна,
А эта дрожь….в ней судорога чувств,
В ней боль, душа так быстротечна
Тобой…   изысканных безумств.
 
 
Не продолжение, не райских кущ слова,
Такие жалкие, в них опошленья очи,
Оставь…  глазница не нова
Истекшей и порочной ночи.
 
 
Не задержись как хлопья в высоте,
Их плач так белоснежен и прекрасен,
Летающие, тающие, те,
Им каждый миг безвременен и часен.
 

Гефсиманский сад

 
– гиозное рели кт… не из тени
шагов не принимаемая суть,
всепоглощающа я лажь зми иной лени,
уми- творяющая ро (зо) ватый путь,
свет (ящийся) сур (динками) лит- вами
мо- прихотливостей пот ливостей души,
сечений вырезаемых словами,
на пролежнях без житого грош и,
и осиянье не прикосновенья
не дуновенья… ласки не природ,
придатель вергнутого из- благоговенья,
очеловеченных -целуями по род,
про никни! (сь) духом ухом hom (o) vulgar-
is чадия презентовый гомун-
cool ус крутящий гонорящим pulgar,
родящим живо- жал и скри пы рун
личия ве- истекшего гоморрой,
харибд (ami) откормленного зла,
под гефсиманской пол у вечной ссорой,
вос крес (т) ной у до каинного -тла.
 

Золотое корыто

 
Плывешь ли духом, мнишь, летишь,
Его вбираемая сущность,
Он выше сатанистских крыш,
Он ниже дна, заборов плющность.
 
 
И крайность, ложная вина,
И золотая середина,
И совесть, нищенством дурна,
И заблужденья паладина.
 
 
Какая брешь полуживых
И мёртвых, выцепленных сеткой,
И затаившихся иных,
И меченых порочной меткой.
 
 
Как в клетке кающийся вор,
Взывает мир избыть напрасно
И несмываемый укор
И безнадежье сладострастно.
 
 
Так и душа в поминках дел
Ниспровергается безвольно,
В безвременьи песочных тел,
Жизнь искушая сердобольно.
 
 
Её ли путь земной не сыт
Не облаченьями смиренья,
А бисер золотых корыт
Омыт соблазном воскуренья.
 
 
Её ли слабость не за грош
Не исповедует моленья,
Когда прикормленная ложь
Насилует долготерпенье.
 
 
Её ли святость не во грех
Ввергает чаянья во имя,
И не немилосердный смех
Крестоступлениями стынет.
 
 
Неиспорочна и мрачна,
Полуневерна и преклонна,
Не суеверием точна,
И не пророчествами сонна.
 

Тут, рядом, цепкость, зов… порыв, отчаянье, заложье… рык, крик, молчанье, ров… и лицедейство и безбожье… и иность, щемь, порушье, блазн… опутство, веянность, укорье… разлеп, рассор, сор непролазн… нестыж, поруг, коробен, морье.

 
Двоичных личностей катрен
Успокоенье не предскажет,
Один из них на вечный плен,
Другой на вынужденной страже.
Полузмеиная стезя
Извивом непорабощенным,
Всё воскрешённое нельзя
Избыть не Духом не прощенным.
 

Что чувство? 9

«Что дружба?…»

А. С. Пушкин

 
Что чувство…  молодости буйство,
Максимализм души иной,
И многолетнее холуйство
Её же грешною виной.
* * *
 
 
Что близость… час преобладанья,
Любви заветные  гроши,
И похотливые  страданья
Умом измученной души.
 
 
* * *
 
 
Что совесть… тухлая водица
Души, не смеющей летать,
Полубезгрешная царица,
Блаженных мачеха и мать.
 
 
* * *
 
 
Что поцелуй…  дыханье сердца
Прикосновение души,
Божественный любви сестерций,
Предательств сребреных гроши.
 
 
* * *
 
 
Что женщина…  соблазн чувства,
Змеиный яд пустой любви
Или божественность искусства
Молитв храма на крови.
 
 
* * *
 
 
Что ревность… грешная забава
Вмиг обезумевших страстей,
И полудикая расправа
Обезображенных костей.
* * *
 
 
Что счастье…  эфемер заблудших,
Эдем постельного скота
Или свечение не худших
У допотопного  плота.
 
 
* * *
 
 
Что вера… жалкий путь возмездья,
Испепеляющая блажь
Иль путеводное совездье,
Души измученной кураж.
 
 
* * *
 
 
Что слава… сладкая отрава,
Цепей приобретенных груз,
Трофеев золотых канава
Под смех божественнейших муз.
 

Ты что, зима!

 
Ты что, зима! Ты проявила
Порочных слабостей дурман,
Ты плавишь нежностей обман
Теплом сокрытого Ярила.
Не твой ли холод обещал
Грехов грядущих омовенье,
И отмороженно стращал
Тоской предутреннего бденья,
Когда душа как первоцвет
Летит лучом на подоконник,
И признаки весенних мет
Целует как смешной поклонник.
Ты что трепещешь неживой,
Полупритворством убивая,
Томя лежалый снежный вой,
И отдаваясь не вставая.
Ты приготовилась навзрыд
Невинностью играть безбожно,
Смотри, зима, природ не сыт
Изыск, что беспорочен ложно.
Не верю в искренность твою,
И понимаю близость мести,
И по тебе судьбу крою
Без обещаний… честь по чести.
 

Душонка-масть

 
Скользить поверхностями… надо ли где глубже,
Открытия сокрытого ума,
Котомка, золотник, кошель, сума,
Будь, Моисей! Раздвинь распады, ну же!
 
 
Как мило понятое… исповедь зеркал,
Исчувствованность прежнего, броженье,
Ты искус само- amo выраженья,
Разменный coin, безцифирный нал.
 
 
Цена всему, лишь бестелесной Веге,
Арктур, Центавра… вычерпни же ночь,
Склонись, склонись….ты нижешь звезды неге,
Тебе ли вылюбить, тебе ли превозмочь.
 
 
Одну… и одного… в них счет неведом,
Границы лица образы не те,
Ты постигаешь, чтобы не убиться,
Ты видишь больше света в темноте.
 
 
На ощупь поцелуй… его глазница
Вселенным мраком близит, – возлюби,
Она не есть, жизнь, это смерти снится
Харона по-над Летой «let it be».
 
 
Ты ближе к расставанью первой встречей,
Не временем бессчастие искать,
Какие острые судьбы костлявой плечи,
Какая мягкая прокрустова кровать.
 
 
Куда идёшь… камо грядеши, душка,
Душонка-масть, не падшая скрижаль,
Не бейся оземь, прошлого полушка,
Не бойся невозможного не жаль.
 

По щучьему веленью

 
Куда уходит женщина…
В отчаянье, смирение… кристалл
Блистал огранкой чистого мгновенья,
Опал.
 
 
Тускнеет взор, привычатся желанья,
А новых… исчезает бледный след,
В ней будто гаснет бесконечный свет,
Ненужный никому и не опасный.
 
 
И понимает это… пристает
К себе же, неприученной к вопросам,
Как стрекоза, теперь уж не поет,
И грезит снова злобным муравьесом.
Куда уходит женщина, когда
Она уже себя не замечает,
И вроде горе даже не беда,
Но на глаза никто не отвечает.
 
 
Толстеет время, скука за углом,
И воздух сердца так порой разрежен,
Что опостылевший и неудобный дом
Как извращенец сатанистски нежен.
 
 
И забирает мертвая вода
Прискорбья бесполезных омовений,
И вроде не в грехе, да не сюда,
А щучьих не предвидится велений.
 

Четвертое желание

 
Это счастье одно… так оно ли знакомо,
Поведаньем опущенных в трепет ресниц,
И сердец опаленных исструп глаукома,
И недвижность когда-то речивых ли лиц.
Зов ли дух не змеи… ползунком греховодна,
Опривыченных миг, – ты зажгись, небосвод,
Сыт ли млечности путь или звёздность голодна,
А бывает ли устным пресыщенный рот.
То ли крик то ли вой по пустыням исстрастным,
Тут гордыня, тут падш… там аскеза любви,
Ненасыть этот пост нареченьем балластным,
Отрекаясь от тока бурлящей крови.
Этот берег крушений, – хлебать упокоя,
Или лучше на буре проспать миражи,
Или твари по паре заветом у Ноя
Расплодили родов вековых стеллажи.
Какое ещё не взрастишь выделенье
Ума ли, души, погребенные тлеть,
И чувств, маринованных ранок соленья,
Разложишь на жизнь в календарную клеть.
Ты вторишь, ты ищешь, ты тычешься носом,
Ох, браво, ковид, ты и запах стащил,
Новины проблем стихотворены росам,
А быль шелухи ты давно налущил.
Кольнет ли печаль, – вот корыта старуха,
Придет ли рыбак, весь в руках золотой,
И крикнут опять ему в старое ухо, —
Пошел-ка ты к морю, – бараном не стой.
 

Светлый херувим

 
Не стоишь ты любви, ты не волненье
Раскиданных по краю жизни дней,
Твоё разумное, привычное терпенье
Сродни изобличенью мертвых пней.
И нет былой теплолюбивой ласки,
Измученной нехваткой бытия,
И вечной полузимней сказки,
Искрящейся исснежностью витья.
И хватит… сыр не в мышеловке
Заранее чреватостью убит,
Он не собой соблазном слюнным сыт,
Бессмертностью изжеванной обновки.
И будет Дух, коварный, непокорный,
Не требухи набитой сточной власть,
Измызганнный, пороченный и торный
Тот путь, который непокоя сласть.
Не рук опущенных, распятых незаметно,
Не глаз увитых тернием венца,
Их воскресит нетленно и неветно
Желание небесного Отца.
Но долгим словом, чистым и печальным,
Возникнет образ, – светлый херувим,
И чувством, бесподобным и венчальным,
Предощутишь… покоен и храним.
 

Немного мазохизма

 
Немного мазохизма… чувствам польза,
Не всё же им оркестрами играть,
И расставаний жёсткая кровать
Грядущих обладаний новых воль за.
 
 
Сожмет ли грудь дешёвая печаль
Иль дорогая…   время незабвенно,
Всё прошлого искрошенная даль
И суета сует и тленом тленно.
 
 
Я твой исток ли, юности апрель,
Ты снова искушаешь покаяньем,
Как звон колоколов твоя капель,
Стучащая оскоминным преданьем.
 
 
Вот волшебство материальных мук
И возрождения и мертвенного срока,
Чудовище-стоглаз из тысяч рук
Является из ангела порока.
 
 
Иль очищается самозабвенный Дух
Предательством и жертвенностью слова,
Что, поцелуй… бездействие иного
Слепит глаза и умертвляет слух.
Как мёртва, страшна истина… нага
Её неодебелая наущность,
В кореньях зла безудержно строга,
В природе фальши ангельская сущность.
 
 
Гляжу, коснусь…  огнем ли душу жечь,
Игривой страстью распинать вполсилы,
Стезя земная это та же речь,
Не ей ли жизнь приподнимать на вилы.
 

Не снежи ночкой

 
Я иду вперёд,
сердце катится,
день мой мимолёт-
но прикается.
 
 
Задержись, судьба,
не снежи ночкой,
счастье не каба-
лой-златиночкой.
 
 
Я не story я,
не истец-момент,
по колени я
реческих календ.
 
 
Им и вер кладу
пре стояния,
и себя краду-
чась зрю знание.
Не велик урок,
да поведанный,
не в слезах промок-
ший, но беданный.
 
 
И открытий о-
бычных нижется
не каре старо-
модных книжица.
 
 
Пусть хрупка скрижаль,
но вся светится,
не тенями саль-
ными метится.
 
 
Вот уж точно не
не оставь раз ум,
два не исполне-
ний привычных дум.
 

Я видел королев

 
Я видел королев из деревень,
Простушек в городском неадеквате,
Смешливых тенью на пустой плетень
И ушлых в неиспользованном  хвате.
 
 
В сухом остатке горький оселок
Всё тех же неисчезнувших сомнений,
Осадок убедительных не мнений
И памяти пожухнувший брелок.
 
 
Награды неиспользованной встречи
И вылитые выгребные речи.
Всё не избыток поданного чувства
 
 
На блюде обольщений и надежд,
И приснопамятности брошенных одежд
Лишь жалкий слепок грешного искусства.
 

Апостол

 
Немилосердие ни опытов ни строф,
Страстных усилий тернии колючи
Не тельных неиспытанных голгоф,
Пути, где не по сеньке шапок кручи.
Но был бы он… и верен и раним,
Не кровь ласкает жеваные раны,
Апостол-дух и горек и гоним,
Да всё не кинет мысленные станы.
Не спит больной до третьих петухов,
Всё чертит смыслы на песке горючем,
И вспоминает шествие волхвов
На языке своем и древнем и могучем.
В нём гневный слог изыденных мытарств,
В нём вечери предательской паскудство,
В нём человеческих полупродажных барств
Распятое священным звуком блудство.
Храни, святой, звезду и небеса,
Дарованных божественною вестью,
В них слёз пролитых чистая роса
И «возлюби», рождённое не местью.
Терзай, так лучше, и не успокой
Ни счастьем горшим ни бедой приветной,
Ты не махнешь блаженною рукой,
Но и не станешь тенью незаметной.
 

Неверна

 
Уходишь, время…  ты не бесконечно,
У каждого свой имоверный круг,
Ты, может быть, для легковерных вечно,
Но для неверных позволенье мук.
 
 
Ты гонишь волн безопытную прихоть,
А опытной снедаешь берега
Бесчеловечных лет и их же вихрить
Пытаешься в советника-врага.
 
 
Ты почему-зачем и есть ли души
У не коснувшихся твоих железных рук,
Они умеют бессердечье слушать,
Его, как твой, непохоронный стук.
 
 
Его незримые, не божеские ласки
И в темя-время страшный поцелуй,
Когда ты рвешь прижившиеся маски
И шёпотом скрежещешь, – «Не балуй».
 
 
Твоя абстракция «неверны» мне знакома,
Ты тень несостоявшихся богов,
Готовая уйти и вечно дома,
Любительница адовых кругов.
 
 
Но ты ли дух подводишь под распятье,
Но ты ли крестишь, – «Боже, им прости»,
Когда роняешь смертные проклятья
На временно кончаемом  пути.
 
 
Ведь нет тебя! И кто божествен больше,
Последний вздох, распнувшийся молчать
Иль небеса живых, их не бывает горше,
Когда клеймит их мертвая печать.
 

Распятый стих

 
Что мне делать с твоим телом,
Между делом,
Между делом,
С нерасцвеченной душой,
Рисовать задачки мелом,
Где и в частности и в целом
Выбор, в общем, небольшой.
 
 
Что мне делать в перерывах,
Где на ивах,
Где на ивах
Сон туманов над рекой,
Где на стихотворных нивах,
В исжеланных переливах
Сердце светится строкой.
 
 
Что мне делать на бестелье,
Где на мелье,
Где на мелье
Бьётся одинокий чёлн,
И дрянное пустомелье,
Будто раковин безделье
Не вылюбливает волн.
 
 
Что  мне делать не с тобою,
Не любою,
Не любою,
Виноватой без греха,
Расставаться меж собою
Не рабом и не рабою
До распятого стиха.
 

Живая и мертвая

 
Поэт, поэт… ты пуст и малоценен,
Ты на поверку брошенности слов,
Ты для себя и потрошён и венен,
А для других воспоминанья снов.
Необязателен, не грозен, не практичен,
Ты сотрясаешь terrости пустынь,
В которых умерла людская стынь
Душ, чей посыл и нагл и эпичен.
Ты кажешься, а им бы быть потреб
И спелно и насытно и утробно,
Каких ты служишь непотребных треб
Иль приторных иль вовсе несъедобных.
Ты сам в себе рождаешь эпохал
Вселенных дней, не звездами рождённых,
Ты чаще слов густых язвительный нахал,
И этим оживляешь утомлённых.
Но есть иная, бедная стезя,
В ней путь наверх почти умалишённых,
Там с истиной не согрешить нельзя,
И собственно, посты там отрешённых.
Но только там касание огня
Иль вод живых, словами только мёртвых,
Ночей там нет и не бывает дня,
Но как там много правд, больных и черствых.
 

Открытое мгновенье

 
Есть неприятие открытий… мир суров,
Рядится в тоги пурпурных надежд,
И затмевает день мираж воров,
Которым по сердцу заношенность одежд.
И первый вор, – наивная судьба,
Как под копирку писаная вязь,
Там к месту и приходы и мольба,
И не претит пути земная грязь.
Второй всегда на заданной тропе
Готов и подстеречь и обмануть,
Там бестолку изведывать толпе,
И очень сильно там сжимает грудь.
Вор третий… очень горек, нелюдим,
Частенько бьёт тебя исподтишка,
Он будто бы не женщиной родим,
И сразу с сердцем получил грешка.
Но есть и хуже… горя бытия,
Там где-то падший ангел побывал,
Прозрения собачьего чутья,
Который человеком изнывал.
Какой он, дух… не тронут, не избыт,
Пока не обратится в откровенье,
Пока не будет временем забыт,
И не отверзнется в открытое мгновенье.
 

Матрешкин грех

 
Я себя ли не знаю наветом,
Я тебя ли не выдумал сном,
Всё проходит зимою и летом,
Терпких лет неиспитым вином.
 
 
Ты дотронешься губы смакуя,
Я сниму этот грех языком,
Чтобы с музой о вечном воркуя
Вновь сказать, – я с тобой ли знаком.
 
 
Чтобы вновь потерять не жалея,
Чтобы вновь обрести не тая,
Одиночеств глухая аллея
Пусть поплачет слезой янтаря.
 
 
Но не рощам же богу молиться,
Человечнее будет печаль,
Если насмерть бедой не убиться,
Паутиной не станет вуаль
Неприученных прегрешений,
Незабытых со временем слов,
Этих новых любви подношений,
У которой юродивый кров.
 
 
Ей ли быть до слащавости верной,
Ей ли слыть проматрешкою клятв,
В полуистинах дурой манерной,
В  полулжи искусителем яств.
 
 
Тебя нет… ты далёко так близко,
Я стараюсь уже не дышать,
Разве так превозносятся низко,
Разве так на судьбе не решать.
 
 
Разве это земное виденье,
Разве тронуть рукой божество,
Кто не камень, брось грехопаденье,
Кто живой, во плоти естество.
 

Утренний рулетик

 
Я не люблю слащавость  мужиков,
И женская претит мне благоверность,
В которых бес безнравственных коров
Гоняет как свою закономерность.
 
 
И перезрелость «качества» любви
Томит таких присяжным отреченьем,
Вареное полезней, а печеньем
И черт без чувств утопится в крови.
 
 
Ну, где же ты, златая серединка,
И пониманий и судьбы сурдинка.
Тебя ведь не злословием сыскать.
 
 
Ты льдина дней или смешная льдинка,
На языке моем не расплескать
Твоих касаний, скользкая невинка.
 

Раз битый час

 
Из неосознанных невед
Слагаю быль скоромных лет,
И бдению дней отрывных
Бросаю пепел чувств срамных,
Освобождаю не мораль
От слов, закрученных в спираль,
И оживаю не живя
В себе двуличное давя,
Преисполняюсь не беря
Вчерашний писк календаря,
А на сегодняшний гляжу,
И в общем, смысл не нахожу
Закономерный, не пустой,
В котором замер на постой,
Не потому и не подчас,
А просто он не ноль, а раз
Пока ещё, но этот счёт
Не нищета и не почет…
 
 
И вновь молчу и не молчу
Как будто бедную свечу
Своим не зрением свечу,
А под сердечьем  палачу
Необезвременьем плачу,
Ведь время мне не по плечу,
На голос «облно» не рычу,
Не потому, что не хочу
И не терпение точу,
А сам себя скорей лечу,
Когда в себя же и мечу
Что размышленьем корочу
Для не себя…
 
 
Иной ли счёт
Растянет жизнь на не сейчас,
Когда сверхзолотистый мёд
Прольется на пчелиный пляс,
Когда необнаженность губ
Сорвет с цветка гудящий хмель,
И ерихонских звучных труб
Заглушит гулом тучный шмель.
Когда падет на лист рука,
Зелёный разметая шум,
И все прошедшие века
Затмит испепеленный ум,
Когда скользнет не в облаках
Весь мир любовью донных глаз,
И на раскинутых руках
Вновь оживёт раз битый час.
 

Под-апрелье

 
Мне приснилась любовь, без неё как без рук,
Сладких нежностей полуистома,
Удивительный вкус удивительных мук,
И не где-то в раю, прямо дома.
Ну за что наказанье, за что мазохизм
Лицезренья ночного блаженства,
А затем не поэзия, а поэтизм
Полусказочного полуженства.
 
 
Ну-ка, ну-ка, наяды, богини мои,
Я приду к вам, оборванный слухом,
Прекращу на мгновенья земные бои,
Притворившись невинным не пухом.
 
 
Я присяду у вашего у камелька,
Помолчу безъязык и безгласен,
Чтоб уже от любовного не уголька
Был не образен и не образен.
 
 
Что с того, что я знаю и некогда знал
Путеводных скрижалей рулады,
Что как жерло вулкана был огненно ал,
Изливая кипенья баллады.
 
 
Что лекарство богинь, поцелуй не за грош,
Ветра след на щеке обгорелой,
Или сна не весна разрезающий нож
По бесчувственной коже дебелой.
 
 
Что смеётесь, подружки, и мне ведь смешно,
Ну-ка, ближе давайте, я грешен,
Человек, ведь, без чудный, без временный, но
Под-апрельем как котик утешен.