Czytaj książkę: «Ты только вернись», strona 6
Впервые, за три дня, он был сыт…
19
– Саша!
Гулкий голос жены, с каждым разом слышался все яснее, пока вовсе не зазвенел в ушах. Все еще далеко, с первого этажа, с паузой в полминуты, раздражая сон, доносились до него звуки, издаваемые любимыми связками.
– Саша!
Наконец, он окончательно убедился, что зовут именно его, и сознание вырвалось из сна на свободу, словно вода из случайно опрокинутого кувшина. Разве что не вскрикнув, он резко поднял торс над кроватью, и оперся о матрац, поставив руки сзади спины. Тяжелое частое дыхание и аритмия напрочь лишили его желания снова прилечь, и забыться, хоть на пару минут. Лоб был весь в поту, да и бесконечно вздымающаяся грудь источала достаточное количество влаги, что, собираясь в крупные капли, буквально лилась маленьким ручейком вниз, к прессу. Отдышавшись через минуту, он заметил, что почти вся простыня и подушка под ним так же были мокрыми, и если раньше, в какой-нибудь свободный день, ему стоило просто перекатиться на место давно проснувшейся жены, то сейчас он этого себе позволить не мог – работа не ждет.
– Саша!
– Да, встаю я!
Нащупав в сумраке домашнюю одежду, он кое-как нацепил ее, влез в сандалии, еще не совсем уверенной походкой подошел к окну, и раздвинул шторы. Солнце со всей силой ударило в еще совсем сонные глазницы, мигом превратив те в узкие щелочки. Жара, обещанная еще вчера синоптиками, уже вовсю разминалась, совершенно ясно давая понять, что для одного из них сегодняшний бой будет весьма трудным. Дом он давно знал наизусть, и, все же, стал спускаться по лестнице, ведя рукой по стене, почти на ощупь, ослепленный яркими лучами света. Запах чего-то очень вкусного, что доносился с первого этажа, был так же его проводником.
Наконец, обогнув последний пролет, он увидел внизу жену. Та стояла у входа на лестницу, скрестив пальцы рук, прижатых к груди, и радостно, словно ребенок в предвкушении обещанного подарка, улыбалась, переминаясь с ноги на ногу.
– Привет, малыш!
– Доброе утро, любимая!
Он поцеловал ее зажатыми губами, дабы не делиться размножившимися за ночь бактериями во рту, и прошел в душевую. Из зеркала, что висело над умывальником, на него смотрело изображение весьма измученного человека – едва проснувшееся, с мешками под глазами, и сеткой морщин вокруг них, забитой застывшей слезной жидкостью, лицо напоминало высохший сухофрукт. По всей груди, яркими красными узорами, распластались шрамы-вмятины от долгого лежания в неподвижном положении на не совсем аккуратно натянутой простыне.
Умывшись, он снова посмотрел в зеркало, поправил смятые подушкой волосы, и, оценив отражение как удовлетворительное, вышел из душевой. Вдруг, впрочем, уже месяца три это не было для него неожиданностью, щиколотки коснулась маленькая шерстяная головка, и стала тереться о ногу, пока не обнаружила маленькую дырочку на штанах, что сделала еще вчера, во время совместного просмотра неинтересного ей фильма, и сейчас попыталась увеличить ее в размерах. Наклонился, и взял в руки.
– И тебе привет, Честер!
Поглаживая, он поднес котенка к груди, тот тут же принялся за шнурок капюшона домашней кофты, и был отправлен в заточение.
– Я его в душевой запер ненадолго, а то опять не даст нам спокойно выйти.
– Хорошо. Я тебе воды налила.
– Спасибо, малышка!
Пустой стакан опустился на кухонную панель, и оба, взяв по сигарете в прихожей, вышли в душное летнее утро.
Они сидели на крыльце, и, молча, втягивали в себя клубы ядовитого дыма. В то утро он, как всегда, был неразговорчив, как вдруг почувствовал некое волнение со стороны, сидящей на кошачьей будке, жены. Повернулся к ней, и, выпустив очередную затяжку на свободу, спросил:
– Малышка, что-то случилось?
– Да, я, вот, волнуюсь. Мне кажется, с тобой сегодня что-то нехорошее произойдет.
Брось ты, ничего не случится. Прос…
На секунду он запнулся, немного задумался, бросил окурок в пиалу, поднялся с корточек, и нежно взяв ее за милые щеки, на расстроенном лице, заявил:
– А, знаешь? Подождут. Я, пожалуй, на работу сегодня не поеду…
Послесловие
Лай собак уже давно утих – поздние пьяницы, каким-то непостижимым, только им известным образом, добрели до своих вонючих матрацев, и, будучи в полном беспамятстве, погрузились в тяжелый душный сон, напрочь лишенный сновидений. Словно по указке невидимого дирижера, положившего свою палочку на стойку, до следующего концерта, ночную оперу сменила звенящая тишина. И теперь, когда собаки, гремя ржавыми цепями, забрались в свои будки, вместе с колтунами сбившейся шерсти, свободной от блох, что еще не так давно чувствовали себя будто в бесплатном мотеле, тишина становилась полноправной хозяйкой ночного пространства, неба, воздуха. Звоном в ушах, она пронизала невидимую материю. Лишь изредка ее симфонию прерывал какой-нибудь большегруз, гремя где-то вдалеке, либо неладно сложенным чем-то, наспех закинутым в кузов, либо же, что чаще всего, всей своей нескладной конструкцией.
Завороженный звуками, он сидел на подоконнике, и смотрел, боясь хоть что-то пропустить. Закрытая створка окна, то и дело слегка посвистывала холодным ветерком, что пытался вероломно прорваться внутрь , сквозь прохудившийся уплотнитель, и заполнить собой помещение, но каждый раз натыкался на горячу батарею, и исчезал. В нижнем правом углу, с недавних пор, валялась на крылышках знакомая ему муха, к тому времени интерес к ней совсем сошел на нет. И все равно, он медленно подошел к ней, и аккуратно потрогал лапкой. От мухи никакой реакции не последовало, он даже успел немного расстроиться, как вдруг, с неба повалил первый, в его жизни, снег. Каждый белый комочек он старался сопроводить взглядом до земли, стоя на задних лапах, и, стуча об окно передними, видя как тот исчезает на асфальте, брался за следующий.
Солнце едва показалось на горизонте, и стало медленно, но верно, наполнять воздух светом. Скоро проснутся собаки, скоро зашумит далекое шоссе, скоро они прос…
Вдруг, он услышал знакомые звуки, со стороны лестницы. На миг он согнулся, потом распрямился, потягиваясь от удовольствия, проверил поочередно работоспособность когтей, вытягивая их, то на правой, то на левой лапе, и спрыгнул с подоконника, встречать проснувшихся Больших.