ЧАСТЬ
II
ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ И МАТЕРИАЛЫ О БАГЛАЧЕВО (вторая пол.
XIX
– начало
XX
вв.)
БАГЛАЧЕВО В ТРУДАХ Н. А. ДОБРОТВОРСКОГО
Н. А. Добротворский и его роль в исследовании истории и этнографии Баглачево
В ХIХ веке широкое распространение в России получило увлечение этнографией. Этот интерес подогревался как научными изысканиями, проводимыми виднейшими учеными, так и, судя по всему, определенной модой. Не вдаваясь в проблематику методологического подхода к такого рода исследованиям, отметим, что, во многом благодаря им, мы можем сейчас ознакомиться с ценнейшими этнографическими сведениями, которые без подобного изучения были бы попросту утрачены.
Во Владимирской губернии подобными исследованиями занимались как представители научного сообщества, так и энтузиасты. Среди исследователей можно назвать А. Смирнова, изучавшего песни крестьян Ковровского уезда (1847 г.)[219], К. Тихонравова, изучавшего этнографию города Владимира и Владимирского уезда (1857 г.)[220], К. Веселовского, исследовавшего Мордвинскую волость Гороховецкого уезда (1864 г.)[221], И. Голышева, описавшего обряды Мстеры (1865 г.)[222], Н. Добрынкина, изучавшего этнографию Муромского и Вязниковского уездов (1867 г.)[223]. Этнографические работы активно публиковались в различных губернских изданиях. Предметом таких исследований, как правило, становились свадебные и похоронные обряды, песни крестьян, культовые обряды и обычаи, в том числе, имеющие языческое происхождение (сжигание Костромы, колядования, заклинания земли и т. п.). Одним из исследователей-этнографов Владимирской земли, представляющим для нас интерес, в первую очередь как описатель Баглачевской местности, являлся Николай Александрович Добротворский.
К сожалению, биографических данных о Н. А. Добротворском крайне мало. Владимирский период его исследовательской деятельности освещен слабо. В научных кругах он больше известен как революционер и исследователь культуры и обычаев пермяков Вятской губернии[224].
Родился Н. А. Добротворский в Бессарабии предположительно в1860 году в семье священника. Обучался во Владимирской духовной семинарии, которую не закончил, будучи отчислен из третьего класса[225].
Свою первую этнографическую работу «Село Груздево, Вязников.у. (Археологическая заметка)» он написал в 18 лет. Статья была опубликована в неофициальной части Владимирских губернских ведомостей в 1878 г. В том же году им была опубликована еще одна работа, которая представлена в настоящем сборнике – «Село Баглачево, Владимирского уезда». В ней Н. А. Добротворский рассмотрел не только социально-экономические отношения в Подольской волости Владимирского уезда, но и зафиксировал важнейшие предания и интересные обычаи, относящиеся к Баглачевской местности.
Интересно, что в качестве автора данной статьи в соответствующем номере Владимирских губернских ведомостей указан «Г. Добротворский», что очевидно, является досадной ошибкой, которую, к сожалению, воспроизвели многие современные исследователи в своих публикациях.
Без сомнения, автором этой статьи является именно Николай Александрович Добротворский, о чем нам указывает совокупность как прямых, так и косвенных доказательств. В первую очередь, следует отметить, что в Указателе содержания неофициальной части Владимирских губернских ведомостей Н. А. Добротворский прямо указан как автор статьи «Село Баглачево, Владимирского уезда»[226], наряду с другими своими статьями, опубликованными в период с 1878 по 1884 годы в Неофициальной части этого издания. Перерыв публикационной активности Н. А. Добротворского во Владимирских губернских ведомостях с 1879 по 1883 годы связан со ссылкой автора в Вятскую губернию.
Далее обращает на себя внимание сходство в названии рассматриваемой публикации с названием первой работы Н. А. Добротворского. Стоит отметить некоторую склонность автора при увлечении определенной тематикой использовать схожие наименования для своих публикаций. Например, точно также он поступил, подготовив в 1883 году одну за другой статьи «Клады в Вязниковском уезде» и «Клад в Баглачево»[227]. Причем в последней работе, возвращаясь к исследованию этнографии Баглачево, Н. А. Добротворский вновь использовал свой материал из статьи «Село Баглачево, Владимирского уезда», частично изложив в том же самом порядке проблематику происхождения названия Баглачева.
И конечно, необходимо отметить дружбу Николая Александровича Добротворского с Николаем Ивановичем Сперанским, с которым они были ровесниками. Их объединяло не только происхождение, но и учеба во Владимирской духовной семинарии, которую Н. И. Сперанский, в отличие от Добротворского, окончил в 1879 году[228]. По всей видимости, именно благодаря Н. И. Сперанскому, Добротворский и посетил Баглачево.
Это посещение совпало с приездом в Борисоглебский погост Н. Н. Златовратского, который в последствии поддерживал отношения с Н. А. Добротворским, известным своими оппозиционными взглядами. В частности, в своем письме супруге в октябре 1887 года Н. Н. Златовратский упоминает, что ему придется обосноваться в Москве насовсем, взяв с собой и Добротворского. В том же письме он просит свою супругу передать Н. А. Добротворскому, чтобы тот захватил оттиски своих рассказов из «Детского чтения», которые писатель планировал опубликовать в «Народной библиотеке»[229]. Были ли опубликованы эти рассказы – неизвестно.
Сложно сказать, по какой причине Н. А. Добротворский увлекся революционными идеями и причастен ли к этому Златовратский, но это повлияло на всю его жизнь. 29 января 1879 года Добротворский, зайдя в полицейский участок № 2 в г. Владимире, принялся угрожать заряженным револьвером приставу Ильину и дежурному полицейскому надзирателю Ананьеву. Что послужило причиной этого поступка, нам не известно. В итоге Добротворский оказался задержан и ему было предъявлено обвинение в государственном преступлении и посягательстве на жизнь пристава. В отношении Добротворского была проведена медицинская экспертиза, признавшая его действовавшим в ненормальном психическом состоянии. На основании этого заключения уголовное преследование в отношении Добротворского было прекращено[230].
Тем не менее, содеянное повлекло негативные последствия для молодого этнографа. Владимирский епископ Феогност написал прошение московскому генерал-губернатору о высылке Добротворского из Владимира, указав, что тот оказывает вредное влияние на семинаристов. В итоге в 1879 году Н. А. Добротворского сослали в Вятскую губернию под негласный надзор полиции[231]. Сам Добротворский заявлял, что подвергся ссылке по «неизвестным для него причинам[232].
Жизнь в ссылке началась для Н. А. Добротворского с материальных трудностей. Его сослали в село Слудку Орловского уезда Вятской губернии, куда он прибыл, имея в распоряжении всего 47 копеек. Других средств к существованию у него не было. Он подает прошение на имя губернатора Вятской губернии о назначении пособия на содержание, указав, что у него нет родных, к кому он мог бы обратиться за помощью. Однако губернатор, несмотря на наличие уведомления от Владимирского губернатора об отсутствии у Добротворского средств к существованию, подошел к вопросу формально, начав выяснять, не может ли ссыльный содержаться за свой счет. И только после второго прошения, в котором Добротворский, спустя полтора месяца пишет, что крестьяне перестали ему давать в долг и у него остается два выхода – или умереть с голода, или покончить с собой, губернатор назначает ему пособие[233].
Пребывание в ссылке далось Добротворскому тяжело. Он плохо питался, болел, однако свои этнографические изыскания не бросил. Увлеченность Н. А. Добротворского этнографией прекрасно иллюстрирует ситуация, когда Вятский губернатор не отпустил его в Вятку для занятий в публичной библиотеке над очерком «Пермяки». Это не остановило Н. А. Добротворского, и он продолжил работу, выпустив в итоге очерк в «Вестнике Европы»[234].
Вообще отношение властей к политическим ссыльным в Вятской губернии было крайне недоброжелательным, о чем свидетельствуют как приведенные выше примеры, так и то обстоятельство, что Н. А. Добротворский после освобождения из ссылки (9 сентября 1882 г.), еще долго не мог покинуть Вятскую губернию, поскольку местный губернатор не выдал ему документы, отправив их во Владимир по почте[235].
В конце 1882 года Добротворский вернулся во Владимир, где с небольшими перерывами провел почти полтора года, основав антиправительственный кружок, в который входили многие владимирские гимназисты и семинаристы. Одновременно не прекращал он и этнографические изыскания, вновь сконцентрировавшись на владимирской земле. Из проведенных исследований одно было посвящено Баглачевской местности. По итогам этих изысканий во Владимирских губернских ведомостях была опубликована небольшая статья «Клад в Баглачево».
В Неофициальной части Владимирских губернских ведомостей Н. А. Добротворским были опубликованы исследования: «Старинная лубочная картинка. Указание христианам отчего приключаются разные немощи и болезни», «Разоренные обители и поселения (Материалы для истории колонизации Вязниковского уезда)», «Клады в Вязниковском уезде», «Клад в Баглачево», «Окаменелая лошадь (Предание)» (1883 г.), «Старинная лубочная картина «Сон богача» (1884 г.)[236]. Помимо этого, Н. А. Добротворский подготовил и опубликовал еще ряд этнографических исследований по Владимирской губернии[237], что по праву позволяет считать его одним из выдающихся этнографов и краеведов владимирской земли.
В 1884 году за свою революционную деятельность Добротворский был сослан в Курск, где стал заниматься этнографическими исследованиями курской земли. Н. А. Добротворский продолжил и революционную деятельность. В конце 1880 – начале 1890 годов он перебирается в Смоленск, где в 1890 году его привлекают к уголовной ответственности по обвинению в участии в деятельности революционной организации. При дознании возникли сомнения относительно его психического состояния. В итоге в отношении Н. А. Добротворского вновь была проведена судебная психиатрическая экспертиза, признавшая его «сумасшедшим»[238], вследствие чего он был освобожден от уголовной ответственности.
Про последние годы жизни Н. А. Добротворского известно очень мало. По всей видимости, последние годы он служил в статистическом бюро Смоленска. Скончался Николай Александрович примерно в 1900 году, оставив после себя значительное творческое и научное наследие, часть из которого мы представляем в настоящем издании.
Труды Н. А. Добротворского о Баглачево
Село Баглачево, Владимирский уезд[239]
Вся местность, составляющая приход Борисо-Глебской церкви, называется Баглачевым. Баглачево, или, правильнее, Баглачевский приход находится верстах в 12-ти от Владимира, на западе от него, за Клязьмой.
Трудно определить, от чего произошло слово Баглачево. Некоторые догадываются, что оно произошло от слова «беглецы» и говорят, что во время татарского погрома граждане города Владимира спасались бегством в непроходимые леса, которые находились на месте нынешнего Баглачево, скрывались от татар в глубоких оврагах, изрезывающих эту местность. Другое народное предание говорит нам, что в непроходимых дебрях, покрывавших эту местность, в былые времена жили разбойники, которые не давали прохода ни пешему, ни конному. У разбойников этих был атаман дьячок по прозванию Баглач. Вот по имени этого то Баглача вся эта местность и получила название Баглачева. Все эти предания, как видит читатель, очень сбивчивы и неопределенны, и из них мы, наверное, узнаем только то, что давно когда-то на месте Баглачево находились непроходимые дремучие леса; но когда это было и как давно началось заселение этой местности – нам ничего не говорят эти предания.
Погост Борисо-Глебский, составляющий центр Баглачевского прихода, находился, по народному преданию, недалеко от деревни Череповой, верстах в четырех от своего настоящего положения. На этом месте, лежащем в настоящее время под пашней, и до сих пор видны могилы, или, лучше сказать, небольшие бугорки земли, которые слывут у народа под именем могил. Тут и до сих пор находят черепки от посуды и печные камни; почва здесь заключает в себе много перегнивших органических остатков. Место это слывет в народе под названием «села».
Когда началось заселение этой местности и когда основано село, или правильнее, погост, с полной достоверностью неизвестно. Судя по названиям некоторых деревень, можно полагать, что заселение местности началось во время татарского погрома, а может быть даже и ими самими. Так существует предание, что деревни Кадыево и Неврюево основаны были татарскими князьками Кадыем и Неврюем, которые и жили здесь в этих основанных ими деревнях.
Население Баглачево в настоящее время составляют крестьяне временно-обязанные и бывшие государственные. Большинство из них составляют крестьяне государственные. Я не мог достать точных указаний о количестве тех и других, и только с приблизительной точностью могу сказать, что временно-обязанные крестьяне живут в деревнях: Лопухине, Неврюеве, Кадыеве и отчасти в Гридине.
Душ в Баглачево 1800 и все они живут в следующих деревнях:
в Конюшне
в в. от погоста.
Якушеве
Улыбышеве
2
Подольнове
2
Гридине
3
Коняеве
2
Коростелеве
5
Занинке Верхней
4
Занинке Нижней
2
Малахове
3
Федурнове
5
Черепове
4
Рогове
10
Головине
9
Богдановке
8
Алферове
7
Буланове
6
Луговской
6
Лопухине
6
Вошелово
10
Раменье
15
Осееве
9
Крюкове
9
Прокунине
4
Фрязине
4
Окулове
4
Кадыеве
1
Неврюеве
5
Ванеевке
1
Михалеве
7
Марюхине
6
Ближайшим торговым центром здешнего района служит, без сомнения, город Владимир, куда жители сбывают продукты своей промышленности и откуда получают все, что необходимо в их бедном, незатейливом быту.
Расположенный по правому берегу реки Клязьмы, Баглачевский приход имеет очень неровное местоположение, то слишком гористое, то покатое, то низменное. Самый погост стоит в полугоре, на склоне; другие селения расположены то по «низинам», то по «верхам». Замечательна деревня Фрязино, Керпчино тоже, расположенная в очень низкой местности. В весеннее половодье деревню эту, равно как и поля, примыкающие к ней, окончательно затопляет водой, так что для скота, на время «половодки», жители устраивают подмостки, куда и втаскиваются все «животы», начиная с овцы и кончая лошадью и коровой. Сообщение между жителями устраивается на плотах. Здесь совсем нельзя сеять озимый хлеб не рискуя лишиться семян, и потому крестьяне Фрязинские принуждены покупать хлеб и круглый год кормиться этим покупным хлебом, что, конечно, стоит для них не дешево.
Вследствие неровного, гористого местоположения Баглачево дороги здесь не отличаются удобствами. Не говоря уж о весеннем времени, когда по иным дорогам прекращается всякое сообщение, даже и в обыкновенное время они, то спускаясь в глубокую долину или овраг, то взвиваясь как змеи на гору, заманчивы и приятны только разве для чувствительных душ, которые любят наслаждаться природой, но никак не для крестьянина и его лошаденки, принужденной иногда взбираться с большим возом на высокую и крутую гору.
Вся местность эта изборождена реками или, лучше сказать, речками небольшими, ручейками, из которых многие летом совсем пересыхают, и оврагами, иногда очень глубокими. Из речек самая замечательная – Ванеевская речка, на которой «во время оно» стояла даже мельница, и потом речка, берущая начало недалеко от деревни Коняева. Течет она мимо деревень Улыбышево, Подольной и потом исчезает в болоте, которое находится на Клязьминской пойме. Между народом она не носит никакого названия. О маленьких ручейках нечего и говорить, во-первых, потому, что их слишком много, так что для описания их потребовалось бы много времени и места, чего они вовсе не заслуживают, а во-вторых, потому, что они не имеют ни для кого никакого значения. Из озер замечательны два, если не считать тех, которые лежат по пойме на крестьянских покосах. Одно из них находится между деревнями Конюшней и Якушевым, и имеет в окружности около 1 версты; грунт земли под водой в этом озере отчасти песчаный, отчасти илистый; другое находится недалеко от деревни Коростелева, оно несколько больше первого.
Грунт земли по всему Баглачеву почти одинаков – песчаник, изредка только сменяющийся суилком и суглинком. Уже по одному этому можно судить, насколько хорошо здесь родится хлеб. а если еще принять во внимание, что местность эта заселена издавна, и стало быть, почва здесь до нельзя истощена, то вы можете себе представить то бедственное положение, в котором находился бы бедный крестьянин этой местности, если бы не выручали его отхожие и еще кой-какие промыслы – эта соломинка, за которую он хватается задавленный нуждой. Родится, впрочем, здесь картофель – единственное растение, которое может давать мало-мальски порядочный урожай на этой истощенной почве, да еще отчасти греча, но и то крестьянами замечается, что урожаи в последнее время становятся все хуже да хуже. Но, не смотря на это, пустопорожней земли здесь не особенно много, что можно объяснить отчасти пристрастием крестьян к земле, которую они и в песнях даже величают «матерью кормилицей», отчасти репрессивным влиянием сельской общины на каждого из своих членов, а отчасти и тем, что крестьянские семьи состоят, по большей части, из 2–3 работников-мужиков, из которых только один или 2 отправляются на сторону, а один непременно остается при доме «на земле», как говорится между крестьянами.
Лесу в Баглачеве довольно порядочно, хотя, по большей части, он не принадлежит крестьянам, а составляет собственность казны или помещиков. Из хвойных пород здесь растут: ель, сосна, а из лиственных береза, осина, липа, черемуха, ясень и дуб[240]. Из кустарников здесь есть: можжевельник, шиповник, тальник, жимолостник, крушинник, орешник и, наконец, молокитник с которого дерут корье. Из лекарственных растений здесь встречаются все, какие принадлежат вообще Владимирской губернии, т. е. белена, укроп, буквица, мята, медвежье ушко, полынь, донник, чернобыльник, зверобой, папоротник, лопушник, крапива, ромашка и т. д.
Из зверей здесь водятся: волки, зайцы и русаки, и беляки, лисицы, белки, ежи, ласочки, хорьки и кроты; попадаются изредка медведи и лоси.
Что же касается птиц, то в этих благословенных местах их водится такое множество, что охотники очень часто из Владимира захаживают сюда пострелять дупелей, куропаток, уток, куликов, бекасов, гусей и даже изредка попадающихся лебедей. Есть здесь и певчие птицы, как то: соловьи, щеглы, дрозды.
Питейных домов в Баглачеве – 3; постоялых дворов – 2, оба они находятся на большой дороге, которая прорезывает Баглачево по направлению с севера на юг. Ветряных мельниц – 7: в Ванеевке – 2, в Малахове – одна, в Осееве – 4; водяная мельница одна – в Ванеевке, да и то в последнее время ее не существует, несколько времени тому назад ее сломали. Мельниц в приходе Баглачевском, как видит наш читатель, вполне достаточно для того, чтобы перемолоть скудный запас крестьянского хлеба для всего Баглачева, но несмотря на это, Баглачевские крестьяне ездят, по большей части, на так называемую Слободинскую мельницу, находящуюся верстах в 10 от Борисо-Глебского погоста, на р. Колокше, недалеко от с. Устья. Делают они это потому, что водяная мельница мелет зерна гораздо мельче ветряной.
В Кадыеве есть маслобойня и рушалка, в Луговской – красильное заведение, где красят пряжу и холстину. Кузниц в Баглачеве существует довольно порядочное количество. Нам известны только 27; из них – в Конюшне – 5, в Якушеве – 4, в Гридине – 8, в Прокунине – 1, в Крюкове – 1, в Федурнове – 2, в Коняеве – 6, но мы не думаем, чтобы здесь были перечислены все кузницы, находящиеся в приходе Баглачевском. Лавочек «бакалейных» в приходе – 5. Есть здесь и пожарная труба – в деревне Луговской; но она принадлежит не обществу, а одному крестьянину.
Цены на хлеб здесь одинаковы с Владимирскими, так что мы считаем совершенно излишним говорить об них.
Главным торговым центром здешней местности служит, как мы уже сказали, город Владимир. Здешние крестьяне не сбывают сюда своего хлеба, потому что его и без того-то, по большей части, не хватает на прокормление семьи; разве только самая крайняя нужда, которая по большей части является к крестьянину в виде сборщика податей, заставит здешнего крестьянина запрячь свою лошаденку и отправиться с хлебом на базар во Владимир. Но по большой части отсюда ездят во Владимир не с хлебом, а за хлебом, т. е. не для того, чтобы продавать хлеб, а для того, чтобы покупать его. Из этого впрочем еще нельзя заключить, что крестьяне здешние живут бедно, нет они живут «еще благодаря Бога», по собственному их выражению, гораздо сноснее, чем жители других местностей Владимирской губернии, благодаря, главным образом, тому, что Баглачево находится недалеко от Владимира, так что у крестьян даже ягоды да грибы не пропадают, а отправляются в город, где и находят себе выгодный сбыт. Несмотря на 12 верст расстояния от города, очень часто можно встретить в городе бабу из Баглачева, пришедшую сюда продавать яйца, сметану, или молоко. Во Владимир же отсюда сбывается и картофель, славный, Баглачевский картофель, отличающийся своей желтизной, рассыпчатостью и вкусом. Сюда же привозят крестьяне и дрова, которыми они пользуются из отведенных им лесов. Нужно заметить, впрочем, что лесными отводами пользуются только одни бывшие государственные крестьяне; крестьяне же временно-обязанные, как и везде, дров не имеют и принуждены покупать лес и дрова. Важное промышленное значение для здешней местности (к сожалению, только не для всей) имеет брусника, ягода очень обыкновенная в наших северных лесах. Недалеко от деревень Окулова и Черепова лежит так называемая «Бабья вырубка», принадлежащая крестьянам означенных деревень. На этой то вырубке и растет брусника, составляющая, как я уже сказал, важное подспорье в крестьянском быту.
Ягод здесь родится до 1000 мер (четвериков) ежегодно. Если предположить, что каждая мера брусники стоит по меньшей мере, 80 коп., (эта брусника продается на месте от 80 к. до 1 р. за меру, потому что она считается лучшей во всей Владимирской губернии), то в результате является крупная цифра 800 р. сер., которые получают крестьяне двух деревень от ягод. Если вычесть 12–15 р., которые платятся сторожу, то мы увидим, что чистого дохода, не считая потери времени, они получают 785 р., но из этих денег нужно, впрочем, вычесть еще 85 р., потому что ягоды продаются крестьянами не все, а частью оставляются крестьянами у себя.
Главной опорой крестьянского благосостояния (понимая это слово, конечно, в относительном смысле) здешней местности служит, бесспорно, промышленный дух местных крестьян – их предприимчивость, выработавшаяся под ударами нужды злодейки, да вследствие близости города. Эта необыкновенная предприимчивость, этот промышленный дух, начинающий охватывать поголовно все крестьянство, является естественным результатом безземелья нашего крестьянина, совершенным истощением почвы, которая после, быть может, тысячелетней службы человеку, просит себе отдыха. Подчиняясь роковой необходимости, человек должен дать его. Он поневоле бросает землю, которая не покрывает издержек его за труды. Но, бросив землю, человек становится в очень гадкое положение и рискует умереть с голода. Тут то вот на помощь ему является или отхожий, или кустарный промысел. «Факт возникновения кустарного промысла говорит г. Гациский[241], мы позволим себе выразить следующей формулой, добытой нами из прилежного изучения предмета: земля не родит хлеба родит кустаря; земля родит хлеб – на кустаря неурожай. Этим же самым можно объяснить возникновение отхожих промыслов. В описываемой нами местности земля родит хлеб плохо; само собой разумеется, вследствие этого должен был создаться здесь какой-нибудь кустарный или отхожий промысел, но местные условия несколько изменили это, не давая вполне развиться ни тому ни другому промыслу. Таким образом образовался здесь полу-отхожий промысел «раздаванье» кос и серпов. Крестьянин, занимающийся этим промыслом, называется серповником или косником. С Пасхи выезжает он в свое далекое и много трудное путешествие по селам и деревням; запасшись предварительно достаточным количеством кос и серпов, изъездит он всю Владимирскую губернию – мало ему покажется; и заберется он дальше в Кострому, в Вятку; наменяет он там на свои «аглицкия» косы и серпы старого железа, в глазах простого смертного кажущегося никуда негодным, как напр. старых иззубренных ножей, на сквозь проржавевших сабель Бог знает по какому случаю занесенных в непроглядную глушь Вятской или Пермской губернии, гвоздей, которые даже ребятишки не берут для игрушек, всего наменяет он на свой нужный для крестьянина товар и поедет домой, нагруженный всем этим добром и зашибивши, кроме того, порядочный кушик деньжонок. Прихватывает иногда по пути в знаменитых Гуслицах у знакомого раскольника фальшивых ассигнаций, платя за 25 рублевую такого сорта желтенькую или зелененькую; а потом и пускает их по белу свету, сбывая с рук по их номинальной ценности – за чистые. Приезжает он домой почти всегда к Петрову дню, т. е. как раз к тому времени, когда добру молодцу нужно браться за косу, а красным девушкам за грабелки, как поется в одной крестьянской песне. Потом в долгие зимние вечера, по окончании молотьбы и всех вообще сельских работ принимается косник за перековку старого железа в ножи, ножницы и лопаты, которые и отправляются или в Москву, или на ближайший торговый рынок в город Владимир, а весной опять отправляется в обычный путь, продолжая так делать из года в год.
Другие крестьяне, не занимающиеся этим рукомеслом, отправляются на зиму в извоз, и колесят со своими лошаденками по большим и малым дорогам, редко, впрочем, заезжая за пределы губернии. Прежде, когда еще не было чугунки, ездили они до Москвы и дальше; но прошло уже это время: железный зверь, машина, заменила лошадь и отняла у ней возможность заходить с возами клади далеко от родины. Третьи по зимам делают посуду, т. е. ушаты, ведра деревянные, лохани, шайки и т. п., отправляя ее в Москву, а иногда и во Владимир.
Рыбу ловят крестьяне отчасти в Клязьме, отчасти в озерах.
Как уже выше было упомянуто, между деревнями Якушевым и Конюшней в версте от села, находится озеро; здесь водятся щука, плотва, окуни, караси и другая мелкая рыба. Налавливается в этом озере крестьянами соседних деревень приблизительно до 15 пудов ежегодно; а раз даже – было это, если не ошибаюсь, в 1870 году наловили до 300 пудов, улов, какого не запомнят старожилы. Ловят мередами, сетями и сачками.
Крестьяне деревень Гридина и Фрязина, находящихся недалеко от р. Клязьмы, ловят рыбу в этой реке.
Рыболовству крестьяне посвящают вообще очень мало времени, потому налавливают не много. Никто из крестьян рыбы не продает, исключая тех случаев, когда попадается какая-нибудь большая рыба, которую непременно отправляют в город, вполне основательно рассчитывая, что «там, дескать, баре купят».
В Баглачеве издавна находится приходское училище. Прежде оно было в деревне Улыбышеве, а потом, лет десять тому назад, переведено в погост – сперва в дом священника, бывшего в одно и тоже время и содержателем училища, и учителем, а потом к дьякону, и, наконец, в 1872 или 1873 г. в сторожку, где и находится до сих пор. Помещение для училища вполне незавидное: оно занимает комнату, в которой может поместиться максимум 25 человек, принимая в соображение строго гигиенические правила; а помещается на самом деле от 50 и до 65 человек, и при том вся вентиляция состоит из двух маленьких форточек, которые, само собой разумеется, не в состоянии очистить воздуха, наполненного испарениями и миазмами от одежды учеников, находящейся в прихожей училища, комнатке, отделенной от него только тонкой дощатой перегородкой. Кроме того, в училище очень низко: не более трех аршин в высоту. Стены училища выштукатурены и окрашены белой краской. Пол некрашеный: моется каждую неделю или женой церковного сторожа, который живет при училище, или крестьянками. В прихожей училища ученики из дальних деревень ночуют и варят себе кушанье. Отопление училища равно, как и квартиры учителя, помещающейся на верху училища, в мезонине, производится на счет общества. Освещения для училища не полагается.
Учителем здесь в настоящее время г. Рыжов кончивший курс в учительской семинарии; законоучителем о. Сперанский, местный священник. Оба они люди умные и поставили себя в очень хорошие отношения к крестьянам; так что, несмотря на большой недостаток книг и учебных пособий[242], учение здесь идет очень и очень порядочно. В прошлом учебном 1877–1878 годах библиотека Баглачевского училища пополнилась книгами, выписанными попечителем училища купцом Трындиным, который вместе с тем доставляет для училища бумагу, перья, карандаши и проч. необходимые для училища вещи.
В 1877–1878 учебном году в училище училось 55 человек, из которых 9 человек было духовных: 2 сына местных священников, а остальные 7 человек дети местных псаломщиков.
Несмотря на развитие грамотности в этой местности, несмотря на близость города, действующего все-таки более или менее цивилизующим образом на простолюдина, здесь еще много осталось суеверий. Из числа их первое место занимают знахарки. Знахарок в приходе две: одна из них лечит ветрянку, с именем которой крестьяне связывают лихорадку и горячку, другая килы. Мы никак не могли узнать, что разумеют знахарки под этим названием. Где-то если не ошибаюсь, так в Нижегородском сборнике я читал, что под килами разумеются вообще все простудные болезни. С этим я согласен всего менее, потому что простудные болезни народ называет ветрянкой.
Еще два слова, и мы окончим наш не полный и отрывочный очерк.
Здесь существует один довольно странный обычай, который можно объяснить только излишней религиозностью простолюдинов. На пасхе, когда церковный причт ходит с иконами по домам крестьян, за ним же ходят два так называемых «крикуна», ходят эти «крикуны» за иконами от деревни до деревни, от одного дома к другому и выкрикивают громким голосом и очень протяжно: Христос вокреся воистинной красуйся матерь Божья! помилой! за это им каждый крестьянин считает своей непременной обязанностью поднести чарку водки да дать 8–3 к. на выпивку. Спешу оговориться. Все это делается совершенно против воли священников, только благодаря традиции, отцовским преданиям, за которые так крепко держится наш крестьянин. Назад тому лет 30, эти крикуны, которых тогда было 6 человек (теперь их четверо: у каждого причта по двое), после обедни, в 1-й день Пасхи входили на колокольню; становились там лицом к востоку и пели «Христос Воскресе» 3 раза; потом оборачивались к югу, западу и северу и каждый раз делали тоже самое.