Фармацевт 2

– А похудел то как! – Такими словами встретила меня мама, как только открыла дверь.

На радостях она меня обняла и только потом, глядя снизу вверх, удивленно сообщила.

– Витька, ты же еще на полголовы вырос. Опять придется тебе новый костюм покупать.

В следующие полчаса мы снова примеряли костюм старшего брата, на этот раз оказавшийся мне впору.

Кати дома еще не было, сегодня у нее первый учебный день в девятом классе, так, что она где-то болталась с подругами. А Костя, как всегда уехал в очередную командировку куда-то на Белом море.

После примерки, мы уселись пить чай, за которым я вкратце, особо не вдаваясь в подробности, рассказал о своем отдыхе.

Ближе к вечеру домой, наконец, явилась Катерина. Увидев меня особой радости, не высказала.

Еще бы! Помнит, как я её муштровал, когда мы жили вдвоем. Подъём в семь часов, зарядка, водные процедуры, Готовка, уборка, все лежало на плечах рыжей оторвы. Недаром убежала из квартиры, как подстреленная, когда папа разрешил.

Тем не менее, чайку с нами выпить она не отказалась, и сразу начала рассказывать о том, как провела день.

Так, как мы с мамой знать не знали её одноклассников, то и слушать о них было не особо интересно, но слушать все же пришлось.

Когда она все же ушла к себе, мама, наконец, спросила:

– Ты, девку то, когда под венец поведешь?

– Какую девку? – удивился я.

– Дурака то из себя не строй, ту, с которой на юг ездил.

Я усмехнулся.

– Мама, окстись, я Валеркой ездил, причем тут девушки?

Мама усмехнулась.

– Витька, ты всерьез думаешь, что две недели провел в пионерском лагере, в котором все работники были из Петрозаводска и мне никто ничего не расскажет. Да я на следующий день, после их приезда все о твоих похождениях узнала. Проститут ты эдакий!

– А чего сразу проститут? – обиделся я.

– А того, что девке голову морочишь, ей замуж пора, а ты в сторону уйти норовишь.

– Мама, а ничего что мне семнадцатый год пошел всего? Как бы рановато жениться.

Валентина Викторовна сокрушенно махнула рукой.

– Ох, Витька, ты за последние полтора года так вырос, я даже иногда забываю, что по возрасту ты еще мальчишка. Конечно, рано. Но что же делать? Ты ведь на виду у всех с ней шашни крутил. Девочке то, как теперь жить?

Я вздохнул.

– Мама, ты извини, конечно, но в этом деле мы разберемся без твоих советов.

От удивления мама даже открыла рот.

– Ты как, недоросль, с матерью разговариваешь!? – воскликнула она.

Я ответил в соответствующем тоне.

В общем, мы с мамой впервые за мое пребывание в новой жизни здорово поругались. Так и не помирившись, я ушел в свою холостяцкую берлогу. Иного названия квартира пока не заслуживала.

По дороге домой я в уме все пытался проговаривать свои аргументы против женитьбы, так завела меня сегодня мама своими нравоучениями. Однако моросящий дождь понемногу меня успокоил и домой я зашел в нормальном настроении. Впереди маячили два дня выходных. Народ еще не вполне привык к пятидневке и воспринимал её с восторгом.

А я не знал, чем собственно заняться в эти дни, за время поездки с юга, как-то не озадачился этим вопросом, поэтому бы совсем не огорчился, если завтра был рабочий день.

Но чего нет, того нет. Поужинав котлетами из кулинарии, я улегся на диван, и в который раз начал размышлять над своей непутёвой жизнью.

Вроде бы все у меня было нормально, есть жилье, есть вполне приличная сумма денег. Живи и радуйся. Вместо этого влипаю во всякие проблемы. С той же Наташкой, к примеру. Хоть она и говорила, что со своими делами разберется сама, верилось в это с трудом. Вот придет завтра с вещами ко мне, что я буду делать?

То, что Коган сегодня явно начал дистанцироваться, нисколько не удивляло. В принципе, так должно было и быть. Не продолжит же он со мной держаться запанибрата, Он намерен держать молодого и глупого подчиненного под контролем, и платить ему мизер за усиленные препараты.

Я даже усмехнулся, представив его озадаченное лицо, когда он услышит, как его новый фармацевт оценивает свою работу.

С другой стороны, особо наглеть я не собираюсь. Ведь основные риски по продаже и распространению лекарств лягут именно на Соломона Израилевича. И клиентура у него будет совсем не та, что приходила к бабе Груне. Так, что посмотрю, что он предложит, от этого и буду плясать.

Кстати. Валерка в поезде не преминул вспомнить драку на свадьбе и посетовал, что я там выглядел бледновато, и если б не он, то посрамили мы карелов по самое не хочу.

– Может, спортом, каким заняться, пока возраст позволяет? – подумал я.

В прошлом году было не до спорта. После выписки из больницы, я отнюдь, не чувствовал себя здоровым. И полностью восстановился, пожалуй, только к Новому году.

Но сейчас, организм точно нуждался в дополнительной нагрузке. Осталось только выбрать, чем заниматься.

Как ни удивительно, но вечером ко мне никто не заявился, хотя я внутренне ожидал каких-нибудь неприятных сюрпризов.

Утром, проснулся в семь часов, как по заказу. Хотя специально это время не заказывал.

В трусах прошел на кухню и начал жарить яичницу. После суеты последних дней, было спокойно и комфортно завтракать в одиночестве.

Вчера забрал из почтового ящика кипу газет, скопившихся за две недели, но только сейчас за утренним чаем удосужился прочитать самые свежие. Ничего интересного в них, конечно, не было. Борьба за урожай, перевыполнение планов, происки империалистов и прочая лабуда. Ознакомившись с местными новостями, снова лег в кровать, надеясь еще немного подремать. Тем более на улице снова моросил мелкий дождик. Но сон, как назло не шел. И я понимал почему. Моему подсознательному я очень хотелось позвонить Смолянской.

И как сознание с ним не боролось, подсознание победило. Найдя несколько двухкопеечных монет, я отправился к ближайшему автомату. На мое счастье трубку у него местная шпана еще не успела оторвать, поэтому к следующей телефонной будке можно было не спешить.

Время близилось к десяти часам, и я надеялся, что мой звонок никого уже не разбудит, а если повезет, то Наташа сама возьмет трубку.

Не повезло, трубку взяла её мама.

Представившись коллегой по комсомольской работе, попросил позвать Наташу к телефону.

– Наташа, подойди, тебя спрашивают, – крикнула мама и положила трубку. Думая, что ее не слышно, добавила.

– Боже мой! Наташа, нет тебе покоя ни днем не ночью, похоже, опять очередной кавалер названивает. Как в июле-августе было хорошо, никаких звонков.

– Ладно, мам, не ворчи, – услышал я голос девушки.

– Слушаю, – громко произнесла она в трубку.

– Наташа, привет, рад тебя слышать, – ответил я.

Трубка замолкла. И пришла к жизни секунд через пятнадцать.

– Витя, доброе утро, как дела? Когда вернулся?

– Да вроде бы ничего. Вот, вчера приехал. Сразу позвонить не получилось, поэтому звоню сегодня.

В трубке опять повисло молчание.

– Может быть, встретимся сегодня, в кино сходим? – первым нарушил я тишину.

– Прости, Вить, сегодня никак не получится, – сожаления в Наташином голосе не было слышно ни на грамм. – У меня такая запарка с делами, кучу документов домой принесла, сейчас сижу, разбираюсь.

– Ну, что же, понятно, извини, что потревожил, перезвоню как-нибудь на днях, пока.

– Хорошо, Виктор, до свидания, – холодно прозвучал голос Наташи, и трубка запиликала короткими гудками.

Повесив трубку, я невесело хохотнул и вышел под моросящий дождик. Настроение было под стать погоде.

– А если бы мне шел действительно семнадцатый год, – подумал я. – Наверно, целая трагедия в душе разыгралась. Ладно, на нет и суда нет. Позвонить что ли Светлову, уточнить, как дела с мебелью, да посоветоваться, нет ли у него на примете хорошего маляра-штукатура, пора квартиру в божеский вид привести.

Я повернулся и снова зашел в телефонную будку. На моё счастье Григорий Иванович был дома и так обрадовался моему звонку, что сразу пригласил в гости. Отказываться я не стал. Забежал домой, переоделся, и направился на автобусную остановку, выбросив из головы непонятные финты Смолянской.

Когда нажал кнопку звонка в квартиру Светловых, дверь открылась практически сразу, как будто специально хозяева караулили мой приход.

Григорий Иванович, похоже, уже слегка остограмившийся, был бодр и весел. Сам повесил мой болоньевый плащ на вешалку и подал мягкие тапки с помпонами.

– Проходи, Витек, не стесняйся, будь как дома, – говорил он мне, провожая в комнату.

К моему удивлению за накрытым столом уже хлопотала его жена, Варвара Михайловна. До этого дня я знал её только по рассказам Светлова. Невысокая, полная женщина ближе к пятидесяти годам, доброжелательно мне улыбнулась.

– Так вот ты какой, Витя Гребнев, – сказала она. – Одно время Григорий Иванович мне все уши прожужжал, рассказывая о тебе. Проходи, присаживайся, сейчас будем обедать. Мы всегда в двенадцать часов садимся.

– Отказываться я не стал, спросив разрешения, сполоснул руки в ванной и уселся за стол.

Обед у Варвары Михайловны был неплох. Рассольник на первое гуляш с пюре на второе и на третье компот.

За столом, между делом, женщина ловко выспросила у меня, чем я сейчас занимаюсь, какие планы на будущее, получив нужные сведения, она уступила очередь мужу, видимо, ей было необходимо время для продумывания следующих вопросов.

Григорий Иванович, получив возможность говорить, сразу поинтересовался, как и когда будем перевозить мебель.

– Пока не знаю, надо бы вначале хотя бы косметический ремонт провести, Стены заново оштукатурить и поклеить обои. Полы перебрать, скрипят немилосердно, между досками щели по два сантиметра, кстати, у вас знакомого человека нет для такой работы.

– Отчего же, – рассудительно ответил Светлов. – Найдем, если нужно.

– Гриша, только Спиридонычу не звони, – вмешалась Варвара Михайловна. – Он сразу аванс потребует, а потом его полгода ловить придется.

В общем, обо всем в итоге мы договорились. Валентина Михайловна не удержалась от похвал в мой адрес, в том плане, что я, несмотря на возраст, вполне справляюсь с самостоятельной жизнью.

Пробыл я у гостеприимных хозяев часа два, после чего отправился в универмаг «Мелодия» покупать телевизор. Все равно скрывать наследство бабушки Груни смысла уже не было. Вскоре вся родня будет любоваться новым гарнитуром, декорированным шпоном из карельской березы. И первым вопросом, конечно, будет – откуда деньги, Зин?

Выбор телевизоров был невелик. Поэтому я сразу определился с покупкой. Новинка этого года телевизор Рекорд 67 стоил двести пятнадцать рублей. Приличная сумма по нынешним временам.

Именно поэтому продавщицы отдела с некоторым недоумением следили за мной. Видимо, пытались понять, как родители доверили такую важную покупку молодому парню. Перевязанную прочной бечевкой коробку я кое-как дотащил до автобусной остановки, и хотя шел всего метров двести, успел вспотеть. А вроде и весил телевизор всего двадцать с чем-то килограмм. Но коробка была до ужаса неудобной.

Дома распаковка телевизора шла полным ходом, когда в дверь кто-то постучал.

Чертыхнувшись, и в который раз подумав, что пора купить звонок, я побрел к дверям. Привычки спрашивать, кто там, у меня так и не появилось, поэтому открыл дверь молча и замер от удивления.

Передо мной стояла Ленка Иванова, испуганно глядя на меня карими глазищами. Дождь на улице, видимо стал еще сильней, потому, что её косынка и плащ промокли насквозь.

– Витя, мне надо с тобой серьезно поговорить, – сообщила девушка, не ожидая вопросов.

Вместо ответа, я отодвинулся в сторону, дав ей возможность пройти в прихожую.

– Во-первых, Леночка, здравствуй, а во-вторых, как ты меня нашла, – спросил я, помогая ей снять плащ, с которого уже накапала целая лужа.

– Легко, еще в лагере спросила у Валеры твой адрес, – пояснила та.

– Понятно, ну, тогда пойдем, поговорим.

Усадив нежданную гостью за стол, я поставил чайник, засыпал зёрна кофе в ручную мельницу и, усевшись напротив девушки, начал неторопливо крутить ручку.

– Ну, рассказывай, что такое случилось, что ты под дождем ко мне примчалась?

Девушка вздохнула, как бы собираясь с духом, и выпалила:

– Витя, ты не должен встречаться с Наташкой Смолянской.

– И почему же?

– Потому, что она тебя не достойна.

– Лена, почему ты так решила, по-моему, она хорошая девушка, возможно, я её недостоин.

Гостья вздохнула еще раз, не решаясь сразу сказать роковые слова, но все же высказала их.

– Витя, у Наташи до тебя был любовник, водитель нашего автобуса, из-за него она не хотела, чтобы ты приезжал, но водитель срочно уехал домой, поэтому на твою телеграмму она ответила согласием.

И откуда сведения?

Лена снисходительно улыбнулась.

– В лагере все про всех всё знают. На кухне в последние дни только о вас и говорили. Женщины возмущались Наташиным поведением, плохими словами её называли.

Мы помолчали. Я достал кофейник, засыпал туда молотый кофе и залил его кипятком. Поставив на подставку, снова сел за стол и спросил:

– Лена, я благодарен за то, что ты мне рассказала правду, для меня это важно. Но позволь поинтересоваться, почему ты решила все это рассказать?

Девушка залилась румянцем.

– Я, я не знаю, наверно, мне это показалось правильным. Нельзя обманывать человека, который любит тебя. Я бы так никогда не поступила!

На глазах у неё появились слезинки.

– Ну, все Леночка, все, успокойся, я тебе верю, – сев рядом я погладил её по мокрым волосам. – Ого! Да ты промокла насквозь. Сейчас я тебе полотенце принесу.

Принеся из ванной комнаты чистое полотенце, я отдал его в руки гостьи, и та быстро соорудила на голове высокую чалму.

После того, как выложила мне все, что хотела, девушка явно повеселела, особенно поняв, что я довольно спокойно отнесся к новостям и не собираюсь ругаться за то, что она влезла в не своё дело.

Достав купленные сегодня пряники, я разлил кофе по чашкам.

– Лена, пей кофе, пока горячее, продрогла, наверно, пока шла.

– Витя, кофе – мужского рода, надо говорить горячий.

– Как умею, так и говорю, – рассмеялся я, подумав про себя, раз девушка включила Гермиону, значит, пришла в себя полностью.

– Лена, все же я очень не понимаю такую поспешность, ты могла бы придти в другой день, не обязательно сегодня в такую погоду. Скажем так, новость ты принесла неприятную, но можно было так не торопиться. Тем более меня могло и не быть дома сегодня.

Щеки девушки порозовели.

– Просто, мне не терпелось все рассказать. Как я в лагере смолчала, не понимаю? Зато теперь ты все знаешь об этой гадине! – воскликнула она.

Я хмыкнул и никак не прокомментировал слова Лены, ожидая, что она скажет дальше. В принципе для меня все было понятно. Дочка учительницы литературы, воспитана на классиках девятнадцатого века, Тургенев, Толстой и прочие. Романтическая натура увидевшая правду жизни. И к тому же влюбившаяся в меня по уши. И чем я ей так пришелся по душе, непонятно?

Ленка покраснела еще больше и спросила:

– Витя, мама достала два билета в филармонию на Рихтера, мне бы хотелось пойти с тобой на его концерт, Святослав Теофилович будет исполнять отдельные прелюдии из «Хорошо темперированного клавира» Баха, представляешь! Он даст всего один концерт и уедет в Ленинград на гастроли.

Однако! Очень неожиданное предложение. Лена Иванова решительно пошла в наступление, предложив послушать классическую музыку. И что мне теперь делать?

Задумчиво кашлянув, я спросил:

– Лен, а этот концерт в какое время пройдет.

– В шесть часов начало, с антрактом, наверно до половины девятого, – отрапортовала девушка.

Мы допили кофе, Лена, между тем, явно не собиралась уходить. Наоборот, разговорилась и начала рассказывать о планах, продолжить учиться в педучилище, на музыкальном отделении и играть в ансамбле «Кантеле» в нашей филармонии.

При этих словах я внутренне поёжился. С классической и народной музыкой в прошлой жизни я не особо дружил, да и в этой не очень хотелось.

Но девочка так умоляюще смотрела на меня, что старый дурак в молодом теле не смог ей отказать и согласился на поход, на концерт Рихтера.

Кстати, к новостям, рассказанным Леной, я отнесся вполне спокойно, чего-то подобного я уже ожидал и её рассказ только подтвердил мои предположения.

Между тем, время подходило к четырем часам, поэтому пришлось предложить Лене перебазироваться в комнату на диван и развлекать меня болтовнёй, пока я продолжу устанавливать телевизор.

Девушка с любопытством оглядывала мое жилье, странное дело, когда я приходил сюда с Наташкой, обстановка меня нисколько не смущала, а сейчас чувствовал что-то вроде стыда, что за прошедшее время ничего в квартире не сделал.

Но когда Лена увидела распотрошенную коробку и новый телевизор, то окружающее её больше не интересовало. Первым делом она спросила, как я ухитряюсь после поездки на юг, еще что-то покупать. На что я, усмехнувшись, сообщил:

– Леночка, ты же еще не моя жена, чтобы интересоваться такими подробностями. Это очень интимная информация.

Сказал и сразу пожалел, потому, что смутил девушку напрочь.

Провозился с телевизором часа полтора, больше всего времени заняла настройка антенны. Вернее, не настройка, а поиск, куда поставить это двурогое чудище. Но, в конце концов, все получилось, и мы могли смотреть целых две программы союзного телевиденья с минимумом помех.

Кофе пришлось ставить еще раз. После чего я отправился провожать Ленку до дома. Эта, коза, сообщила маме, что прогуляется до кафе-мороженого, потом зайдет в булочную и потом сразу домой, а вместо этого помчалась ко мне учинять справедливость. Так, что придется теперь идти вместе с ней к Софье Ароновне и принимать вину на себя. Ведь женщина, наверно, уже собирается в милицию звонить в поисках пропавшей дочери.

Словами не передать взгляд, кинутый на меня Софьей Ароновной, когда она открыла дверь и увидела дочку в компании знакомого по летнему лагерю парня.

Я вежливо поздоровался, а Ленка с порога заюлила, и начала сбивчиво объяснять, почему так задержалась, мол, в кафе случайно встретила Витю, и потом зашла к нему в гости посмотреть, как он живет.

– Мама внимательно слушала объяснения, явно не поверив им ни на грош, а в конце только спросила:

– Леночка, но ведь позвонить то можно было? Я уже два часа, как на иголках сижу. Ты ушла и пропала с концами.

Интермедия

После того, как Виктор Гребнев поспешно удалился, оставив недопитой чашку чая, Софья Ароновна посмотрела на дочь и коротко приказала:

– А теперь рассказывай, правду, что все это значит?

Дочь ответила не менее твердым взглядом и ответила:

– Мама, я люблю Витю и сделаю все, чтобы он стал моим мужем.

Мать скорчила болезненную гримасу.

– Ох, Лена, что-то сердечко прихватило. Подай, пожалуйста, корвалол и стопку.

Однако, отработанный временем прием не сработал.

Дочь молча принесла флакончик, накапала двадцать капель в стопку и подала матери.

– Пей, симулянтка, скоро станет легче, – прокомментировала она свои действия.

После корвалола мама забыла про сердечный приступ и продолжила нравоучения.

– Лена, я все понимаю, симпатичный мальчик, воспитанный, самостоятельный, но он даже младше тебя, да и тебе только в следующем году будет восемнадцать лет. О каком замужестве может, идти речь? На какие шиши ты собираешься содержать семью. Вы оба еще учитесь.

Ох! О чем я вообще говорю?! Лена, а ты его то спросила? Он согласен взять тебя в жены? Мне кажется, у него и близко нет таких мыслей. Да ты сама подумай, он же встречается с этой Натальей Смолянской. Зачем ты ему нужна?

Девушка победно улыбнулась.

– Витя больше с ней встречаться не будет, я ему все рассказала о недостойном поведении его подруги.

Мать, широко раскрыв глаза, уставилась на дочь.

– Лена, ты с ума сошла! Разве так можно так поступать? Мальчику всего шестнадцать лет, вдруг он, что-нибудь с собой сделает от таких новостей?

Дочь пренебрежительно махнула рукой.

– Ничего он сделает, он её не любит, я это сразу поняла, когда начала рассказывать всю эту историю. И вообще, мама, мы завтра с ним идем на концерт Рихтера, поэтому мне надо приготовить платье, помнишь, то с шифоном и, пожалуйста, подшей поролон в белый кружевной бюстгальтер, чтобы лиф у платья хорошо сидел, у меня так аккуратно не получится.

– Леночка, ты же просила второй билет для Марины?

– Мама, на этот раз Марина обойдется. Как ты не понимаешь? Мне очень важно пойти на концерт именно с Витей.

Мать тяжко вздохнула.

– Ох, Лена, не выдержит мое сердце когда-нибудь твоих новостей. Надеюсь, после концерта вы с Витей не отправитесь снова к нему в гости?

– Мама, я уже взрослая. Не надо мне ставить условий и контролировать. Захочу и пойду, ничего ты со мной не сделаешь.

– Тогда сама и пришивай поролон к бюстгальтеру, раз такая самостоятельная.

Гордая и неподкупная девушка тут же превратилась в лису.

– Ну, мамочка, пожалуйста, ты же знаешь, у меня так не получится, ты же такая хорошая, добрая, – обнимая мать, начала шептать она.

– Ой, ладно, настырная ты моя, пришью, так и быть. Кстати, я тебя за фортепьяно сегодня еще не видела. Садись заниматься. – снова тяжко вздохнула Софья Ароновна, в мыслях вспоминая покойного мужа. Такой же был Иванов, пронырливый стервец.

Возвращаясь, я обнаружил, что погода начала налаживаться. Дождь моросить перестал, в тучах появились просветы, да и ветер слегка потеплел.

– Это радует, – подумал я. – Завтра с утра можно съездить за грибами. Хоть время не зря потрачу.

Вечером я в кои веки не слушал унылую музыку из радиоточки, а включил новый телевизор и смотрел вечернюю программу.

Смолянской звонить больше не тянуло. Лена Иванова на сто процентов выполнила свою задачу.

Утро, как и предполагал, было солнечным и теплым, собственно, как и положено в первых числах сентября.

Поэтому, с чистой совестью я отправился в лес по грибы. Во второй половине дня, уставший, как собака вернулся с полной корзиной. Пообедав, еще час чистил грибы, выкинув, как обычно, почти четверть принесенного добра в помойное ведро. Зато на кухне свободное пространство было занято протянутыми нитками с сушившимися на них грибами.

Когда закончил с этим делом, время подходило собираться на концерт.

– Повезло, Вовкин костюм забрал во время, – думал я, пытаясь разглядеть себя в зеркале. Несмотря на мутное стекло и небольшой размер в зеркале можно было понять, что вид у меня соответствует сегодняшнему концерту.

Подтянув узел галстука, и смахнув бархоткой, пыль с полуботинок, я был готов к походу.

Оказывается, у нас в городе хватало любителей классической музыки. По крайней мере, у меня раза три спросили лишний билетик, пока я дожидался Лену у входа в филармонию. Долго ждать не пришлось. Я издалека заметил её тоненькую фигурку, спешащую на встречу.

– А вот и я, – чуть запыхавшись, – сообщила она. – Долго ждешь?

Сегодня я первый раз увидел девушку в макияже. Все-таки краска и тени на лице здорово взрослят. Лена выглядела старше и красивее.

Мы прошли контролера у входных дверей и направились к гардеробу.

Мда, Иванова обстоятельно подошла к процессу моего охмурения, Собственно, на юге я обычно её наблюдал либо в купальнике, либо в простеньком сарафане. Но сейчас на ней было красивое платье из панбархата, отделанное шифоном. И если меня не обманывали глаза, у девушки появилась грудь, хотя еще вчера её и близко не наблюдалось.

Глядя на красивую спутницу, я впервые понял, что сейчас рядом со мной не мелкая девчонка, а вполне сформировавшаяся девушка, с которой не стыдно выйти на публике.

Ну, что могу сказать о музыке Рихтера, её было много, для меня особенно. Первые минут двадцать я искренне пытался проникнуться сочинениями Баха, но этого не случилось и я начал медленно уплывать в никуда. Поэтому вскоре в мой бок врезался острый локоток соседки.

– Витя, не спи, пожалуйста, – шепнула Лена. – Ты очень сопишь.

Кивнув, я попытался придти к жизни, но звуки, издаваемые роялем, обладали просто магнетическим свойством усыпления. Так, что до антракта я засыпал еще пару раз.

Зато в антракте стало ясно, для чего люди ходят на такие концерты. В зале и буфете, казалось, собрался весь бомонд города. Все общались друг с другом и заодно решали какие-то проблемы.

Первым я заметил директора медучилища с женой, с которым вежливо поздоровался. Затем увидел директора своей школы, которой тоже не преминул сказать, здравствуйте. Та автоматом ответила на приветствие, естественно, поняв, что поздоровался, всего лишь один из многих её учеников, но кто конкретно, неизвестно.

Своего начальника, Соломона Израилевича, я увидел в буфете, тот сидел с неизвестным мне человеком и что-то горячо ему втолковывал. Увидев меня с девушкой, он откровенно удивился, кивнул в ответ на мое приветствие и продолжил разговор с незнакомцем.

Но самая интересная встреча произошла в буфете, когда мы стояли в небольшой очереди. Неожиданно в буфет зашла знакомая пара: Наташа Смолянская с Васиным. Если бы не Ленка, Наташа, скорее всего, сделала вид, что мы незнакомы. Но, не тут то было.

– Ой! Наташа! Привет! Не знала, что ты любишь фортепьянную классику! – радостно воскликнула моя спутница. – А вот мы с Витей тоже решили послушать Рихтера.

Вроде бы ничего особенного Лена не произнесла. Но сколько было яда в этих словах, не передать. Вот, как женщины это делают? Всегда удивлялся. Наверно, в крови, по наследству передается.

Однако Наташу так просто не вывести из равновесия. Она немного свысока глянула на нас, поздоровалась и затем познакомила со своим кавалером, объяснив тому, что мы вместе были этим летом на Азовском море.

Васин мной не заинтересовался, зато Лену оглядел с головы до ног. В принципе, понятная реакция нормального мужика на молоденькую девушку, не меня же ему разглядывать.

– Витя, я тебе поражаюсь, – шептала Лена мне в ухо, пока мы пробирались к своим местам. – Как ты можешь быть таким спокойным? Неужели у тебя ничего не дрогнуло, когда ты разговаривал с этой мымрой. Она, не успела приехать с юга, а уже поменяла любовника. Какой кошмар! Приду домой, обязательно маме расскажу, каких фельдшеров она к себе в лагерь приглашает на лето.

Вторая часть концерта, наконец, подошла к концу, На этот раз я почти не спал, меня очень занимал вопрос, как Наташка объясняет свои художества Васину. Тот ведь далеко не дурак, в секретари райкомов и горкомов дураки-комсомольцы не попадают. Но, так и не пришел ни к какому выводу.

Лену после встречи со Смолянской было не узнать, она просто сияла от счастья. Сделал гадость – на сердце радость. И, наверно, поэтому трещала без умолку.

Пока мы дошли до её дома, пришлось выслушать всю короткую биографию студентки педучилища, узнать о её подругах и недругах.

В разговоре я нечаянно упомянул, что сегодня ходил в лес за грибами. И тут же пожалел об этом. Но было уже поздно. Пришлось обещать в следующие выходные взять девушку в лес.

Сдав её в заботливые мамины руки и отказавшись от вечернего чая, я отправился домой. По моим подсчетам завтра у нас с Коганом должна состояться беседа, в которой мы будем делить будущие доходы. Поэтому, следовало подумать и даже набросать тезисы своего монолога.

Понедельник день тяжелый, наверно поэтому, в ожидании беседы с Коганом настроение у меня было ни к чёрту.

После легкой разминки и кофе в голове несколько прояснело, и я отправился на работу. Утро стояло классное, бабье лето в полном разгаре, так, что черные мысли меня временно покинули.

Трудовой день начался практически так же, как в пятницу, я опять работал в ассистентской, в кампании уже знакомых дам, занимаясь навеской порошков.

Однако спустя какое-то время в лабораторию заглянула Анна Тимофеевна и сообщила, что меня срочно хочет видеть Соломон Израилевич.

– Началось, – подумал я и, оторвав свой зад от крутящейся табуретки, направился в кабинет заведующего.

– Ага, Виктор, добрый день, наконец-то, ты появился. Проходи, садись поближе ко мне, – приветствовал он меня.

Сам он сидел в своем кожаном кресле, опираясь руками на свою клюшку и, прищурившись, глядел на меня.

– Здравствуйте, Соломон Израилевич, – поздоровался я в свою очередь с начальством. – Что-то случилось?

– Ничего не случилось, но нам, Витя, надо серьезно поговорить. Ты взрослый парень и с тобой можно говорить прямо, без экивоков.

Сейчас мы знаем, что твой организм способен усиливать действие лекарственных препаратов. Возможно, у тебя есть еще способности, просто ты о них не догадываешься. К сожалению, мы вряд ли сможем понять механизм такого воздействия. Но нам это особо и не нужно.

Я вот что хочу сказать, эти способности с одной стороны могут принести приличную выгоду, но с другой стороны, они для тебя – беда. Понимаешь, о чём я?

– Понимаю, конечно, – буркнул я. – Запрут в какой-нибудь НИИ под замок и, буду там годами сидеть.

– Вот-вот, правильно понимаешь ситуацию, – согласился Соломон Израилевич. – Такой исход вполне вероятен. Но нам с тобой он совершенно не нужен. Поэтому предлагаю тебе такой вариант сотрудничества…

Следующие два часа мы с Коганом ожесточенно торговались. Но все-таки, в конце концов, пришли к соглашению.

Вспотевший провизор сейчас с уважением смотрел на меня. За время торга я поднял цену с предложенных мне стабильных ста рублей в месяц до тридцати процентов от проданных лекарств. Только, кто мне сообщит истинную цифру продаж, вот в чём вопрос?

– Виктор, если бы не знал в точности твою биографию, подумал бы что ты из наших, – сообщил Коган. – Кстати, был удивлен, заметив тебя на концерте Рихтера, никогда бы не подумал, что ты поклонник классической музыки. А твою девочку я где-то уже видел, но не могу припомнить.

Объяснять Когану, кто такая Лена Иванова, я не стал, притворился, что не понял его намека.

Закончив дележку будущих доходов, Соломон Израилевич повел меня знакомиться с новым рабочим местом. Небольшая комнатушка до этого служила, наверно, архивом, потому, что запах в ней стоял типичный для старых бумаг. Но сейчас бумаг на полках уже не было. На освободившемся пятачке стоял обшарпанный лабораторный стол и рядом с ним высокий несгораемый сейф.

– Понятно, что твои возможности далеко не безграничны, да и нет смысла для нас делать много лекарств, – повторно начал пояснять провизор свои мысли. – Работать будем только по заказам, так, что каждый день тебе здесь сидеть не придется.

– А как я буду объяснять коллегам, зачем торчу в этой кладовке? – спросил я.

Коган снисходительно улыбнулся.

– Ты, оказывается, не очень внимателен юный друг. Посмотри, что написано на двери.

Выглянув в пустынный коридор, я обнаружил, что на двери имеется скромная надпись «Учебная комната».

– Виктор Гребнев у нас один такой, студент-вечерник, вот мы тебе и организовали место для учебы, – пояснил Соломон Израилевич. – Можешь сюда принести свои учебники, конспекты и готовиться к занятиям. Не в ассистентской же тебе это делать.