Глава 12
Вторник. Утром весь город утопал в холодном и густом тумане, но уже к обеду от него не осталось и следа. Во Владивосток наконец-то вернулось солнце после серых и дождливых дней. Люди шагали на работу по ещё сырому асфальту, который покрывали омерзительные, засохшие тельца дождевых червей. На зелёной траве блестела роса, солнечные лучи отражались от окон домов и куполов церквей, и казалось, что те холодные и пасмурные дни никогда больше не вернутся в этот солнечный город.
Кошкин сидел на лавочке около входа в учебный корпус. На часах половина пятого, консультация Марии должна была закончиться через десять минут. Он собирался проводить её до дома, а заодно узнать ответ на самый важный на тот момент для него вопрос. Кошкин прекрасно понимал, что Мария хочет идти с ним на свидание, но явно будет всячески отнекиваться до тех пор, пока он не убедит её согласиться.
Дмитрий то и дело посматривал на время. Вдруг он увидел её за стеклянными дверьми входа. Мария вышла на улицу. На ней была чёрная куртка и джинсы такого же цвета, на ногах кеды. Волосы были распущенны и аккуратно причёсаны, на губах ярко-красная помада. Она смущённо посмотрела на Кошкина, предвосхищая этот важный разговор, но затем постаралась изобразить на лице более счастливый вид, её взгляд стал более расслабленным, а на губах даже блеснула улыбка.
Долго вы сегодня, – сказал Кошкин.
Не все так же быстро сдают свои долги как вы, Дима, – ответила она.
Они пошли по привычному пути, в сторону дома Марии. Разговор их был непринуждённым, она рассказывала о том, как прошёл её день. Рассказывала о глупых студентах и о надоедливых коллегах с кафедры, не забывая интересоваться у Дмитрия о том, как день прошёл у него. Говорили о том, как провели выходные и ещё о всякой лишней ерунде в то время, как главная тема их разговора так и витала в воздухе, боясь слететь с языка. Они минули почти половину пути, и уже стало виднеться здание администрации города. Наконец, Кошкину это надоело, он понял, что Мария просто тянет время.
Мария Антоновна, – прервал он её рассказ о какой-то глупой подруге с кафедры. – Так что там насчёт завтрашнего дня?
А что с ним не так?
Вы знаете что! – это и вправду начинало ему надоедать, голос его стал очень серьёзным. – Мы идём завтра в кафе или нет?
Мария молчала. Взгляд её уставился на серый асфальт. Она шла, боясь взглянуть Кошкину в глаза. Они остановились возле трёхэтажного серого здания, чтобы покурить. У Марии не было сигарет, и Кошкин угостил её своей. Дмитрий скидывал пепел в клумбу с цветами и смотрел на её строгое и серьёзное лицо, но она продолжала упорно молчать.
Мария Антоновна… – сказал он с натянутой улыбкой.
Ну, вот зачем нам с вами идти в кафе, объясните мне? – перебила она. Её голос звучал серьёзно, на лице не было и следа радости, которая обычно украшала её в присутствии Кошкина.
А почему бы нам не сходить?
Это не ответ!
Ошибаетесь! Это как раз ответ, – он сделал глубокую затяжку и выдохнул серый дым. – Я хочу с вами сходить в кафе, и я уверен на сто процентов, что и вы хотите сходить со мной. Так почему бы нам это не сделать, если мы оба этого хотим?
Какая разница, что я хочу, а что нет? – она впервые за долгое время взглянула ему в глаза. – Вы понимаете, что у меня есть муж, и я не могу ходить со всеми подряд на свидание!
А я не говорю вам идти со всеми подряд, Мария Антоновна, – ответил Кошкин. – Я говорю вам пойти со мной. Ведь вы хотите сходить в кафе не с кем угодно и не с мужем, а именно со мной, так?
С чего вы взяли, что я с вами хочу куда-нибудь пойти?
Если бы не хотели, то этого разговора сейчас не было бы, – он старался говорить спокойно. – Так ответьте мне, вы хотите пойти со мной в кафе или нет?
Ну, а что с того, что я хочу? – сказала Мария.
А то, что имеет вес только ваше желание и ничего больше!
Они докурили, но продолжали стоять на том же месте. Мария смотрела ему в глаза. В этом взгляде читалось волнение и желание. Это была черта, перешагнув которую, она была уверена, ей уже не вернуться обратно. И дай он ей две недели или два месяца на раздумье, она бы всё равно не смогла так просто решиться на это. Мария смотрела Кошкину в его серые глаза и понимала, что не сможет ему отказать ни сейчас, ни потом. И каков бы не был её страх, но желание было сильнее.
– Я пойду с вами, – тихо сказала она, прикусив нижнюю губу. – Но я не знаю, что сказать мужу.
– Мы что-нибудь придумаем, – Кошкин говорил спокойно, но внутри него пылало торжество. Только что он выиграл ещё одну битву.
Ночью Дмитрий снова не мог заснуть, но теперь виной тому были не негативные мысли, а наоборот, самые волнующие. Он не мог дождаться завтрашнего дня. И даже сообщение «Мне нужно побыть с мужем» совсем не расстроило его. Теперь она принадлежала ему, всё остальное лишь вопрос времени. Одни мысли сменяли другие. Он думал тем, во что завтра оденется Мария. Завтра будет тёплый день, а значит, на ней будет, скорее всего, какое-нибудь лёгкое платье. И, конечно же, её распущенные волосы. Думал о том, что в этот раз не упустит возможность её поцеловать. Мысли о поцелуе заставляли его сердце биться ещё сильнее. И снова он вспомнил тот дождливый день и Марию. Её одежда вся промокла, и она стояла так близко к нему. Он укутался в одеяло и во втором часу ночи всё-таки смог заснуть.
Мария же была сама не своя, она боялась даже взглянуть в глаза мужу. «Он обо всём догадывается», – вертелась навязчивая мысль у неё в голове. И точно что-то изменилось в поведении Юрия, тот весь вечер не отходил и на шаг от Марии. Всё время пытался шутить, и вообще был в весьма приподнятом настроении. Впервые за долгое время он интересовался о том, как прошёл день у его жены и сам с жаром рассказывал обо всём, что приключилось с ним за сегодня.
Завтра я встречусь с подругой в кафе, – сказала Мария, пряча глаза, когда они вышли покурить на балкон.
Да? Что за подруга? – спросил Юрий. И снова волнение нахлынуло на Марию. «Он знает! Он что-то знает», – думала она. Но Юрий не мог знать об этом. И, быть может, обращай он внимание на свою жену так же часто, как в тот день, то он заметил бы, что с каждым днём Мария становится всё более и более замкнутой в его компании.
Подруга с работы. Лена, я тебе про неё рассказывала, – ответила она. – Я ненадолго.
Хорошо, – спокойно ответил Юрий, затем подошёл совсем близко к ней и поцеловал её так, как давно уже не целовал.
Слёзы выступили на её глазах, и она поспешила отвернуться. Марии было неуютно находится дома. Каждый раз она вставляла ключ в дверной замок своей квартиры с навалившейся грустью. Ей хотелось, чтобы вечера проходили как можно быстрее, чтобы поскорей сбежать на работу. И даже во время этого поцелуя, она думала о Дмитрии.
Утро следующего дня протекало ужасно медленно. Дмитрий и Мария должны были встретиться у кафе в три часа дня. Кафе выбирала Мария, оно находилось чуть в стороне от центра города, в действительно неприметном месте. И пусть Юрий в это время должен был находиться на другом конце города, но волнение не отпускало Марию ни на секунду.
Был жаркий июньский день, что редко встречается в этом городе. Ровно в три часа дня Кошкин курил возле входа в красиво обставленное кафе. На улице стояли деревянные беседки белого цвета, а само кафе было в два этажа высотой. Стенки первого этажа были стеклянными, а потому Кошкин мог видеть нескольких официанток в бордово-коричневых фартуках, обслуживающих несколько занятых столиков. В правом углу кафе находился бар. За барной стойкой молодой бармен о чем-то весело общался с симпатичной официанткой. А в левом углу можно было видеть деревянную лакированную лестницу, ведущую на второй этаж.
«Я скоро подойду», – прочитал Кошкин сообщение от Марии. Он зашёл внутрь и поднялся на второй этаж. Кафе было весьма уютным, он минул весь этаж и сел за один из крайних столиков, которые были отделены от остальных фиолетовой шторой.
Будете что-нибудь заказывать? – спросила у него рыжеволосая официантка примерно его возраста.
Позже, – добродушно ответил он. – Я жду подругу.
Спустя минут десять он услышал цоканье знакомых каблуков по деревянной лестнице. И вот к его столику подошла она. Мария, как он и думал, надела в этот день лёгкое тёмно-синее платье в белый горошек, которое едва доходило ей до колен. И в этот момент он не мог поверить своему счастью. Она пришла. Не смотря ни на что, она всё-таки пришла.
Здравствуйте, – сказал Кошкин.
Здравствуйте, Дима, – ответила она. Мария села напротив него, на лице у неё застыла смущённая улыбка. Их «здравствуйте» теперь звучало странно, слишком уж были сильны устоявшиеся правила студенческо-преподавательских отношений, в то время как их отношения уже давно вышли за эти рамки. Они оба это почувствовали, а потому Кошкин в первую очередь начал настаивать на том, чтобы наконец-то перейти на «ты». И, на его удивление, в этот раз Мария не смогла долго ему сопротивляться.
Я буду называть тебя Маша, – смеялся Кошкин.
Ну, вот ещё чего! – ответила Мария. – А я теперь специально буду стараться местоимения не употреблять.
Несколько раз они путались и называли друг друга на «вы», но Кошкин старался произвести впечатление, что ему это вовсе не доставляет дискомфорта. И то ли, чтобы позлить Марию, то ли просто так, он старался чаще делать акцент именно на её имя «Маша».
Ты понимаешь, что ради тебя мне пришлось наврать мужу? – сказала она.
Правда? А я думал, он тебя отпустил.
Их свидание проходило отлично. Кошкин заказал себе его любимую пасту карбонара, а Мария уверяла его, что ей хватит и лёгкого салата, но Дмитрий смог уговорить её заказать стаканчик мороженого. Они разговорились, она рассказывала какие-то истории про своих подруг и студентов, а он по большей части отпускал шутки. Марии нравилось это свидание. Волнение в груди почти пропало, и её больше не преследовала навязчивая идея случайно наткнуться на Юрия.
Как ты думаешь, я поступила правильно, что пришла сюда? – спросила Мария.
Ну, ты нашла, у кого спросить, – улыбнулся Кошкин. – Но если хочешь знать моё мнение, то да. Ты поступила правильно.
Почему?
Потому что поступила так, как хотела сама.
Ну, мало ли, чего я хочу, – повторила она эту фразу.
Кошкин посмотрел на неё, и снова подумал, как же она прекрасна. Он не мог поверить своему счастью.
Очень глупая фраза, на мой взгляд, – ответил он. – Именно то и важно, чего хочешь ты. И если бы люди почаще делали то, чего хотят, то быть может и жили гораздо счастливее.
А что если кто-нибудь, например, хочет убивать людей?
Ну, так можно любую идею испортить, – сказал Кошкин. – Но всегда нужно помнить об ответственности, которая ходит рука об руку со свободой.
А обманывать мужа тоже правильно?
Конечно, нет. Но ты же про другое спросила, а мужа обманывать я тебя не заставлял.
Их прервала официантка. Она принесла два стаканчика мороженого и забрала грязные тарелки. Мария съела ложечку своего мороженного и сразу начала просить Кошкина угостить её своим.
Ты любишь мужа? – спросил он.
Конечно, люблю!
А если любишь, то почему сейчас я угощаю тебя мороженым, а не он?
Она не ответила, но Кошкин был рад произведённым эффектом.
Так значит, ты считаешь, что человеку дозволено делать всё, чего он только захочет? – наконец прервала она тишину.
Конечно! Если это не мешает свободе других людей. И всегда нужно помнить об ответственности за свободу.
Мне кажется, или люди не способны жить по таким правилам? – улыбнулась она.
В большинстве своём, да, – ответил Кошкин.
А ты считаешь, что ты можешь?
Он на секунду задумался:
Думаю, да, могу. Это на самом деле только кажется чем-то очень тяжёлым. Главное бесконечно проводить самоанализ. Если будешь тренироваться, то рано или поздно научишься быть свободным.
И сейчас ты смог достичь своей цели? Ты свободен?
Даже не знаю, – Кошкин посмотрел на стаканчик с мороженным. – Наверное, ещё нет. Но я знаю путь, по которому надо следовать, а это уже хорошо!
А ты не боишься, что дойдя до «цели», ты вдруг поймёшь, что не готов к такой жизни?
Я уверен, что готов.
Дима, – она посмотрела ему в глаза и улыбнулась, – какой же ты идеалист!
Как будто это что-то плохое!
Говоришь, как подросток, – вдруг она подумал, что могла обидеть его, но Кошкин не смутился.
Он замолчал на несколько секунд, затем ответил:
А мне в этом плане подростки как раз нравятся.
Почему?
Потому что именно они больше всех стремятся к свободе. Да, они ещё слишком глупы и не могут грамотно отнестись к этому своему бунтарскому духу, от этого и страдают максимализмом, но главное то, что это бунтарство против конформизма в них живёт. Это те люди, у которых есть мечты и идеалы, которым они хотят следовать, несмотря ни на что. И как же на это им отвечает старшее поколение? «Ты просто ещё мал, – говорят они, – подрастёшь и поймёшь, что к чему». А я слышу вместо этого: «Подрастёшь и станешь таким же роботом, как и мы, без мечты и стремлений». Всё сводится к тому, что люди убивают друг в друге жизнь, и это считается правильным. Подросткам говорят, что твои стремления изменить мир – это временная болезнь, которая пройдёт к тридцати годам. И тогда ты обзаведёшься семьёй и будешь радоваться бутылке пива, купленной по акции. Знаешь, если всё так, то, пожалуй, я не хочу, чтобы мне исполнялось тридцать. Но только сам человек решает, убивать в себе ребёнка или сопротивляться. Я думаю, что человек обречён на свободу. И даже в нашем мире люди действительно всегда остаются свободными, проблема только в том, что они боятся этой свободы, а точнее той ответственности, которая с ней неразлучна. А так как свободы не бывает без ответственности, то люди спешат избавиться от неё. Для них свобода – это бремя, а вовсе не дар. А всё потому, что они не умеют её правильно применить, и следуют советам людей, смысл жизни которых – мешать жить лучшим из нас.
Мария подождала, пока Кошкин закончит. Затем произнесла:
Люди говорят это подросткам скорее не с целью сломить их бунтарский дух, как ты считаешь. Мне кажется, они это говорят, потому что, столкнувшись с настоящими жизненными проблемами, они понимают, что невозможно подобрать какую-то идеальную формулу к тому, как прожить эту жизнь.
Так все эти «жизненные проблемы» исходят от самих людей, – парировал Кошкин.
Я не спорю с тобой, что всё это придумано самими людьми. Конечно, я понимаю, что все эти системы и правила только у нас самих в голове, но, наверное, без них просто не может существовать человек. Это против его природы. Возможно, твоя идея применима для какого-то определённого человека – например, для тебя самого – и для определённой жизненной ситуации. Но жизнь людей в целом ты не изменишь.
Да плевал я на людей, – ответил Кошкин. – Достаточно изменить себя.
Но так ты не изменишь мир!
Ошибаешься. Мир таков, каким мы его воспринимаем. Достаточно изменить восприятие, и весь мир вокруг тебя измениться. А мне жить своей, а не чьей-то чужой жизнью.
Ладно, давай не будем раздувать дебаты из нашего первого свидания. Скажу только, что идеалисты как раз чаще всего падают под тяжестью своих собственных идеалов.
Так значит, у нас всё-таки первое свидание? – засмеялся Кошкин.
Ты неисправим, Дима, – улыбнулась она.
Просто ты только что упала под тяжестью своих идеалов, –продолжал он.
Они сменили тему и продолжали разговаривать тогда, как их мороженное уже давно растаяло и превратилось скорее в холодную кашу. В общем, в кафе они провели не более полутора часа, когда Марии на телефон пришло сообщение от Юрия, и они поспешили собираться по домам. Кошкин должен был проводить Марию до дома и решил, что обязательно должен поцеловать её перед тем, как проститься. В целом, Кошкин считал, что свидание удалось, Мария явно была довольна. По пути домой он старался избежать своих философских размышлений, а вместо этого побольше шутить, чтобы это свидание оставалось у неё в памяти чем-то скорее весёлым, чем серьёзным. Ему это удалось, Мария была в прекрасном настроении, много смеялась и сама старалась шутить. Вот они уже идут по улице Комарова, а там дальше Покровский парк – здесь они обычно прощались друг с другом. Они спустились в тёмный подземный переход. Там пахло табаком и ещё чем-то зловонным. На середине перехода расположилась цыганская семья из матери, девочки лет шести и младенца. Девочка бегала по переходу назад и вперёд, но как только наткнулась на Марию и Дмитрия, испуганно уставилась на них своими неестественно чёрными глазами и побежала к матери.
Они вышли из холодного перехода на тёплую улицу и остановились. Мария стояла рядом с ним почти так же близко, как и неделю назад. Дмитрий смотрел ей в глаза: как же она была красива в эти мгновения. Следы смущения пропали с её лица, и на смену им пришло счастье. Она улыбалась, и было понятно, что она явно не хотела расставаться сейчас. Кошкин сделал шаг вперёд и коснулся её руки, затем прижал к себе, ища её губы, но вдруг почувствовал, как её рука выскользнула и очутилась у него на груди. Она несильно оттолкнула его от себя и закричала:
Вот только не надо!
И тут всё очарование прошедших часов в одночасье рухнуло. Кошкин с недоумением смотрел на неё, улыбка больше не украшала её лицо.
Ладно, – сказал он. – Извините… – он снова обратился к ней на «вы».
Неловкое молчание. Они смотрели друг на друга, он расстроенно, она с какой-то злобой. Кошкин попрощался, и больше не проронив ни слова, отправился в сторону своего дома. Мария осталась стоять в одиночестве.
Глава 13
Утром следующего дня Мария вышла из аудитории и направилась в сторону кафедры, неся магнитофон в одной руке и тяжёлые учебники в другой. В коридоре университета было шумно. Студенты толпились возле дверей, и их голоса сливались в общий гул, так что было невозможно разобрать ни единого слова. Двое студентов, шутя, толкали друг друга, и один из них чуть не налетел на Марию. Она прижала голову к плечам, походя в этот момент на маленькую мышку, боясь выронить из рук учебники.
Извини, не заметил, – сказал студент. Незнакомые студенты часто обращались к ней на «ты», так как своей внешностью Мария больше была похожа на студентку второго курса, чем на преподавателя.
Она аккуратно пробежала мимо остальной толпы и была необычайно рада увидеть заветные двери кафедры английского языка. Она остановилась, пытаясь переложить магнитофон в руку с учебниками, как вдруг прямо за её спиной раздался голос:
Помочь? – Мария чуть не закричала от неожиданности. Она повернулась, в полуметре от неё стоял Кошкин.
Я справлюсь, спасибо, – сказала она шёпотом.
Я хочу с тобой поговорить, – сказал он.
Давай. Я сейчас собираюсь пойти курить, – она зачем-то продолжала говорить шёпотом. – Там сможем поговорить.
Он ответил, что будет ждать её на улице. После вчерашнего свидания Кошкин чувствовал себя просто ужасно. Его преследовало чувство стыда, он ничего не писал Марии вечером и лишь утром решил обсудить с ней их запутанные отношения. Он ждал её на лавочке, напротив входа в учебный корпус. И, как обычно, ещё издали завидел её фигуру через стеклянные входные двери университета. День был тёплым, но всё время веяло какой-то сыростью, небо посерело, моросило. Мария открыла стеклянные двери, и лица её коснулись прохладные капли и тёплый ветер.
Пошли курить, – она наградила его нежной улыбкой.
Кошкин отметил, что она вовсе не сердится на него и даже, вроде как, стала ему немного ближе.
Послушай, – начал он, когда они дошли до курилки, – прости меня за вчерашнее. Испортил нам свидание.
Ничего ты не испортил, глупый, – ответила она. – Мне всё очень понравилось.
Они закурили, стоя возле наклеенного белого значка с изображённой на нём дымящейся сигареты. Рядом стояла чёрная урна, наполовину заполненная окурками, но гораздо больше окурков валялись на асфальте вокруг неё. Несколько секунд они курили в полном молчании. Кошкин нервничал, готовясь сказать Марии нечто важное.
Это всё, о чём ты хотел поговорить? – Мария нарушила молчание.
Не всё, – он собрался с силами, подбирая все слова, которые хотел сегодня ей высказать. – Послушай, наши отношения с тобой бегут впереди наших слов, и, пожалуй, пришла пора нам обсудить это. Маша, – он посмотрел в её голубые глаза, – я думаю, ты и так понимаешь, что всё происходящее между нами – не просто так. Пойми, последние месяцы я только и живу мыслями о тебе. С той самой нашей встречи на набережной я понял, что с каждым днём всё больше и больше влюбляюсь в тебя. И да, я знаю, что у тебя есть муж и, быть может… – он запнулся, но после короткой паузы продолжил, – быть может, ты действительно его любишь, и все эти наши отношения были для тебя менее серьёзными, чем для меня. Но, если честно, то я думаю, что всё это неправда! И ты вовсе не любишь своего мужа, и не любишь уже давно. Ведь иначе ты бы мне и шанса не дала завести с тобой такие отношения. Ты бы не стала его обманывать и придумывать дурацкие встречи с подругами…
Мария молча смотрела в сторону, пряча глаза от Кошкина. В руке тлела сигарета. Она лишь изредка подносила её к губам.
Маша, я люблю тебя… – сказал он, и голос его дрогнул. – Я не знаю, что ты будешь делать, но, как я и говорил, важно лишь то, чего хочешь именно ты. Так что я приму любой твой ответ. Для меня важно, что я высказался и, в любом случае, мне теперь легче.
Но она продолжала молчать, не двигаясь с места.
Ты ответишь мне? – спросил Кошкин.
Нет, не отвечу! – пробубнила она, продолжая смотреть на асфальт.
Что значит, не ответишь? – рассмеялся Кошкин. – Я же сказал, что буду уважать любое твоё…
Ты знаешь, что в понедельник у тебя экзамен по английскому? – неожиданно спросила она.
Эм – м… – протянул Кошкин. – Знаю… конец семестра же.
Вот! – подхватила она. – И мне ещё с вашей группой две пары провести, а потом ты мне ещё экзамен сдавать будешь!
И что?
Она, наконец, посмотрела ему в глаза.
А то, что я и так смущаюсь, когда ты сидишь на моих занятиях! Вот сдашь экзамен, и я тебе отвечу!
Так вот в чём дело? – заулыбался Кошкин. – Нет, так не пойдёт! Мне почти неделю ждать.
Вот потерпи!
Они выкинули окурки в урну и пошли в сторону учебного корпуса. Кошкин согласился подождать до экзамена, раз ей так хочется.
У тебя экзамены на носу, а у тебя одни девки на уме! – улыбалась она.
Всего одна девка, – ответил Кошкин. – А если я сдам экзамен, ты меня поцелуешь?
Вот сдашь, и поцелую! – смущённо ответила Мария.
Они продолжали общаться, как и раньше. Кошкин так же разговаривал с ней в свободное время, так же переписывался с ней по вечерам и провожал её до дома по всё тому же, уже изученному вдоль и поперёк, маршруту. На занятиях они старались вести себя, как обычно, никто из группы даже не догадывались об их отношениях. Лишь один парень однажды сказал Кошкину, что Мария Антоновна как-то «по-особенному» на него смотрит. Но так и не смог доступно объяснить, как это «по-особенному». Кроме того, Мария настояла на том, что ему нужно обязательно подготовиться к экзамену, поэтому, примерно один час в день они уделяли учёбе. В такие моменты, когда Мария сидела так близко к нему, желание овладеть ей снова возрастало до предела. Он мог касаться её, смотреть на её губы, чувствовать запах её волос. Но Кошкин не поднимал больше темы насчёт их отношений, он и так понял, что Мария испытывает к нему такие же чувства, как и он к ней, или, возможно, даже более сильные. Разница лишь в том, что Мария боялась произнести это вслух, ведь пока это не сказано, можно считать, что этого нет. Глупо, но Марию это успокаивало, а Кошкин вовсе не хотел её нагромождать, зная на каком распутье она сейчас находится. При встречах он много шутил, но теперь он стал гораздо смелее и даже позволял себе двусмысленные фразы, намекающие на комичность их отношений. «В понедельник, когда ты поцелуешь меня и скажешь, что любишь…», – часто повторял он. Кошкин просто обожал эту фразу.
Мария не могла перестать думать о нём, но в тоже время ей было страшно стыдно за то, что она делает. Она редко смотрела в глаза мужу и старалась с ним почти не общаться. Неизвестно, бросались ли эти изменения её поведения в глаза Юрию, или он просто старался делать вид, что ничего не замечает. Марии было тяжело и невыносимо думать о том, что она делает, а потому она взяла на себя пассивную роль и просто плыла по течению. Поэтому главная роль в этих нелёгких отношениях досталась Кошкину, с чем он, впрочем, не особо хотел соглашаться. Ведь это не клеилось с его философией. Он хотел лишь одного, чтобы Мария сделала свой выбор, учитывая все последствия. И, правда, он бы ни за что не продолжил бы навязываться в любовники Марии, скажи она ему простое «нет». Однако желание Марии сражалось с её чувством вины. И пусть желание было сильнее, но сама Мария всеми силами старалась не обращать на него внимание. Отсюда у Кошкина и стало возникать неприятное чувство, что ему больше всех надо.
Наступил понедельник. Вся группа толпилась возле кабинета английского языка, который находился на четвёртом этаже учебного корпуса. Кошкин все выходные готовился к экзамену, и мыслей, что он его не сдаст, у него не возникало вовсе. Мария сидела в аудитории за преподавательским столом вместе с пожилой коллегой с кафедры. Кошкин решил, что пойдёт сдавать экзамен самым последним, чтобы в итоге оказаться наедине с Марией. Так и вышло. Он выждал около двух часов, пока не опросили всех его одногруппников. В конце экзамена, в кабинете остался лишь он, Мария и эта старая преподавательница.
Машенька, будь добра, прими этого последнего студента. Уж очень тут душно, – сказала преподавательница.
Конечно, Елена Валерьевна, – ответила Мария.
Елена Валерьевна собрала свои вещи в сумку и поспешила удалиться из кабинета. Дмитрий и Мария снова остались наедине.
Ну, иди сдавать, – улыбаясь, сказала она.
Кошкин сдал экзамен за считанные минуты. Мария спрашивала то же самое, к чему его сама и готовила.
Проводишь меня до дома сегодня? – спросила она его, когда они закончили.
Я сдал экзамен, – ответил Кошкин. – Мне полагается твой поцелуй.
Вот ещё! – сказала Мария.
Ты обещала!
Я тебя обманула.
Она сложила тетрадки и учебники в сумку и хотела выйти из аудитории, но Кошкин преградил собой дверь.
Дима, ну что вы делаете?
Я тебя никуда не выпущу!
Мария встала напротив него и попыталась его оттолкнуть, но Дмитрий не поддавался. Она смущённо посмотрела ему в глаза.
Не выпустишь меня?
Выпущу, – ответил он. – Как только поцелуешь.
Вот ещё! – воскликнула она. – Буду я ещё со своими студентами целоваться после экзаменов.
Тогда останемся здесь!
Мария смотрела на него снизу вверх, пряча смущённую улыбку. В конце концов она сдалась. Мария встала на носочки и, чмокнув его в губы, мышкой отпрыгнула на шаг назад.
Так не считается! – закричал Кошкин.
Почему это не считается? – улыбаясь, сказала Мария.
Это не настоящий поцелуй!
Самый настоящий! А тебе какой нужен?
Кошкин молча шагнул к ней. Он обхватил её обеими руками и почувствовал, как лёгкая дрожь пробежала по его телу. Он чувствовал её в своих руках, заглянул в её голубые глаза. Зрачки Марии были едва расширены, затем его взгляд скользнул на её соблазнительные губы, те были чуть приоткрыты. И тогда он поцеловал её так, как никого ещё в своей жизни своей никого не целовал. Её губы скользили по его губам, он закрыл глаза и почувствовал, как её руки обхватили его шею. Он не знал, как долго длился их поцелуй. В этот момент время как будто застыло, и не существовало ничего во всей вселенной, кроме этого поцелуя. Он хотел раствориться в этом мгновении и никогда не возвращаться обратно. Была только Мария и этот поцелуй…
Ты меня любишь? – спросил он, прижимая Марию к себе.
А ты как думаешь, дурак ты мой? – сказала она. – Конечно, я люблю тебя.
Он прижал её к себе сильнее и поцеловал ещё раз.
Пошли гулять, – вдруг сказал Кошкин.
Что? – улыбнулась она. – Куда мы пойдём гулять?
А какая разница?
Мария на секунду о чём-то задумалась.
Давай встретимся на улице минут через сорок пять? Я должна сходить на заседание кафедры.
Он согласился. Кошкин был необычайно горд собой. Наяву происходило то, о чём ещё недавно он мог только мечтать. Она любит его! Она сама это сказала! В тот момент, казалось, что ничего во всём мире не могло испортить этот день. За сорок пять минут он выкурил три сигареты, но волнение не собиралось покидать его тело. Время шло непозволительно медленно, и он не мог дождаться, когда они снова увидятся.
Мария немного задержалась, но Кошкин оставил это без внимания. Когда они встретились, её настроение оказалось полностью противоположным его. Лицо Марии было серьёзным, глаза потеряли ту игривость, которая украшала их после поцелуя. Мария старалась не смотреть на Кошкина, её немного грустный взгляд уставился куда-то под ноги. Она была неразговорчива. Они курили рядом с чёрным забором, отделяющим территорию университета. На улице стало немного теплее, и через серые тучи стали пробиваться редкие солнечные лучи.
Чего такая серьёзная? – весело спросил Кошкин.
Ничего, – ответила она. – Думаю…
Улыбка исчезла с лица Дмитрия.
И о чём думаешь?
О том, что нам больше нельзя с тобой видеться! – резко проговорила она.
Это ещё почему?
А тебе не приходит в голову, что это неправильно?
Нет, – сухо ответил он. – Я думаю, что у нас с тобой может всё получиться. А ты хочешь перестать видеться, несмотря на то, что мы любим друг друга?
Да, – продолжала она. – Со временем наши чувства утихнут, и мы снова заживём обычной жизнью.
Кошкин посмотрел на неё.
А ты хочешь, чтобы они утихли?
Не знаю, – усталая гримаса застыла на её прекрасном лице.
Знаешь, что думаю я? – сказал Кошкин. – Я думаю, что нам с тобой нужно видеться, как можно больше. А вот с кем перестать – так это с мужем, которого ты уже не любишь. Поверь, только делая то, что действительно хочешь, ты будешь счастливой.
А последствия? – спросила она. – Ты же сам мне говорил, что свобода идёт рука об руку с ответственностью!
Вот ты и подумай и взвесь ответственность за тот или иной выбор.
Серый дым вырывался на свободу из лёгких, тут же растворяясь в воздухе. Кошкин стоял напротив Марии, она продолжала смотреть под ноги на мокрый асфальт. Дмитрий облизнул горькие от табака губы. Мария выбросила сигарету и продолжала молчать. Мимо проносились шумные машины, где-то одиноко и безучастно подняла крик чёрная ворона. Кошкин устал ждать неизвестно чего и подошёл ближе к Марии. Она подняла голову на его шаги и заглянула ему в глаза. Дмитрий никогда не забудет этот взгляд. Такой покорный и, если можно так выразиться, преданный. Она вовсе не хотела переставать с ним видеться. Скорее она предложила такой вариант для него самого, но в душе желала лишь того, чтобы Дмитрий не отступал от своих планов. Он обхватил её руками, прижал к себе и поцеловал ещё слаще, чем в тот первый раз. В такие моменты чувство времени совсем пропадало из их поля зрения. Он чувствовал вкус её губ и тепло этих нежных рук. Мария оставила следы алой помады на его губах, и больше никогда не поднимала вопрос о том, чтобы перестать видеться.