Сахва

Я оказался на балконе и начал слезать вниз, на другой балкон. Заметил, что внизу меня ждут. Вот только тот, кто ждал, не догадывался, что дождался. Когда я повис между пятым и шестым этажом и уже приготовился к прыжку, мною овладело сомнение. Лучше расслабить кисти, устремиться вниз и не мешать этому человеку с автоматом в руках выполнять свою работу. Или нет? Я призвал рассудок к послушанию. А вот призвать к нему тело не выходило. Федор! Вернулся и снова хочет себя убить. А заодно и меня, ведь у нас одно на двоих тело. Но пока он только пытается «свергнуть» меня. Моя воля в очередной раз вступила в жестокий поединок с волей Федора. Все мог исправить укол уже наполненного шприца, который я взял с собой. Он обездвижит меня и сделает немым на пару часов, спасет от Федора. Но пока не было возможности проделать спасительную процедуру.

Я услышал не так далеко от себя звуки ожесточенной перестрелки: Организация вступила в бой с полицией. Вертолет давно высадил десант. Нужно убраться из этого пекла. В тихое место, где можно спокойно сделать инъекцию…

Но для начала нужно «обрести целостность» и прыгнуть. Федор агитировал наш мозг к сомнению и нанес сокрушительный удар по моей воле, когда я «летел» на балкон этажом ниже. Приземлившись, замер. По мне открыли огонь. Только стреляли по балкону на шестом этаже, а не на пятом. Когда стрелявший перезаряжал оружие, я перевалился через перила и расстрелял его. Спустился еще на два этажа по балконам и прыгнул. Как только оказался на земле, побежал.

Я бежал. Бежал быстро. Бежал от своих врагов, запрограммированных на убийство. Не многие смогли бы догнать меня и тем более обогнать. А вот пуля, потом еще одна, и еще, и еще, и еще одна, эти пули легко разматывали расстояние между нами. Пули отправлял в полет мой палец. Они «бились лбами» в твердую прозрачность, раскалывая ее на сотни кусков произвольных размеров и форм. Пули, выпущенные позднее, успевали раздробить острые стеклянные пазлы на более мелкие.

Еще одна пуля высунула морду и ринулась в другую сторону. Пропорола человеческую кожу и свиную (из нее была сшита куртка), хозяин которых посмел шлепнуть меня по ягодицам, едва я закончил стрельбу и бросил оружие в сумочку. Он не имел никакого отношения к Организации, но наказать его за такое поведение было необходимо. Не хотелось думать о том, что особи мужского пола понравился мой зад, обтянутый платьем.

Я окружил себя стенами. Стенами той самой квартиры, окно которой я уничтожил, дав сквозняку возможность поселиться здесь. Я запрыгнул в разбитое выстрелами окно на первом этаже, сделав мощный рывок, перебирая ногами в полете, будто отталкиваясь прямо от воздуха.

В квартире лишь один человек. Не нужно долго вглядываться, чтобы понять, что его баклажанно-желтое лицо глодают цирроз и алкоголизм. В его руке горлышко бутылки из-под водки. Горлышко – все, что у него осталось. Остальное тело бутылки разлеглось на полу, развалившись на части, смешавшиеся со своими собратьями – кусками оконного стекла. Мои пули будто объявили геноцид всему стеклянному. Кажется, испуг жителя этой квартиры был вызван не выстрелами, а отсутствием алкоголя, который всего секунду назад был при нем. Самое время рассказать ему о знамении, после которого он просто обязан начать новую, трезвую жизнь, но было некогда: мои пули уже разрывали новое стекло. Не уверен, что алкоголик успел заметить пробежавшую по его квартире блондинку в красном платье. Когда я вылетел с другой стороны дома, мне выстрелили в сердце.

Уже второй раз за несколько минут я без спроса врывался в чью-то интимность, отделенную от всего остального условностями в виде бетонных стен. Ощущение такое, будто забираешься в чью-то голову и успеваешь прочитать несколько мыслей.

Бронежилет отогнал от меня смерть. Перестрелка продолжилась. Что только я не использовал в качестве укрытия, как только не кривлялся, чтобы не столкнуться с пулей. Удалось впасть в некий транс, знакомый только воинам. Весь мир будто притих и погас, лишь места, откуда стартовали пули, были тогда полностью реальными. Эти смертоносные очаги гасли и затихали. А я выживал. Они гасли, я выживал, убив уже девять человек после того, как покинул квартиру алкоголика. Где же проклятый канализационный люк?! Хоть какой-нибудь!

Вот же он! В спину врезалась еще одна пуля. Я упал. Долго возился, лежа, выманивая стрелявшего. Он умер, а затем еще один. Не без труда удалось отодвинуть крышку люка, а потом поставить ее на место, когда я уже был внутри этой круглой дыры. После этого я утратил контроль над телом.

Глава 6

2 дня 14 часов 43 минуты до взрыва Реактора. Раннее утро.

Утро только карабкалось, но продвинулось весьма. Птица издала высокие звуки, неуверенно призывая к пению остальных. Спустя время ей ответило другое крылатое создание звуком, напоминающим человеческий стон. Затем к ним присоединился ворон со своим знакомым кряканьем.

Синий минивэн ехал по дороге на небольшой скорости, так как входил в поворот. Впереди сидели молодые мужчина и женщина. Сзади, на детском сиденье, девочка лет четырех. Кафиры, конечно же. Лица их были довольные, хоть и сонные. Ребенок спал.

Эту своего рода семейную идиллию нарушил бросившийся им под колеса человек. Мужчина, сидевший за рулем, затормозил. В этот глагол можно вставить сразу два смысла, учитывая, что водитель продемонстрировал не самую быструю реакцию. Хотя могло быть и хуже.

Все трое услышали удар живого тела о металл. Минивэн замер, разрисовав асфальт черными полосами. Мужчина и женщина выбежали почти одновременно. Увидели сначала мое голое тело в одной лишь обуви, а затем уродливое лицо. Испуганно качнулись. Кожа их начала белеть, как разбитое яйцо на раскаленной сковороде, и порозовела лишь тогда, когда они увидели, что сбитый ими человек самостоятельно встал на ноги. Я лишь разыгрывал боль, не давая им окончательно выбраться из ступора.

Мой взгляд бросился на проснувшуюся девочку, из-за чего испуг в глазах ее родителей снова возрос. Я подбежал к минивэну и открыл заднюю дверь, объясняя это тем, что мне необходима аптечка. Обратил внимание на бумеранг, лежащий у заднего стекла, и на девочку. Та протирала бусины своих глаз маленькими розовыми ручками. По мере того, как мы смотрели друг на друга, из ее крошечного рта складывалась наивная улыбка. Я не мог относиться слишком плохо к кафирам такого возраста. Ее мать и отец – кто же еще это мог быть?! – суетились за моей спиной.

– Привет, я Ева, а ты как называешься?

Моя рука молниеносно шмыгнула в щель между двумя половинами заднего сиденья.

– Второй, – ответил я, повесив перед этим легкую паузу.

– Ну и урод ты, Второй!

– Я знаю, Ева. Ты очень честная девочка, так держать. Желаю тебе хорошего дня, Ева, и прощаюсь с тобой.

– До свидания, Второй. А куда ты идешь?

– Я не знаю.

– А ты можешь узнать? А когда мы встретимся, ты мне расскажешь?

– Обещаю, Ева.

Молодая мать смотрела на меня, ее лоб пошел буграми, а оба глаза устремились к носу. Да, она боялась. Меня, похоже, даже искренне переживала за мое здоровье. Но это точно были не все эмоции, нарисованные на ее лице. Я пытался самостоятельно догадаться, в чем дело, но понял, что без подсказки ничего не выйдет.

– Что?

– Вас весь город ищет… точнее, вся по… полиция… и не только в нашем го… городе… – не требовалось дополнительных сведений. Все было понятно. Организация дотянулась до полиции, и та сразу начала меня искать. Теперь добраться до Первого и убить его будет сложнее.

Семейство уехало. Все, кроме Евы, которой, видимо, пришлось по душе новое знакомство, были напуганы и сбиты с толку. Когда они скрылись за поворотом, то увидели КамАЗ с фурой. Наверняка они без интереса посмотрели на него, быть может, бросили взгляд в зеркало заднего вида, чтобы взглянуть еще раз. И отвлеклись разговорами, снова погрузились в свое семейное размягчающее счастье, о котором я ничего не знал.

Но едва ли они сумели бы так быстро расслабиться, если бы знали, что рядом с КамАЗом, метрах в семи, лежит свежий труп, наспех присыпанный землей. Еще больше семейка помрачнела бы, обнаружив в своей машине странный смартфон, который мне выдали однажды. Чем дальше они уедут, тем в большей безопасности я окажусь. Для этого и пришлось разыграть этот спектакль. Когда Организация выследит меня по этому смартфону, то обнаружит лишь эту семью и их минивэн.

Я вспоминал об этой семейке, сидя за рулем того самого КамАЗа, который чудом не испачкал колеса кусками моего тела. Руки сжимали сильно потертый руль, полуметровый в диаметре. Управлять автомобилем с такими габаритами было непривычно, но я был обучен управлению любым наземным видом транспорта, даже некоторым легким танкам. Из кабины были видны крыши едущих навстречу автомобилей, с которыми мы на миг встречались на отрезке дороги с тем, чтобы уже в следующий миг начать разрывать расстояние, двигаясь в противоположных направлениях. А вот обогнать меня пока никому не удалось, с тех самых пор, как я стал бесправным владельцем этого грузовика.

Кабина стремительно пожирала ухабистую, всю в волдырях, полосу асфальта. В окна, слева и справа, был виден лес, из которого наконец-то удалось выбраться. Лысые деревья походили на цепочку нейронов, будто я совершал объезд-осмотр сложной мысли безумного гения, находясь внутри его головы. Грязно-белое небо подсвечивалось солнцем, щекоча глаза и мешая наблюдать за дорогой.

Я отправился в путь, как только завладел этим средством передвижения. Хотя нет, одна заминка была: любопытство заставило заглянуть в кузов этой длинной квадратной кишки. Я сорвал с фуры пломбы и раскрыл дверцы. Еще до того, как хлынувший в кузов свет перелился через край, ноздри ущипнула оглушительная вонь, и раздалась какофония хрюканий. Дальнобойщик, чьим грузовиком я завладел, вез свиней!

– Эй, хрюшки, бегите, бегите! Ступайте на волю! Вы теперь свободны! – говорил я, ломая деревянные вольеры и выбрасывая из кузова эти перепуганные тельца, измазанные в собственных экскрементах, с налипшей на них соломой. Я чувствовал себя освободителем, избавителем, но потом мой восторг омрачила мысль, что скот, который люди выращивают себе в пищу, не пригоден для жизни в дикой природе. Тем более, интересно, где это я видел свиней, живших в лесу? Поэтому, если уж я и помог каким-то животным, то только лесным хищникам. Хотя не знаю, быть может, за них заступятся кабаны…

Сев за руль и проехав немного, я увидел мост. Оценив наметанным глазом глубину реки, через которую он был проложен, я проделал трюк: спровоцировал занос таким образом, что кузов занесло, он пробил несколько перил и в этот момент был отцеплен. Вода поглотила его, как несколько часов назад меня, с той лишь разницей, что он так и останется на дне. Фееричное зрелище. Я успел увидеть фейерверк брызг. Этот маневр стоил жизни семье, автомобиль которой врезался в кабину КамАЗа, оказавшегося на встречной полосе, но дело того стоило.

У меня раздвоение личности. Теперь я точно понял, что со мной происходит. Это похоже на ситуацию в том дурацком хатрлендском сериале: я был Сашей Зайцевым, а потом в теле меня потеснил Федор^6*. Только «мой» Федор не приходит с резким звуком или ударом, а, наоборот, уходит. Является он на запах моего гнева. А может, и просто, когда захочет, это еще предстояло выяснить. Как только этот Федор обретает контроль над моим телом, он сразу предпринимает попытки себя убить. Я догадывался об этом еще после того, как столь странным образом покинул поезд, но когда этот ублюдок, вытеснив меня, бросился под этот самый КамАЗ, все стало ясно окончательно.

Удивительно, как мне везло в этих случаях. С везением у меня всегда был острый конфликт. Это касалось всего, кроме выживания, будто мое везение все без остатка сконцентрировалось только на нем. Вот, например, в детстве оба родителя избивали меня за малейшую провинность. Особенно когда выяснялось, что в школе меня унижали, называя уродцем и более обидными словами. А такое происходило почти каждый день, кроме субботы и воскресенья. Наверное, поэтому я так люблю календарные выходные дни. В школе же меня били за врожденные увечья.

Хорошо хоть, что стал известен способ, как избавить свою материальную оболочку от этого треклятого суицидника. Громкие резкие звуки были не единственными моими союзниками. Если случалось нечто шокирующее, он также трусливо сбегал. В прошлый раз я избавился от него, когда он прыгнул с моста в ледяную воду.

В этот раз власть над телом мне вернул звук мощного гудка, смешанный с омерзительным, разрывающим перепонки свистом переставших вращаться передних колес. Они намазывали резину на асфальт. Ровная черная полоса с узором протектора расползалась, пока машина не замерла. Теплое машинное масло капало прямо в рот. Затем меня грубо извлекли из-под грузовика, и огромный ботинок два раза врезался в голову. Этот дальнобойщик тоже хорош, конечно. Нет, чтобы узнать сначала, цел ли я, так он сразу начал драться.

– Ты знаешь, сколько лет мне бы дали, – говорил он, нанося первый удар, – если бы ты сдох?! – слышал я, получая второй.

Удары были внушительными, так как их источник был весом далеко за центнер. Не жирный, а скорее плотный. У нас были явно разные размеры одежды, и теперь его засаленные, пахнущие уксусом вещи свисали с меня, будто я наспех сшил костюм из плащ-палатки. Но и это было лучше, чем нагота. Его гневные причитания, сопровождаемые ударами мощных мясистых ног, привлекли мое внимание и вызвали интерес. Поэтому перед тем, как убить его, я решил выслушать эту истерику до конца. У нас было что-то общее. Схожие душевные травмы, если угодно.

– Я только год, как из тюрьмы вышел! – говорил он, продолжая пинать меня ногами, облаченными в запыленные, некогда черные берцы. Я лишь катался по земле, лишая его удары силы. – Ты знаешь, сколько я искал эту работу?! – его риторический вопрос сопровождался двумя новыми ударами. – Ты знаешь, как я устал от косых взглядов?! Все только и шептались у меня за спиной, какое я чудовище! Уходили с кривыми рожами оттуда, где я появлялся! – один удар ему все же удался, но это не ослабило моего внимания к его рассказу.

Да, я хорошо его понимал. И под стук его ног о мое тело почему-то окунулся в собственные воспоминания. Школьные годы. Двое юношей, давно избравших меня объектом для унижений и избиений, стоят передо мной. Оба выше и шире меня. Сцена разворачивается на уроке труда, вокруг тяжелые, прикрученные к полу стальные парты, верстаки и прочее оборудование. У одного из них в глазах застрял страх, а в печени крестовая отвертка. Скользкую от горячей крови рукоятку этой отвертки сжимает моя кисть. Второй – парализован испугом.

Я в шоке от того, что произошло. Я не собирался этого делать, это вышло само собой. Но мне не страшно. Мне любопытно. Так началась наша дружба со страхом. И со смертью. Только тогда, малолетний идиот, я понял их практическую пользу, начал познавать их природу.

Юноша с новорожденной дыркой в печени смотрит на меня. Смотрит тем самым взглядом, каким не один год я смотрел на них. Когда я это понимаю, восторг нового озарения легким электрическим разрядом быстро прогуливается по всему телу. Надавливаю на рукоятку отвертки, используя ее как рычаг. Лицо того, кто ни один год мучил меня, искажается, становится неприятным и жалким, кожа бледнеет, глазные яблоки стремятся из орбит, словно мячики, перекормленные насосом. Рот трескается, губы отдаляются одна от другой и начинают дребезжать. Какое-то время я продолжаю увлеченно двигать рукояткой отвертки, увеча его внутренности. Потом он падает.

Озаренный новым открытием, разворачиваю взгляд на второго. Тот отступает, так же, как раньше отступал я, загоняемый ими в такое количество углов, которому позавидовал бы любой многоугольник. Ноги его шаркают, став тяжелее в сотню раз – сопротивляться он не в состоянии. Я решаю опробовать новое место и бью в район сердца. Отвертка «рикошетит» от ребра. Тогда мой бывший мучитель садится на корточки и сворачивается в позе зародыша. Но я уже не в силах остановиться. Оглядываю открытые участки на его теле. Выбираю шею. Бью. Еще. И еще, пока жертва не падает, вероятно, уже замертво, на спину. Тогда начинаю бить обоих своих поверженных противников. Живот. Ноги. Уже не вижу куда. Какие-то из ударов увечат мои собственные пальцы, когда отвертка входит слишком глубоко, и они касаются костей выпотрошенных трупов.

Затем поворачиваюсь к остальным одноклассникам. Они вжались в стену и, похоже, больше всего на свете желают пройти сквозь нее. Я вскакиваю на одну из парт, прямо с отверткой в руке, контуры которой лишь угадываются из-за кишок и крови, оставшихся на ней. И начинаю кричать, увеча голосовые связки, пока они не выходят из строя. Очередной удар дальнобойщика вернул меня в настоящее. Из его рта продолжали сыпаться гневные реплики.

– Ты знаешь, сколько бы мне светило за такое, ведь я уже сидел! Я бы не доказал никому, что ты сам кинулся под колеса! Я только начал нормальную жизнь! Представляешь, у меня это получилось, люди хоть как-то начали меня принимать!!

Родственная душа. Но меня люди так принимать и не начали. В психиатрической лечебнице я пролежал примерно полгода. Тюремного заключения удалось избежать. Помогло несовершеннолетие и количество ударов, нанесенных отверткой.

Но, когда я вернулся в общество, то «отведал новый сорт отчуждения». И, надо сказать, оно оказалось мучительнее предыдущего: «отчуждение на юридической основе». Меня не брали на работу, не говорю уже о поступлении в ВУЗ. У меня не было девушки, даже не все проститутки соглашались со мной спать. Родители к тому времени фактически от меня отказались. В густонаселенном городе я был абсолютно одинок, пока граждане непризнанного государства нигилистов не раскрыли мне свои дружеские объятия.

Помню, как самолет поднял свой нос и устремился вперед и вверх, навсегда избавляя меня от ненавистного статуса кафира. Потом эта продолговатая крылатая труба, которая оканчивалась тупым неровным конусом, с двумя круглыми двигателями по бокам, приземлилась уже на территории государства нигилистов. И, если так можно выразиться, я сменил гражданство. И что-то еще. Я прибыл на новую родину, как раз когда государство нигилистов переживало счастливую пору успешной экспансии. Нулевой и Первый, еще известные под обычными именами, встречали меня и остальных «новобранцев». Нам предстояло стать неразлучной троицей, тремя лучшими агентами Организации: проводимая экспансия позволила мне быстро проявить свой талант в убийстве кафиров и стать Вторым. Так я впервые за всю жизнь был принят людьми, стал, как мне казалось, желанным и полноправным членом социума.

Водитель фуры снова вернул меня к реальности. Такую шею, как у него, было нелегко ломать, но, конечно же, я справился. Только сначала сломал ему ногу в двух местах. Ту, которой он меня бил.

Теперь я снова остался один. Организация вынесла мне смертный приговор после того, как я провалил всего одну операцию. Разве что очень и очень важную операцию, важную настолько, что если бы не провал, то нам не пришлось бы минировать АЭС. Ошибок Организация не прощала. Теперь я ощутил это на себе. Осознание этого факта придавило меня многотонным прессом отчаяния. Ведь я член семьи! Нельзя убивать членов семьи! Было бы не так обидно, реши Организация избавиться от всех, принимающих участие в операции на подводной лодке. Тогда бы у меня оставался друг в лице Первого, и я сделал бы все, чтобы спасти его. Но нет, Первый заманивал меня прямо на гильотину.

Да, если бы мой поезд доехал до станции, на которой я должен был выйти согласно билету, то, сойдя на платформу, прожил бы недолго. Главным курьезом было то, что Федор, который решил погубить нас, спрыгнув с поезда, невольно спас и себя, и меня.

Я разогнал грузовик до предельной скорости. Впереди был полицейский пикет. Два человека в форме отвлеклись разговором, рассматривая дорогу у себя под ногами, и даже не заметили моего приближения. Они находились рядом с двумя бело-синими машинами. В отдалении замер черный Volkswagen Passat, каждая новая модификация которого все больше придавала ему сходство с небольшим средством для космических путешествий. Его водитель, похоже, серьезно нарушил правила дорожного движения. Еще один «носитель погон» только что нырнул в салон служебной машины. Четвертый приготовился взмахнуть передо мной черно-белой палочкой.

Я знал, что произойдет, если остановлюсь. Я не был нужен Организации, как пленник или как источник информации: только как труп, если так можно выразиться. И не было принципиальной разницы в том, кто и как меня убьет. Главное, чтобы это произошло как можно скорее. Сотрудники всех силовых ведомств этого маленького города видели в моей донельзя узнаваемой внешности маньяка или террориста – здесь и возразить было нечего – в зависимости от того, какой сценарий выбрала Организация. Как только меня остановят, меня узнают, а узнав, убьют, как бешеное животное. Поэтому я и не думал останавливаться. Мне нужен был только «страйк». Я готовился к тарану.

Глава 7

8 часов 15 минут до взрыва Реактора. День.

Снова пробуждение. Сознание вернулось, но как будто растеряв по дороге часть способностей: я не мог заставить себя двигаться. Каким-то образом все-таки удалось вколоть себе в шею дрянь, что спасла меня. Укол вызвал временный паралич тела, не дав Федору доступа к нему. Федор закрыл мне доступ к памяти, а я в ответ закрыл ему доступ к управлению телом – месть во спасение.

Вещество, получившее временный приют в моей крови, активно использовалось, когда наше иго было «на пике развития». Плененным кафирам делались инъекции, они лишались сознания, и мы сдирали с них кожу. Когда те приходили в себя, то не могли двигаться и даже кричать. Вместо этого из онемевших, перекошенных ртов исторгались ни на что не похожие звуки. Сейчас я издавал как раз такие звуки, натуживая обмякшие голосовые связки, и тоже не мог шевелиться.

Вонь взяла в тиски мои ноздри. Все вокруг кутала сырость. Капли и струи шумели повсюду. Коричневая крыса размером с кота грызла руку моего бывшего коллеги. Убить его было необходимо: он был единственным свидетелем моего проникновения под землю через канализационный люк. Я успел сделать выстрел в лицо менее чем за секунду до того, как явился Федор.

Меня так и не убили. Организации это не удалось. Федору тоже. Он ушел, пока я был без сознания, на что я и рассчитывал. Не помню, как делал себе укол. Видимо, я, то есть привычная часть меня, была уже вытеснена из разума, когда зажатый в кисти шприц устремился к шее.

Причина для крика была веская: кожу с меня не содрали, зато над моим обездвиженным телом склонились два постоянных обитателя этого места, пытаясь залезть под платье. Даже когда в меня стреляли, не было так страшно…

– Ух ты, какая цыпочка фигуристая! – говорил один из бездомных, трогая меня с похотливым видом. Его черные, с вкраплением серебра волосы, будто вымазанные в сале, похожие на брызговики автомобиля, облизывали меня в районе декольте. Красное платье сползло вместе с бюстгальтером, оголив черные кустарники вокруг сосков. Но они этого не замечали.

– Щас мы ее нормально оприходуем, – обрадовано сказал второй, скрипя своим уже расстегнутым ремнем времен неолита. Я в ответ лишь мычал, выпятив глаза так, что они заболели. Мычал до тех самых пор, пока не услышал истошный вопль.

– Смотри, что у нее там, смотри! Там член!!

– Святые угодники! И правда!!

Они потонули в замешательстве. Я за это время, бросив в бой всю свою волю, отвоевал часть власти над телом. Обездвиженный теперь лишь наполовину, похожий на страдающего церебральным параличом, я поднялся на ноги, чтобы совершить кару.

– Зомби, зомби!!! – завопили бомжи, рассекая пустоту указательными пальцами. Но они не убегали, а лишь прятались друг за друга, трясли тощими ватными ногами и чертили в воздухе кресты. Я размяк: даже не убил их. Лишь сломал кисти, которыми они до меня дотрагивались и чуть больше минуты подержал их головы под водой, щедро разбавленной экскрементами.

Нужно двигаться дальше. Впереди длинный и трудный путь. Положил в Луи Виттон смертоносное содержимое, разбросанное Федором по канализации. Для начала нужно забрать драгоценности. Интересно, какой участок района находится над этим местом? Я явно не бегал в этих населенных смрадом катакомбах долго. Интересно, были ли отозваны люди Организации, столкнувшись с полицией, или мой труп был важнее этого?

Я выбрался на поверхность с помощью первого попавшегося люка. Тело становилось послушнее, ощущалось все лучше, и рана не была исключением. Лексус находился в двух кварталах от меня. Он был необходим, чтобы выбраться отсюда и добраться до аэропорта.

Первый квартал до машины я преодолел без помех. А когда бежал до второго, над ухом неприятно прожужжало. Жужжание слилось со звонким коротким металлическим хлопком: по мне стреляли. Я начал двигаться, как выступающий на сцене мим, уворачиваясь от пуль с невероятной скоростью. Оружие затихло, показав нулевую результативность. Настала моя очередь стрелять.

Враг тоже начал кривляться, с неменьшим успехом, и когда все патроны вылетели из обоймы, уже схватил меня за кадык. Мощный боец, как по габаритам, так и по физической силе. Пока я думал, что предпринять, его словно чугунная рука оплела мою шею. Я изо всех сил напряг на ней мышцы, пытаясь достать метательные ножи. Но колено, напоминающее средневековый таран, выбило у меня из рук сбрую с ножами вместе со сбросившей вес дамской сумочкой.

Из нее выпал шприц – брат-близнец того, что я вкалывал в шею. Теперь я уповал только на него. Но удастся ли? Рука вокруг шеи активно выдавливала из меня силы, сознание и жизнь. Я начал, как мог, втягивать эти ресурсы обратно в себя для решающего, единственного рывка: на второй – сил точно не хватит. Сделал рывок. Повалить его вместе с собой не вышло. Боец Организации не дал добраться до ножей, но этого и не требовалось. Это был отвлекающий маневр, в результате которого я успел подобрать шприц. Но враг раскусил хитрость, перехватил мою, все еще не до конца послушную, руку и стал неуклонно повелевать ей, направляя иглу шприца в мой здоровый глаз.

Тогда я резко отклонил голову вправо и выдавил содержимое шприца в глаза гиганту. Тот рефлекторно схватился за них. Времени с запасом хватило на то, чтобы вогнать уже пустой шприц в глаз, который он продолжал тереть.

Пуля оцарапала руку. От стрекочущей очереди я защитился телом только что убитого. На меня гепардом бросилась груда мышц. Жесткий спарринг, учитывая мое ранение и не полностью вернувшуюся подвижность тела, больше походил на простое избиение. На смену одной мощной руке, душившей меня, явилась другая. На ней выделялись две бледно-синие полоски вен, которые окропляла кровь из моего разбитого лица. Шприц каким-то образом оставался в ладони. Я зачерпнул в него воздуха и, истратив остатки сил на движение кистью, на сопротивление каменному телу, воткнул иглу в одну из вен.

Довольно быстро рука начала ослабевать и была отброшена, как страховочное крепление на американских горках. Я побежал к Лексусу, оставляя за спиной громадного человека, рушащегося наземь: попавший в вену животворный кислород сворачивал кровь, забирая у него жизнь. Пробежал мимо мужчины, подбородок которого касался кадыка: только что он наблюдал, как светловолосая женщина в красном платье забрала жизнь у двух амбалов.

Я достиг машины, передвигаясь, как пьяный или парализованный. А где ключи?! Если их нет в Луи Виттоне, то их нет при мне. Я вонзил руку в сумочку и оцарапал пустоту. Нет, их нет. Их нет… Еще одна попытка. Ключи все же нашлись где-то на дне. Я сел в машину и сразу завел мотор.

Был шанс покинуть город незамеченным: тонированные стекла, одного цвета с кузовом Лексуса, не позволяли заглянуть в салон. В то же время именно их непроницаемая чернота была приметна. Прежде чем ехать в аэропорт, нужно вернуться в камеру хранения, от которой обстоятельства в лице Организации и Федора заставили меня удалиться. Необходимо забрать драгоценности, которые я планировал оставить всего на несколько минут, пока не убью врагов. Другого имущества у меня не осталось. Только оно поможет оказаться на борту самолета.

Я незаметно проехал мимо трех слипшихся в маленькой толпе, будто мухи, нашедшие съедобную крошку, стрелков. Через два квартала увидел впереди двоих и тут же ушел в подвернувшийся поворот. Здесь были тлеющие останки трех полицейских машин. Уже четыре квартала удалось проехать незаметно. В одной из маленьких глухих улочек ликвидировал двоих: они жестами остановили Лексус и начали подходить. Выехал на дорогу, которая стала шире на одну полосу.

Слева появился черный Хаммер. Я незамедлительно открыл стрельбу по тонированным окнам, точно рассчитав расположение вражеских голов. Джип оказался полностью бронированным. Испепеляя асфальт и резину, любезно предоставленный мне автомобиль Отца Кирилла исчез за поворотом, оставляя после себя стеклянную крошку – остатки заднего стекла, уничтоженного пулей.

Лексус и Хаммер начали движение по параллельным улицам. Меня явно намеревались подрезать на повороте: из-за встречного движения я двигался медленнее. Чудом удалось избежать столкновения с несущимся на всей скорости тралом, везущим бульдозер. Также пытаясь объехать меня, с оглушающим скрежетом он рухнул набок где-то позади, развалившись по всей ширине дороги.

Путь назад был отрезан, но и тыл прикрыт. Через секунду положение изменилось: еще один черный титановый бык понесся на Лексус. Из его окон, будто рога, торчали черные стволы, туго закрепленные в трех парах мощных рук, изрыгающие смертоносную свинцовую материю. Перед лицом неминуемой смерти люди или превращаются в размазню, или проявляют невероятные способности и смекалку, чтобы выжить. Без особых трудов удалось выбрать второе.

Впереди и справа только что припарковался красный Maserati GranCabrio Sport. Человек за рулем этого кабриолета был одет как я. Разница была лишь в том, что он был настоящей женщиной. Кабриолет остановился у бордюра, который повторял форму земляного вала. Из-за этого волдыря посреди асфальта угол бордюра был как бы отсечен, походя на довольно высокий подъем под углом градусов сорок. Мой маневр имел крайне мало шансов на успех.

Я нажал на педаль газа так, будто хотел ее раздавить. Правые колеса проехали по набирающему высоту бордюру на скорости более двухсот километров в час. Когда Лексус перевернулся в воздухе, я открыл дверь, вывалился и упал прямо в кабриолет. Кейс с пальцами и Луи Виттон, крепко зажатые в правой кисти, не дали сгруппироваться. Сильный удар о рычаг коробки передач сбил дыхание. Досада быстро развеялась, когда мое лицо оказалось между коленями водителя кабриолета, глянцевых, будто вырезанных из слоновой кости и выкрашенных в телесный цвет. Под истошные вопли красотки я выправил вылетевшее из сустава плечо. Ногой вытолкнул ее из машины.